О яблонях и яблочках

      Кроули до последнего отказывался верить в произошедшее.       Оправившись от первичного шока и с явной неохотой отлепившись от Азирафеля, демон, промямлив что-то подозрительно похожее на «мне нужно побыть одному», пулей вылетел из книжного магазина. Ангел проводил его крайне обеспокоенным взглядом и даже порывался пойти догнать, но решительно, но мягко схватившая его за руку Анафема молча покачала головой. — Боюсь, ему действительно надо побыть одному, — вздохнув, сказала девушка, и ангел бездумно кивнул, возвращаясь на своё место и пытаясь сконцентрироваться на книге.       Внимание, однако, то и дело ускользало с печатных строчек обратно к Кроули, и Азирафель в конце концов сдался, хватаясь за голову и пропуская сквозь пальцы светлые кудряшки. — Я так понимаю, и для таких, как вы, всё это ненормально? — осторожно поинтересовалась Анафема, с трудом скрывая своё любопытство. — Что значит «и для таких, как вы»? Разве людям не свойственно воспроизводить потомство? — явно не подумав, ляпнул Азирафель, который чувствовал себя так, будто его огрели пыльным мешком по голове. Анафема рядом тихо хихикнула. — Свойственно, но у нас этим обычно занимаются женщины, — она беззлобно фыркнула. — Как-то рождение детей не мужское дело, знаете ли. — Чисто с технической точки зрения нас сложно назвать мужчинами в полном смысле этого гендерного определения, — всё ещё не совсем отдавая отчёт своим словам, отрешённо отозвался Азирафель. Мысленно он явно пребывал где-то далеко от своего тела, отчего произносил слова скорее просто по инерции, чем действительно вдумываясь в них.       Он вдруг крупно вздрогнул и уже более осмысленно посмотрел перед собой. И тут же убито простонал. — Ребёнок, — протянул ангел, а потом посмотрел на Анафему таким встревоженным, напуганным взглядом, что можно было подумать, будто Азирафель не о пополнении собственного семейства узнал, а как минимум о летящей на Лондон ядерной бомбе. — А что если мы станем для него плохими родителями?! — он решил, что раз сгорел сарай, то пусть горит и хата, и огорошил девушку этим полувопросом-полувосклицанием. — Да вряд ли, вы же ангел… — не то чтобы Анафема сама верила в свои слова (особенно после событий не случившегося Армагеддона), но ангелу рядом с ней действительно необходимо было утешение. Азирафель снова убито опустил голову в руки. — Ты не понимаешь, — отчаянно почти всхлипнул он. — Это абсолютный нонсенс! Самое настоящее чудо! За всю историю существования таких, как мы, ни разу не случалось ничего подобного ни среди ангелов, ни среди демонов! И уж тем более среди ангелов и демонов! — взволнованность, растерянность, робкая радость и счастье, неверие — эмоции сменяли друг друга на лице Азирафеля со скоростью света. — Мы так долго шли друг к другу, — мучительно скривившись, продолжил он. — Я и предположить не мог… А если Кроули не хочет? А если что-то пойдёт не так? Это же такая ответственность! И… — И это венец вашей любви, — мягко накрыв руку встревоженного ангела своей, прервала его поток сознания Анафема. Она откуда-то точно знала, что должна говорить, а потому решительно продолжила: — Ваши отношения сами по себе нонсенс. И то, что они в итоге воплотились таким образом, это… нормально? У людей, по крайней мере, так всё и происходит, — она с сомнением нахмурилась и решила не добавлять часть про некоторые не самые приятные исключения из этой романтичной концепции. — Боже, — Азирафель всё-таки всхлипнул от нахлынувших чувств. — Я и мечтать о таком не мог… Но я совершенно не знаю, что делать! — ангел, округлив глаза словно сова, посмотрел на Анафему. — У вас магазин, полный книжек, — она усмехнулась и тут же скептично добавила: — Хотя в таком деликатном вопросе я бы посоветовала подыскать литературу посовременней, — ангел просиял от её слов.       Если что действительно и могло выручить его в любой ситуации, так это были книги.       Кроули, в отличие от своего возлюбленного ангела, подобным энтузиазмом отнюдь не пылал. Он был в апатии, в равнодушном непринятии, в отчуждённости.       Он был в ужасе.       Дети были последним пунктом в его взаимоотношениях с ангелом. Он был точно уверен, что сущности, вроде них, не могут давать потомство, а даже если бы Азирафель и захотел когда-нибудь озаботиться этим вопросом, то, Кроули был всё также уверен, он целиком и полностью взял бы его исследование на себя. И проблему… вынашивания, если бы она возникла, ангел тоже решил бы сам.       Бог, словно в очередной раз издеваясь над ним, сделала всё наоборот.       Кроули с трудом подавил в себе желание взвыть.       Ну какой, ну вот какой из него родитель?! Он демон, демон! Он развращает, убивает, сеет смуту и ложь, хаос и разрушение — разве может тот, кто несёт за собой лишь тьму, так непосредственно принимать участие в чём-то настолько светлом и, прости Господи, невинном? Вскармливать в своём чреве новую жизнь, защищать её и оберегать, словно хрупкий росток, которому только предстоит стать могучим деревом? И в конце концов дать ей появиться на свет, провести сквозь все сложности и неровности жизни и воспитать из маленького несмышлёного детёныша… кого? Человека? Ангела? Демона?       Кроули почувствовал, как глаза нестерпимо защипало от накативших слёз. — О, нет! Нет-нет-нет! — сорвав с себя очки и возведя очи к потолку, пытаясь задавить стремление проклятой влаги выплеснуться наружу, пробормотал он. — Этого мне только не хватало! — пара слезин всё-таки сорвалась с ресниц и быстро скатилась по худым щекам, и демону пришлось приложить немалые усилия, чтобы сдержать внутри порыв разрыдаться в голос.       Он и сам толком не понимал, почему его организм решил отреагировать так радикально. Ну да, внутри была растерянность и даже какая-то безысходность, пустота и апатия и совершенное незнание, что делать. А ещё там был страх, всепоглощающий, накрывающий чёрной тучей, смешивающий в себе все многочисленные страхи Кроули, о которых он, вообще-то, до сегодняшнего дня даже не подозревал.       Что, если он не справится? Что, если он не оправдает возложенные на него надежды? Что, если он не сможет? Что, если Азирафель вовсе не хотел… чтобы в их отношениях появился кто-то третий? Что, если его ангел теперь окончательно порвёт с ним, бросит его? Ведь, объективно, какое дитя может привести в этот мир демон, проклятое и отвергнутое всеми существо, внутри которого лишь тьма ненасытной бездны и чёрная гниль, пожирающая весь свет и всё доброе, что только есть в этом мире? Что, если Азирафель откажется принимать… это существо, когда оно родится, и покинет демона, оставив его вместе с… ним? Кроули, сердце которого слишком долго тянулось к ангелу, который после стольких лет вовсе не представлял свою жизнь без него, просто не вынесет всего этого.       Удушающие тиски сдавливают лёгкие, и отчаянный всхлип против воли вырывается наружу, пока дурацкие, слишком горячие слёзы прорывают плотину самообладания Кроули, хороня под собой все остатки его гордости. Демону от этого хочется и жалко заскулить, свернувшись калачиком, и разгромить полгорода к Вельзевуловой бабушке. Чёрта с два он будет мириться со всем этим дерьмом! В конце концов, он так долго шёл к Азирафелю не для того, чтобы потерять его по такой глупости, а потому…       Если это так необходимо, он колебаться не будет ни одного мгновения.       Пульсация жизни внутри него всё ещё слишком слабая и практически незаметная — неудивительно, что демону, менее чувствительному к подобным вещам, чем любому ангелу, не сразу удаётся уловить её отголоски. Это, однако, ставит жирную точку в ворохе малодушных сомнений и надежды, что вся эта история — не более чем неудачный розыгрыш, впечатывая Кроули в бетонную стену суровой реальности.       Он действительно ждёт ребёнка.       Демон в тупой ярости рычит сквозь плотно стиснутые зубы. Эмоции стремительным торнадо сметают друг друга, и апатичная жалкая слабость сменяется жарким гневом и пульсирующим в висках призывом к борьбе.       Ничто и никто не станет между ним и его ангелом. А если и найдётся такой самоубийца, то он мгновенно познает на себе всю воистину дьявольскую мощь порождения Ада.       Рука Кроули не дрожит, когда он кладёт её на свой живот. Он концентрирует всё своё внимание, закрываясь в холодном отчуждении и готовясь к действию. Да, это будет не очень приятно и, вероятно, небезопасно, но в критической ситуации особо выбирать не приходится.       От летального шага в бездну его спасает рука Азирафеля.       Анафема улыбается с мягким снисхождением и вдруг вспоминает, что у неё «слишком много неотложных дел». Она торопливо собирает вещи и обещает, что заскочит завтра или через пару дней, когда Азирафелю будет удобно. Ещё она (сама, правда, смутно понимая, зачем и действительно ли оно ей надо) добавляет, что, хоть и не является компетентным специалистом в вопросе, но всегда готова оказать посильную помощь. Ангел едва ли не буквально светится от воодушевления и радости, провожая посетительницу, а после, не мешкая ни минуты, закрывает магазин и спешит к Кроули.       Ангельское чутьё ему подсказывает, что сейчас ему как никогда нужно спешить.       Он честно звонит в дверной звонок, когда добирается до дома Кроули. Демон, однако, не спешит открывать, и Азирафель, терзаемый беспокойством, колеблется несколько мучительно долгих мгновений. В конце концов, он успевает придумать себе тысячу и один яркий красочный вариант печального развития событий (учитывая определённую демоническую импульсивность и временами излишнюю театральность, ни один из них не кажется ангелу невозможным — в конце концов, одному Богу известно, как на самом деле на Кроули повлияла такая неординарная новость), а потому, не мешкая, хоть и не особо радуясь необходимости таких радикальных действий, сносит входную дверь. Демон, однако, слишком сосредоточенный на своей магии, не обращает на это никакого внимания, и сердце Азирафеля уходит в пятки.       Он в самый последний момент успевает перехватить руку Кроули, и тот вздрагивает всем телом, с растерянным непониманием глядя на ангела снизу-вверх. После в его взгляде, не скрытом очками, отражается какая-то загнанность, неуверенность, страх, что в конце концов перерастает в животный ужас. — Кроули? — Азирафель, искренне обеспокоенный, на самом деле, боится озвучить свой вопрос вслух. Демон вырывает свою руку из лёгкой ангельской хватки и отскакивает в сторону. Он явно чувствует себя уязвимым, шипит бессвязно, обнимая себя руками и отводя взгляд в сторону.       На какое-то время между ними повисает напряжённая тишина. — Ты… ты не хочешь этого ребёнка? — Азирафель шумно втягивает воздух и старается держать голос ровным, но он предательски подрагивает, выдавая его волнение. Кроули гневно хмурится, поджимает тонкие губы, а потом на его лице внезапно отражается искренняя растерянность. — Я не знаю, — он украдкой поглядывает на ангела, и чувствует, как волна ярости и буйства стремительно сменяется новым приступом паники и слезливости. — Я боюсь, — он признаётся честно и чувствует себя так унизительно, что от этого хочется снова разрыдаться, провалиться под землю и свернуть кому-нибудь шею. Желательно всё это сразу и одновременно.       Азирафель явно не знает, что ответить на это признание — в конце концов, он, на самом деле, растерян не меньше Кроули, а потому лишь неуверенно делает шаг вперёд. Бушующие эмоции, бросающие демона из одной крайности в другую, воспринимают это как сигнал, и у их хозяина лавиной словесного потока сносит все предохранители: — Я не знаю, Азирафель, я не знаю! — он выкрикивает в отчаянии, и в змеиных глазах читается испуг. — Я не знаю, что делать, я не знаю, смогу ли, я не знаю, что чувствую, и я не знаю, как ко всему этому относиться! Мне страшно, Азирафель, мне так страшно, как не было даже во время Падения, во время Апокалипсиса, во время прихода Сатаны, во время, когда мы обменялись телами! Я весь сейчас один сплошной ужас, и я не знаю, что с этим делать. Я боюсь, что ты откажешься от меня, от нашей связи, от… этого… от всего! Я так долго шёл к тебе, я так долго… я так сильно… — а неважно! — Кроули зажмурился, эмоционально взмахнув руками, запутываясь в словах. — Я не хочу потерять тебя! Не из-за… не из-за… не из-за этого существа! Я лучше сразу окунусь в колодец святой воды! И если ты не хочешь… если тебе противно… если… я… я избавлюсь от него… Оно ведь… оно ведь ничего не значит… оно неважно… Но ты… ты… О Боже! — злость и ярость сходились в отчаянной схватке с усталостью и меланхолией, и Кроули казалось, что этот ядерный взрыв разорвёт его душу на части.       Ниже падать просто было некуда. — Ох, дорогой, — Азирафель, взволнованный и сконфуженный открытостью и уязвимостью демона не меньше него самого, осторожно приблизился к нему и заключил в аккуратные объятия. — С чего ты вообще взял, что можешь быть мне противен? И что я непременно должен покинуть тебя? — Ты только подумай, что я могу принести… — устало откликнулся Кроули, не пытаясь вырваться из чужой хватки. — Какое существо способно породить моё тело… — Ребёнка, — мягко возразил ему ангел, осторожно заглядывая в глаза и беря в руки чужое худое лицо. — Наше дитя, частичку тебя и меня, соединённые в одном теле, — он улыбнулся ласково. — Я тоже не знаю, дорогой, что из этого в конце концов выйдет. И мне тоже немного страшно, честно говоря, я в не меньшей растерянности, чем ты, но… Давай попробуем разобраться с этим вместе? И если ты не против, стать для него лучшими родителями за всю историю? — в голубых глазах ангела мелькнула хитринка, и бушующая в душе демона буря мгновенно улеглась успокаивающим штилем.       На его глаза снова навернулись слёзы, и сил сдерживать их внезапно совсем не нашлось. Кроули спрятал лицо на сгибе шеи Азирафеля, и ангел, мягко улыбаясь, аккуратно погладил его по подрагивающим плечам.       Это будет сложно. Но вдвоём они точно справятся.