О яблонях и яблочках

      За свою долгую жизнь Кроули привык всегда получать то, что хочет. Он был существом оккультным и не подвластным человеческим законам, а потому для него никогда не было проблемой достать то, что он хотел. Аду до его желаний, да и вообще до него всего, дела никакого не было, так что в масштабах сотворяемых демонических чудес Кроули ограничен не был.       Так и повелось, что Змий к началу очередного тысячелетия оказался тем ещё избалованным засранцем. И не то чтобы ему сейчас хотелось чего-то прям такого необычного и трудно организуемого, вовсе нет…       С их переезда в новый дом проходит чуть больше недели (неделя и два дня, если быть точнее). Живописное тихое местечко, рай для спокойной семейной жизни и идеальное место для рождения ребёнка. Коттедж, о котором говорила Анафема, оказывается по соседству с ещё одним пустующим домом в конце улицы, параллельной улице, где жила сама девушка вместе с окончательно перебравшимся к ней Ньютом, отчего две почти что семьи (почти что потому, что ни одна из них ещё никак не узаконила свои отношения — ни перед Богом, ни перед работником Мэрии) стали почти что соседями.       Кроули новый дом нравился; Азирафель же был от него просто в восторге.       Здесь было достаточно места для всех выживших и переживших переезд растений (с парой фиалок, отчаянно боровшихся за жизнь, но всё равно зачахших практически сразу после транспортировки, пришлось попрощаться); здесь также было достаточно места для всех тех книг, которые Азирафель совершенно точно не хотел продавать, а также для пары десятков экземпляров тематической литературы, готовящей ангела к становлению идеальным отцом (Кроули на это лишь закатывал глаза, но ничего не говорил: он определённо был сейчас не в том положении, чтобы спорить о вкусах). Приятным бонусом же ко всему вышеобозначенному шла просторная, но уютная гостиная со стилизованным под девятнадцатый век камином.       Свежий воздух и умиротворённая атмосфера Нижнего Тадфилда, как и говорил Азирафель, благоприятно повлияли на Кроули. Мучающая его тошнота значительно ослабла, как и притупились немного гормональные бури, бросающие демона из одной крайности в другую, словно лодчонку в шторм, что то и дело ударяется об острые отвесные скалы утёса. Ангел, однако, уже достаточно подкованный в психологии беременных, знал, что расслабляться ещё рано, а потому всё время был начеку.       Он, в общем-то, не ошибся, а Кроули, привыкший всегда получать всё, что он хотел, впервые за очень долгое время познал горечь разочарования.       В первую очередь он был демоном. А это подразумевало под собой стандартный демонический набор пороков и искушений, на которые демон и сам был падок, в которых ему не было равных и с помощью которых он собирал богатый урожай душ, словно рыбак полный невод рыбы. Однако Кроули был демоном неправильным, и вся эта профессиональная демоническая этика была ему, в общем-то, побоку.       Большую часть времени, разумеется.       Желание захватывает его всего с головой. Покалывает нетерпением в кончиках пальцев, жаром опаляет вены, сладкой истомой гнездится внизу живота. «Это вполне нормально, — размышляет демон. — Да и у людей, когда они любят друг друга, физическое желание не является грехом, — продолжает размышления Змий. Или, лучше сказать, самоубеждение, что в его преисполненных греха (ой ли!) мыслях нет, на самом деле, ничего греховного. — Кроме того, что плохого в желании соединиться? Чувствовать друг друга словно одно целое, продемонстрировать свою любовь во всех возможных её проявлениях? Тем более у нас теперь нет ограничений в принципе, а это значит, что и удовлетворение желания плоти никак негативно ни на ком не скажется».       Последнюю фразу Кроули, кажется, произносит вслух, когда он ластится под дразняще-нежные прикосновения ангела, так как Азирафель вопросительно вскидывает бровь, прекращая перебирать его волосы. — Боюсь, любовь моя, я вынужден тебе отказать, — теперь, когда необходимости держать дистанцию больше нет, Азирафелю нет смысла делать вид, что он не понимает столь очевидные намёки. Он аккуратно перекладывает Кроули рядом с собой, а сам забирает свою книгу (очередной бестселлер психологической литературы, приоткрывающий для всех желающих завесу сложной науки воспитания детей) и уходит в гостиную, явно давая демону время остыть.       Тот недоумённо моргает несколько мгновений, осознавая, что его самым наглым образом отшили. Поджимает обиженно губу, и жар желания медленно превращается в пожар раздражения. Природная демоническая вредность взывает к справедливости, и Кроули чисто из принципа решает-таки добиться своего.       Как показывает практика — далеко не принцип становится главным в его решении.       Природа его физического тела безжалостно берёт своё, и Кроули едва ли не в прямом смысле лезет на стены. Он пробует весь свой арсенал соблазнения, но ни одно средство из него не работает. Ангельская добродетель оказывается глухой непробиваемой стеной, как и вполне искренняя уверенность в самом главном аргументе: «это может навредить ребёнку». — Воздержание и твоё абсолютно непроходимое упрямство — вот, что может действительно навредить ребёнку! — из последних сил подавляя позывы едва ли не в прямом смысле рыдающего тела, недовольно шипел Кроули.       В конце концов, у него остался лишь один вариант… — Ангел, я хочу тебя! — прямо в лоб, серьёзно и основательно подойдя к вопросу, поставил Азирафеля перед фактом Змий. — Я не могу больше терпеть. Это просто невыносимо. Я хочу, чтобы ты оттрахал меня так, чтобы это тело забыло, как сидеть… — закончить вдохновлённую тираду отчаявшегося демона ангел ему так и не дал: стоило Кроули только начать говорить об этом, как Азирафель мгновенно ретировался. Судя по вмиг опустевшей ауре дома — на этот раз он решил решить проблему радикально, на пару часиков смотавшись в свой магазинчик в Сохо.       Кроули взвыл от безысходности. Кажется, сейчас он как никогда понимал воющих на луну волков (даже несмотря на то, что он понятия не имел, на кой чёрт они это делают). Это была последняя капля, и из тупика, в который Змий угодил, было только два выхода: пойти во все тяжкие или смертельно нажраться. Так как демон всё-таки ощущал некую ответственность и определённую уязвимость (а ещё у него просто ни на кого, кроме его упёртого ангела, не вставал), то первый вариант отпал сам собой. А вот второй…       Желание выпить внезапно оказалось ненамного слабее желания секса.       Сухое белое венгерское вино 1878-го года было притащено в новый дом вместе со всей обширной алкогольной коллекцией Азирафеля. Кроули в своё время знатно потешался над шуткой про ангела-алкоголика, однако делал это ровно до тех пор пока не обнаружил, что только во время его визитов коллекция опустевает на две трети от его же, Змия, стараний. Шутить по поводу собственного алкоголизма Кроули не любил. Это, в конце концов, был единственный грех, который ему нравился в его стандартном греховном наборе демона.       Бокал только-только наполнился прозрачной желтоватой жидкостью, а в воздухе заиграли нотки мускуса, как на кухне возникла фигура не так давно сбежавшего в Сохо Азирафеля. Фигура была крайне недовольна и смотрела на демона строгим неодобрительным взглядом. Кажется, ангел не очень любил, когда его алкогольные запасы уничтожали без него самого. — Кроули! — не скрывая возмущение в голосе, обратился к Змию ангел. Тот тоскливо посмотрел на манящую отпить себя жидкость. — Мы ведь, кажется, с тобой об этом уже говорили! — всё тем же возмущённым тоном матушки-наставницы продолжил Азирафель и для убедительности поднял вверх указательный палец. — Алкоголь в твоём положении вреден! Он опасен для ребёнка… — слушать ангела дальше не было никакого желания.       Как и, внезапно, не было никакого желания ругаться, пререкаться, злиться. Была лишь тоска и уныние, и Кроули, которого всё это, откровенно говоря, достало, резким пластичным движением съехал в сторону. На паркет мягко приземлилась чёрная длинная змея, и, одарив опешившего ангела пронзительным осуждающим взглядом, высунув и втянув раздвоенный язык, она с тихим шорохом медленно поползла в комнату.       Ползать обременённым будущим потомством было сложно и некомфортно, поэтому стоило Змию добраться до комнаты, как он просто свернулся кольцами в дальнем тёмном углу и, обиженно шипя, уснул, ни в какую не соглашаясь возвращаться в антропоморфное обличие под уговоры последовавшего за ним ангела.       Весь осуждающий взгляд Кроули так и кричал «ты игнорируешь меня и мои желания, так что я имею полное право игнорировать твои». Азирафель, выглядевший в тот момент очень несчастно, тяжело вздохнул, аккуратно касаясь гладкой кожи на голове змея. — Любовь моя, ну я же не со зла, — оправдываясь, сказал он. — Я просто переживаю, чтобы вы оба были в порядке.       Кроули в лучших традициях обиженного змея тихо зашипел, высовывая и втягивая дрожащий язык, и свернулся тугими кольцами, пряча голову примерно в том районе, где в такой форме располагался растущий детёныш*, тем самым давая Азирафелю понять, что разговор окончен и вообще оставь меня в покое.       Ангелу не оставалось ничего другого, кроме как снова тяжело вздохнуть и покачать головой, поднимаясь с корточек.       В змеиной форме Кроули (всё в тех же лучших традициях обиженной гордости) провёл несколько дней. В ней оказалось проще пережить очередную бурю сексуального возбуждения, а ещё в ней просто было очень удобно и очень леностно. В какой-то момент Змий даже подумал, а не переждать ли ему весь срок в таком состоянии, но быстро эту мысль отмёл по двум причинам: во-первых, беременность в человеческом теле и в змеином длилась далеко не одинаковое количество времени, а во-вторых, тут ангел в чём-то был прав, и Кроули понятия не имел, как его магия может повлиять на уже более сформировавшийся и подросший плод. Зачатый, в конце концов, в человеческой подобе, вряд ли он смог бы родиться в подобе змеиной, и от жутких картинок, против воли вставших перед глазами, демон вздрогнул.       Превращаться обратно пока, однако, ему было лень, и хотя он уже давно не обижался на Азирафеля, наблюдать за его виноватым лицом и робкими попытками заговорить было забавно — Кроули чисто из природной вредности недовольно шипел, когда ангел приносил налитое в блюдечко молоко и снова принимался уговаривать строптивца вернуться в людскую подобу.       В конце концов, он не выдержал и одним прекрасным вечером поднял задремавшего Змия на руки, вместе с ним усаживаясь в кресло.       Кроули поймал себя на мысли, что соскучился по прикосновениям ангела и его теплу. Этого аргумента оказалось достаточно для того, чтобы демон медленно и осторожно принял человеческую форму, вытягиваясь на коленях Азирафеля. И тут же чувствуя, как острая боль пронзила низ его живота.       Демон зашипел, обхватывая поясницу руками и в страхе, вспышкой мигнувшем в мозгу, закусывая губу. Азирафель под ним ощутимо напрягся и осторожно приобнял, спрашивая с тревогой: — Что случилось, дорогой?       Боль медленно затихала, и Кроули шумно выдохнул. Прикрыв глаза и прислушавшись к себе, он понял, что ничего непоправимого не случилось. Ткнувшись носом в пульсирующую кровью жилку на шее ангела, спрятав своё лицо, Змий тихо всхлипнул.       Он не хотел признаваться, но в тот момент ему даже стало страшно.       Волна испуга откатилась назад, но на её место пришла усталость и странная пустота. Беспочвенная грусть и тоска, топящая сердце и побуждающая, когда боль погасла окончательно, обнять напряжённого настороженного ангела, буквально вжимаясь в него в поиске тепла и поддержки. — Ничего, — на выдохе, словно перед началом грандиозной истерики, пробормотал Кроули. — Просто ты прав. А я дурак, — он так и не понял, что только что произошло, но, по-видимому, это было своего рода предупреждение. И подтверждение тому, что, похоже, излишняя мнительность ангела не такая уж и беспочвенная.       Кроули всхлипнул громче и сильнее прижался к Азирафелю. Ангел почувствовал, как кожа на шее становится влажной. — Ох, дорогой! — окончательно сбитый с толку, он также крепче сомкнул свои объятия, успокаивающе поглаживая демона по спине. — Ты такой хороший, Азирафель. Такой добрый и заботливый, и терпеливый, а я… За что ты мне, Господи, я ведь тебя совсем недостоин! — снова выброшенный яростным ветром нестабильного психоэмоционального состояния на скалы очередной крайности Кроули расплакался, в конце концов, как маленький ребёнок.       Азирафель, который хоть и считал себя привыкшим к скачкам настроения Змия, оказался также застигнутым врасплох. Он, однако, быстро взял себя в руки и мягко улыбнулся, осторожно баюкая демона в своих объятиях и терпеливо дожидаясь пока он успокоится. — Как же я ненавижу эти проклятые перепады настроения, — успокоившись и помолчав пару минут, всё ещё пряча лицо на сгибе шеи Азирафеля, глухо проворчал Кроули. Он чувствовал себя до крайности неловко и думал, что вот-вот сгорит со стыда, но…       Ангел мягко рассмеялся и легко похлопал его по лопаткам. — Всё нормально, любовь моя. Можешь не стесняться демонстрировать мне любое проявление своего богатого эмоционального спектра. Даже, по твоему мнению, настолько унизительное, — ласково, без тени насмешки произнёс Азирафель.       Кроули благодарно улыбнулся ему в шею.       Превращение в змея не проходит для демона даром. Оно пробуждает дремлющие внутри инстинкты, и первый сигнальный звоночек ёкает в сознании Змия уже на следующий же день.       Беременность практически в прямом смысле сводила Кроули с ума. Скачки в настроении, мерзостью своей низости и коварством достойные самой Лорда Вельзевул, физические метаморфозы… Ладно, их бы он ещё мог принять и проигнорировать, если бы был в другом теле — в этом же, его любимом облике, между прочим, они смотрелись, мягко говоря, немного странно: высокий худой мужчина, вполне себе приемлемой ухоженной наружности с выпирающими круглыми холмиками груди. И это ещё у него живот не начал расти!       К предательству тела и периодическому предательству разума присоединилось ещё и предательство желудка. Нет, Кроули практически с самого начала своей беременности (по крайней мере, того начала, которое заставило его задуматься, а всё ли с ним в порядке) столкнулся с проблемой, что ему хотелось есть. Чувство голода и необходимость есть хоть что-то практически каждую минуту времени сопровождали его постоянно, побуждая на спонтанные набеги на кухню и поистине адские кулинарные эксперименты. Потом, правда, все они неизбежно заканчивались долгими уединениями в ванной комнате, потому что тошнило Кроули практически с такой же частотой, как и тянуло к холодильнику с едой.       А в этот прекрасный день его желудок окончательно предал его.       Ему хотелось мышей. До красных пятен перед глазами хотелось живых мышей. Маленьких, тёплых, пульсирующих кровью пищащих комочков. Он представлял, как его воображаемые (потому что принимать снова змеиную форму демон опасался) острые клыки впиваются в мягкую податливую плоть, выпивая жизнь, запечатывая на кончике языка мимолётное тепло, как пластичные мышцы заглатывают добычу… Зрачки Кроули расширились, а от одной только мысли хотелось на стены лезть от нетерпения.       Решив не откладывать надолго исполнение сего нехитрого желания, демон щёлкнул пальцами, и ближайший зоомагазин не досчитался в своих активах десятка декоративных мышей.       Змий выпустил на волю язык и с шумом втянул его (эта частичная трансформация прошла мимо сознания Кроули), чувствуя в воздухе дрожащее тепло и волны инстинктивного страха жертвы перед хищником. Он вкрадчивой походкой приблизился к добыче, на задворках сознания удерживая себя от полной трансформации, протянул руку сквозь прутья, беря в кулак брыкающегося изо всех сил зверька. Он трепыхается беспомощно, пищит отчаянно, и Кроули предвкушает изысканную трапезу, но… — Матерь Божья, Кроули! Положи мышь на место! — Азирафель обламывает всю малину как раз в тот момент, когда рука демона заносится над его ртом.       Он словно приходит в себя, моргая, глядя на полудохлого от страха грызуна, и пытается осознать себя. С одной стороны, его человеческая сущность оказывается солидарна с Азирафелем, а с другой — никуда не девается невыносимое желание съесть сырого, ещё живого грызуна. А желательно даже не одного. — Но… Мне хочется, — глядя на ангела беспомощным взглядом, как-то слишком жалобно ответил Кроули. Глаза того округлились в ужасе, и он поспешил приблизиться к Змию, отбирая из его ослабшей хватки еле живое Божье создание и возвращая его вместе с его собратьями обратно в магазин от греха подальше.       Голодный Змий как-то слишком тоскливо посмотрел на то место, где только что была клетка с не сложившимся ужином, и позволил Азирафелю увести себя на кухню и накормить отваренным мясом и солёными крекерами в виде мышей.       Пока внутри него крепла уверенность, что инстинкты, особенно обострившиеся, страшная вещь!