О яблонях и яблочках

      Кроули чувствовал, что его время близко. Ребёнок внутри него, здоровое, полностью сформировавшееся существо, в последние недели до своего появления на свет меньше тревожил родителя, давая и ему, и себе возможность как следует подготовиться к этому волнительному процессу.       Кроули, как это ни странно, не волновался вовсе. Наоборот, он мог бы сказать, что это время было самым спокойным временем всей его беременности. Он чувствовал себя просто замечательно, и лёгкая перманентная тревожность, наконец, оставила его, уступая место спокойствию и расслабленности, несмотря на то, что, если верить человеческим книжкам, всё должно было быть совсем наоборот. Впрочем…       Всю нервозность и переживания, кажется, на себя вместо Кроули забрал Азирафель.       Ангел честно старался держать себя в руках и не паниковать без причины, но демон всё равно то и дело чувствовал на себе обеспокоенные, взволнованные взгляды. — Я в порядке, мой ангел, — терпеливо вздыхал на это Змий, сжимая руку Азирафеля. — У тебя нет причин для беспокойства, — тот на это лишь виновато улыбался, сжимая чужую руку в ответ, и осторожно касался уже совсем круглого живота супруга.       Кроули шумно выдохнул, прикрывая глаза и потирая поясницу. Живот был большим, отчего демону постоянно было тяжело. Он стал совсем неповоротливым и медленным, а простейшая физическая активность практически мгновенно отдавала одышкой и усталостью. Дышать, однако, вместе с тем стало немного легче, а готовящийся к скорому появлению ребёнок совсем перестал активно двигаться.       Демон аккуратно погладил тёплую упругую кожу и легко улыбнулся. Наконец-то этот ад скоро закончится!       Рафаил говорил, что роды начнутся восьмого апреля в десять утра. Марбас возражал ему и говорил, что всё случится шестого числа около полудня. Стоит ли говорить, что оба они, в итоге, оказались не правы?       Первого апреля стояла прекрасная весенняя погода. Было тепло и солнечно, но плывущие по небу облака как бы намекали, что расслабляться не стоит. Природа потихоньку пробуждалась ото сна, и пробивающиеся из-под земли робкие зелёные ростки молодой травы переливались изумрудами то тут, то там.       Кроули плохо спал ночью, поэтому он проснулся позже обычного. Зевая и придерживая себя за поясницу, он, сонный и взъерошенный, вразвалочку вышел на кухню. Азирафель пил своё любимое какао и читал газету, но стоило демону показаться в его поле зрения, как он тут же отложил её и улыбнулся. — Доброе утро, — с привычной нежностью рассматривая округлившуюся фигуру Змия, также нежно произнёс он. — Угу, — осторожно падая напротив ангела, отозвался демон и зевнул.       Он намеревался сказать что-нибудь ещё, но не успел: в доме появились нежданные и, откровенно говоря, не самые желанные гости.       На самом деле было много вещей, которые объединяли Лорда Вельзевул и Ангела Божьего Гавриила. Например, они оба были начальниками и их обоих ненавидели подчинённые… Ещё у них обоих было по одному бунтующему субъекту, что значительно усложнял жизнь всем, кроме самого себя и человечества. Ну и, конечно, любовь врываться в чужой дом без какого-либо приглашения и стука тоже была у них одна на двоих.       Кроули привычно напрягся всем телом, хмуро глядя на явившуюся парочку. И хотя он знал, что ни один из них не причинит ему вреда (вмиг посуровевшее лицо ангела, что медленно поднялся со своего места, обогнул стол и стал чуть впереди демона было самым кричащим тому доказательством), лёгкая тревога всколыхнулась в душе Змия, заставляя его неосознанно коснуться своего живота.       Обе Канцелярии в последнее время проявляли трогательное единодушие и слишком уж инициативное добродушие. В вопросах, касающихся Кроули, его необычного положения и Азирафеля, по крайней мере уж точно. Змий подозревал, что подобная участливость в первую очередь диктовалась не благими намерениями, а холодным расчётом — никто не знал, что может появиться от союза ангела и демона, но это существо определённо (по мнению Вельзевул и Гавриила) должно быть необычайно могущественным. Так что и Владыка Ада, и Ангел Божий всерьёз вознамерились если не заполучить его (думать об этом было сущим самоубийством), то хотя бы оказать максимальное влияние. Не то чтобы это тоже в принципе было возможно, исходя из отношений Вельзевул и Гавриила с родителями необычного чада, но…       Настырными частыми гостями в доме ангела и демона они всё равно стали. И сейчас, за несколько дней до родов, видимо, решили побеспокоиться состоянием и готовностью будущих родителей принять в своём доме нового члена семьи.       Кроули, вообще-то, не был точно уверен в причине, по которой они с ангелом вообще позволили этому случиться, учитывая, что ни один из них начальству не доверял. Однако даже не смотря на берущий временами верх инстинкт, проявляющийся неприкрытой настороженностью и у Кроули, и у Азирафеля, что в любой момент был готов броситься в бой, они всё равно время от времени принимали Вельзевул и Гавриила в качестве своих гостей. Однако…       Сейчас, во время, опасно приблизившееся к родам, это была не самая лучшая идея.       Кроули недовольно хмурит брови, и волны практически физически ощутимой настороженности исходят от него. Он напряжён и сосредоточен и каждое поползновение в свою сторону воспринимает словно вызов — сейчас, находясь на завершающей стадии срока, демон был особенно уязвим, и это, на самом деле, немало бесило его.       Ещё более — пугало.       И хотя он сидел чуть в стороне, внимательным напряжённым взглядом глядя в спину Азирафеля, инстинкт внутри него голосил как не в себя.       Никому нельзя доверять.       Он должен сам позаботиться о себе и защитить своё потомство.       Держать инстинкт под контролем было не так-то просто, даже если учитывать безоговорочное доверие Кроули своему ангелу. Тот скорее в лепёшку расшибётся, чем позволит кому-либо навредить своему демону и их ребёнку, что он сейчас носил под своим сердцем.       Собственно, именно это Азирафель, по всей видимости, и собирался сделать, с уверенной непоколебимостью и хладнокровием взирая на Лорда Вельзевул и Ангела Божьего Гавриила. Его инстинкт родителя и защитника сейчас также не был особенно благосклонен к тем, кто может представлять потенциальную угрозу его супругу и ребёнку.       Такой вид ангела, суровый, сосредоточенный, воинственный, готовый защищать своё до последней капли крови, впечатлял Кроули и даже, чего уж греха таить, приятно грел душу. Вот только…       Он совершенно не умалял тревогу и мрачное напряжение, сковывающее всё естество демона. И разрешающееся вдруг резкой тянущей болью.       Кроули шипит, чуть нагибаясь, до побеления костяшек сжимая спинку стула и рефлекторно придерживая живот. Лёгкая тень страха сжимает сердце, и он осторожно гладит упругую кожу. Боль ненадолго уходит так же неожиданно, как и приходит, однако практически сразу настигает его опять. Демон делает глубокий вдох, совершенно не вслушиваясь в напряжённый разговор, и продолжает аккуратно поглаживать выпирающую округлость. — Кхм, — Кроули привлекает к себе внимание противоборствующих сторон в тот самый удачный миг, когда Азирафель очень настоятельно пытался выпроводить гостей из дома. — Очень жаль прерывать вашу светскую беседу, — он обращается одновременно ко всем и в то же время ни к кому; говорит в своей излюбленной манере вполне себе будничным тоном. — Но началось.       На несколько долгих мгновений повисает тяжёлая тишина, и демон практически слышит, как от упорной работы мысли скрипят шестерёнки в чужих головах. — Началось что? — первой не выдерживает Вельзевул, буравя подчинённого хмурым взглядом, и тот недовольно закатывает глаза и цокает языком. — Какая вы недогадливая, Лорд Вельзевул, — Кроули хмыкает, продолжая всё тем же будничным тоном, словно объясняет ребёнку элементарные истины. — Схватки. Начались схватки. А это значит, — опережая вопрос открывшего рот Гавриила, — что я рожаю.       Повисшую звенящую тишину нарушило лишь очередное шипение болезненно скривившегося Кроули. Он глубоко дышал, чувствуя, как пресловутая паника, так красочно описанная в книгах, подкатывает к горлу. — Хорошая попытка, — на лице Гавриила появилось выражение человека, до которого наконец-то дошёл смысл шутки, сказанной ещё в самом начале беседы. — Но нас не провести таким розыгрышем. — Какой рос-с-сыгрыш-ш-ш?! — шипя сквозь плотно стиснутые зубы, прожёг архангела ненавидящим взглядом демон. — Сегодня первое апреля, день дурака и перелётных птиц, — скрестив руки на груди, откликнулась Вельзевул и вскинула бровь. — Оба праздника твоё изобретение, между прочим, — Кроули обречённо простонал, закатывая глаза. Да что за карма у него такая была! — Я не ш-ш-шучу, — всё также продолжая шипеть, с тлеющим раздражением огрызнулся Змий. — Я дейс-с-ствительно рожаю. — Это невозможно, — категорично покачал головой Гавриил. — Ещё рано, — авторитетно глядя на демона, заявил он. — У тебя ещё неделя… — Пять дней, — поправила его Вельзевул. — Оу, ну извините, — пыхтя, ядовито отозвался Кроули, — что ребёнок не поинтересовался у вас, когда ему следует появиться на свет! — у демона было лишь одно настоящее желание в данный момент: испепелить тугодумное начальство лишь силой своего взгляда.       Жирную точку в споре, в итоге, поставила как всегда природа. Чувствуя, как после одной из схваток стал влажным стул, на котором демон сидел, Кроули глубоко вдохнул. Отошли воды, и процесс принял необратимую фазу, отчего Змий напуганным взглядом посмотрел на решительно подошедшего к нему Азирафеля.       Ангел понял всё без лишних слов и, придерживая супруга под локоть, помог ему встать, а после повёл в сторону спальни, перед этим оборачиваясь к Гавриилу и Вельзевул и твёрдо произнося: — Зовите Рафаила и Марбаса, — и видя, что начальство несколько подвисло, всё ещё недоверчиво глядя на Кроули, совсем не по-ангельски ехидно ухмыльнулся: — Или вы хотите сами принимать роды? — архангел и демонесса тут же засуетились, исчезая, а Азирафель-таки довёл Кроули до комнаты. — Не уходи, — побледневший демон мёртвой хваткой впился в запястье ангела, который, после того как помог супругу лечь, собирался принести необходимые принадлежности.       Глядя на искреннюю мольбу и оголённый страх в чужих глазах, он присел на край кровати и ласково улыбнулся, тыльной стороной ладони проводя по худой щеке. — Не уйду, — пообещал, соглашаясь, ангел и, мягко высвободив вторую руку из ослабевшего захвата, в жесте поддержки сжал чужие пальцы.       Кроули нервно и рвано улыбнулся в ответ. С Азирафелем, который абсолютно точно не собирался оставлять его, стало на порядок спокойнее. Демон откинулся на заботливо поправленную подушку и задумчивым взглядом уставился в потолок.       Боль была ещё редкой и терпимой. Она накатывала волнами, и Кроули смутно вспоминал, что так и должно быть. Он в бессознательном порыве плавно поглаживал свой живот и то и дело резко крепче сжимал пальцы Азирафеля.       Рафаил и Марбас появились, уже как обычно о чём-то споря друг с другом. Как понял по обрывкам фраз демон — архангел и демон обвиняли друг друга в некомпетентности, что не смогла точно определить дату родов. В конце концов, они одарили друг друга взглядами, полными презрения и молчаливых пожеланий скорейшей смерти, и синхронно обернулись к Азирафелю и Кроули. — Очень неприятно тебя об этом просить, — Рафаил скривился и посмотрел на «коллегу» снизу-вверх. — Но мне нужна будет твоя помощь. — А почему это тебе? — скрестив руки на груди, раздражённо фыркнул Марбас. — Роды, вообще-то, я принимать буду. — Ты в этом уверен? — архангел улыбнулся той самой улыбкой, которая предшествует безжалостному мордобою. — Деторождение — это моя специализация. — Кроули — демон, а значит, принимать у него роды тоже должен демон, — упрямо гнул свою линию губернатор восьмого круга. — У меня практика обширней, — у Рафаила нервно дёрнулся глаз, на что Марбас невозмутимо парировал: — Она у нас одинаковая. — Нефилимами, вообще-то, жизнь на Земле не ограничилась, — архангел насмешливо вскинул бровь. — Кто, по-твоему, привёл в мир детей Адама? А Исаака? А Иоанна Златоуста? А… — Марбас нахмурился, подыскивая подходящий аргумент. — Ой, заткнись, а? — в конце концов, раздражённо откликнулся демон, поведя плечом. — Что-то эта затея кажется мне всё более и более неудачной, — пробормотал Змий, глядя на спор врачей. — Может, вы всё-таки определитесь уже? — тяжёлым взглядом глядя то на одного, то на другого, хмуро прервал набирающую обороты перепалку Азирафель.       И архангел, и демон замолчали на полуслове. Одарили друг друга полными презрения взглядами. Как ни крути, большее количество аргументов (и упавшая «орлом» монетка) склонило чашу весов в пользу Рафаила, и он посмотрел на оппонента с видом триумфатора. Марбаса перекосило. — Пернатый засранец, — прошипел демон, но вынужден был покориться обстоятельствам и крайне недвусмысленному ледяному холоду в глазах Азирафеля.       Боль, меж тем, становилась чаще и ощутимей, Кроули глубоко вдыхал и шипел, сжимая в руках простынь и слегка выгибаясь, пытаясь уйти от неё.       Он не заметил, как предварительные приготовления были завершены, и оба оккультно-эфирных лекаря терпеливо ждали, когда основной процесс начнётся. Азирафель в качестве поддержки устроился за спиной Кроули, отчего демон полулежал на нём. Ангел взял руки супруга в свои, и Змий тот час крепко сжал их.       Роды даются Кроули тяжело. Они знаменуются болью и напряжением, паническим страхом и мыслью, что он должен держать всё под своим контролем. Звуки и визуальные образы смазываются в одно сплошное пятно, и вокруг Кроули существует лишь боль и страх.       Он протяжно стонет, рычит сквозь плотно стиснутые зубы, дышит тяжело и глубоко. До боли сжимает руки Азирафеля, которые удерживают его с каменной лёгкостью во время каждой новой потуги.       Кроули кажется, что мука длится вечность. От этого внутри всё замирает от страха, от ужаса, что он не справляется. Что что-то идёт не так, что он слишком слаб… Восприятие и осознание самого себя смазываются в чёрное месиво с вкраплениями багрянца, и демону, на самом деле, сложно сдержать себя. — Марбас, — Рафаил с тревогой смотрит на своего «коллегу», и в алых глазах того — ледяная уверенность.       Демоническая сущность Кроули против воли пробивается наружу. Он не может контролировать её в таком ослабленном состоянии. Всполохи тьмы и чёрных языков инфернального огня обжигают находящегося рядом Азирафеля, но ангел молчит, лишь стискивает зубы и крепче сжимает худые ладони в своих руках. — У тебя всё получится, любовь моя, — он шепчет тихо, наклоняясь и целуя супруга в макушку. — Ты сможешь.       Кроули стонет, и стон превращается во всхлип. Он хнычет, уставший и измученный, но слова его ангела странным образом придают сил, и проявления сущности скрываются без дополнительной демонической помощи извне. Марбас переглядывается с Рафаилом — тот впервые за их общую практику спокойно и мягко улыбается демону. — Я рядом, дорогой мой, — Азирафель продолжает утешать мужа, и тот в очередной потуге сжимает его руки, напрягаясь всем телом. — Осталось совсем немного, — обещает Рафаил, и Кроули сам чувствует это.       Крик младенца прорывает густую застоявшуюся тишину, и внутри родителя словно натягивается и лопается струна. Облегчение мимолётной волной проходит покалыванием в напряжённых мышцах и тут же сметается захлёстывающей лавиной панического ужаса.       Его ребёнок… Где его ребёнок?       По ощущениям демона, пребывающего на границе между сознанием и туманом небытия, проходит целая вечность. Инстинкт внутри него бьётся в агонии, но мгновенно успокаивается, стоит только Марбасу, которому новорожденного передал Рафаил, колдующий над телом роженика, положить маленький, тёплый, сморщенный синеватый комок, ещё не отмытый от крови и слизи, на грудь Кроули. — Это девочка, — голос губернатора восьмого круга доносится до Змия откуда-то издалека, словно через толстый слой ваты, и он улыбается, устало и немного нервно, с трудом успевая рассмотреть расфокусированным взглядом крошечную головку.       Кроули успокаивается и позволяет Марбасу забрать ребёнка, чтобы обмыть его и запеленать. Усталость неподъёмным камнем давит на грудь и веки демона, и сил ей сопротивляться у него больше нет. — Всё нормально, — Рафаил не видит, но чувствует, как Азирафель, напряжённо следящий за действиями Марбаса, опустил взволнованный взгляд на обмякшего в его руках супруга. — Он слишком перенапрягся, и его демоническая сущность забрала много сил. Ему понадобится какое-то время, чтобы прийти в себя.       Архангел закончил врачевать и подошёл к Азирафелю, осторожно вылезшему из-за спины Кроули и уложившему его на подушки. — Дай я взгляну на твои раны, — он протянул руки к обожжённым рукам ангела.       У Азирафеля пострадали в основном предплечья и немного кожа чуть ниже плеч. Рафаил осторожно коснулся побагровевших ожогов, и мягкое золотисто-голубое сияние охватило их. Кожа медленно светлела, и ожоги постепенно сошли на нет. — Спасибо, — ангел выдохнул с явным облегчением, когда боль отступила, и благодарно улыбнулся лекарю.       Тот отошёл, и к Азирафелю подошёл Марбас, держащий на руках обмытого и завёрнутого в пелёнки младенца. Тот не спал, сонным взглядом светлых глаз глядя перед собой, и отец с предельной осторожностью забрал у врача ценный свёрток. — Ну здравствуй, — нежно улыбнувшись дочери, тихо произнёс Азирафель. — Добро пожаловать в мир.       Малышка сонно моргнула, засыпая, и Азирафель какое-то время любовно смотрел на неё. — Им нужно отдохнуть, — прерывая чужую задумчивость, Рафаил осторожно коснулся плеча ангела, и тот кивнул. — Лучше оставь её рядом с Кроули, — посоветовал Марбас, всё это время внимательно наблюдая за Азирафелем. — Когда он проснётся, подчиняясь зову инстинкта, он может начать беспокоиться о том, где его ребёнок, — ангел спорить не стал. Он не хотел лишний раз тревожить супруга переживаниями, поэтому аккуратно уложил спящую дочь рядом со спящим Кроули.       Вместе с лекарями ангел покинул комнату, перед этим с помощью чуда заменив постельное бельё на чистое и переодев Змия. Рафаил и Марбас тактично удалились, пообещав нагрянуть завтра, чтобы проверить состояние отдохнувших родителя и ребёнка, так что Азирафель остался один и, чтобы занять себя, он как обычно погрузился в чтение.       Кроули проснулся через два часа после родов. Он резко вздрогнул, словно от сильного внутреннего толчка, и распахнул глаза, вглядываясь ими во тьму комнаты. По ощущениям, время приближалось к одиннадцати вечера, и демон не сразу сообразил, что вообще происходит.       Он по привычке положил руки на свой живот, чувствуя, однако, что как такового его и нет. Внутри была лёгкость и слабое неприятное тянущее чувство, начинающееся где-то в середине живота и волнами опускающееся аж до паха.       Первой эмоцией был страх. Растекающаяся по жилам паника, заставляющая кровь заледенеть. Постепенно, однако, начали возвращаться воспоминания, и Кроули, ухитрившись создать простенькое демоническое чудо, включив ночник, осторожно повернул голову сначала в одну, а потом во вторую сторону.       Его взгляд наткнулся на крошечное существо, мирно сопящее по соседству, и с души демона будто за раз свалился огромный тяжёлый камень. Протянув к нему руки, он осторожно, чтобы не разбудить, поднял ребёнка и переложил к себе на грудь, аккуратно прижимая и внимательным взглядом изучая черты.       В этот момент дверь в комнату тихо отворилась, но Змий не обратил на это внимания, поглощённый своим занятием. В то время как застывший в проёме Азирафель любовался открывшейся ему картиной.       Кроули, всё ещё выглядевший уставшим и измученным, лежал не шевелясь и даже не дыша. Он с нескрываемой нежностью, которую позволял себе демонстрировать не так уж и часто, смотрел на светленькую макушку на своей груди. Девочка, такая крошечная и хрупкая, крепко спала, не обращая ни на кого и ни на что внимания. Её родитель аккуратно приобнимал её, словно ограждая от всего мира.       Ангел мягко улыбнулся. Кроули, почувствовав на себе его взгляд, нехотя отвёл глаза от дочери и посмотрел на Азирафеля, насмешливо вскинув бровь. — Так и будешь там торчать или всё-таки подойдёшь? — беззлобно фыркнул демон. Ангел беззвучно рассмеялся, тихо приближаясь к супругу. — Она твоя копия, — с наигранным недовольством пожаловался Змий. — Надеюсь, хотя бы характером она пойдёт в меня. Двух ангелов в этом доме я не переживу, — продолжая ворчать, Кроули снова обратил всё своё внимание на дитя на своей груди.       Азирафель рядом с ним смешно фыркнул. А после осторожно коснулся маленького тёплого тельца. — Разумеется, она же моя дочь, — напустив важности в голос, напыщенно отозвался ангел.       И вдруг наклонился, свободной рукой гладя Кроули по лбу и выше, останавливая ладонь на рыжей макушке. Демон с удивлением поднял взгляд, и на его лице («второй раз за такой короткий срок, какой ужас, ангел, ты плохо влияешь на меня!») появилась щемящая нежность: на глазах склонившегося над ним Азирафеля стояли слёзы. — Ангел… — мягко позвал его Кроули. — Спасибо, — касаясь своим лбом лба демона, прошептал Азирафель.       Его переполняли чувства, для которых просто не хватало слов. Любовь, от которой внутри было хорошо, как под Небесными сводами; она была безграничной, всеохватывающей, и у ангела не нашлось бы слова ни на одном уже существующем и давно забытом языке, чтобы описать её. Кроули знал об этом — в основном потому, что испытывал то же самое. Именно поэтому он ничего не ответил. Лишь немного подался вперёд.       Даря своему возлюбленному глубокий, нежный, чувственный поцелуй.