Шестьдесят лет спустя

      Я старый человек, и именно старость даёт мне право говорить то, что я считаю нужным. Я не воспользуюсь этим правом — иначе историческая наука превратится в скопище голословных теорий, сплетен и анекдотов. Я же, при скудном своём уме, считаю себя историком.       Моё имя — Бернадетт. Не стоит удивляться его замысловатости: я родился на Севере, в Белой Гавани, а лорды Мандерли никогда не изменяли традициям, привезённым с Простора; потому-то я и зовусь как южанин. Биография? Извольте, хотя я не вижу особого смысла распространяться: судьба моя не столь уж редка среди мейстеров. Пятый ребёнок в бедной семье, явно лишний рот, более других интересующийся книжным делом и грамотой, попадается на глаза отпрыску знатного семейства, любящему благотворительность. Отпрыска этого звали Роджер Рисвелл, наследник Родников, и судьбе было угодно ещё раз вывести его на сцену много лет спустя. Но не буду забегать слишком далеко.       Я родился в самом начале Долгого лета, в 290 году. Теперь, когда ход сезонов вновь стал обыкновенным, люди больше не дают имена временам года… кроме, пожалуй, Грязного лета. Ребёнком я наблюдал, как высокие лорды губят друг друга в братоубийственной войне, которую потом прозвали Войной Пяти Королей, и Игрой Престолов, и Песнью Льда и Пламени. Но оставим песни музыкантам.       В двадцать лет я попал ко двору Сансы Старк, молодой королевы Севера, и с Винтерфеллом отныне была связана моя жизнь. Пусть тебя не смущает, читатель, что события на Севере описаны подробнее, чем остальные. Я получил доступ в покои таких людей, какие больше не рождаются на свет, говорил с ними и давал им советы. Ни с одним из них, однако, я не был так близок, как с Сэмвеллом Тарли, бывшем в том время проездом к Стене: там его ждал старый друг Джон Сноу, в нынешних жизнеописаниях более известный как Эйегон Таргариен, Дракон-за-Стеной.       Я не видел его лично, но много слышал о нём от архимейстера Тарли, в те дни, когда память ещё не отказывала. Печальная участь. Мне выпало быть его сиделкой, записывать обрывки историй, которые он не успел рассказать. Сейчас он спит в соседней комнате, и я слышу обрывки бреда. «Джон», шепчет мейстер Сэмвелл, «ты наследник. Она убьёт тебя, Джон…» Быстрая смерть была бы милосердней, но его лишили этой возможности в своё время.       Благодаря обширным знаниям и добросердечию Сэмвелла Тарли наши беседы текли непрерывным потоком. Не прекратились они и сейчас. Болезнь его изменяется урывками в течение очень долгого срока, то прогрессируя, то идя на спад. Время, отпущенное ему, я стараюсь проводить с пользой. Из откровений некогда знакомым людям в затуманенном сознании и учёных бесед в здравом уме родилось это сочинение — краткое повествование о шестидесяти годах, прошедших с того момента, как Эйегон убил свою тётку Дейенерис Таргариен на ступенях Железного трона.       Возможно, к тому моменту, когда я закончу свою работу, архимейстер Тарли умрёт. Девяносто четыре года, я не знаю, сколько осталось ещё. Если боги смилуются, велик шанс, что я дополню рукопись новыми сведениями. Я разделю работу на три части, каждая охватывает двадцать лет. И да поможет мне небо приступить к повествованию — ибо приступаю я с тяжким сердцем, предвидя беды, которым суждено обрушиться на милую мне землю.