Van Gogh "A grain of madness is the best of art"
Реклама их выставки. Даты лекций, и, - тогда еще, - светловолосый парень с теплым, пронзительным взглядом. Тонко очерченные губы чуть изогнуты в улыбке, и Гук бездумно улыбается в ответ. Двери вагона впускают новый человеческий поток, и чья-то влажная от дождя макушка заслоняет Гуку экран, но он склоняет голову набок - посмотреть еще пару секунд. Гук понимает, что в студии один, не сразу. Шаря взглядом по идеальному после работы клининговой фирмы порядку, он не находит в глубине комнаты у стола склонившейся точеной фигуры, и, вдохнув новый резкий запах чистящих средств, проходит в середину комнаты. Включить свет не помешало бы - через толщу дождя едва проникает редкие лучи, но Гук на минуту зависает напротив окна в полумраке. Штор нет, и потоки дождевой воды шумно ударяются о стекла, мелкими брызгами все же долетая до его кожи через приоткрытые ставни. Гук становится на корточки, закрывая окно, и медленно, скомкав в руках бумажный пакет, подходит к столу . Тэхен не оставил здесь вещей из-за вчерашней уборки, и стол оставался чист. Гук кончиками пальцев проходится по краю, чувствуя мелкие зазубрины и пятнышки краски. Под тумбой стоит пара ботинок, что-то типа "Dr.Martiens", и он тихо смеется, вспоминая, как в самые первые дни их работы, уже довольно давно, считал Тэхена психом из-за этой обуви. "Я не обязан надевать закрытую обувь, профессор Ким..Нет! Простите меня, но есть вещи, к которым я привык за долгое время, и работать я смогу только их соблюдая...Да! Да, я пойду на лекции в сандалиях, я не понимаю проблемы, ведь это не запрещено..." Тэхен нарезал круги по аудитории, горячо споря с профессором по телефону, а Гук, который работал с ним первый или второй день, наблюдал за этим, как за нашествием инопланетян, считая, что зря связался с этим "монахом на выезде". В итоге, обуться его заставили, но тот единственный раз. Гук сегодняшний улыбается, думая, что не может представить куратора ни в чем, кроме его необъятных шлепанец. Взгляд опускается на сверток, зажатый в руке, и, аккуратно развернув бумагу, он кладет его на стол. Гук выбрал самые красивые печеньки, остальное без зазрения совести скормив Чимину. Большие подсолнухи с желтыми лепестками, в центре - пятнышко крема с черникой. Гук аккуратно раскладывает их на бумаге, радуясь в глубине души, что пришел сегодня раньше куратора. Рубашку он, к слову, так и не отдал. "Тебе слишком идет серый цвет, даже не пытайся отдать мне ее", - ответил Тэхен, когда Гук ее возвращал. Ну, не пытайся, так не пытайся. Гук переодевался в нее для работы, когда было тепло, и в толстовке становилось слишком душно. Переоделся и сейчас, поленившись застегнуться, и полез в сумки за краской и холстом. Гуки поглядывает на часы. Давно за девять, но Тэхена нет. Он уже успел бесцельно походить по комнате, трогая стоящие на полках вещи, заварить кофе, выпить и еще раз заварить. Через полчаса работы к запаху чистящих средств примешался запах краски, и пришлось открыть окно почти настежь. Тэхена нет. "Ты пришел работать, так работай, у людей бывают дела. Ты же не маленький мальчик, с тобой не нужно находиться рядом", - объясняет он сам себе не вполне уверенно, продолжая рисовать. Десять сорок пять. Светлеет, и через темные комья облаков пробивается солнце. Влажный воздух неприятно холодит грудь за распахнутой рубашкой, но отрываться не хочется, и Гук, чуть нахмурившись, продолжает наносить мазок за мазком. "Ты, Чонгук, совсем спятил", - говорит Гук пустой комнате, бросая кисть в банку с водой и потянувшись за телефоном. "Не припомню, чтобы кто-то (Ким Тэхен) должен был тебе в чем то отчитываться (где он шляется, черт бы побрал его)" Он сидит молча несколько минут, перебирая в голове все мыслимые и немыслимые варианты того, где может быть его куратор. Вместо дорожных пробок, не прозвонившего будильника или назойливых профессоров в коридорах в голову лезет всякая чушь. Гук вспоминает, как Чимин, встречаясь с одним юношей с литературоведческого, опаздывал на пары на час или два, слишком долго пронежившись в чужих объятьях. А потом, к середине дня, являлся, прикрывая высоким воротом алые засосы. Гук встряхивает головой, чувствуя, как где-то по позвоночнику бежит холодок. Перед глазами встает слишком яркая картина Ким Тэхена, взмокшего и растрепанного, лежащего ничком на скомканной простыни, и Чонгук, не выдерживая собственной тупости, резко встает с дивана. "Нашел, о чем подумать." Гук снимает блокировку и набирает коротенький текст слегка дрожащими пальцами. Сообщение для Ким Тэхен: "Доброе утро. Тебя ждать сегодня?" "Дурень", - опять вслух пустой комнате, для верности. Гук медлит всего секунду, нажимает на "отправить" и швыряет телефон на диван, стремительно шагая за очередной кружкой кофе, пока не передумал. Он копошится у чайника довольно долго, то просыпая сахар, то не находя в ящиках ложку. Изредка бросает короткие взгляды на телефон, но он молчит.***
- Рейс в шесть часов утра, минус еще один повод жить! Дверь распахивается так резко, что Гук, рисовавший, стоя у окна, почти подпрыгивает. Мин Юнги, тряхнув влажной челкой, стремительно проносится мимо к книжным полкам, его, Чонгука, кажется, не замечая вовсе. - Шеф сказал мне, что голову оторвет, если хоть что-то с картинами случится. Вздумаешь приныкать себе хоть одну - я найду тебя, Тэхени. Юноша громко смеется, глядя куда-то в дверной проем, и Гук, выходя из ступора, поворачивает голову вслед его взгляду. Тэхену к лицу непогода. Он стоит в дверях, уткнувшись в телефон, и Чонгук невольно заглядывается. Вместо широких штанов - черные, облегающие джинсы , вместо бесформенной футболки - бежевый тренч и свитер под горло. "И стоит ли каждый день прятать такое под своими балахонами", - думает Гук, наблюдая за подрагивающими длинными ресницами и пальцами, строчащими что-то в телефоне. Тэхен поднимает голову, убирая телефон в карман, и встречается взглядами с Гуком, до которого доходит, что он откровенно пялится. Пялится, но глаз не отводит. "Теперь ты еще и любоваться им начнешь, Чон Чонгук?", - думает Гук, а еще думает, что к Тэхену хочется прикоснуться. Прошагать несколько метров между ними и почувствовать пальцами дождевые капли на розовой макушке. Подцепить край воротника. Услышать сладкий цветочный запах от кожи и, может быть, немного до не дотронутся. Ким Тэхен был красив. Всегда. Но сейчас - особенно. Чон Чонгук чувствует, как тугой комок тревоги в районе солнечного сплетения ослабевает, и даже дышать становится легче. Как будто в общую картину вставили главный, недостающий элемент. Он позволяет собственным мыслям на полную громкость звучать в голове, понимая, что ночью ему будет о чем подумать. "Ну ты, Гуки, и влип", - поздравляет он сам себя, все еще не в силах отвести глаз . Тэхен пристально смотрит в ответ. Не улыбается, но на дне карих глаз точно плещется тепло, и Гуки выдыхает от тихого: - Доброе утро, Гук. Чонгук глупо кивает, запихивая тряпку, которой вытирал краску с рук, в задний карман джинс. - Юнги, ты бы хоть "здравствуйте" хрюкнул!, - Тэхен равняется с Чонгуком и кладет ему на спину руку: - Ты хорошо спал сегодня?, - едва слышно за погромом, который Мин Юнги устраивает где-то в комнате. - Как убитый. И ты? Тэхен расплывается в знакомой широкой улыбке, прищурившись: - И я замечательно спал. Это Мин Юнги, вы уже встречались... - Да. Помню, - коротко отвечает Гук и скрещивает на груди руки, оборачиваясь. Юноша, матерясь, что-то выискивал в полках со всякой всячиной, временами выкидывая на пол мешающие вещи. - Извини его, когда что-то идет не так, как он хочет, он просто неуправляем. "Извиню, если уберется отсюда", - мелькает в голове, но Гук ограничивается вялой улыбкой. - Я тебе говорил миллион раз, ты когда-нибудь потеряешь здесь одну бумажку, из-за которой нас начальство в жо.. - Юнги, ты помнишь Чонгука?, - Тэхен отводит парня от стеллажей, останавливаясь возле планшета, - Посмотри, что я буду выставлять в самой большой сеульской арт-галерее рядом с Ван Гогом. Мин Юнги окидывает взглядом незаконченную работу Чонгука. - Так много желтого. Что это? - Это подсолнухи, - Гук ковыряет заусенец на пальце, сцепив ладони в замок за спиной. Сказать, что рядом с его картиной делать нечего, очень хочется, но он просто угрюмо молчит, посматривая в окно. - Опять подсолнухи? Это с твоей подачи, Ким Тэхен?, - юноша тыкает куратора пальцем в грудь, и тот коротко смеется. - Нет, Чонгук занимается постимпрессионизмом и Ван Гогом в частности. Это его личное восприятие. Я прав, Гуки? - Я бы не вешал все вместе в главный зал, Тэхени, - Юнги , не дотрагиваясь, проводит вдоль бледных, слегка наметанных линий, - Здесь еще очень много работы, и лучше не путать котлет с мухами. Есть же студенческие выставки, что за мешанину ты устроил? Тэхен стоит с ним совсем рядом, слегка к нему прислонившись, и через ткань рубашки Гук чувствует легкое тепло его плеча. - Ты не думал использовать другую цветовую палитру?, - Мин Юнги задумчиво потирает подбородок, шаря взглядом по подсыхающим мазкам, - Я ошалею от вашего желтого, на постерах у них желтый , у Ван Гога желтый, у тебя еще.. - Так, не выступай мне тут, пожалуйста, - Гук снова чувствует успокаивающую руку Тэхена в районе лопатки, - У тебя есть свои ассистенты, их и грузи. Гляди-ка, выучил он свою уличную писанину... - Да не гружу я, - Юнги отмахивается, еще раз осматривая полотно. - Для Винсента желтый цвет был судьбоносным, на этом невозможно не акцентировать внимание. Большинство лекций Тэхена посвящены его депрессиям, от которых он пытался спастись, поедая, блин, желтую краску. Чтобы быть счастливым изнутри. В его картинах его полно. И будет полно здесь. Это важно - Гук старается говорить твердо, чувствуя, что Тэхен смотрит на него неотрывно, - Это было важно для него. И важно для меня. - И для меня, - добавляет Тэхен миролюбиво, подводя черту, - Так что будь добр, Юнги, не ворчи, как старик. - Не бреши мне, Тэхени, я знаю, что без тебя тут не обошлось, цветочек мой. Ты со своими подсолнухами выел мозг мне, теперь за молодежь принялся? Мин Юнги толкает Тэхена в грудь и, развернувшись, бредет куда-то к столу. - Ты набросал план расположения картин? - Конечно, в столе, верхний ящик. Тебе налить чего-нибудь? Хотя чего я спрашиваю.. - Виски. Гук негромко сопит, сжав губы в тонкую полоску и вперившись взглядом в место, где только что стоял его оппонент. Чонгуку хочется, чтобы он просто ушел. Юноша в синем костюме, с всколоченными коралловыми волосами, шумный и чужой. Гук шел сюда, зная, что на пороге услышит легкий запах знакомых духов, шорох бумаги или потрескивание проектора, а потом ему скажут: "Я выбил "Спальню в Арле" у музея в Амстердаме, Чонгук. Все три картины! Всего на месяц, но я так рад. Идем, попьем чаю для начала." Но не было ни запаха, ни треска, ни куратора в растянутой фланелевой рубашке. И еще этот "близкий друг".. Ладонь на лопатке успокаивающе оглаживает - немного, всего на пару сантиметров, - и Тэхен отходит к импровизированной кухне в углу комнаты. - Тэхени, я возьму у тебя пару печений? Гук сам не может толком понять, на что злится. Досада, раздражение и злость сплелись в один склизкий ком в животе, и его хочется выплюнуть, и выйти куда-нибудь. Он уже развернулся и почти дошел до двери, - "пойду, что ли, по Академии поброжу", - но тихо останавливается, обернувшись. "Твою мать." Юнги склонился над листом упаковочной бумаги на столе, на котором горкой Гуки выложил свое печенье. - Очень красиво, где ты такие выискал, эстет хренов? - Каких печений, здесь хоть шаром покати.., - Тэхен выпрямляется с бутылкой и льдом в руках и поворачивает к другу голову. - Очень в твоем стиле, Тэхени. Как будто на заказ пеклось. Тебе деньги некуда совать? Тэхен пораженно замирает, разглядывая "подсолнушки", и аккуратно берет один в ладонь. Когда он поворачивает голову к Гуку, тот уже тихо скрывается в дверях, шагая по коридору, думая, не привиделась ли ему растерянность в тэхеновых глазах.***
-Ты помещаешь их под стекло? Тэхен присаживается рядом на корточки, аккуратно, самыми кончиками пальцев дотрагиваясь до холста. Гук ударился в работу так усердно, как только мог. С самого утра, предусмотрительно скатав ковер куда-то в угол, он обложился рамками и подгонял формат, попутно отвечая на звонки и письма от спонсоров. С посещения Юнги прошло несколько дней, и он почти забыл. Он вполне выдерживает конструктивную критику. Все переделает нахрен и сразу же выдержит. -Поставим без стекла. Как есть. Гук наблюдает, как куратор бережно проводит пальцами вдоль линий и штрихов. -Такое не прячут под стеклом. Вывесим в центральном зале, там колонны и искусственный свет. Солнце их не тронет. -Они займут места картин Винсента, Тэхен-ши, - отвечает Гук, качая головой, - Это неуместно, профессор Ким, профессор Чон не будут довольны. -Они не займут ничьих мест, у них в этой выставке своя полноправная роль. Мы же с тобой условились, - Тэхен бережно выравнивает загнутый уголок холста -Тэхен. Иногда спорить с ним становилось бесполезно, и Чонгук раздражался. В эти минуты он его почти бесил - уж если что решил в своей голове, прёт, как танк. -Тэхен, - Чонгук разворачивает голову, глядя ему прямо в глаза. Выговаривать Ким Тэхену - это страшновато и непривычно. На его памяти, Гук впервые повышает голос, но есть вещи, которые нельзя делать для поддержания "боевого духа" или лести, и Гук уже достаточно большой, чтобы это понять. -Мои работы не подходят для центрального зала по стилистике, качеству, эстетичности, и ещё по ряду причин. Они на этой выставке только потому, что я занимался постимпрессионизмом все свои учебные годы, и эти картины - моя диссертация для ученой степени. Ни больше, ни меньше. Я могу оставить их без стекла, но прошу тебя, Тэхен, они должны висеть в вестибюле, где им самое место. У гардероба, или где-то еще. Не делайте их частью выставки, зачем совать людям то, на что они смотреть не хотят? Они придут на выставку Ван Гога, и им нужен Ван Гог, а не нерадивый студент. Юнги-ши думает так же, как я, не слушаешь меня - послушай хотя бы его. Гук и сам не особенно верит, что это сказал. Так легко, как будто говорил это каждый день с их знакомства, каждый день, работая здесь, и сейчас это вышло на автопилоте. Хотя - чего таить греха - действительно говорил. Но только себе самому, наедине. А сейчас - прямо в глаза. Он сидит, выпрямив спину, вперившись взглядом в разбросанные рядом части рамки, и боится дернутся, потому что, честное слово, разревется. -Пойдем со мной. Смелости после этих слов изрядно поубавляется, и Гук покорно шагает за Тэхеном, с тревогой думая, что же сейчас произойдет. "По моему, ты, братец, допрыгался, - думает Гук, глядя на маячащий перед ним светло-розовый затылок, - Сейчас ты получишь за все свои выебоны, опозоришься, а Ким Тэхен из загадочного и пленительного станет обычным парнем, даст тебе за твою дерзость по лицу и выкинет из своей студии за шкирку. И будет прав. Странно, что до сих пор не выкинул. Тэхен резко ныряет в один из темных коридоров, и Гук на секунду теряется, пока тонкая мягкая ладонь не сжимает его пальцы . -Сюда. Тэхен ведет его, взяв в за руку, до последней комнаты в коридоре в полной тишине. Несколько раз они встречают снующих мимо студентов, но они не размыкают рук. Гук - из-за роящихся мыслей в голове и пелены перед глазами, Тэхен - как обычно, по одному ему известным причинам. Они заходят в большую комнату с диванчиками, зеркалами и картинами по стенам, и Гуки расплывается в улыбке. Это их студенческий выставочный зал. У него было пару секунд ностальгически окинуть взглядом бесконечные работы, пока его мягко не остановили напротив одной из них. -Посмотри, Чонгук. Гук стоит, боясь шелохнуться, и чувствует спиной чужое тепло. -Это то, что ты рисовал на четвертом курсе. Парк Йоуидо, я помню этот пленэр, я тогда заканчивал Академию и ездил с вашей группой писать работу на выпуск. Видишь - имя твое в уголке. Тихий голос звучит совсем над ухом, и Гук не может повернуть головы. -Ты знаешь не хуже меня все, что мы проходили здесь. Нас учили видеть красоту, чувствовать ее, ты видел сотни работ, описал, оценил и дал рецензию на сотни картин. Чонгук чувствует, как по спине и плечам начинают бегать мурашки. Руки мелко дрожат, и он сжимает их в кулаки, пока Тэхен не кладет на один из них ладонь. -Я вижу здесь работу человека настолько талантливого, что с гордостью представлял бы его выставку. Я вижу здесь доведенное до высокого уровня мастерство, и это было дело не одного года. Я прав, Чонгук? Кивок. - И это даже не выпускной курс. Рука на его кулаке мягко скользит вверх и останавливается на плече. -Посмотри, сколько их здесь. Твоих. Выстраданных тобой, до каждого штриха. Каждый раз, когда я прихожу сюда на них посмотреть, мне становится легче на душе, потому что в них много чистоты и простоты, которую лично я видел не у всех. Я спокоен, потому что знаю, что ты справишься сейчас, как всегда справлялся. "Каждый раз?", - проносится у Гука в голове, - "В смысле: каждый раз?" -Тэхен.. Голос предательски екает, и Гук поспешно затыкается, отводя взгляд на собственные кроссовки. -Иди ко мне. Тэхен приобнимает его за плечо, подводя к очередному полотну. Чонгук, молясь всем богам, чтобы не разреветься, поднимает взгляд, и от удивления на секунду расслабляется. Они стоят напротив зеркала. - Что бы ты сказал об этой работе, Чонгук? Я очень хотел бы услышать твою рецензию, потому что я не нахожу слов. Тишина еще никогда не казалась Чон Чонгуку такой громкой. Рядом словно летели снаряды, вспыхивали и оглушали, и из всей комнаты в поле зрения осталось зеркало с ним, Чонгуком, в отражении, и чуждым, нелюдимым, помешанным парнем позади него. -Могу сказать, Чонгук ши, что то, что я вижу, я оценивать бы не взялся. Здесь исчисление в фунтах стерлингов не поможет.