Как сумасшедший

Когда Чонгук был на первом курсе, он познакомился со своим лучшим другом. Пак Чимин был приветливым веселым парнем, очень общительным и открытым - антипод его, Чонгука, довольно молчаливого. Они начали общаться случайно, кажется, стоя в очереди в универской столовой: - Что у нас сегодня?, - высокий, приятный мужской голос прямо над ухом, и Гук, усердно подсчитывающий мелочь, вздрагивает, оборачиваясь. - Ну-ка, подвинься. Парень по хозяйски вклинивается за Чонгуком, разглядывая вазочки с десертами на полках: - Черт. Эклеры что, уже разобрали? - Без понятия, - Гук непонимающе хмурится, утыкаясь в телефон. - Ты можешь спокойно стоять и смотреть, как перед тобой кто-то скупает самое вкусное, что есть в этой столовой? Ачжума! - Чего тебе, Чимини, - полная красная женщина в белом фартуке, вышедшая откуда-то из недр столовой, выкладывает на подлодки свежие булочки. - Эклеры еще будут сегодня?, - парень, кажется, почти залез Гуку на голову, стараясь перегнуться через витрины, -Не огорчайте меня! -Угомонись, - женщина добродушно хохочет, вытирая мокрое от жара и пота лицо, - Сейчас принесут целый поднос, специально для тебя, троглодит эдакий. - Спасибо!, - Чимин, - так, кажется, его зовут, - слазит, наконец, с Гука, довольно припевая. Едва повернув голову, Гуки улыбается себе под нос, наблюдая за пришельцем. Он был симпатичным, улыбка сияла, кажется, на всё кафе, и сам он был - как улыбка. Не смотря на свою застенчивость, к людям Гука тянуло, и он даже подумал на секунду, что хотел бы исправить впечатление о себе. Но Чимин, подняв на него глаза, сам что-то спросил. - Чего?, - Гук хлопает глазами, убирая в карман телефон. - Я говорю, ты хочешь поесть со мной эклеров? Что? В смысле? Чонгук растерянно смотрит на парня, то открывая, то закрывая рот. - Просто...Просто так? - А что, для этого особое приглашение нужно?, - снова смеется тот, - О! Поднесли! - Держи уже, держи, - женщина с кухни накладывает торжествующему Чимину полный бумажный пакет горячей вкусняшки, посмеиваясь с того, как он подпрыгивает от нетерпения, - Третий курс, Пак Чимин, а ведешь себя на третий год. В твоем возрасте у меня уже была дочка! - Никогда, ачжума. Не в этой жизни. Чимин вдыхает запах выпечки, идущий от пакета, и кланяется женщине: - Спасибо, ачжума, я ваш главный фанат! И, под хриплый смех буфетчицы, Чимин, схватив Гука под руку, тащит его к кассе. Несколько дней после этого они переписывались, обмениваясь смешными картинками, обсуждая последние новости, и вот Гук, бубня, что лучше бы он подготовился к занятиям, идет за новым знакомым на первую в своей жизни тусовку. Сейчас он помнит мало: было накурено и очень жарко, Чимин, крепко сжав его ладонь в своей миниатюрной, изящной руке, подводил его то к одному старшекурснику, то ко второму, они что-то говорили ему, жали руки, смеялись, случайно обдавая лицо клубами терпкого сигаретного дыма. Он перетрогал точно больше десяти влажных ладоней, назвал свое имя столько же раз, прежде чем Чимин ушел куда-то за напитками, оставив его на диване в гостиной. - Если тебя позовут поесть или поговорить, обещай не кусаться, - парень ерошит ему волосы, хмыкнув, и сворачивает в кухню, на ходу все еще с кем-то здороваясь. От бесконечного гула кружилась голова, кто-то то и дело взрывался смехом в соседних комнатах, и все, чего ему хотелось - это встать и уйти, оставить человека-праздника Пак Чимина в своей естественной среде, пройтись до общежития, может быть, сжевать бургер из "McDonalds" по дороге. Он почти обдумал путь отступления и привстал с дивана, решая, что он хочет больше - чизбургер или макчикен, как талию по-хозяйски обвивает чья-то рука. - Ты один здесь? Сейчас Гук не вспомнил бы его лицо. Какой-то парень из чиминовой богемной тусовки, достаточно взрослый и достаточно популярный, а еще достаточно смелый, чтобы предложить Чонгуку сходить за напитками в дальнюю комнату и вжать его в стену, пытаясь поцеловать. Достаточно хрупкий, чтобы, держась за разбитый нос, ретироваться, шипя что-то оскорбительное. Чонгук ушел оттуда почти сразу с понимаем того, что , как и в школе, королем вечеринок ему не быть. Такие случаи бывали и после. Вероятно, он считался для кого-то милым, ведь куда бы ни заволок его после этого Чимин, находился желающий поболтать об учебе наедине, назвать "зайчиком" за крупные передние зубы. Осыпать комплиментами. Иногда даже успешно : единичным, особо адекватным, Гук пытался отвечать, скорее из интереса. Но все заканчивалось одним и тем же: их лапа на его ширинке, его кулак - на их челюсти. Ни цветов тебе, ни свиданий. " Эффектности тебе не занимать, настоящий художник", - смеялся с него друг первое время, уходя вместе с ним в самый разгар вечера, - "Такой изящный юноша, такой милашка.." - И так неизящно орет матом, - усмехался Гук в ответ, вытирая с губы кровь: иногда "кавалеры" давали сдачи, и, смеясь, они сворачивали в ближайший фастфуд. Довольно быстро его перестали приглашать на вечеринки, а он, Чонгук, перестал хотеть на них ходить. Все повторилось в точности, как в школе: на перерывах и форточках он сидел в библиотеке или во дворе, что-нибудь рисуя в блокноте или глазея вокруг, вечерами - играл в видеоигры. Правда, уже не один. Если бы сейчас у Чонгука спросили, как бы он справился без Чимина, он ответил бы сразу: никак. Чимин был его проводником в жизни Академии. - Гуки, ты не виноват. Они сидят в кафетерии, кажется, после гуковой пары по академическому рисунку. Чимин потягивает молочный коктейль через трубочку, обхватив ее пухлыми губами, и поглядывает на друга исподлобья. Светло-розовая рубашка, начищенные ботинки, кардиган, стоящий, как сам Чонгук, и какой-то там жутко дорогущий парфюм: Чимин любил конфеты и солнце, и ими же являлся. Чонгук ласково щелкает его по носу: ну как такого не любить? Сам он был его противоположностью, кажется, абсолютно во всем. К примеру, футболку, которая на нем сейчас, он ежедневно стирает и носит уже второй месяц. - С чего бы не виноват, это же я бью им в лицо. С чем твой коктейль, кстати? Он наклоняется к стакану и ловит ртом трубочку. - Клубника, как всегда. Слушай, ты бьешь их в морду, потому что они нарушают твое личное пространство. Я понимаю тебя, Гуки, но ничего не могу сделать: многие из этих ребят - вспыльчивые, ветреные личности, это же сплошь художники, писатели и музыканты. Ты видел много "земных" художников? Гук вопросительно поднимает бровь. - Ну кроме тебя, естественно. Они живут даже не днем - секундой. Откуда им знать, что в логово алкоголя, творчества и беспорядочных половых связей забрел такой нежный цветок из Пусана. - Я вполне способен общаться с людьми, если ко мне не приставать, - Гук ворчит, отставляя от себя пустой стакан . - Почему просто не обсудить последнюю серию "Потомков солнца" или поделиться смешнявыми картиночками.. - Потому что они не такие, - Чимин вздыхает с улыбкой, откидываясь на спинку стула, - Они приходят на эти вечеринки не послушать о том, как ты восхищаешься Гогеном, или какую книгу ты прочел за прошедший час. Им нужно тепло чужого тела, желательно красивого и податливого, желательно, без сложностей. Ты понимаешь? - Но ты же не такой, - отзывается Гук с нажимом на второе слово, - Тебе не нужно проверить, что у меня в трусах, для продолжения беседы! - Как удачно мы встретились, не правда ли? Таких, как мы с тобой, на этих вечерах немного. Но это люди, они так устроены, я не уверен, что это плохо. Просто это не так, как тебе хочется, моя недотрога, - Чимин так улыбается, что не отозваться невозможно. Все кажется шуткой, обычным пустяком, и Чонгук легко смеется в ответ на его кривляния. - Я просто больше не вернусь туда. Теперь только ты и я. Лапша, диван, "Дарк соулс" и один джойстик на двоих. Усек? - Очень романтично, - Чимин потягивается, оглядываясь, - Ох, кстати, Гуки. - Чего?, - насторожено отзывается тот, отлипая от телефона. Они были знакомы не так давно, но Чонгук понял уже тогда: такая интонация не сулила ничего хорошего. - Я, кажется, знаю одного студента в нашей Академии, он тебе придется по душе. - Почему это? - Потому что он такой же нежный цветочек, как ты, ждущий высокой любви. Посмотри, за моей спиной, только осторожно. В конце зала. Гук, цыкнув, чуть отклоняется в бок. Сказал же только что: ты, я, игры, лапша. Ну чем плохой план? - Тот, что в берете набекрень? - Он. - И чем он такой уж примечательный? Гук всматривается в юношу в конце зала, который, развалившись на стуле, задумчиво смотрел в окно. - Странный какой-то. И взгляд у него надменный..Еще один твой дружок с "богемных вечеринок"? - Был. Недолго. Это человек с такой же проблемой, как у тебя: несколько посещений студенческих тусовок, несколько его заумных речей про искусство, кино, Ван Гога и еще какую-то хрень, и вот очередной мальчик простит Тэхена взять его у ближайшего столба. Правда, вместо удара по роже они получали вежливый отказ, - Чимин хмыкает, поворачиваясь к парню и приветственно махая рукой. - Как, ты сказал, его зовут? - Ким Тэхен. Гук рассеянно наблюдает, как тот самый парень, вскинув голову, машет в ответ, улыбаясь широченной квадратной улыбкой. - Я не знаю его, с какого он факультета? - Чего-чего?, - Чимин прищуривается, усмехаясь, - Сколько ты в этой Академии? - Четыре месяца, - отзывается Гук непонимающе, - А что? - Четыре месяца, и ты не слышал имени Ким Тэхен? - Нет. Чимини, что за тупая интрига? -Он твой будущий коллега, искусствовед со специализацией "живопись".Но дело в другом. Он..Вроде местной звезды. - Чего? - Вроде местного... Элвиса Пресли. Караваджо. Хемингуэя. - Ничего не понимаю, - Гук отмахивается, бросая короткий взгляд на Тэхена, одетого в мешковатую рубашку и странные широкие брюки, который, встав из-за стола, направляется к буфету,- Какой из него Элвис? - Он здесь три года, а с ним уже советуется преподавательский состав. Он не просто любитель. Ходячий справочник, давно щелкнул по носу половину наших аспирантов и магистрантов, а что будет через пару лет - ума не приложу. Тебе такие нравятся, Гуки. Те, кто сначала долго разговаривают о свете звезд, прежде чем позвать на свидание. - Так. И что я должен сделать? - Подружиться с ним. - Чимини. - А может и не только... - Чимини! Ты. Я.. - Джойстик, лапша, - заканчивает Чимин, вздыхая, - Ты мог бы дать вам шанс. - Не хочу я никаких шансов. Мне не нужны ни те извращенцы с попоек, ни этот фриковатый гений, я просто, видимо, не готов. - Просить Тэхена тебя взять у ближайшего столба? - Отвали. Чимин наклоняется к другу, примирительно чмокая его в лоб. - То есть, мне не звать его к нам? - Нет. Доверься мне. Чимин доверился, и следующие три года Гук наблюдал за их с Тэхеном разговорами или дурачествами издалека, из своего угла, иногда удивляясь, какой же чудак этот чиминов знакомый. *** Чонгук обмяк на заднем сидении машины и слушает, как от района к району то затихает, то шумит ночной Сеул. Дремота охватывает его, и он с радостью ей поддается, потому что вернуться в реальность он пока не готов. Он словно штырь проглотил: кажется, что малейшее движение причинит боль, ранит, и он смирно сидит, стараясь не дергаться и не заходить мыслями в "опасную зону". По крайней мере, пока не доберется до сигарет. Гук поднимает глаза, с трогательной улыбкой любуясь на выстриженный темный затылок Чимина. В салоне тихо, без обычной орущей на пол-улицы музыки, без его бесконечных шуток. Он просто приехал. Просто забрал его из чужого района поздно ночью. Просто везет домой спать. И еще, Чимин напряжен. Между ними повис немой вопрос, плотный и густой, заполнивший, каждый сантиметр свободного пространства. Но Гук и сам не знает на него ответ. Они доезжают до развилки, и, тихо вздохнув о чем-то, Чимин поворачивает к нему голову: - Тебя отвезти домой? - Ага. Он включает поворотник, плавно сворачивая на кольцо. - Может, с тобой поспать? Гук молча качает головой, но Чимин, кажется, спиной чувствует его ответ. Когда он впервые услышал о Ким Тэхене в том солнечном, галдящем кафетерии, Гук смотрел на него всего несколько секунд. Плохо запомнил черты его лица, только глупую квадратную улыбку и бежевый берет, сдвинутый на бок. Запомнил его имя, только потому, что в школе за ним всюду ходил мальчишка, младше на пару лет. Мечтал с ним дружить. Тоже Тэхен. Он легко слушал о нем истории и новости, иногда даже смешные, и смеялся, как все, абсолютно ни о чем не думая. Как этот парень занял каждый сантиметр его головы за пару недель? Он же, блять, его раздражал! Чонгук хотел бы ни о чем не думать, но мысли атакуют сплошным потоком, распирая изнутри черепную коробку, и они - самый громкий звук, что есть вокруг. - Чимини, ты помнишь, как познакомил меня с Ким Тэхеном? Друг отвечает не сразу, но Гук не может видеть его лица, чтобы понять причину. - Я уж и не помню точно, Гуки. Я, кажется, ничего уже не вспомню никогда. "Черт. Его самочувствие. Как невежливо." - Рассыпаешься? - Мин Юнги сводит меня с ума, - вздыхает Чимин, притормаживая на светофоре, - Он просто монстр. - Интересно. Но я думал, мы не станем о личном, - Гук надеется, что две клетки мозга, оставшиеся в реальности, хотя бы смешно шутят. - Я столько выпил, что смог прочухаться только вечером, - Чимини слегка хрипит, - Никогда больше не поведусь на это. Он провел меня, кажется, по всем пабам которые были открыты, напоил меня, напился сам. До дома тащил на себе. Чимин рассказывает, то восторгаясь, то возмущаясь чему-то, но, к своему стыду, Чонгук его не слушает. Перед глазами медленной вереницей проплывают последние месяцы, и он, не торопясь, вспоминает все, нарочно оставляя сегодняшний день "на потом". - ...и мы выходим из паба и встречаем этого же парня, который повздорил с Юнги из-за дозатора мыла в уборной. Он так убегал..Гуки, ты со мной? Чонгук рассеянно моргает, поднимая глаза, и встречается взглядом с Чимином, который пристально смотрит на него через лобовое зеркало. - Послушай. Я вижу, что что-то произошло, это, вообще-то, только слепой не заметит. Но я не стану тебя ковырять. Если захочешь , ты расскажешь сам. Идет? Гук сдавленно "угукает", и собственный голос кажется ему скрипом телеги. - Хочешь, поедем наедимся дряни, как всегда? - Нет, Чимини. Это все только усложнит. Машина притормаживает недалеко от подъезда. - Чонгук. Гук, ватными пальцами воюющий с ремнем, прислушивается. Взгляда друга он не выдерживает - смотрит куда-то в обивку сидения. - Пожалуйста, не наделай глупостей до утра. *** Кажется, он не был в собственной квартире лет так сто. Гук переступает порог, выпутывается из пиджака, попутно прикидывая, на что бы упасть. Свет не зажигает, здесь немного спертый воздух и задернуты шторы, но Гук предпочитает кромешную темноту. Ботинки остаются посреди коридора, он добредает до кухни и опускается на стул, расстегивая рубашку. В детстве, еще в начальной школе, он прикладывал ладони к ушам и жмурился, если уставал или был напуган. Очень хотелось сделать так же. Вчера Чон Чонгук очень напился. Не до потери сознания, но достаточно, чтобы послать в задницу собственное кредо: "Молчи." Он знал цену словам. Знал, что не раз в его жизни именно они все портили, как они могут шокировать или ранить, и, видит Бог, он молчал до вчерашнего вечера. Он не собирался терять то, что поддерживало в нем жизнь последние несколько недель. Гук смотрел на Ким Тэхена, хотел поцеловать его, слушать каждое его слово, ощущать огромный, восхитительный мир совсем рядом с собой. Улыбаться в ответ этим ласковым глазам. И молчать, молчать всегда, потому что юноше с блестящим будущим, настолько красивому, настолько талантливому, это просто не нужно. Парень вздыхает, щелкая выключателем и направляется к холодильнику. Он был достаточно взрослым, чтобы понимать, что последует за его признанием. Неловкость, дистанция и субординация всю оставшуюся их работу, штамп в дипломе - и прощай, Чон Чонгук, очередной влюбленный в меня кретин. Можешь иногда со мной здороваться, но держись подальше, потому что ты - всего лишь очередной пустоголовый первокурсник, из тех самых, что просили меня их трахнуть на вечеринках. А я воспринял тебя как творческую личность, на что-то годящуюся.. Слишком большая потеря для него. Слишком большая цена за минуту искренности. Но алкоголь в крови, кажется, подразвязал язык. "Что самое странное: я ведь даже не сопротивлялся", - объясняет Гук сам себе вслух, нарезая ветчину, - "Сказал, что думал, еще и при Юнги-хене. Ладно Чимин, чего он от меня только не слышал.." Чонгук видел лицо куратора, пока хрипел фразу за фразой в том пабе, под одним-единственным желтым светильником, пошатываясь от выпитого. Помнил блеск его глаз, брови, ползущие вверх от удивления, приоткрытый рот. Дергающийся под смуглой кожей кадык..Он был так красив. Всегда был красив. Чайник щелкает, весело булькая, и Гук, пожевывая картонный на вкус бутерброд, лезет в шкафчик за кофе. Есть не хочется совсем, но если он не будет есть - он будет курить, и на одной пачке не остановится. На столе, покрывшись корочкой из засохшего соуса, стоят тарелки от их с Чимином ужина. Он просто сдвигает их в сторону, освобождая место под чашку. Чонгук помнил, как бережно тонкие, холеные руки снимали с него пиджак, как они вплетались в гуковы волосы, лаская, привлекая поближе к себе. Как куратор шептал ему в самое ухо, рассказывая всякую ерунду. Тэхен был к нему добр. Всегда. Защищая от подколок Мин Юнги, когда спрашивал, хорошо ли Чонгук спал. Вчера, укладывая в собственную постель. И там, в галерее, когда говорил о Чонгуке, как о ком-то особенном, о ком-то значимом для него. "Как зверь, зализывающий другому зверю раны", - хмыкает Гуки, допивая кофе. Он и правду их зализывал. Чувствовал все, что так его, Гука, тяготело, и заменил собой. Внимательный Ким Тэхен. Заботливый Ким Тэхен. Близкий. Нужный. Чертов Ким Тэхен. Спине зябко, и Гук понимает, что все еще раздет до пояса. Прохладная спинка стула соприкасается с кожей, он ежится, вспоминая теплое, крепкое объятие, в котором тонул два часа назад. Не холодно, но кожа неприятно саднит, и, зажмурившись, Гук подается корпусом вперед, стараясь повторить собственное недавнее движение. Но груди, которую Чонгук оглаживал, еле дыша, нет. Терпкого запаха знакомого чая, голубых волос, которые, касаясь щек, слегка его щекотали, горячих влажных губ, прижимающихся к самому уголку его рта - тоже. Парень проводит по нижней губе языком, повторяет кончиками пальцев тэхеновы прикосновения на собственных губах и, кажется, проваливается в щемящую, разрывающую нежность с головой. - Чертов Ким Тэхен. Гук слушает тишину после собственных слов, вспоминая, где оставил сигареты. Балкон. Здесь пахнет сыростью от прошедших дождей и, кажется, пачка подмокла, лежа на подоконнике. Чонгук выуживает из нее сигарету, прикуривая, и открывает окна настежь. Кроме дальних, едва заметных звезд, тлеющий огонек его сигареты - это, кажется, единственный свет. Небо поразительно чистое и ясное, кое-где неуклюжими комьями катятся облака, и среди них, очень высоко, как крупные белые птицы, ползут самолеты, оставляя широкие белые полосы на темном полотне. Губы дергаются в легкой улыбке, и, выпуская дым через ноздри, Гук провожает самолеты взглядом. Инчхон был, кажется, западнее. Самолеты, летящие на Европу, будут видны с его балкона. Гук знает, что еще рано, что вылет у Тэхена рано утром, но пристально провожает взглядом скрывающуюся вдалеке белую точку, словно она увозит прочь что-то очень ценное для него. "Ты сумасшедший, Чон Чонгук. Сумасшедший, слышишь меня?" Принимаясь, кажется, за четвертую сигарету, Гук стеклянным взглядом смотрит на небосвод. Он представляет, что Пак Чимин не приехал, и Тэхен все еще вжимается в него на крыльце своего подъезда, ловя гуковы судорожные вдохи. Воображение подкидывает самые разные варианты, в основном, как назло, слишком волнующие, с постаныванием в полумраке лестничной клетки, какими-то нежностями, влажными поцелуями на шее, пока Чонгук себя не одергивает, понимая, что тяжело дышит ртом, сжимая в трясущихся пальцах потухший окурок. Сидя там, на тэхеновой кровати в крошечной светлой квартире, чувствуя его присутствие каждой своей клеткой, Чонгук открылся ему. Он сказал больше, чем за все их знакомство, балаболил про всякую хрень, даже про свое первое в жизни свидание не умолчал, с Чон Давон в младшей школе. Кажется, Тэхен сам не знает, во что он ввязался, подпустив Гука к себе так близко. Не знает, что, вообще-то, сейчас еще не поздно, и Чонгук готов примчаться к его дому и сказать, что никуда не отпустит его из этой комнаты, а потом закончить начатое. Что он с легкостью засунет свой диплом поглубже их спонсорам, с треском вылетит из Академии, но не отпустит его в аэропорт, потому что не сможет забыть то невесомое прикосновение к своим губам. Но лучше от этого не станет никому. Потому что Тэхен к этому вряд ли готов. Из всего сплетения мыслей, догадок и теорий, которые парень перебирал в голове, не увязывалась единственная вещь, она же самая значимая: почему Тэхен его поцеловал? Окурок выпадает из ослабших пальцев, звонко ударяясь о перила балкона этажом ниже, и, погаснув, улетает во тьму. Чонгук набирает в грудь побольше теплого воздуха, будто собирается сказать это вслух. Ким Тэхен был очень сострадательным человеком. Как говорил Чимин, он был "вежлив даже с собакой", и Чонгук смеется, устало потирая лицо, ведь, кажется, знает, почему. Потому же, почему делал все остальное: он был к нему добр и внимателен. Обычный Ким Тэхен. Доходяга Чон Чонгук, который расценил это как нечто особенное. "Он все видел." - фраза летит в пустоту, и к горлу подкатывает ком, заставляющий лицо страдальчески искривиться. Он видел, как Чонгук сверлит его взглядом, как наблюдает за ним. Его пьяную мини-исповедь. Его "поговори со мной". То, как он не хотел уходить сегодня. И дал ему то, в чем Гук так нуждался, потому что чудак в шлепанцах из универской кафешки, Ким, мать его, Тэхен, оказался лучшим из людей. По разгоряченным щекам скатываются слезы, и Гук утирается голой рукой, всхлипнув. Как может быть так плохо и вместе с тем так хорошо? Так хорошо от того, в какое чудо человек превратил твою жизнь, и так плохо от того, что он сделал это, что называется, "от чистого сердца"? "Если бы ты хотел трахнуть меня, Ким Тэхен, я не стал бить бы тебя по лицу. Отдался бы без остатка, потому что это ты. Как получилось, что именно тебе это не нужно?" Чонгука бьет крупная дрожь, глаза застилает от подступающей влаги, он продвигается на ощупь к большому белому пятну у балконной двери и опускается на простыни. Они пахнут Чонгуком: персиковый гель для душа, совсем немного - шампунем и его туалетной водой. Он сам не понимает, к чему этот очередной акт садизма, но вдыхает глубже, утыкаясь в них самым носом. Ничего. Ни намека на тот самый цветочный запах. Вторая подушка ищется долго. Он бродит по квартире около часа, заглядывая на подоконник, в кухонный шкаф, потому что каждую минуту забывает, что ищет: он забил себе всю голову без возможности мышления. Наконец, она находится. В шкафу в коридоре за зимними куртками, сложена в мешок - хранил на случай гостей. Шлепая назад в комнату в уже занимающихся рассветных сумерках, он поднимает с пола рубашку и достает оттуда сложенный вдвое рисунок. Бросает беглый взгляд на часы на кухне. 4:03. У Тэхена началась регистрация. Но он не на ней. Он - здесь, в его руках. Гук долго шарит в нагрудном кармане рубашки, и сердце несколько раз пропускает удар: потерял. Но нет, он здесь, просто не нащупывался. Слегка скомкался. Красный глаз в исполнении Ким Тэхена отправляется на прикроватную тумбочку, и Чонгук кутается в одеяло, прижимаясь к подушке. Это не Ким Тэхен, она холодная и пахнет она пылью. Но это хоть что-то. *** - Хочешь сэндвич? Мин Юнги всласть потягивается, раскинув руки в стороны, и проходящее мимо семейство полноватых корейцев косится на него с неодобрением. Они только что сдали багаж, но трап еще не подъехал, и ждать велели около получаса. "Бургер-кинг" в углу зала ожидания маняще помигивал вывесками, а Юнги поглядывал в ответ, и насколько Тэхен мог судить, это была самая чистая любовь, которую видел этот аэропорт. - Давай? По бургеру, Тэхен. Я весь день пролежал в койке, попивая супчики, сил нет, как я хочу вон ту детку, - Юнги поправляет бейсболку на розовой макушке, присвистывая какому-то роллу с курицей на вывеске, - Ну пожалуйста! - Заткнись, прошу тебя, - Тэхен воровато огладывается, высматривая, не идет ли к ним охрана, - Я не хочу, нет аппетита. - В самолете будут кормить дрянью, так и знай, - Юнги предупредительно смотрит на друга, отходя в сторону кафе, и Тэхен разворачивается к окну. Загорается малиновый рассвет. В солнечных бликах не разглядеть надписей на отполированных боках самолетов, но на каком-то из них он сбегает отсюда на целую неделю. Из-за горизонта понемногу выползает солнце. Кажется, он ничего не забыл. Строители уже трудятся в галерее, он взял с собой достаточно рубашек, галстук, все документы..Не хватало кое-чего. Точнее, кое-кого. Тэхен смотрит на пустующий ряд сидений у окна и воображение рисует темноволосого, слегка похожего на кролика парня, дремлющего на них. То, как солнце играет в его пушистых волосах, и как легко ему, Тэхену, к нему подойти, отвезти от лица упавшую прядь и поцеловать теплую скулу. Почувствовать запах порошка от свежевыстиранной одежды, поймать губами его сонное мычание. А потом пойти и купить ему что-нибудь в "Бургер-кинг", пока не объявили посадку. В какой-то из Вселенных, где это было возможно, Тэхен был безмерно счастлив. А сейчас он просто устал. За мыслями он не слышит легкой поступи друга, и не замечает, как тот останавливается рядом, комкая бумажный пакет. - Вы уже переспали? Слова Юнги гулко отлетают от стен, слишком громкие, чтобы остаться не услышанными остальными пассажирами. Тэхен готов сквозь землю провалиться. - О чем ты? Черт, пойдем в уголок какой-нибудь, как я тебя терплю. - С огромной гордостью. Они семенят подальше от любопытных ушей, пока Юнги, улыбаясь, как кот, сожравший тунца, откусывает от ролла. Забившись в аппендикс между стеной и выходом на трап, Тэхен, сморщив брови, придвигается к уху друга вплотную. - Что ты несешь? - То есть, не переспали, - Юнги вздыхает, вытирая от майонеза уголок рта, - Я упрашивал сначала тебя, потом это горькое дитя встретиться и напиться, потом всю ночь таскал за собой Пак-спасителя Чонгука- Чимина, чтобы он не помешал. Сам чуть не помер, упившись вхлам. И все зря? Тэхен возмущенно смотрит на жующего Юнги, постанывающего от удовольствия. - Я так и думал, что ты неспроста все затеял всю эту встречу, засранец. - Слушай, - Юнги поднимает на него зоркий взгляд черных глаз, - Вы с этим парнем за пять минут расставите точки над "i", к чему тягать кота за.. " Я, кажется, уже расставил за нас обоих" - невесело улыбается Тэхен, щурясь от разыгравшегося солнца. - Он отказал? - Что? - Не дал тебе? - Черт, опять ты об этом. Я ничего такого.. - Точно, о чем это я, - вздыхает Юнги, закончив есть, - Никакого секса до свадьбы. - Хён, ты не знаешь его. - Не знаю. Но я и не должен. Тэхена всегда удивляла способность друга переходить с грубых шуток и смеха на такой заботливый, почти отцовский тон. - Ты его знаешь, этого достаточно. Что стряслось, почему ты втыкаешь в окно как будто всю семью похоронил? Тэхен долго молчит, вглядываясь в галдящих пассажиров, становящихся в очередь на посадку. От друга ничего не утаить, он как будто чувствует Тэхена на нюх. - Я хотел поцеловать его, но приехал Чимин и прервал меня. - Мало я его, видать, поил, раз прочухался к вечеру, - бурчит Юнги, хватаясь за лямки кожаной сумки, - И все равно ведь приперся, хренов супермэн..В следующий раз я использую иные методы. - Нет, все правильно, - Тэхен махает головой, последний раз бросая короткий взгляд в окно, - Я не должен был пользоваться моментом, его..расположением. - То, что Чонгук - твоя самая преданная фанатка, видимо, замечаю только я, - Юнги разочаровано вздыхает, шаря в карманах в поисках корешков от билетов, - Почему я вообще в это ввязался.. - Во что, хен?, - кажется, пришла очередь Тэхена раздражаться, - Он мучался от ночных кошмаров, от неуверенности в самом себе, он постоянно напряжен. Признаю, я очень старался это исправить, потому что не мог иначе. И знаешь, вчера я увидел, насколько он поменялся.. - Он действительно выглядел расслабленнее, - кивает Юнги, коротко улыбаясь стюардессе, - Дали билеты в самом хвосте, мать твою. - Ты правда заметил? - Конечно. Хотя, возможно, это вискарик сделал из него альфа самца, - Юнги усмехается, пропуская Тэхена вперед, - Но он держался неплохо, мне даже показалось, что ему не нужна мама.. - Ты такой говнюк, - Тэхен опускается на место у окна. - В общем, я был очень счастлив, что он открывается, расслабляется, и, кажется, просто сорвался. Не мог уехать..Без этого. Но это вовсе не весело, и я надеюсь, что Чонгук не решил, что я конченый мудак который собирался его трахнуть под шумок. Стюардесса просит пристегнуться и показывает аварийные выходы, и они переходят на шепот. Юнги смотрит на него со смесью любви и скептики, как смотрят родители на огрызающегося подростка. Козырек бейсболки надвинут на глаза, губы искривлены в легкой ухмылке. - Ты себя ведешь сейчас, как кретин. Как больной. - Ну и почему? - Потому что я почти уверен, что твой подопечный - не святой, и ему отлично знакомы твои порывы. Впрочем, это ваши дела, я сделал, что смог, и разбираться с этим дальше не собираюсь. Ты не знаешь, когда будут разносить пойло? - Ради всего святого, - вздыхает Тэхен и отворачивается к иллюминатору, - Если ты дорвешься до алкоголя, мы не долетим. Никто не долетит. - Помаши на прощание ручкой Сеулу и возвращай мне моего Тэхена. И поживее. Самолет разгоняется, оставляя клубы пыли на прогретом асфальте, и поднимается все выше над землей. Тэхен вглядывается в крошечное окошко иллюминатора, провожая глазами растущий на горизонте Сеул, и откидывается на сидение, закрывая глаза. *** - Хорошо, Чимин, очень хорошо. Что еще Вы мне скажете? - Это де Кунинг, очень хорошая репродукция. 2017й год, прибыла из Кванчжу на этой неделе, автор - абитуриент, готовится поступать к нам. - Прекрасно!, -тучный мужчина слегка за сорок, расхваливающий Чимина - его покровитель, царь и Бог профессор Чунг. - Он готовится, и он поступит. Отличная работа, Чимин, что бы мы делали в приемной комиссии без твоего свежего взгляда. Гук стоит неподалеку, прислонившись к автомату со снеками, и наблюдает, как друг рассыпается в учтивых улыбках. В воздухе, поблескивая на солнце, кружатся пылинки. Последние студенты разъезжаются на каникулы, и, навострив уши, Гук слушает, о чем они весело перекрикиваются, шаркая по дорожкам к стоянке. Тихо и спокойно, и в голову приходит вспомнить собственное недавнее студенчество - накупить бы сладостей в кафешке и зашиться с книгой в саду. С уездом Тэхена заходить в студию как-то не хотелось. Он и не зашел, пошел искать Чимина, который, как оказалось, здесь, в вестибюле, строил свою будущую карьеру. - В общем, так. Твоя задача, прежде чем начнется отпуск, довести этот ворох бумаг до ума, - весело пыхтит профессор и тут же извиняется: - Прости меня, лапуля моя.. "Как он его только не называет, - усмехается Гук, наблюдая за ними. - Ты знаешь, если я буду разбираться с бюрократией, остановятся все мои проекты, в сутках ничтожных 24 часа.. - Я все понимаю, конечно, - Чимин смеется, вовлеченный в по-отцовски теплые объятия, - Сделаю в лучшем виде. - Беги, беги.., - профессор вытирает покрывшийся испариной пот и провожает активного симпатичного ему парня глазами, наткнувшись на не очень симпатичного и абсолютно не активного Чонгука. - Славного денька! - И Вам, профессор, - Гук учтиво кланяется, уже уходя за Чимином во двор. - Явился, наконец, - сварливо говорит Чимини, стоило им поравняться, - Чего пришел? На исповедь? Чонгук понимал, что Чимин, как никто, имел право все знать. - Мне нужно с тобой поговорить. *** Пак Чимин ошарашено сверлит взглядом гипсовую статую недалеко от их скамейки. Они пришли в сад. Здесь было посвежее, чем в душных кабинетах, работы у обоих было, вообще-то, завались, но Чимин отлынивал, а Чонгук был уверен, что на ночной сон он может уже не рассчитывать. Не самое страшное: будет, чем заняться. - Я поверить не могу в то, что ты мне рассказал. - Как есть, - Гуки просто пожимает плечами и проверяет телефон. Уведомлений нет, и это едва ощутимо его огорчает. Тэхен не любитель активной переписки, но "Доброе утро. Я отлично долетел! Сейчас иду по своим суперважным тэхеновым делам" - вполне в его стиле. Ничего нет. Почему-то удивления Чимина Гук не разделяет. Тем более, еще утром он все для себя решил. - Я не хотел мешать.. - Ты не помешал. Тэхен сделал то, что считал правильным, и, кажется, стоит наконец-то оставить его в покое, - Гук приподнимается, подхватывая сумку, - Пойдем поработаем немного, я у тебя посижу, если не против. Чимин тревожно отзывается, говоря что-то о том, что Гук в корне неправ, но тот направляется на выход из оранжереи, зачем-то снова глянув в телефон. День растягивается, кажется, в год. Чимин ушел куда-то в себя, предпочитая молча барабанить по клавиатуре. Работа заключается в подписывании и чтении бесконечных документов да потягивании напитков, у Чонгука болят глаза, и он задается вопросом, художник ли он, потому что на офисного служащего это смахивает куда больше. Вдобавок ко всему, он разрядил телефон уже дважды, бесконечно обновляя страницы всех соцсетей. Ничего. Легкое неудовлетворение перерастало в настоящую тревогу. Он уже проверил новости в Корее и мире, о крушении самолетов не заявлено. Но факт того, что Тэхен не писал (хотя с чего бы?) настойчиво свербил где-то в заднице. Гук решался открыть профиль Тэхена в "Какао" еще с полчаса, но когда решился, не знал, что чувствовать: облегчение или злобу. Был в сети 23 минуты назад. "В смысле: был в сети?", - брови слегка сдвигаются к переносице, и Чонгук еще раз бегло просматривает страницу. "Тогда почему?" Собственные доводы, логические цепочки и аргументы на Чонгука не работали. Он это понял давно и сейчас в очередной раз убедился, залипая в супермаркете у стенда с мясом под конец рабочего дня. "Он занят. Ведь ехал туда работать, вот и работает. Но блять, одно слово царапнуть слабо?" Не то, чтобы искусствоведы ездили в рабочие поездки с кем-то перепихнуться. Тем не менее, выбирая себе пиво, он настойчиво отгонял от сознания единственную картину: Тэхен, взмокший, тяжело дышащий, вжимает кого-то в матрац, шепча что-то своим хриплым, низким голосом. Изящная спина выгибается, губы замирают в немом стоне, а Чонгук, возвращаясь в реальность, едва не сбивает плечом пирамидку из каких-то банок. "Дурак. Дурак!" На ужин Гук забивает. Иконка "онлайн" загорается над тэхеновым именем в контактах не раз, и каждый раз он выходит, не написав ни слова. Брошенная на столе свинина подтекла розоватой лужицей, пиво наверняка теплое. Плевать. "Он не мог разозлиться на меня. На него это так не похоже, это же Тэхен. Это же я.." Кажется, глаза сейчас вылезут из орбит, потому что он не сводит глаз с подсвеченного экрана, пока не становится темно. Кажется, картинку перед глазами застилает густой пеленой, и он поднимается, хватая с тумбочки сигареты. Знакомый маршрут до балкона - время, чтобы решиться. В последний раз решить, знает ли он причину тэхенового молчания, в последний раз понять, что ему все равно: он должен узнать, все ли с ним хорошо. Даже если он зол на него, или проводит время с кем-то еще, он должен был хотя бы, блять, намекнуть, что все хорошо. И он дозвонится, даже если нужно будет позвонить в посольство Южной Кореи. Гудок. "Пожалуйста, ответь." В груди опять тянет до боли, и Гуку кажется, что вся эта хрень доведет его до нервного срыва. Сигарета в пальцах ходит ходуном и дышать получается лишь короткими рывками. "Мне нужно услышать тебя, ебучий Ким Тэхен." Гудок. "Я сказал, ответь!" Чонгук жмурится, слушая гудок за гудком, и чем дальше, тем быстрее тонкой нитью уползает из него решимость. Окурок обжигает пальцы, и он затягивается в последний раз ,обещая себе больше никогда.. - Привет. Кажется, будто Гука ударили под дых. Из легких разом пропадет весь воздух, и несколько секунд он хлопает губами, как рыба, прежде чем выдавить: - Привет. Я..Помнишь, ты говорил звонить тебе и говорить, хорошо ли я сегодня спал? Этот голос, он узнал бы его из тысячи. Это Тэхен. Кажется, слегка удивленный - у них сейчас раннее утро, но по прежнему мягкий, как патока, с еле слышной ноткой нежности. Хотя, может, это гуково больное воображение. - Конечно. И как? - Хуёво. Гук, кажется, скидывает с плеч пару тонн, когда слышит смех в трубке. И, тихо прислонясь к стене, смеется в ответ.