Отражение

— Привет, птичка, — произносит он хриплым голосом, даже не открывая глаз. Я тут же получаю микроинфаркт всего. Сердце оглушительно бьётся где-то у меня в ушах. Несмело делаю шаг вперёд и присаживаюсь рядом с ним. — Откуда ты знаешь, что это я? — тихо спрашиваю я, жадно оглядывая его бледное лицо с заострёнными скулами. — Духи, которые я тебе подарил. Ты всё ещё ими пользуешься. Он помнит. Это вызывает у меня слабую улыбку. — Почему ты не заходишь внутрь? — Не уверен, что приехать сюда вообще было хорошей идеей. Шатен, наконец, открывает глаза, поворачивая ко мне голову. Я чувствую сильный запах алкоголя, замечаю круги под глазами и чрезмерно широкие зрачки. Он сильно нетрезв. На миг это вызывает чувство обиды. — Не мог один вечер потерпеть, хотя бы ради дня рождения Феди? — невольно вырывается у меня. — Я пытался, правда, — шепчет он, глядя на меня виноватыми глазами. — Старался, как мог. Не пил уже неделю. Но сегодня мысль о том, что я наконец-то увижу тебя, не давала мне покоя ещё с утра. Я заехал в бар и не смог придумать, почему мне не стоит пить. Я киваю на автомате. Боже, я сотни раз представляла себе эту сцену. Мы вдвоём здесь. Я придумала кучу вещей, которые хочу сказать, построила десятки сценариев. Но вот он тут — и всё это растворяется в моей памяти. Я не могу вымолвить ни слова, теряясь от одного только осознания, насколько близко друг к другу мы находимся. Я не видела его два месяца, а сейчас мы сидим на ступеньках в чужом подъезде в этой неловкой тишине. — Там ребята ждут… — начинаю я, не выдерживая этой гнетущей обстановки. — Да, да, конечно, — тут же поднимается парень. Его шатает, и ему приходится ухватиться за стенку, чтобы не потерять равновесие. Я встаю следом, нажимая на дверной звонок. До того, как дверь открывается, Артём успевает шепнуть «Я очень рад тебя видеть» с мягкой знакомой улыбкой. Я осторожно сжимаю его ладонь, выражая немое «Я тоже». Мы заходим внутрь. Федя, открывший нам, наблюдает за тем, как Депо старается не сползти пьяно по стене, пока скидывает кроссовки, и неодобрительно качает головой. — Да ты, блять, издеваешься, — бормочет Егор, также смотрящий на это зрелище. Друзья отвлекают меня и Артёма, втягивая в разговоры. Я провожу час, искоса следя за парнем из другого конца комнаты. У меня сердце разрывается от заново нахлынувших чувств. Нежность волной струится по моим венам. Я выхожу на балкон с целью очередного перекура, прерывая беседу с Тусиной. Щёлкаю зажигалкой, параллельно слыша, как балконная дверь открывается, и внутрь кто-то заходит. Я думаю, что это Настя, но, обернувшись, вижу Шатохина. Я пялюсь на него во все глаза, пока он закуривает и облокачивается на открытую оконную раму. — Знаешь, Шекспир писал, что «Ревность — это чудовище, само себя зачинающее и рождающее», — вдруг выдаёт шатен усталым голосом, и я вздрагиваю от неожиданности. — Только он забыл добавить, что ревность пробирается под кожу и отравляет кровь. Это чувство сводит меня с ума. Я мгновенно понимаю, о чём он, внутренне подбираясь. Мы не видели друг друга почти два месяца, и это первое, что ты хочешь обсудить? — Каждый раз, когда я вижу ваши совместные фотки или слышу какие-то истории про вас двоих, на меня накатывает жуткая ярость, — добавляет он, бросая злой взгляд искоса. — Хочется бить кулаком в стены, хочется свернуть тебе шею. Или вам обоим. Или самому себе. Лишь бы больше этого не чувствовать. — У меня ничего с ним не было, — защищаясь, отвечаю я. — Ты ведь знаешь, я бы не поступила так с тобой, пока мы… — Пока мы что? — цокает Депо. — Не успел я уехать, как ты тут же сбежала к ебаному Фаре! Я просто не верю своим ушам. Ты, блять, серьёзно сейчас? Я недоверчиво осматриваю его, и тут мой взгляд цепляется за сбитый воротник футболки парня. Засосы. Много чужих засосов красуются на правой стороне его шеи, на ключицах, скрываясь под лёгкой тканью. Ярость накатывает моментально. — Ты не имеешь никакого права так поступать! Ты уехал, бросил меня с этим тупым «Это для твоего же блага». А потом провёл всё это время, развлекаясь со всякими шлюшками в туре. Даже сейчас — ты стоишь с чужими засосами и при этом пытаешься выставить меня виноватой. Я качаю головой, всё ещё не веря, что это происходит на самом деле. — То есть, вот это твоя отмазка? «Я сплю с Глебом, потому что ты тоже там с кем-то тусишь»? — криво усмехается Артём, и меня передёргивает. — Отмазка? Это была твоя идея! — кричу я, так как у меня слетают все тормоза. — Ты этого хотел. Чтобы мы расстались, чтобы у тебя был официальный повод быть с кем-то ещё. Это всё твоя вина. На глазах выступают слёзы, голос дрожит, и я тихо всхлипываю. Колкий взгляд голубых глаз напротив обжигает. Я чувствую его обиду, но не понимаю — кидает он мне эту предъяву всерьёз или в нём просто говорит уязвлённое самолюбие. — Я думал, что поступаю правильно, — тихо бормочет парень. — Что оберегаю тебя от возможной боли. — А сейчас? — Я хочу вернуть всё назад, — делает он шаг ко мне, цепляясь пальцами за мою талию. — Ты и я, как раньше. Дело в его эгоизме, осознаю я. В чувстве собственничества. Артём упорно не замечает факта того, как он провёл эти два месяца. Потому что его задевает лишь то, что кто-то другой обратил на меня внимание в его отсутствие. — Я сказала тебе правду, но ты мне не веришь. Ты говоришь, что любишь меня, но при этом всегда готов поверить в самые худшие вещи обо мне, — отвечаю я, осторожно касаясь его щеки. — Сложно поверить тебе, помня о том, как ты проёбывалась в отношении Глеба раньше, — сухо цедит он, глядя на меня в упор. Я отшатываюсь от него. «Ты и я, как раньше» — вот что нас ждёт, если я сейчас вернусь к нему. Ревность, наркотики, непрекращающиеся ссоры, его недовольство, мои слёзы. Я хочу его, но не всего этого. Я мягко покачиваю головой в отрицании, и шатен всё понимает, сжимая руки в кулаки. — Мне не нравится, кем я становлюсь рядом с тобой. Этой жалкой зависимой девочкой, которая постоянно ждёт твоего внимания и одобрения, — тихо выдыхаю я, глядя на него с болью в глазах. — Я хочу чувствовать себя уверенно. А ты заставляешь меня сомневаться в себе, в своих словах и поступках. Я больше не могу жить с этой оглядкой на «А что подумает Артём?». Я больше так не хочу. — Тогда чего ты хочешь? Чем он лучше меня? — ядовито выплёвывает Депо. — При чём здесь он? Разве ты не замечаешь, что мы ходим по кругу? Опять. Мы здесь только потому, что ты этого захотел. Тебе нужно было время, чтобы решить свои проблемы, чтобы взять употребление под контроль. — Я пытался… — Да, я наслышана о том, как ты пытался, — резко обрываю я. — Вот только результат остался тем же. И сейчас ты предлагаешь мне снова вписаться в это, при том, что ситуация не изменилась вовсе? И правда удивляешься тому, что я отказываюсь? Меня снова несёт, и я выплёскиваю на него всё, что у меня накопилось за это время. — Мы всё ещё могли быть вместе! Я ведь тебе предлагала, — я делаю шаг вперёд, толкая его в грудь на эмоциях. — Ты бы уехал, а я бы иногда приезжала к тебе. И мы бы решили все проблемы вдвоём. Но ты отказался. А сейчас хочешь убедить меня вернуться к тебе при помощи той же причины, которую ты использовал для того, чтобы расстаться со мной? Дыхание сбивается, я чувствую подступающую истерику и оседаю на пол, привалившись спиной к стене. Зарываюсь руками в волосы, утыкаясь лицом в согнутые колени. Боже, пусть это окажется каким-то дурным сном. Он не может быть настолько наивным. — Извини, — шепчет Шатохин после паузы, присаживаясь напротив. — Просто я всё ещё люблю тебя. — Иногда одной любви недостаточно, — глухо отвечаю я, размазывая слёзы по лицу. — Ты хотел изменений, но, по факту, всё это оказалось лишь пустыми словами. — У меня есть эта навязчивая потребность прощупывать границы. Я должен знать, что никому не нужен. Мне нужно почувствовать опасность, чтобы я мог остановиться уже на грани. Боль — сигнал, что я жив. У вещей нет цены, если мы не рискуем их потерять. Я вслушиваюсь в его слова, и страшное осознание всей ситуации накрывает с головой. У меня никогда не было даже шанса против всех этих заморочек в его сознании. Он цепляется за прошлое, за меня, потому что просто не знает, как ещё поступить. Спустя долгий перерыв мы вновь оказались лицом к лицу, и от этого старые чувства всплыли на поверхность. Но это лишь инерция, привычка. Впервые я вижу всю картину целиком. — Ты — как токсичная отрава, которая разрушает всё на своём пути, — прямо произношу я, хоть и знаю, что причиняю ему боль своими словами. — Не порть мне жизнь, если тебе не нравится твоя. Ты ненавидишь себя, но это не значит, что и я должна чувствовать себя также. Не поступай так со мной. — Детка, я бы никогда… — удивлённо роняет Депо, но мы оба знаем правду. — Ты уже это сделал. — Прости, что потратил твоё время, — он поднимается, и мне приходится задрать голову, глядя на него снизу вверх. — Ты права, я проебался, и вся проблема во мне и всегда была только во мне, и я зря втянул тебя во всё это дерьмо. Я резво встаю на ноги и притягиваю его к себе, прерывая его торопливые бормотания. «Я не могу взять твои проблемы на себя», — шепчу я. Парень льнёт ко мне всем телом, крепко обхватывая обеими руками. Я чувствую мокрые дорожки слёз на щеках и прячу лицо у него на плече. Он такой свой, такой родной, и мне так хочется, чтобы всё наладилось. Но сейчас у нас просто нет шансов. Артём отстраняется и заглядывает мне в глаза на долю секунды. Время будто растягивается. Я читаю в его взгляде всё. И тут же киваю. Он кивает в ответ и, мягко подхватив мою ладонь, выводит с балкона. Мы проходим через большую комнату, не обращая внимание на веселящихся друзей. Шатен заводит меня в самую дальнюю спальню по коридору. Я узнаю её — здесь мы ночевали тогда, когда он впервые меня поцеловал. Мы провели в этой кровати первую совместную ночь, а сейчас проведём последнюю. Он запирает дверь, а потом оборачивается ко мне, аккуратно прижимаясь к моим губам. Знакомые движения сносят голову. Я чувствую его язык у себя во рту, привкус сигарет и водки. Привычно зарываюсь пальцами в тёмные волосы, слабо оттягивая отросшие пряди. Отчаяние затапливает каждую частичку моего тела. Родной запах, родной вкус заставляют сотни воспоминаний разом всплыть в голове. Не включая свет, двигаясь лишь наощупь в этом полумраке комнаты, мы доходим до кровати. Только тогда мы разрываем этот неторопливый нежный поцелуй. Мы будто изучаем друг друга заново. Шатохин замирает, и я читаю неуверенность и смятение на его лице. Я нарушаю эту неловкую паузу, стаскивая с себя футболку и расстёгивая лифчик. Раз уж мы это решили, нужно доводить дело до конца. Я смотрю на него прямо, в упор. Голубые глаза темнеют, жадно скользя взглядом по моей груди, по всем знакомым родинкам и татуировкам. Оставшуюся работу он делает сам. Мягко ведёт ладонью по моему плечу и толкает на кровать. Стягивает с меня чёрные джинсы и быстро раздевается сам. Мы оба знаем, что делаем. Это последний раз. Поэтому всё ощущается совершенно иначе. Это не просто секс ради секса, ради того, чтобы выразить своё желание или злость или донести какую-то точку зрения. Это секс с оттенком отчаяния и грусти, с этим немым «Я хочу всё запомнить», которое читается в каждом прикосновении. Артём меняет темп, меняет саму модель поведения, чередуя ласковые неторопливые поцелуи с жадными, почти голодными, когда мы отрываемся друг от друга лишь из-за нехватки воздуха. Он пользуется ситуацией вовсю, оставляя отметки на всём моём теле. Я уже знаю, что на утро проснусь, с головы до ног покрытая засосами, синяками и укусами. Но сейчас позволяю ему это, наблюдая, как парень с игривой улыбкой оттягивает кожу над моей бедренной косточкой, легко зажав её зубами. Протяжный стон срывается с моих губ, и я хватаю его за плечо, глубоко запуская ногти в бледную кожу. Он шипит от боли, но отвечает мне радостной усмешкой. Мы оба по этому скучали. Шатохин двигается во мне, с силой сжимая за бёдра, и я стараюсь оттянуть момент приближающегося оргазма как можно дальше. Хочу запомнить каждую секунду. То, как он закусывает губу, как морщит нос, как прерывисто дышит, как смотрит на меня этими влюблёнными глазами. Я притягиваю его ближе, вовлекая в глубокий поцелуй. Депо кладёт ладонь на мою шею, ощутимо сжимая её. В следующий миг яркий оргазм накрывает меня с головой. А затем и шатена. Он тихо стонет и выдыхает сквозь сжатые зубы. Укладывает голову мне на грудь, стараясь выровнять сбившееся дыхание. У меня на глазах вдруг выступают слёзы, и я позволяю им мягко скатиться из уголка глаз, тут же впитываясь в простынь. — Я не спал ни с одной из них, — у него дрожит голос. — Хотел, но так и не смог. Перед глазами постоянно было твоё лицо. Он словно хочет добить меня этим, и мне становится только хуже. Хочется свернуться калачиком и горько плакать в течение ближайших пары лет. На миг в голове мелькает робкое «А что если Артём прав? Может, мы всё-таки сможем как-то сойтись и решить в процессе все проблемы?». Но я знаю, что теперь это уже невозможно. Я была готова так поступить два месяца назад. Но не сегодня, не после того ада, через который он заставил меня пройти. Не ради того, чтобы я сейчас добровольно согласилась на ещё десять кругов ада в новых отношениях с ним, которые, как заранее очевидно, приведут к тому же тупику и разрыву. Шатохин молча одевается, а потом дарит мне напоследок ласковый поцелуй и пронзительный взгляд бездонных голубых глаз с тихим «Напиши мне как-нибудь ещё одно письмо, ладно?», и выходит за дверь, осторожно прикрыв её за собой. Я смотрю на его худую спину и тонкие плечи и вдруг осознаю, что осталась одна вещь, которую я так и не сказала ему: «Я всё ещё люблю тебя. Я всё ещё помню». Некоторые люди знают, что им суждено быть вместе. Просто не сейчас.