Отражение

— Но я всерьёз думаю, что тебе и правда стоит ко мне переехать. — Ага, — равнодушно бросаю я, совершенно не обратив внимания на его слова. — Я действительно имею это в виду. Тон его голоса заметно меняется. Становится более уверенным, властным. Как будто он уже принял решение и сейчас просто озвучивает мне его, даже не оставляя возможности выбора. — Сладкий, — с тяжёлым вздохом тяну я, встречая его насупленный взгляд, — давай не сейчас, ладно? Время два часа ночи, а мне с утра на съёмку. Я не в настроении. — Не в настроении? — мгновенно огрызается парень, потрясённо вскидывая брови. — Я тебе, блять, не в кино предлагаю пойти! Почему мы не можем обсудить это сейчас? Я тут же начинаю закипать. Он явно не намерен отступать, но у меня совершенно иные планы. — А почему мы вообще должны обсуждать это сейчас? Ты не думал, что, прежде чем поднимать такую тему, тебе стоит сперва поинтересоваться, хочу ли я в принципе куда-то переезжать? — А что в этом такого? — Глеб недоумённо моргает, чем злит меня ещё больше. — Ты ведь и так ночуешь в моей квартире по пять раз на неделе. Почти все твои шмотки уже здесь. Я просто не вижу смысла оплачивать твои счета, если ты уже пару месяцев как не живёшь у себя. В его словах есть смысл, и я на долю секунды теряюсь в осознании этого. Всё ведь действительно так и было — начиная с марта я проводила почти все ночи в квартире блондина, лишь изредка заезжая к себе. Но даже тогда, обычно, мы всё равно ночевали вместе. Боже, неужели это и правда произошло — я снова съехалась с парнем и сама же этого не заметила? — Я не хочу сейчас говорить об этом. — Твою мать, ты серьёзно? Я кидаю ему раздражённое «Да!» уже в дверном проёме, прихватив с собой подушку. Знаю, что это сущая нелепость, — вот так по-детски сбегать от него в соседнюю комнату. С громким хлопком запираю дверь в гостиную, хоть и понимаю, что в случае чего это не станет преградой. Полчаса спустя мне приходит от него смска: «Спокойной ночи. Люблю тебя, хоть ты и ведёшь себя, как сука, большую часть времени. Не упрямься и возвращайся в кровать» Я хочу вернуться, но задетое самолюбие не позволяет. Мы оба знаем, что терпение и выдержка у меня развиты гораздо сильнее. Поэтому я совершенно не удивляюсь тому, что, так и не дождавшись моей реакции, пять минут спустя Голубин осторожно поворачивает ручку, каменным изваянием застывая на входе. Сверлит меня глазами, стискивает челюсти. Смотрит с обидой и недоверием. Я на миг гадаю, как долго смогу ходить по краю этой пропасти, прежде чем собственное упрямство однажды сыграет со мной злую шутку, и тогда я огребу от блондина на всю жизнь вперёд. Он ведь не будет прогибаться под меня вечность. Двигаюсь к стене и убираю плед в сторону. Так и не проронив ни слова, парень забирается на диван. Принимает меня в свои объятия, несмело ведя кончиками пальцев по предплечью. Долгие десять минут я провожу за тем, что прислушиваюсь к его рваному возбуждённому дыханию. Он всё ещё злится, хоть и пересилил себя и пришёл ко мне первым. — Прости, — стыдливо бормочу я куда-то ему в шею. — Я знаю, что ты говорил серьёзно, и да, в какой-то мере в твоих словах есть смысл. — Но…? — Но это слишком быстро. Мы встречаемся всего пару недель, хоть у меня и есть ощущение, что я знаю тебя всю жизнь. Я не хочу торопиться. — Я лишь сказал, что твой переезд сюда был бы удобен для нас обоих, — невинно произносит он. — А, так дело лишь в этом? — с иронией подкалываю я. — «Так удобнее», а не «Я хочу жить с тобой на одной территории, потому что люблю тебя»? Глеб теряется. Отстранившись, я заглядываю ему в глаза и не могу сдержать волну хохота из-за его выражения лица. Он забавно хлопает ресницами, видимо, удивлённый тем, как мне удалось вывернуть наизнанку все его слова и намерения. — Чёрт, если бы всё дело было только в любви, никто бы никогда не съезжался друг с другом, — язвительно скалится Глеб, подмигивая. — Малыш, конечно, я хочу жить с тобой. В какой-то мере, я уже даже привык к этому, хотя, откровенно говоря, как сосед ты так себе. У меня бывали и получше. Но я всё равно хочу этого. Потому что, блять, да, мне удобнее, когда я могу проснуться и сразу увидеть тебя на соседней подушке. — Просто мне страшно, — сипло выдыхаю я, опуская глаза на его татуировки. — Мы ведь в самом начале, понимаешь? Может, мы и знакомы давным давно, может, у нас и были чувства друг к другу в течение последних месяцев. Но официально сошлись мы только пару недель назад. — Почему это плохо? — он ласково отводит пряди волос с моих плеч. — Разве ты не уверена в том, что происходит? Робкие, пугливые интонации в его голосе вполне очевидно намекают на то, какой именно ответ на этот вопрос он от меня ждёт. Волнительно бегает глазами по моему лицу, едва ли дыхание не задерживает. — Я уверена. Но суть в том, что я тут не гадалка на кофейной гуще, равно как и ты, несмотря на то, что чуйка у тебя развита на ура. Блять, — устало бормочу я, зажмуривая глаза на миг, — однажды я вписалась в отношения, где съехалась с парнем уже через пару дней. И это не привело ни к чему хорошему, потому что мы, по факту, сразу лишились всего этого конфетно-букетного периода, когда ты можешь постепенно узнать человека на нейтральной территории. Голубин реагирует на косвенное упоминание Депо незамедлительно. Сурово поджимает губы, стискивает пальцами моё плечо, скорее всего, даже не замечая этого. — Вы прыгнули с места в карьер, и не все были к этому готовы, — поддакивает он, чуть погодя. — Но наш случай другой. Мы ведь действительно давно знакомы и уже узнали друг о друге всё, что нужно, прошли этот этап притирки и привыкания. Он убеждает, ласково и робко, заискивающе заглядывая мне в глаза. И я была бы готова поверить в его желание поиска компромисса, если бы не различала на дне зелёного болота опасную, непоколебимую уверенность. Блондин позволит мне сейчас сказать, что угодно, и отвлечь его внимание от этой темы. Но на деле я съеду в его квартиру быстрее, чем успею придумать очередную отмазку «почему нет». Следующие два дня мы проводим раздельно. Я по-честному ночую в своей квартире, загружая себя делами, чтобы в случае чего у меня была официальная причина остаться дома. Но Голубин идёт в своём упрямстве ещё дальше и даже не зовёт меня на ночь. Хотя в глубине души я подозреваю, что корни такого поведения кроются в неловкости и чувстве вины. У него — за то, что надавил и снова принял решение, даже не обсудив. У меня — за то, что опять использовала рабочий метод и уклонилась от прямого ответа, начала тянуть время. Чёрт, куда ни глянь, всюду одни и те же старые-добрые грабли. Как следствие этого — двое суток проходят в напряжённой тишине. Никаких смсок, заботливых звонков, торопливых голосовых в телеграмме на десять минут, где Глеб жалуется на идиотов вокруг или я увлечённо рассказываю «Ты, блять, не поверишь, кого я только что встретила на тусовке…!». Я знаю, что блондин всё ещё жив только из-за того, что тот продолжает лайкать мои посты в соцсетях. Встретившись за обедом с Салуки, я делюсь с ним своими переживаниями. Кудрявый брюнет лишь беззаботно пожимает плечами, кидая в ответ: — Ты как-то спрашивала, кто в этом мире может молчать больше, чем ты. Вот тебе и ответ. — Эй, это совсем не так! Глебу просто нужно время, чтобы… — я замолкаю, так и не закончив фразу, наткнувшись на его красноречивый взгляд. — Поздравляю тебя с новыми отношениями, — насмешливо тянет он нараспев, посылая мне воздушный поцелуй. Позже он зовёт меня на концерт одного общего знакомого. В ходе обсуждения выясняется, что за кулисами соберётся почти весь старый состав Династии, за исключением Глеба. Я прекрасно знаю обо всех этих внутренних подоплёках и решаю в итоге хотя бы предупредить парня, в чьей компании проведу ночь. Он, в свою очередь, выражает недовольство известным ему способом и продолжает молчать. Я утопаю в этой тишине, чувствуя, как нервы всё больше превращаются в оголённые провода, и озабоченно проверяю уведомления на телефоне каждые две минуты. Четыре часа спустя, когда я уже почти нахожусь на пределе и в одном шаге от того, чтобы набрать его номер и закатить банальную истерику, от блондина приходит смс. «Надеюсь, у тебя будет весёлая ночь. Ты это заслужила, раз, очевидно, моя компания больше тебя так не развлекает. Уверен, ты найдёшь много общих тем с парнями. В крайнем случае, всегда можешь обсудить меня» От этого противного самодовольства, которым сквозит каждая строчка, меня передёргивает. Ублюдок. Я задыхаюсь от злости, уже открывая диалоговое окно и начиная судорожно печатать, едва попадая по нужным буквам. Джимбо, сидящий рядом, мягко качает головой и забирает мобильный из моих рук. Гоша Вишну заботливо толкает ко мне стопку водки, приговаривая, что иногда Фаре полезно лишний раз побеситься и выпустить пар. Ещё несколько стопок на пару с Панком — и остаток ночи стирается из памяти почти полностью. На следующий день меня мучает жуткое похмелье, и я торчу в редакции пару часов, сумев за это время лишь включить ноут и составить плейлист. Состояние настолько дерьмовое, что я вспоминаю про дату только после того, как слышу из коридора обрывок разговора Бори. Сегодня день рождения Артёма. Тихо простонав в адрес самой себе и потерев виски, я решаю начать с малого и звоню Никите Зимову, которому выпала честь родиться в тот же день. Поздравляю его, желая всё, что только можно гипотетически пожелать. Мы болтаем около часа, обмениваясь новостями и обсуждая рабочие проекты. Напоследок он напоминает, что тусовка в честь дня рождения у него и Депо будет общая. Вежливо предлагает приехать, хотя мы оба знаем, что я точно этого не сделаю. Вскользь интересуюсь, может ли он подсказать, где находится Шатохин, и тут же получаю ответ — «Он здесь с нами, пытается установить новую игру». Завершив разговор с другом, я долго листаю список контактов, снова и снова останавливаясь на одном. Нестареющий мальчик. Сейчас это прозвище вызывает у меня лишь слабую ностальгическую улыбку. Мне кажется, что было бы правильным решением поздравить его. Написать пару строчек и поставить незатейливую галочку в собственном списке «Ну, мы же решили остаться друзьями». Но я помню о недавнем обещании, которое дала шатену, а потому не уверена в том, нужно ли ему это. На меня сами собой накатывают старые воспоминания. За ними приходит грусть. Ещё чуть позже — темнота и страх. Я лежу на диване в своём кабинете, с головой закутавшись в плед, и веду внутренний диалог: «Всё в порядке. Это случилось по определённой причине. Тебе не грустно, не позволяй этому влиять на себя». В один момент мне становится так невыносимо тоскливо, что я почти готова забить на детскую гордость и позвонить Глебу. Хочу взять его за руку, поцеловать костяшки и уткнуться лицом в шею, задыхаясь от терпкого аромата парфюма и какого-то особенного, сладковатого запаха, присущего лишь ему. Но, видимо, судьба сегодня ко мне благосклонна. Не успеваю я осуществить задуманное, как кто-то осторожно заходит в комнату. Под пледом — кромешная темнота. Я ненароком даже дыхание задерживаю, прислушиваясь к едва слышным шагам. — Пожалуйста, скажи, что ты там живая. Светлый, добрый, обычно невозмутимый голос сейчас наполнен усталостью и беспокойством. От уровня заботы, незримо передающейся мне, на глазах выступают слёзы. Боже, как же сильно я по тебе соскучилась. Я откидываю плед, почти вслепую находя Глеба, влетая в его объятия. Чувствую ласковые поглаживания по спине и то, как он ненавязчиво укачивает меня, и тут же расслабляюсь. — Хочешь, я обрадую тебя ещё больше и осуществлю твоё недавнее желание? — с хитрой улыбкой интересуется он. — Так ты согласен на секс втроём? — я вскидываю брови с преувеличенным воодушевлением. — Нет, — парень заливается смехом, прикрывая глаза ладонью. — Хотя я всё ещё обдумываю эту идею. — Тогда в чём дело? — Через три часа мы улетаем в Грецию. От неожиданности я делаю шаг назад. Пялюсь на него, по-глупому приоткрыв рот от удивления. — Что? Нет, подожди, мне нужно… — Ты ведь сама сказала, что не строишь планы на будущее. А значит спонтанность — единственный для меня выход. — Глеб, я сейчас не очень хорошо себя чувствую, и вообще у меня на работе… — Но если тебе грустно, то есть ли разница — будет тебе грустно в Москве или где-нибудь на берегу океана? — мягко улыбается он, подхватывая мои ладони. Пара секунд, которые он даёт мне на раздумья, пролетают со скоростью света. — К тому же, я ещё пару дней назад всё выбрал и оплатил, — категорично заявляет блондин. — Поэтому даже слушать ничего не желаю. Ты ведь хотела отдохнуть и сбежать. Он приговаривает это, уже скидывая со стола какие-то вещи в сумку. Переплетает наши пальцы, выводит меня из кабинета, даже не успевшую ещё ничего осознать. Бросает по пути Боре «Я верну её через неделю. Не скучай» с ехидной ухмылкой. По пути в аэропорт я совершаю ещё пару слабых попыток отмазаться от этой внезапной поездки, но Глеб настолько мастерски затыкает мне рот страстными поцелуями, что по итогу я просто сдаюсь. Уже в самолёте, отвечая друзьям в соцсетях, я всё-таки не могу удержаться от напористого желания и вдогонку, почти на самом взлёте, отправляю поздравительную смску Артёму. Мгновенно получаю в ответ «Спасибо, птичка. Рад, что ты написала» и со спокойным сердцем покидаю Россию. Неделя, которую мы с блондином проводим на отдыхе, проходит непозволительно быстро. Но это действительно помогает мне отвлечься и отдохнуть. Мы лениво проводим утро на пляже, кормим друг друга фруктами и всё остальное время зависаем в кровати. Секс, разговоры, секс, танцы на постели, секс. По возвращении в Москву фотоплёнка моего телефона оказывается фактически переполнена. Я разгребаю эти архивы, выкладывая пару фоток и тут же собирая десяток отзывов от друзей в стиле «Ты выглядишь гораздо лучше, отдых пошёл тебе на пользу». Между тем, где-то внутри грызёт нервная, до жути параноидальная мысль — Глеб сделал это специально. Увёз меня из России в день рождение Шатохина на целую неделю, чтобы избежать возможности моего спонтанного побега в Питер или встречи с шатеном на московском фестивале. Проведя все дни в Греции без связи, как и договаривались, у меня даже не было шанса написать ему банальное «Удачи в рехабе». Но я всячески отгоняю это беспокойство, так как вдруг обнаруживается, что у меня есть гораздо более весомый повод для тревоги. Голубин приехал тогда в редакцию уже с вещами, которые собирал сам. И я была уверена, что он захватил всё, что нужно, до тех пор, пока два дня спустя после возвращения не полезла в свою аптечку за аспирином и не нашла там нетронутую упаковку противозачаточных. Только тогда до меня доходит вся суть — блондин взял всё, что лежало на видных местах. А я сама, окрылённая его вниманием, любовью и сменой обстановки, совершенно не вспомнила о том, что мне вроде как нужно пить какие-то таблетки. Твою мать! Руки покрываются липким потом. Кровь холодеет в жилах. Это не может происходить на самом деле. Господи, неделю назад я отказалась переезжать к нему, а сейчас я могу по собственной глупости залететь от него? Я убеждаю себя, что это попросту невозможно. Что шансы малы, что мне с моим дерьмовым везением не может «повезти» настолько. Вспоминаю статистику похожих дел и прикидываю, в какой процент могу попасть. Голубин, когда я сообщаю ему эту новость, застывает в пространстве на пару секунд, даже моргать переставая. Потом невозмутимо жмёт плечами, выдаёт «Давай поговорим об этом позже? Я опаздываю на студию», в два глотка допивает чай и минуту спустя вылетает из квартиры. У меня натурально отвисает челюсть. Всё происходит настолько быстро, что, сконцентрировавшись на его каменном лице, я пропускаю всё остальное. Он самым явным образом сбегает, потому что я точно знаю, что никакой студии сегодня в планах и в помине не было. На следующий день я просыпаюсь раньше него, и к моменту моего возвращения из душа Глеб только разлепляет глаза, молча наблюдая за тем, как я одеваюсь. — А ты красивая. Я на мгновение останавливаюсь и смотрю на него с подозрением. Он шаловливо глядит на меня сонными глазами и широко улыбается. Настоящая лиса. Я вовсе не ставлю под вопрос свою привлекательность, но эту нелепую фразу тем же самым игривым тоном он сказал через пару дней после знакомства, когда между нами ещё не было ничего, кроме страха, и он пьяным позвонил мне откуда-то из Франции. Я вдруг начинаю сомневаться в том, что парень не помнит мелких деталей того периода. Возможно, он просто блефует, проверяя, насколько я с ним честна. Меня бы это не удивило. Я отмахиваюсь от собственной паранойи. Он ловит мою ладонь уже при выходе из комнаты и усаживает на кровать. — Ты в порядке? — В полном. Просто голова закружилась, — язвлю я, закатывая глаза. — Может, ты всё-таки беременна? — с опаской выдыхает блондин. Он давно не был так сосредоточенно добр. Я внимательно смотрю в его глаза. В них испуг, игривая искра, готовая в любую секунду свести всё к глупой шутке, и какая-то жизнь. Я хмурю брови, встаю и ухожу на кухню. Он подрывается тут же. Театрально заматывается в одеяло и шлёпает босыми ногами следом. Щёлкает кнопкой на чайнике и открывает шкафчик, выбирая между двадцатью видами чая. — Ну, что ты думаешь?  — он продолжает делать вид, что терзается муками выбора. — Думаю, да какая, к черту, беременность, — нервно хмыкаю я. — О чём вообще речь? Но, видимо, я напустила слишком много пренебрежения, и его это задело, так как он совершает ещё одну попытку. — Может, всё-таки тест? Ведь мы не предохранялись, мало ли что. Голубин разворачивается ко мне и пугливо наблюдает в ожидании ответа. Я лишь молчаливо жму плечами, равнодушно соглашаясь на его предложение. Меня гложет навязчивая мысль — сколько полосок ты хочешь там увидеть? Но я боюсь задать ему этот вопрос напрямую. Поэтому я вообще перестаю обращать на него внимание. Он несколько раз шутливо бросает меня на кровать, крепко прижимая к себе, и начинает раздевать, приговаривая, что может себе позволить и опоздать на встречу. Секс  — это его тяжелая артиллерия. Он знает, что я хочу его всегда и никогда не отказываю. Но только не сегодня. Так ничего и не добившись, парень пробует заинтересовать меня завтраком в моём любимом кафе, куда я хожу каждую неделю, но и тут остаётся ни с чем. Очевидно, что сегодня утром он внезапно проснулся со страхом потерять не только меня, но и себя тоже, а я  — в  доспехах безразличия. Мы опять не совпали во времени. Я захлопываю за собой дверь и полдня гуляю по центру, уже к вечеру заходя в магазин органических продуктов, чтобы забить свежими фруктами его холодильник. Той же ночью я иду в душ, а после замечаю мелкие капли крови на белоснежном полотенце. В голове почему-то мелькает лишь безликое, холодное и будто чужое «Ну, вот, не сумел». Укладываюсь в кровать, привычно позволяя Глебу устроить голову у себя на груди. — Можешь не переживать по поводу теста. Я не беременна, — тихо подаю я голос, улучив момент, когда он почти заснул. — Окей, — удивлённо вставляет блондин, приподнимаясь на локте. — Всё в порядке? Вместо ответа я порывисто прижимаюсь к его губам, зарываясь ладонью в отросшие пряди. На автомате отмечаю, как по щеке стекают пара слезинок. Но я не чувствую совершенно ничего. Ни радости, ни облегчения, ни сожаления. Только ровная пустота. — Сейчас для этого было бы совершенно неподходящее время, — успокаивающе добавляет он. — Но, просто чтобы ты знала, я бы действительно хотел, чтобы у нас вышло что-то длительное и серьёзное.