Тридцать дней

Даниэль любила Детский Центр. В нём прошло её детство, в нём же она осталась работать по достижении двенадцатилетнего возраста, и если бы не перевод на более «важную» работу, который случился чуть больше года назад, она бы, без сомнения, работала здесь до сих пор. Ей нравился этот мир, в меру буйный, шумный, живой, и даже те конфликты, что случались между детьми во время раздела игрушек или ещё по каким причинам, были необъяснимо приятны. Здесь чувствовалась жизнь, и это было ровно тем, что требовалось перед лицом тяжёлой судьбы, что ждала их. Приходя помогать Рейчел, своей ныне подруге, а прежде — наставнице и коллеге, она помогала прежде всего себе: не потерять запал, сохранить остатки света среди мёртвой земли и полного упадка. Только сегодня Детский Центр отнюдь не играл красками, и смех не звучал. В нём была смерть. Незнакомец, появившийся на пороге с ребёнком на руках, словно вернулся из ада. Он был чёрный от пыли и мокрый настолько, что создавалось ощущение, будто на него вылили ушат воды, не меньше. Впрочем, стойкий запах пота явно свидетельствовал о том, что это не вода. Взгляд тёмных глаз был испуганным, как у загнанного зверя, дыхание сбилось и вырывалось из груди с шумом. Уже один этот человек наводил страху, но ребёнок у него на руках… Даниэль узнала Эйдана. Он жил с матерью и старшей сестрой недалеко от дома, облюбованного ею, и каждый раз, проходя мимо их жилища, Даниэль перебрасывалась парой фраз с детьми, ведущими домашнее хозяйство, пока мать трудилась в поте лица где-то в городе. Несмотря на то, что Эйдан был вынужден работать в столь нежном возрасте, он всегда излучал оптимизм и энергию. Даниэль ещё смеялась, что в мальчугана встроен вечный двигатель. А теперь от него веяло смертью. Руки задрожали, а до слуха как через толщу воды дошёл вопрос Рейчел: «Что с ним?» Незнакомый парень, продолжавший прижимать ребёнка к себе, шумно выдохнул. Губы его дрожали, а руки цеплялись за детское тельце так, будто Эйдан мог куда-то деться. — Я… — Голос зазвучал и затих, снова сменившись глубокими вдохами. — Чёрт, не заставляйте меня это вспоминать. — Он жив? — задала вопрос Нора, одна из старших девочек — через полтора месяца ей бы исполнилось двенадцать. Парень кивнул, тряхнув головой, и с волос его во все стороны полетели брызги. Даниэль помнила, дом Эйдана очень и очень далеко отсюда, если незнакомец нёс его на руках от самых дверей, дорога заняла у него не меньше часа. Самоотверженно, учитывая, что мальчика он едва ли знал. — Нора, покорми младших, — распорядилась Рейчел, убирая волосы в хвост. Ещё недавно она мучилась от отравления, но ужасная картина заставила все прочие ощущения отойти на второй план. Рейчел была профессионалом, всей душой отданным своему делу. Если бы у Даниэль было будущее и она смогла бы дожить до возраста старшей подруги, то хотела бы походить на неё. — Отнесите его в спальню. — Рейчел прошла вперёд, указывая направление, а Даниэль поравнялась с парнем и, опустив руку на грудь ребёнка, попыталась услышать дыхание. Эйдан дышал. Через силу, делая всё возможное и невозможное в борьбе за собственную жизнь. — Это была подушка, — проговорил незнакомец, когда они вышли из общего зала. Он всё ещё пребывал в шоковом состоянии, но уже хотя бы мог говорить. — Там была подушка, и… Девочка… Она не выжила. А женщина… Он снова замолчал, но Рейчел не потребовала объяснений. Кивнув, она сделала жест в сторону ближайшей кровати. — Не могу, — мотнул головой парень. — Руки затекли. Я не смогу разжать. — Я помогу, — вызвалась Даниэль, ощущая, как по спине бегут мурашки. Этому была тысяча причин, но главная: страх не успеть. Забирая Эйдана из рук незнакомца, она как мантру повторяла одну и ту же мысль: «Живи». Много лет имеющая дело с детьми из Центра, она была готова к весу мальчика, однако тот оказался ещё более хрупким и лёгким, чем она ожидала. Жизнь вне центра, по всей видимости, была даже труднее, чем в нём. — Вы сможете ему помочь? — спросил парень, разминая руки. В его взгляде читалась тревога, и хоть он был чужаком, Даниэль верила, что он действительно беспокоится об Эйдане. Переложив ребёнка на кровать, она провела ладонью по спутанным тёмным кудряшкам, убирая их от лица. Сложно было сказать, в сознании ли Эйдан. Он всё так же просто лежал и просто хрипел, и страшнее всего было понимать, что сделать они не могут совсем ничего. — Я не врач, — подтвердила её мысли Рейчел. — И даже не представляю, что делать в таких случаях, и нужно ли вообще что делать. Всё, что мы можем себе позволить: ожидание. — В Уитни нет врачей? — нахмурился парень. — Нет, я понимаю, что государству на нас плевать, но здесь же есть их люди. Должен быть врач, хотя бы из числа таких же списанных, чтобы лечить военных в случае чего. Рейчел неопределённо покачала головой, не спеша отвечать. На её лице отразилась глубокая гамма чувств: от сомнения до озарения и до полного затухания. — Нет, — качнула она головой в итоге. — Врачи, конечно, есть, но они нам не по карману. Незнакомец выглядел потрясённым. — Вы хотите сказать, что за спасение ребёнка они потребуют кредит? И им не будет его жаль, если он умрёт? — Добро пожаловать в наш мир, — протянула Даниэль, отходя от кровати. — Все хотят жить и выживать. Врачи в том числе. К тому же, мы слишком часто просили вылечить детей в долг. И если мы истратим последний кредит сегодня, в Центре нечего будет есть и умрут все. — Иногда приходится делать выбор, — согласно кивнула Рейчел, произнеся слова уставшим, севшим голосом. Воспоминания о многих детях, которым им пришлось позволить умереть, наверняка терзали её всё ещё так же сильно, как и прежде. Из коридора слышался возбуждённый шёпот, и дверь то и дело со скрипом открывалась, чтобы в следующую секунду со стуком закрыться, но детей никто не гнал. Все были слишком напряжены, чтобы отвлекаться. Все смотрели на Эйдана, жизнь которого висела на волоске, и безусловно каждый ощущал сейчас собственное бессилие и отчаяние. — Вызовите врача, — наконец нарушил тишину парень. — А я обещаю, что добуду для Центра еду. В глазах Рейчел загорелась надежда, а мышцы лица несколько расслабились. Кажется, она и сама хотела поступить так — будь что будет, — лишь бы дать Эйдану шанс, а теперь, заручившись поддержкой незнакомца, и вовсе воспрянула духом. — Даниэль, возьми кредит и сбегай за врачом, — несколько неуверенно попросила она, кивнув в сторону двери. — Уже поздно, вы могли бы проводить её? Доктор Шерман живёт ближе всех, сходите к нему. Даниэль, которая сорвалась было с места, намереваясь бежать в кабинет за кредитом, замерла, испуганно охнув. Она не могла сделать этого. Не могла уйти в ночь с незнакомым человеком, не могла появиться на пороге именно того дома и ещё раз увидеть именно того доктора. Несколько лет у неё выходило избегать его; Даниэль надеялась, что до самой чистки они больше не встретятся. А теперь… — Эй… — незнакомец подошёл к ней, остановившись в паре шагов. — Всё в порядке? Даниэль обернулась на Рейчел, уверенная в том, что подруга увидит ужас в её глазах и не станет настаивать. Но Рейчел лишь едва заметно качнула головой и напомнила, что нужно спешить. — Я здесь только первый день, но если бы вы сказали, где искать доктора, я бы и сам… — начал парень, заметив замешательство Даниэль, но Рейчел перебила его. — Объяснять сложно и долго. Но здесь недалеко, вместе сбегаете минут за семь. Спешите. Даниэль ощутила, как паника накрывает её, лишая возможности дышать. Однако она знала, что Эйдану нужна помощь, и потому, сделав глубокий вдох, выскользнула за двери, а непрошенные воспоминания тенью поползли следом. *** Худощавый доктор был первым, кого Даниэль увидела, открыв глаза. Во всем теле по прежнему разливалась боль, словно не прошли весь день и вся ночь после случившегося. Мысли разрывали голову, возвращая образы, которые отчаянно хотелось забыть, в то время как на месте, где прежде билось сердце, зияла чёрная дыра. — Как она? Подошла Рейчел, и Даниэль увидела в её глазах слёзы. Тотчас навалилась вина. За то, что заставила наставницу плакать. За то, что оказалась слишком доверчивой и слишком слабой. Даниэль хотела бы и сама заплакать. Как знать, может слёзы действительно приносят облегчение? Очищают? Только у неё не вышло. Не случилось облегчения. Вместо него пришло отвращение. К себе, к миру, к доктору, чьи холодные руки смели касаться её тела. Даниэль закрыла глаза, надеясь, что если не смотреть, доктор уйдёт, и теперь просто слушала, что происходит, не переставая мелко дрожать, хоть и пыталась успокоиться. — Физически она не слишком пострадала, — ответил доктор тихо. — Заживет, затянется недели за полторы. Но вот её психическое здоровье сейчас под большим вопросом. Повезло, что у неё ещё не идут месячные, иначе… Мало ли… Повезло… Даниэль сцепила зубы, ощутив во рту вкус собственной крови, и сильнее зажмурилась, стараясь закрыть не только глаза, но и заглушить уши. Она не хотела слышать, как ей «повезло». То, что сделали с ней, даже с натяжкой нельзя было назвать этим словом. Запах чужой кожи ощутился так ярко, что Даниэль, протяжно закричав, вскочила с кровати. В комнате помимо неё оказалась только Рейчел. Когда ушёл доктор и сколько времени прошло с тех пор, Даниэль не знала, сознание на время просто ускользало, оставляя ей лишь образы, чувства, слишком реальные воспоминания чужих прикосновений. Она не знала, были ли с ней грубы — по словам доктора, скорее нет, чем да, — но боль в каждой клеточке её тела кричала об обратном. Наконец, Даниэль разрыдалась, а Рейчел держала её в кольце рук и шептала слова утешения. Обещала, что завтра станет легче, а однажды всё непременно пройдёт безвозвратно. Она солгала. *** Дернув головой, Даниэль попыталась прогнать призраков прошлого. Не думать о том, почему так избегает именно этого врача, забыть, что делали с ней те двое офицеров, к которым она, двенадцатилетняя дурёха, пришла по совету одной из старших девочек с просьбой о паре кредитов. Забыть о том, что ей так и не заплатили, и о хищном оскале «советчицы», который промелькнул на лице той в новую их встречу. Она знала, не могла не знать, что будет именно так, и всё равно позволила всему произойти. Подтолкнула к самой роковой ошибке в жизни. Даниэль была глупой. Свой урок она выучила раз и навсегда. — Не нужно меня бояться, — нарушил тишину новый знакомый, когда они, покинув здание Детского Центра, устремились в ночь. — Я не обижу. Даниэль лишь отмахнулась, не желая завязывать разговор и торговаться, кто и насколько безобидный. Она видела штрихкод на затылке этого парня, и она знала, что это означает: он преступник. Что он совершил и в каких целях, значения не имело, потому как, будь его затылок даже девственно чист, это не могло бы стать залогом его безобидности. Всё не то, чем кажется — уяснив это, Даниэль смогла двигаться дальше. Лишь признав свою беспомощность, она научилась быть сильной, и встреча с доктором должна была эту силу в ней укрепить. Прошлое не ушло, оно неизменно следовало рядом, но лишь сейчас Даниэль смогла это понять. Она никогда не сможет забыть и простить. Утешало лишь то, что её «никогда» через месяц подойдёт к концу.