Тридцать дней

Яна Войцович была девушкой не слишком приятной. Холодный, надменный взгляд, полное пренебрежение в голосе — впрочем, разве работать со списанными городами мог кто-то более мягкого характера? Когда она касалась своим наманикюренным пальчиком рубашек, казалось, что ткань плавится под её прикосновением. Иногда Даниэль думала, что земля стала токсичной из-за подобных Яне людей, в присутствие которых даже мухи боялись летать. Вечно недовольная Яна только и искала повод не заплатить за работу, цепляясь к каждому относительно неровному шовчику, к каждой криво пришитой пуговице. У самой Даниэль она отбраковала пятнадцать рубашек из двухсот, повезло. Попади под гнев Яны более десяти процентов работы, она платила только за половину; отбракуй она пятьдесят процентов и более, не заплатила бы вообще, а потеряй кто материал или изделия… — Плати штраф. — Яна скривила алые губы, не удостоив Чериз и взглядом. — Придётся лишить тебя пайка, пока не вернёшь пропажу. — Но как я верну?.. — начала было Чериз, но Яна уже шла дальше, рассматривала разложенные перед ней изделия. Она знала, прекрасно знала, что Чериз ни при каких обстоятельствах не сможет вернуть рубашки. Знала это хотя бы потому, что пока она проводила проверку, её же люди получали те самые рубашки в каком-нибудь злачном переулке. Пытаться доказать правду — всё равно что биться в бетонную стену — было совершенно бессмысленно. Государству нужны были такие люди, как Яна. Им выгодно было получать максимум при минимуме вложений, и чем меньше приходилось кормить работников, тем им было лучше. Вообще-то всем работающим полагался минимальный паёк, позволяющий поддержать жизнь, не насытить, и чтобы продержаться подольше, приходилось пахать за троих. Чтобы иметь возможность купить еду — ну, или то, что в Уитни этим словом называли. И всё равно этого было слишком мало, чтобы чувствовать себя сытым — что и говорить о тех ситуациях, когда работника лишали не только кредитов, но и самого скудного пайка? Чериз расплакалась, но Яна сохраняла профессионализм. Ни разу более бедная девочка не была удостоена взгляда. Тот месяц, который должен был ей остаться, утекал, как вода сквозь пальцы. А сколько по всему городу было таких Чериз? Даниэль крепче сжала в ладони свои пять кредитов. Детский Центр сможет закупить чуть больше еды, чем им полагалось государством, но мысль об этом почему-то не грела сердце. Вспомнилась Рейчел, задающая правильный вопрос: «Почему нужно помочь именно этому человеку»? Даниэль знала много хороших людей, которым в этот момент, вероятно, нечего было есть. Стать Ангелом-Хранителем для кого-то одного было бы не совсем правильно и честно. И всё равно она почти что была готова на это: пригласить Чериз в Детский Центр — работать и жить, — как вдруг страшные звуки достигли её ушей. Звуки, которые она ни за что и никогда не перепутала бы ни с чем другим: звуки избиения. *** — Не ходи туда! Рейчел выглядела напуганной. Наставница, которая должна была во всём и всегда оставаться примером, дрожала, как осиновый лист, крепче сжимая в побелевших пальцах язычок щеколды. К ним не ломились, но Рейчел словно бы ожидала этого. Того, что, закончив с парнем на улице, офицеры ломанутся заодно и к ним. Необоснованный страх, но понятный, учитывая, как близко от их порога всё происходило. Офицеры были представителями закона — если уж они нашли кого неугодного, спорить было бессмысленно. Они могли избить любого, кто чем-то им не понравился, и, вмешайся кто, того бы тоже охотно угостили тумаками. Даниэль редко выходила на улицу, но всё равно пару раз натыкалась на мёртвых и умирающих, которые, судя по следам на коже, познали силу кулаков и стеков. А тех, кто рискнул отбиваться, могли и расстрелять. Одиннадцатилетняя Даниэль понимала, что никак не сможет повлиять на происходящее, да и Рейчел ни за что бы её не выпустила, но и просто слушать эти стоны было выше её сил. Прижавшись щекой к двери, она тихо скребла её ногтями, словно стараясь процарапать дыру и сбежать, а с улицы всё раздавались удары, снова и снова, пока не стало так тихо, что мурашки побежали по коже. Дверь Рейчел так и не открыла, а из окон второго этажа было как следует не понять, но Даниэль казалось, что она видит его: лежащего на земле парня, кожа которого отчего-то блестела. А утром на том месте обнаружились только следы засохшей крови, и понять, пережил ли парень эту ночь, так и не удалось. *** Даниэль сжала кулаки. Её не сдерживали никакие запоры и Рейчел не было рядом, чтобы попытаться её остановить. Удерживал лишь страх, живущий в ней шесть лет. Страх снова встретиться с представителями власти. Теми, кто не погнушался взять силой двенадцатилетнюю девочку. Одна мысль о том, чтобы снова попасть в руки людям, которых никто и ничто не способно остановить, сковывала члены и лишала тех крох отваги, которые жили в её сердце. И всё же она поддалась порыву: миновав Яну, выскочила наружу и побежала на звук. Чтобы что сделать? — она не знала. Но знала, что больше не может быть заложницей страха. Что обязана быть там. Хоть со стороны взглянуть на происходящее, и, как знать, может быть чем-то помочь. Звуки доносились из-за угла их фабрики: удары, тихие стоны, ругань. Даниэль, прислонившись к стене, опасливо выглянула из-за угла и не смогла подавить вздоха: целью офицеров был Кайл. Она узнала непослушные вихры его тёмных волос, загорелую кожу, сейчас покрытую ссадинами, узнала футболку, ныне пропитавшуюся кровью, и ноги сами понесли вперёд. Они были знакомы всего два дня, но видеть, как его бьют, Даниэль не могла. Не могла настолько сильно, что даже не подумала о возможных последствиях. — Отпустите его! — закричала она, бросаясь на офицеров, и в тот же миг ощутила, как что-то твёрдое ударило её в живот, заставив согнуться пополам. Дышать сразу стало нечем, и Даниэль попыталась сделать несколько рваных вдохов. Кайл дернулся ей навстречу, словно в попытке защитить, но армейский сапог не дал ему шансов. Кайл упал, выплюнул ругательство и зашелся в кашле. — Кончай с пацаном, бери девчонку и поехали, — послышались как из толщи воды такие жуткие слова, что всё внутри сжалось в комок, а потом глаза уловили что-то мятое и грязное в пыли — рубашки! — и картина сложилась. Кайл нашёл их, украденные рубашки Чериз, и теперь… Новый удар, сверху вниз, оставил на скуле Кайла кровавую отметину, но если до того он сносил побои покорно, в этот раз его кулак взметнулся вверх, вышиб у не ожидавшего того офицера дух, в то время как чужая рука больно ухватила Даниэль за волосы. Такое уже было однажды, и паника волнами поднялась в душе, заставляя отчаянно забить руками и ногами в попытке вырваться. — Убери от неё свои грязные руки! — закричал Кайл, поднимаясь на ноги, но новый удар повалил его на землю, заставив захлебнуться пылью и снова закашляться. Металлический блеск ударил по глазам, и Даниэль в ужасе осознала, что видит пистолет. И закричала. Она знала: офицерам ничего не стоит убить сейчас их обоих. Они стали свидетелями преступления. Свидетелей не отпускают. — Оставьте их! — Властный голос Яны стал неожиданным спасением. Пальцы всё ещё крепко держали волосы Даниэль, но уже не так тянули. Позади Яны показались работницы фабрики, среди которых и Чериз, и вид у той был ошарашенный. — Это двое пытались сбыть краденное, — громко сказала Яна, тыча пальцем в Даниэль. — Но я считаю насилие неоправданным. Мы ведь не звери, в конце концов. Рубашки испорчены, заплатить за них я не могу, но я могу исправить несправедливость. Яна медленно подошла к Даниэль и вырвала из её руки кредиты, один из которых тотчас протянула Чериз. — Вот, возьми в качестве моральной компенсации. А остальное… — она пропустила четыре оставшихся кредита между пальцев, — плата за кражу. Пошли. Она кивнула своим людям и повернула в сторону грузовика, в который сейчас грузили фабричные изделия. Даниэль проводила её взглядом, не совсем ещё осознавая, что произошло и как теперь быть. Кайл, громко пыхтя, подошёл к ней и взял за руку. Всё ещё пребывая в состоянии шока, Даниэль переплёта свои пальцы с его — липкими от крови и пыльными, — благодаря Бога за то, что они хотя бы живы. — Предательница! — выплюнула Чериз, поджав губы, а в глазах остальных явно виделось разочарование. — Прости… — прошептал Кайл виновато, подталкивая Даниэль уйти. Она позволила вести себя, но ещё долго ей в спину летели проклятья, а ладонь тщетно пыталась ощутить шершавое прикосновение кредитов. Но их не было.