Башмачник

Тизер, который появился в сети к обеду, вызвал у Розэ только одно желание — упасть лицом в подушку и орать, пока не закончится воздух в легких. Она плохо представляла, что планировалось в итоге снять: все-таки она училась на актрису, а не на режиссера, — но увиденный итог вчерашнего дефиле был ошеломительно отвратен. История Башмачника, которая будоражила СМИ, когда Розэ еще в куклы играла, выглядела как реклама порнушки с намеком на детектив. Наверняка Хосок и Намджун считали, что это поднимет интерес к их каналу… «Хорошо, — сказала себе Розэ, когда немного успокоилась. — Моего лица все равно не будет видно…» Но на очередную съемку собиралась через силу. — Сегодня снимаем на парковке, — объявил деятельный Хосок. — Ты идешь к машине и роешься в сумочке в поисках ключей. Юнги! Снимай снизу. — Что? — Розэ подумала, что ослышалась, и запорола первые кадры. Съемку пришлось остановить. — Зачем это? Мы так не договаривались. — Страница первая, пункт второй: выполнять все указания режиссера. Режиссер кто? — Редкостный мудак, — совсем не по-шекспировски огрызнулась Розэ. — Я сваливаю. Она зашла в ближайший общественный туалет и заперлась в первой же кабинке, пытаясь совладать с расшатанными нервами. Хосок тут же прилепился с обратной стороны двери. — Малышка, доверься моему чутью, я сделаю тебя звездой. — Это женский туалет, извращенец! — Я не собираюсь снимать с тебя трусики… то есть твои трусики, хотя я уверен, что они зашибенные. Это называется партерная съемка… — Не ври, ты это только что придумал. — Вообще-то это уже восьмой мой фильм, и ни одна актриса не вела себя, как испуганная девственница. — Что?! — Я клянусь тебе, что мы снимем только проходку — и все. Ты откроешь машину, сядешь в нее, а потом можешь переехать меня, и я ни капли не обижусь. Идет? — Если ты перестанешь распускать руки. — Заметано. Розэ прошлась пару раз по парковке, долго сражалась с замком и даже уронила ключи под машину, но никто и слова не сказал о ее криворукости. Даже Юнги, хотя это были его ключи и его машина. В итоге Розэ даже удостоилась льстивой похвалы от Хосока, которого больше радовало, что Розэ сама полезла исправлять свою оплошность, а камеру никто в этот момент и не подумал отключить. — Завтра снимаем Башмачника, — объявил Хосок на прощание. — Нужно уделить внимание его привычкам. Розэ решила было, что в таком случае в ее услугах никто не станет нуждаться, но Намджун горячо заверил, что сцены будут невероятно важны в дальнейшем и стоит увидеть, что ее ждет в самом конце. Розэ и думать об этом не хотела: проволока на шее и испорченные туфли… Но прийти тем не менее согласилась. — Я ведь полная дура, да? — со вздохом спросила она, когда шумная парочка друзей сошла через несколько кварталов. — Не отвечай, я и сама знаю, что вляпалась. — Быстро же ты поменяла свое мнение, — сказал Юнги. — А как же светлое актерское будущее? — С такими профессионалами? Восьмой фильм, как же… Я проверила: все, что они до этого снимали, обычный бред вроде мелкого хулиганства в магазинах и пранка. Кто вообще решил, что они талантливы? — Ну, ты же сама говорила: все с чего-то начинают. — А кто ты вообще такой, Мин Юнги? Для универа староват, камера у тебя так себе… А ну покажи, что ты там наснимал сегодня. — Эй, я вообще-то за рулем! Сиди смирно и не распускай руки, если не хочешь вылететь через лобовое стекло. И правда. В здравом уме Розэ никогда бы не полезла к кому-то первой, но за последние два дня она уже нарушила столько своих «никогда», что переживать из-за еще одного было глупо. Она отвернулась к боковому окну и больше не проронила ни слова, надеясь только, что ни один из кадров, на которых она в коленопреклоненной позе стоит у машины, не попадет в конечный ширпотребный продукт. Камера, как прилипшая, сидела в руках Юнги. Розэ украдкой проверяла, чтобы она не была направлена в ее сторону, пока Намджун, изображающий Башмачника, готовится к очередному убийству. Смотреть на это было жутко и смешно одновременно: он разминал плечи, как будто ему предстояло своротить шею не тощей тридцатилетней медсестре, а как минимум бегемоту, снимал и снова натягивал кожаные перчатки и любовно обматывал ладони проволокой, проверяя, как она блестит на свету. Только бы не расхохотаться. Розэ не надела надоевшую униформу и специально упаковалась по полной, но все равно опасалась случайно попасть в кадр. Ее тревожила бредовая мысль, что для дела может пойти все: даже ее прикрытый силуэт. Мало ли Хосока осенит гениальная мысль заодно снять фильм про какого-нибудь Курточника. Жертвовать не только обувью, но еще и одеждой ради очередного маньяка — ну… — Хочешь попробовать? — осведомился Юнги, когда она оказалась за его спиной достаточно близко. — Это может быть познавательно. — Ты доверишь мне камеру? — Ну, я же доверил тебе ключи от машины. Но на этот раз постарайся не облажаться. Твоего гонорара не хватит, чтобы купить мне новую. — Вот еще, — в ладонь Розэ легла приятно-теплая тяжесть. Экран тут же потемнел, но Юнги поддержал ее руку своей, и в фокусе снова возникла грозная фигура Башмачника. — Что мне делать? — Наблюдай. Представь, что это твой единственный способ видеть мир. Хреновый какой-то мир получился, потому что львиную его часть занял гневный оскал Хосока. — Что это вы придумали? Страница два, пункт одиннадцать: никаких отношений на съемочной площадке! — А скотское отношение сюда входит? — съязвила Розэ, возвращая камеру на место. Этот контракт начинал потихоньку подбешивать, как и его автор. — Или мы работаем, или плати неустойку, малышка, — угрожающе сощурился Хосок. — Хочешь, я подобью трехдневные расходы? Боже, там и такой пункт есть? Исключительно из чувства противоречия Розэ сама затеяла на обратном пути игру: — Правда или действие? — подначила она своих попутчиков, и Намджун, которому в этот вечер понравилось играть главную роль, отозвался первым. — Правда. — Ты убил бы человека на самом деле, если бы представился такой случай? — Э-э… — Нет, говори, — настояла Розэ. — Ты сам сделал такой выбор, я тебя не заставляла. — Не… не знаю. — Да высунь ты язык из жопы, — поморщился Хосок. — Противно. — Кого-то с такой рожей, как у тебя, точно бы убил. — Вот и славненько, — миролюбиво заявила Розэ, не обращая внимания на помрачневшее лицо Намджуна. — А ты, Хосок? Удавка или нож? — Тебя, малышка, распотрошу с особенным удовольствием, только попроси. — Если в этом ты такой же мастер, как в режиссировании дурацких роликов, лучше даже не пытайся… Юнги? — Зачем это тебе? — Нас тут четверо, и двое, как уже выяснилось, — потенциальные преступники. Хочу, понимаешь ли, знать, чего ожидать от людей, с которыми я сажусь в одну машину. — Не поздновато? — Юнги не улыбнулся, но Розэ списала его хмурость на полнолуние. — Для правды не существует срока давности. — Убил бы, — они встретились глазами всего на секунду, но у Розэ перехватило в районе солнечного сплетения, словно она только что получила невидимый предательский удар. — Добилась, чего хотела? — Почти, — не выдала она своего смятения и перевела взгляд на дорогу. — Трое против одной — расклад явно не в мою пользу, но я все равно смогу вас удивить. — Неужели разденешься? — хмыкнул с заднего сидения Хосок. — Я бы на это посмотрел. — Нет, пошлю вас всех на хрен и выплачу неустойку. Она блефовала, но осадок остался неприятный, как от прикушенной невзначай губы. На мгновение она даже прикинула, во сколько ей обойдется такой исход затеянной ею же самой игры, и пересчитала мысленно имеющиеся сбережения, чтобы порвать с незадавшимися съемками уже сегодня. Но потом обозвала себя впечатлительной глупой девчонкой и сдала назад. — Что в плане на завтра? — Натурные съемки. Будем снимать в натуре натур-р-ру. Угадай, чью? Га-га-га. Все-таки в Хосоке было больше от идиота, чем от гения, и только другие идиоты могли этого не видеть.