***
Развалиться на земле и умостить голову на коленях не абы кого, а самого Капитана Америки – ну, разве не мечта многомилионных фанатов, думала Эрриаф, жмурясь от яркого солнца. От очков с затемнёнными стеклами, заботливо предлагаемых Стивом, она отказалась потому, что небо от того будет выглядеть совсем иначе. Как бы не старалась Риа заверить мужчину в отсутствии дискомфорта, тот все равно волновался, хотя бы за сохранность девичьих глаз. Стив не знал о том, что Фэр могла без вреда для здоровья пережить встречу и с более яркими светилом даже вблизи. Впрочем, как думала сама Бьёр, даже имея представления об ее истинной силе, он бы все равно беспокоился за нее. Такое поведение грело душу, приятным теплом разливаясь по озябшим конечностям. Этим будним днем, когда у Роджерса не было миссий, а у Бьёр работы, они решили выбраться на импровизированный пикник. В это время в парке присутствовали лишь редкие прохожие, и пара могла не бояться стать узнанной, в особенности Капитан, расслабленно стянувший с себя кепку и очки. Порой ему действительно не хватало покоя и тишины в шумном мегаполисе 21 века, где на каждом шагу что-нибудь да происходило. Минуты безмятежности он находил только с Риа. Она словно бы являлась рычагом, всякий раз срабатывающим, стоило девушке только приблизиться или заговорить. Необъяснимым образом внутри смолкал Капитан, успокаивался Роджерс, и оставался только он, Стив. Эрриаф волшебна, считал он; Эрриаф прекрасна, говорил художник; Эрриаф неповторима, мягко утверждал внутренний голос. На самом деле ему необычайно повезло встретить Бьёр: добрую, понимающую, сильную. Она напоминала ему мать, с которой пришлось проститься, когда ему практически исполнилось 22 года. А ведь все из-за него: Саре приходилось работать в две смены, не жалея ни сил, ни организма, и все ради того, чтобы обеспечить сыну достойную жизнь. Стив всегда сокрушался по этому поводу, ведь он хотел помогать, хотел стать опорой, но даже на работу почтальона его не брали, боялись за тощего парня – никто не желал брать на себя ответственность, если вдруг с ним что-нибудь произойдет. Сперва матушка заболела, слегла, а затем и вовсе покинула мир, но до самого последнего вздоха она старалась быть сильной, смелой и любящей матерью, поддерживающей сына. С ее уходом, Стив ощутил себя пустым, брошенным и попросту одиноким, даже лучший друг не смог утешить скорбящее сердце. Как бы то ни было, со временем Баки удалось вытащить Роджерса из своеобразной депрессии: тот вечно хандрил, находил на свое тщедушное тельце неприятности и нарывался на драки. Так себе способ для самоубийства, шутил в те времена Барнс, заверяя друга в том, что того ждет долгая жизнь. А ведь так и вышло. Глубокая складка образовалась меж нахмуренных бровей. Стив и сам не понимал, как же так вышло, что мысли об Эрриаф плавно перетекли к воспоминаниям о Саре, а потом к Баки. К слову, из-за последнего он не мог нормально спать – например, всю эту ночь он терзался из-за предоставленных наводок от Сэма, вызвавшегося помогать Капитану в поисках друга. — Что за тучка надо мной? — поинтересовалась Риа, на пробу приоткрывая один глаз. — О, это же Стиви! Роджерс улыбнулся, хотя ласкательная форма его собственного имени порой резала слух, ведь так его любили называть там, в прошлом, в котором он был действительно «Стиви»: маленьким и слабым. — Мы пришли отдыхать, а не заниматься ускоренным курсом самобичевания, не так ли? — Прости, — попросил он, наблюдая за приближающимся указательным пальцем. Попытка Риа разгладить складку меж мужских бровей была настолько милой, что Стив не сдержал улыбки. Уголки губ поползли вверх, вокруг глаз образовались лучики, в самих же зрачках появился живой блеск. — Вот так-то лучше! Молодец, мистер пальчик-маг, мы смогли уничтожить зло тучки, спасая наше солнце! — обращаясь к своему указательному пальцу, смешно говорила Эрриаф, вызывая своим спектаклем легкий роджерсов смех. Фэр понимала причину возникновения беспокойства и печали в душе Стива, обычно те приходили из пришлого, чаще с Картер, но теперь еще с Баки. Того самого Барнса, на поиски которого Капитан бросал почти все свои силы. Это было неприятно, порой непонятно и пугающе. Стив, словно одержимый, гнался за призраками прошлого, не желая их отпускать и идти вперед. Может быть, альвийская кровь не дает понять весь спектр человеческих чувств, думала Фэр, временами наблюдая за изменениями возлюбленного. На самом деле ее больше расстраивало молчание, ведь даже о самом Баки и Зимнем Солдате она узнала не от Стива, а от Романовой, отчего-то доложившей ей правду. Именно доложившей, делала в уме пометку Бьёр, замечая за Наташей редкую верность. Русская шпионка относилась так только к Фьюри, Бартону и его семье, но те были рядом, они спасли женщину и подарили новый смысл. При чем здесь я, озадаченно вопрошалась Фэр, пока еще не озвучивая свой вопрос вслух. То, что Наташа была искренней в своих чувствах, девушка знала наверняка, безо всякой прикрытой лжи и лести. Как бы там ни было, Черная Вдова доложила новость о Зимнем Солдате именно ей, Бьёр, а не тому же Фьюри. Чуть позднее, по завершению разборок с Пирсом и возвращением Призрака в строй в качестве некого "консультанта" Мстителей и ЩИТа, рыжая шпионка передала старшей коллеге собранные ею документы. По всей видимости она их переписала, отсканировала, а некоторое и вовсе сфотографировала с оригинала, незадолго до сего момента отданного Роджерсу. Фэр в тот же вечер изучила худую папку, в которой также хранились и новые зацепки с данными, разведанными самим Стивом и Сэмом без разрешения начальства. Что делать с этим знанием, девушка не ведала. Как Призраку ей подобало быть в курсе дел и держать все в узде, но как Риа она не желала вмешиваться в дела любимого. Ничего не сообразив, Фэр спрятала папку, решив оставить данный вопрос открытым и дожидаться действий со стороны Стива. Вот только он молчал, порой наоборот уходя в себя, дабы удержать мысли в тайне. Так было и теперь, когда Эрриаф ненавязчиво старалась подтолкнуть его к разговору: — Что беспокоит моего Капитана? Стив мог рассказать Эрриаф о своих переживаниях, мог поделиться волнением и обеспокоенностью. Он мог открыться девушке, не боясь быть осмеянным или непонятым. Тем более теперь, когда Риа знала правду о его, Стива, прошлом, в котором он являлся народным героем, лицом американского патриотизма. Теперь все должно было стать проще, легче, думал мужчина, но нет. Он понимал, что легче не стало, поскольку в настоящем столкнулось его прошлое и будущее, грозясь разрушить все, что было дорого Капитану. Боясь вновь потерять Баки, Роджерс упускал Эрриаф. Боясь потерять Эрриаф, он упускал Баки. Стив всякий раз корил себя за бездействие, за то, что молчал и не говорил Бьёр о своем маленьком секрете. Возможно было бы лучше, если сперва проблему разрешить, чтобы позже не вызывать лишних переживаний, – так думал Роджерс, в действительности поступая аналогичным образом и не обращая внимания на обеспокоенность в белесых глазах. Девичья забота всегда грела мужское сердце, она была приятна и волнительна. Роджерс честно не думал о том, что своим молчанием заставляет девушку страдать. Не думал он и о том, что его улыбки сквозь потаенные страхи порождали в возлюбленной клубок из дискомфорта и боли. Не знал он о том, что Эрриаф беспокоилась за его жизнь всякий раз, когда Стив раз за разом совершал "секретные" вылазки на небольшие базы Гидры, порой забытые и пустые, но не менее опасные. Не знал и того, как Бьёр усердно подчищала за ним и Сэмом следы, чтобы никто не заметил отсутствия и своевольного поведения незадачливых героев. Он не собирался врать Риа, лишь умалчивать о наличии проблемы. Знал бы Стив сколько на самом деле доставлял Эрриаф страданий, порой в открытую написанных в глазах. Но Капитан не знал, не понимал, да что уж там, он вовсе даже не задумывался о том, как его действия выглядели со стороны и какое влияние оказывали на окружающих. Этот день не стал исключением для молчаливого геройства, бесполезного, но искреннего: отведя глаза в сторону дабы прервать зрительный контакт с Риа, Стив ответил уклончиво, совсем не о том, чего ожидала Эрриаф: — Прости. Задумался, но как всегда не о том, о чем стоило бы. Особенно с тобой, — поделился Роджерс, рыская по округе, чтобы изменить тему обсуждения. — Там у прогуливающейся пары мороженное в руках, значит неподалеку есть магазинчик? Я обязан угостить тебя им, Риа. Слабо улыбнувшись, Фэр легко скатилась с мужских колен, утыкаясь лицом в покрывало. На просьбу о том, чтобы дождаться и никуда не уходить, она лишь невнятно что-то пробубнила буквально в землю, накрытую тканью – на большее не было сил. Этот день должен был стать для нее отдыхом, отдушиной и попросту редким мигом счастья, да только в реальности все оказалось куда более жестоко. Поняв, что шаги Стива стихли, Фэр рвано выдохнув, резко села, чтобы иметь возможность наблюдать за удаляющимся мужским силуэтом. — Какого черта, Стив? — тихий шёпот вряд ли мог достичь человеческого слуха. Впрочем, Эрриаф было все равно. Оставшись наедине с собой и своим разочарованием, она с удивлением отметила влагу, скопившуюся в уголке ее глаза. В последнее время девушка оставалась излишне ранимой, и все чаще прозябала в водовороте разрушительных чувств. Казалось бы, чего волноваться, ну не рассказал Роджерс о поисках Баки и своих планах на дальнейшее, не поделился тайной и не выделил роль в образовавшейся проблеме. И что? Можно было откровенно признать один простой, но важный факт, ведь Стив действительно был необходим Фэр. Она нуждалась в нем сильно и порой необъяснимо, словно бы так и должно было быть. Тем не менее, девушка даже, признавая правду, сбрасывала все на страх, поскольку из-за подобных моментов, как например сейчас, пропасть между влюбленными росла все больше, становясь не только видимой, но и ощутимой – вот-вот настанет миг, когда земля под ногами обрушится и оба падут в бездну, разрывающую сердце в клочья. Один раз Фэр такое испытала и больше не хотела. Безусловно младший принц не просил призрачной любви, скорее позволял навязчивому Призраку одаривать себя искренностью, — блондинка принимала сей факт, в уме осознавая, что на самом деле притяжение было взаимным, а Локи попросту испугался. Как бы то ни было, Локи – это Локи, а Стив девичье сердце принял, согласился стать парой и пообещал защищать. — К сожалению, не от себя, уж точно, — горько отметила Фэр, испытывая некую помесь обиды и злости. Злости на него и на себя в особенности. За грудиной неприятно кольнуло. Слезы в глазах словно бы высохли, несмотря на то, что девушке действительно хотелось заплакать и освободить себя от негатива, гадких чувств и даже мыслей. Пораженно замерев, Фэр ощутила холодок, постепенно сковывающий ступни и кончики пальцев. Тело не слушалось, застывая одинокой статуей, пока внутренний водоворот превращался в грозный смерч. Злые эмоции постепенно копились в светлом сердце, неприятные чувства давили на нежные стенки и острым лезвием прорывались наружу, находя отклик в районе солнечного сплетения. Эфемерный треск звоном отдавался в заостренных ушах Эрриаф, в немом крике пытавшейся поймать хотя бы каплю кислорода. В легких было опасно пусто и перед глазами рябила картинка. Аккуратные ладони дрожали так, словно их обладатель имел запущенный тремор; мышцы сводило, будто кто-то выворачивал их подобно тряпке; и каждый нерв в тонком стане был натянут до предела, как если бы вандал желал порвать струну. Фэр не могла ни двинуться, ни вдохнуть, даже здравые мысли покидали ее разум. Страх. Дикий первобытный страх сковывал живую душу. Подобное с девушкой происходило впервые, что вызывало еще большую панику, несмотря на то, что она действительно пыталась успокоиться. Впрочем, провести дыхательную терапию она тоже не могла. Липкий холод, расползающийся словно дыхание Смерти, уничтожал собой реальность от слуха до зрения, оставляя лишь пустое ничто. Резкая темнота перед глазами грозилась перерасти в новый прилив паники, пока впервые за, казалось бы, вечность Фэр не ощутила тепло от дыхания, согревающего ушную раковину. Строгий, властный голос на секунду оглушил девушку, в последний миг отметившую, что она наконец-таки смогла вздохнуть. Просьбу поспать девичье тело восприняло как приказ. Объятья сладкой неги молниеносно утянули уставшее сознание. — Эрриаф, — прошептал мужчина, скрытый под плотной тканью темной мантии. Притянув безвольное тело ближе, спаситель прижал светлую голову к груди, позволяя прекрасному созданию услышать биение любящего сердца. Он ждал иной встречи и при иных обстоятельствах, потому его собственные ладони также слегка тряслись, выказывая истинные чувства – увидеть Эрриаф было счастьем, но практически на себе ощутить девичью боль было сильным ударом по нервам. Зарывшись носом в ворох белоснежных волос, мужчина прикрыл глаза: слишком долго он ждал этого момента, слишком долго он был лишен родного тепла. Заметив удивленные взгляды проходящих мимо людей, спаситель усмехнулся, чтобы вместе со смешком исчезнуть из-под прицела любопытных глаз. Вместе с Эрриаф он переместился в уютную квартиру, на секунду радуясь отсутствию активной муспеллы – это время принадлежит ему и ей. Он наконец-таки урвал миг наслаждения долгожданным умиротворением, по которому тосковал каждую секунду своего лишения.***
Прекрасный град, совсем не золотой и не вычурный, он дик и величественен. Горные массивы, прозрачные воды и освежающие порывы ветра, — то, что первым бросается в глаза, а потом идет само убранство, асгардианский быт: постройки домов, аккуратные аллеи и зелень, много зелени, среди которой существовал Асгард, порой сверкавший отблеском различных металлов в свете яркого солнца. Эрриаф любила свой дом, любила в нем всё и всех, даже если не любили ее, — вот она, первая мысль при пробуждении. Девушка проснулась с болью в спине и шее, поскольку умудрилась задремать за жёстким столом, умостив голову на сложенные пред собой руки. Массивная книга с уже пожелтевшими страницами одиноко ютилась в стороне, явно неосознанно отодвинутая блондинкой во сне. Потянувшись и прохрустев суставами, Эрриаф осмотрелась, понимая, что в библиотеке она одна. По всей видимости, ей благосклонно позволили выспаться, так как в последнее время имелся существенный недостаток здорового сна. Впрочем, было бы хорошо, если бы это волновало ту самую ходячую причину недосыпания, проворчала блондинка, взглядом цепляясь за пейзаж в настежь распахнутом окне. — Скучно, — прошептала девушка, в чьих глазах зарождался азартный огонек. Соскочив с насиженного места, Эрриаф взобралась на подоконник и посмотрела вниз. Прыжок со второго этажа не являлся для нее травмоопасным, нет, но как «леди», ей не пристало вести себя подобно «неотесанному плебею». На данные нравоучения Риа всегда отвечала с хитринкой, дескать, значит Бёр и Бури, да и все благородные воины были «неотесанными плебеями»? Но этот ее вопрос зачастую оставался проигнорирован, если так можно назвать плотно сжатые губы и нескрываемое недовольство девичьим поведением. Встряхнув головой, Эрриаф еще раз посмотрела вниз, выбирая место, где трава, по ее скромному мнению, была мягче. Спрыгнув, девушка свободно вздохнула – не дело в такой прекрасный солнечный день сидеть в четырех стенах и корпеть над учебниками, решила она, ступая на мелкую гальку. С досадой отметив отсутствие сандалий, по всей видимости, забытых в хранилище знаний, Риа подумала, что иногда и босиком полезно походить. На самом деле причина заключалась в лени, поскольку возвращаться за забытым предметом гардероба не хотелось. Здраво рассудив, что ступни не поранит, а от чужих взглядов скроется, Эрриаф устремилась вперед. Конечно же, наследной принцессе не пристало ходить подобно оборванке, однако блондинка на это лишь фыркала, подхватывая подол туники и подвязывая его чуть выше колена, чтобы тот не мешал ей при ходьбе. Вот дядя всегда говорил, что быть леди – не означает носить красивые платья и иметь прекрасную, ухоженную внешность, нет. Совкир считал, что быть леди – значит спокойно и с достоинством принимать удары судьбы, по мере сил становясь опорой близким и не жалуясь, даже если нет сил двигаться вперед. Эрриаф внимала каждому слову, произнесенному ее наставником в лице родного дяди, который был для нее примером для подражания. Да, девушка любила отца, любила Бёра искренне, всем своим небольшим сердцем и тем не менее равнялась она на Совкира. Порой казалось, что отец ее не понимал, не спешил принимать ее собственные желания: всего лишь жажда свободы, которую она ощущала ветром в волосах, слабостью в мышцах, красотой неизведанных ею мест и безмерным счастьем от передвижения без излишней слежки и заботе о себе. Но как бы то ни было печально, проблема заключалась в отце, отчего-то считавшем, что именно Эрриаф заслуживала взойти на трон. Словно навязчивая идея, жаловалась девушка Хеймдаллю после очередного серьезного разговора с Бёром. Увы, как бы Риа не жаждала свободы, своему царю она перечить не спешила. Не из страха, но из уважения. Эрриаф не особо страдала от занятий умственных или физических, однако, она считала, что всего должно было быть в меру. Именно поэтому в этот день она с чистой совестью сбежала из библиотеки, решая устроить заслуженный выходной. Проспать урок ей было мало, сбежать с него – уже что-то. Рассмеявшись, Риа раскинула руки в стороны и подставила бледное лицо под ласкающие лучи света. Чем старше она становилась, тем меньше внимания обращала на подобные мелочи радости жизни. В этот же день хотелось бегать по траве, плескаться в озере и попросту дурачиться с близкими, обнять всех и каждого, сказать, как сильно любит. Не все так просто, сокрушенно выдохнув, подумала девушка, здраво размышляя, что каждый из родных на данный момент занят своими делами, а увидь кто принцессу вне занятий, дак и вовсе бы началась игра «поймай беглянку». Чего-чего, а этой игры хотелось избежать. Если уж страдать из-за наказания, то заслуженного, решила для себя Эрриаф. Поведя плечом блондинка словно бы сбросила наваждение, состоявшее не из самых радужных мыслеобразов. Мягкая трава порой щекотала лодыжки принцессы, старавшейся тихо и незаметно продвигаться окольными путями, зачастую избегая лишнего внимания со стороны прислуги или стражников, а также простых гостей двора. Удачно миновав обычно многолюдные места, Эрриаф с блаженством потянулась, забывая о прочей конспирации. Однако громкое карканье черного ворона, сидевшего на ветви одного из деревьев, отчего-то побудило Эрриаф припасть к земле, словно ей кто-то крикнул «прячься!». Первые пару секунд стояла тишина, позже сменяясь щебетанием и топаньем мимо пробегавших фрейлин царицы. Они стали полной неожиданностью, для девушки, в уме окрестившей себя тем еще везунчиком. Хотелось поблагодарить птицу за предупреждение, но, взглянув на ветвь дерева, Риа не обнаружила на нем крылатого создания. Воронов девушка любила, считая тех существами разумными и даже мудрыми, по крайней мере на эту тему Бури с ней всегда соглашался, порой ведая внучке истории о том, как эти необычные творения вселенной не раз приходили на помощь к жителям Асгарда. Выглянув из своего убежища в виде пышного зеленого куста, Эрриаф засеменила по направлению к саду, в котором проводила чуть ли не все свободное время. И теперь, ступая по тропинкам вперед, Эрриаф никак не могла отделаться от чувства, будто мир вокруг не реален, словно бы тот был соткан из умело сплетённых нитей иллюзий. Только вот разве можно сотворить то, что я знаю, как свои пять пальцев, вдоволь и поперек, задавалась вопросом девушка, придирчиво осматривая округу на наличие магии – с другой стороны, что есть реальность? Не весело усмехнувшись, Эрриаф вслух цитировала слова Совкира, любящего повторять что-то о непостоянности «крошечных» частиц, «невидимых» волн и «существующей-не существующей» ложной правды, нарушавшей какие-то там устои некой Матери. Вникать во всё это Риа не спешила, а уж почему сущая обыденность нарушала устои неизвестной для девушки женщины, которую дядя именовал Матерь – при этом та не являлась ни бабушкой, ни родственницей – тем более не торопилась. Не то чтобы она не интересовалась или не испытывала любопытство, нет, просто всё это было слишком тяжело для ее несозревшего и еще не окрепшего детского ума. Всякий раз стоило Совкиру начинать объяснения, заостренные ушки слегка краснели и, казалось, сворачивались от сложной для понимания информации, в то время как мозг самопроизвольно убегал в прострацию и позволял детской фантазии брать вверх над умом. Слишком юна, смеялся наставник, ласково тормоша светлые волосы. Всему свое время, грустно улыбаясь, добавлял он. Отчего же дядюшка грустил, Риа узнать не удавалось, поскольку тот молчаливо качал головой и умело перенаправлял девичье внимание в иное русло. — Хитрец, — весело прокомментировала Эрриаф воспоминания о своеобразных манипуляциях чужим вниманием старшего родича, пока кончиками пальцев разглаживала лепестки цветов арагерий и тотэй, чьи стебли однажды сплелись воедино. Вот уж настоящее чудо Вселенной, думала девушка, наблюдая за растениями, ставшими единым целым. Казалось бы, арагерии не могли жить без света и увядали во тьме, в то время как тотэи черпали силы из тьмы и усыхали на свету. Поодиночке те гибли в тех или иных условиях, но стоило цветам «сойтись», они, вместо конфликта противоположностей, решили оберегать друг друга, делясь силами и преодолевая невзгоды вместе. Эрриаф любила их не только потому, что те являлись живым доказательством баланса между тьмой и светом; и не только потому, что их ей подарил Бёр, однажды усыпавший лепестками кровать именинницы; даже не потому, что Совкир так трогательно с печально-нежной улыбкой слегка оглаживал светло-желтые и темно-синие бутоны, нет. По правде говоря, Риа испытывала странное щемящее чувство в груди, когда видела цветы: становилось легче, в теле словно бы появлялись силы, а в голове возникала мысль, что если уж такие хрупкие растения смогли двигаться вперед и выстоять перед невзгодами, то и она, Эрриаф, сможет. — Хитрец и подлец? — Да нет же! Просто хитрец, – не сразу уточнила девушка свой комментарий о дядюшке. Эрриаф хватило пары секунд, чтобы застыть на месте и судорожно обдумывать варианты для побега. Мало того, что ее по все видимости вычислили, дак еще и застали именно в тот момент, когда она раздавала не самые лестные характеристики. Риа вполне могла бы рвануть вперед, сбежать и скрыться с глаз долой, если бы не бархатистый низкий смех, раздавшийся за спиной. — Прости! — резво развернувшись, взмолила она дядюшку. Белые брови, вздернутые вверх, поджатые губы и тонкие пальцы, нервно комкающие ткань белоснежной туники в районе живота. Святая невинность, могли высказать окружающие. Прекрасная актриса смело заявлял Совкир, всякий раз наслаждаясь бесплатным представлением. — Даже боюсь представить за что именно? — За прогул? — сменив виноватый лик на задумчивый, начала перечислять блондинка — Или за побег из библиотеки? А может за внешний вид… Еще, наверное, за хитреца? Совкир, прикрывая рот кулаком, умело маскировал смех за кашляньем, впрочем, то было слишком уж очевидно. Риа казалось, что даже карканье ворона, сидевшего неподалеку, звучало ничем иным как заливистым смехом. К слову Эрриаф на минуту задумалась, а не то ли это пернатое создание, которое помогло ей избежать столкновения с фрейлинами Беслы? Какая разница, промелькнула в голове шкодливая мысль, после чего девушка перевела внимание на Совкира, с нежной улыбкой взирающего на непутевого ребенка, коим считал светлейшую Риа. Как же он ее любил: сильно, крепко, со всей не присущей для альвов остротой и горячностью. Совкир был готов положить к ногам племянницы все миры до которых смог бы дотянуться. — Что творится у тебя на душе, моё дитя? В непонимании вздернутые брови являлись красноречивым ответом. — Что заставило тебя потерянной тенью бродить по дворцу? Эрриаф не понимала вопроса, а тон дядюшки и вовсе ей не нравился. К чему все эти разговоры, озадачилась девушка вопросом. Первой реакцией сталось опасение, ведь мало ли что могло произойти во время совета, на который, к слову, несколькими часами ранее удалился Совкир, оставляя ученицу в библиотеке. Глупости, отмела Риа подобные размышления в сторону. — Дитя... — сокрушенно покачивая головой, выдохнул мужчина, явно понимая, что мысли Эрриаф унесли обладательницу в иное русло: — Пойдем. Пожав плечами, Риа послушно двинулась следом за Совкиром, и, пока тот молчал, она то и дело бросала взгляд на мужскую спину. Всякий раз, стоило девушке провиниться или, чего уж греха таить, основательно облажаться, перед ней подобно скале возникала высокая тень дядюшки. Тот был готов грудью броситься на меч лишь бы племянница оставалась в безопасности. Да, в замке или в самом Асгарде ей ничего не грозило, тем не менее наставник защищал ученицу даже от слов, не менее острых нежели лезвия кинжала. Он всегда стремился обеспечивать любимой девочке полнейший душевный покой. Эрриаф искренне была ему благодарна и по сей день. За всё. — Что беспокоит тебя? — вновь раздался бархатный голос. — На самом деле – глупости, — минутой позже отозвалась блондинка: — Видимо я слишком много фантазирую, потому что мой мозг спроектировал весьма странный сон, — поделилась она, вспоминая красочные отрывки сновидений, тише добавляя: — Не совсем хороший сон. Совкир девушку не останавливал, молчаливо поддерживал чужой рассказ, порой кивая и задавая направляющие вопросы. Он не перебивал и со всей внимательностью вслушивался в немного сбивчивую речь. Эрриаф сродни маленькому ребенку искала защиты и поддержки, потому неосознанно схватила мужчину за руку. Столь малый жест, но сколько смысла, подумал Совкир, аккуратно сжимая прохладную ладонь. — Каким же образом ты умудрилась заблудиться? — спросил мужчина, дождавшись пока Риа закончит историю о Мидгарде далекого будущего, на защиту которого вставали люди, которых она именовала героями, не меньше. — Что? — Сбилась с пути или закрыла глаза – не важно. Думать о будущем необходимо, бояться же его неразумно. Тебе пришлось многое пережить, моя светлая девочка, — прошептал Совкир, прижимая тыльную сторону бледной ладони к губам: — Но еще больше предстоит встретить. Потери меняют нас: если мы покорно их принимаем, то становимся сильнее; если пытаемся с ними бороться, то ломаемся. Я верю, что ты вырастешь, станешь сильнее, мудрее и умнее. Вырвав ладонь из руки дядюшки, Эрриаф отступила на шаг назад. По спине ее ползли мурашки, пока отнюдь не эфемерный холод окутывал конечности. Слова Совкира, сказанные тихим вкрадчивым тоном, не напоминали обычные учения или повествования. Отнюдь, они больше походили на пожелания, пропитанные надеждой и извинением. В голове набатом билась мысль, суть которой до девушки не доходила, словно бы нечто невидимое не позволяло Эрриаф понять ее. — Кир? — встревоженно прошептала девушка. — Что ты видишь вокруг? — сквозь боль улыбнувшись, задал вопрос мужчина. — Сад. — А он был? — Что?.. — все также шепотом просипела Эрриаф, начиная хаотично перескакивать взглядом с одного объекта на другой. Паника медленно окутывала светлое сознание, поскольку Риа действительно не понимала, о чем толковал Совкир. Тем не менее слова его пугали не хуже историй о монстрах и тварях, живущих в темных мирах. Прошла минута или две, когда девушка, все же зацепившись взглядом за мужскую фигуру, почувствовала, как болезненно сжалось ее сердце. Мир вокруг уже не выглядел ярким, красочным, нет, теперь он казался тусклым, задымленным иллюзорным туманом. Один лишь Совкир по-прежнему виделся Эрриаф настоящим. Ложь, блажь и ложь, шептал внутренний голос, толкая нестабильное сознание ближе к грани безумия. В самом же деле душевные раны ее не затянулись должным образом, чтобы спокойно сносить подобные удары, тем более, что надежд своего наставника Риа не оправдала – пыталась бороться с потерями вместо того, чтобы достойно их принять. Громогласно каркал черный ворон на ветви дерева, в недовольстве хлопая крыльями, пока Совкир все тем же бархатным, наполненным нежностью голосом, просил племянницу лишь об одном: — Пора просыпаться, дитя.***
День не задался с самого утра. Дело было не в том, что Сэриз своим топаньем и лепетом разбудила любимую тетушку, нет. И даже не из-за раздражающего звука оповещений о новом сообщении от Стива, обеспокоенного исчезновением возлюбленной, нет. На самом деле этих «и даже не…» можно было назвать с миллион – Фэр бы смогла. Но нет, вновь злосчастное «нет». Дело было во сне. Сон, напоминающий реальность больше, чем та, в которой на данный момент пребывала Эрриаф. Казалось бы, ничего необычного – у всех бывали подобного рода сновидения, в коих ты находил отклик и не желал возвращаться в «настоящее». Однако Эрриаф словно бы не могла покинуть его до конца. Она не была напугана, лишь озадачена, поскольку испытывала желание вернуться и пробыть там дольше. Проснувшись из-за грохота, Фэр обнаружила в своей комнате Сэриз, развалившуюся на полу. И, с равнодушием наблюдая за рыжим недоразумением, девушка не спешила помогать тому собрать разлетевшиеся из сумки вещи, а также не сразу вникла в чужой лепет. Только посмотрев на время до блондинки всё-таки дошёл смысл паники и ужаса, отразившегося на лице птенца – тот попросту опаздывал в школу. Безбожно и безобразно, будто бы со стороны отметил внутренний саркастичный голос. Безусловно Эрриаф испытывала стыд за свою заторможенность и невнимательность, с которыми она всю дорогу слушала Сэриз. А ведь та между прочим говорила о действительно серьезных вещах, и если старшая Бьёр поняла правильно, то речь шла о первой еще неосознанной влюбленности. Обсудить детальнее, чтобы подтвердить догадку, ставила в уме пометку Фэр, будучи на обратном пути, к дому. Ей хотелось принять освежающий душ, выпить пару стаканчиков латте, а лучше все же литр крепкого кофеина в чистом виде, чтобы позже нормально разобраться в том, что же с ней приключилось. К великому сожалению ее надежды рухнули, превращаясь в прах и пыль – телефон надрывно разрывался от мелодии вызова. И нет, то была не надоевшая за утро мелодия Стива, то была особая композиция, от которой не то чтобы барабанным перепонкам становилась плохо, но холодок по спине пробегал. К слову, поставил ее никто иной как Старк, решив, что любимое AC/DC являлось прекрасным опознавательным фактором его нескромной персоны. Да Фэр и не спорила вовсе. Теперь зная, что звонил ее дражащий начальник, она могла попытаться проигнорировать вызов. За подаренный старкфон девушка конечно же была благодарна, но вот за то, что гений без труда мог управлять им – нет. Так за проигравшимся припевом «Hell's Bells» последовал бодрый голос Тони, решившего облегчить девушке жизнь и самостоятельно установить связь. Он частенько любил шутить о том, что все понимает и утруждать единственную кхалиси не правильно. Старк нравился Эрриаф, и она всегда была рада его видеть, но не этим утром, когда мужчина требовал ее срочного присутствия в башне. Приехала Бьёр в логово супергероев ровно в том виде, в котором под настойчивой мольбой Сэриз вылезла из-под одеяла: мятая вчерашняя одежда и ровно такой же побитый вид и выражение лица. Именно таким состоянием она действительно ввела гения в ступор. Мужчина привык лицезреть блондинку исключительно собранной и готовой к завоеванию сердец и власти – шутки о Матери драконов уже порядком надоели даже Старку. Но он не мог отделаться от ассоциаций, навязанных то ли нездоровой фантазией, то ли собственными тараканами в голове. В любом случае Тони отметил, что собрание начнется только через пару часов и что Эрриаф зря торопилась на работу, добавляя шутливое «мне казалось, ты привыкла к моим «скорым вызовам». По всей видимости испытывая определённое угрызение совести, гений видя невменяемость еще не совсем отражавшей реальность девушки, приобнял ту за плечи и повел в комнату, которую щедрым жестом подарил Эрриаф. В самом то деле башня Мстителей была достроена, и в ней порой появлялись потрепанные или просто свободные герои, иногда пережидая пару-тройку дней в комфортабельных условиях. Одна лишь Фэр так и не удосужилась познакомиться с новым жильем, постоянно отшучиваясь, что у нее есть дом и маленькое рыжее безобразие, которое нельзя оставлять в одиночестве. Она не распространялась о Сэриз, но и не скрывала, тем не менее тот же Бартон до сих пор считал, что Эрриаф все это время говорила о каком-нибудь коте. Как бы там ни было гений считал, что Бьёр также, как и другие имела право жить в башне, потому при первой же удобной возможности Старк увел Эрриаф в поистине шикарную комнату. Собственно говоря, именно так девушка оказалась в чужой обители и с чужой одеждой на руках – осталось от Пеп, уточнил Тони, впихивая в девичьи руки стопку из многочисленного тряпья. Может быть, Фэр и хотелось убить Старка, но лишь до той поры пока расслабляющие струи горячей воды не устранили скованность в мышцах и не одарили девичий разум негой расслабленности. Она бы вечность нежилась в душе, не напомни живот о своем существовании. Он нещадно урчал и издавал странные жалостливые звуки, словно бы был не частью Фэр, а отдельной развитой личностью со своими прихотями и уловками. Тем не менее если задуматься, то Эрриаф действительно была голодна, поскольку голодовка, длившаяся вторые сутки, выходила из-под контроля: вчера Фэр даже позавтракать не успела, так уж готовилась к свиданию со Стивом; обед должен был состояться на пикнике, но и тот пошел не по плану. Теперь вспоминая неудачное завершение свидания, Фэр размышляла о том, как же оказалась дома. Озадаченно она старалась восстановить картину в целом, поскольку на момент пробуждения ее это мало интересовало. Последним, за что цеплялись воспоминания, оставался коктейль из боли, паники и ужаса, сковавшего нутро, разум и тело. По словам Сэриз, невзначай пролепетавшей, об обиде и жажде подробностей за свидание с Капитаном, Фэр к ее приходу уже сладко спала, потому птенец и не стал будить уставшую тетушку. Если бы Стрэндж отследил нестабильность, то перенес бы в собственное убежище, однако и этого не произошло, рассуждала девушка. А даже если не к себе, то все равно остался бы рядом, уж до ее пробуждения точно – это она знала наверняка. — Не могла же я сама?.. — тихо прошептала Фэр, обматывая полотенце вокруг груди. Собственное отражение в зеркале загадочно молчало, создавая жуткую атмосферу. Странным образом не было в теле усталости, в мышцах боли, а разум не испытывал истощения, как то обычно происходило при любом магическом выбросе. Тогда следовало, что последнего и не было вовсе, озадаченно продолжала рассуждать Фэр, пытаясь найти объяснение своему перемещению в квартиру. Мерзкий холодок пробежал по спине, окутывая шею, когда девушка всматривалась в отражение на зеркальной поверхности. Отчего-то оно казалось иным, чужим. — Бред… — тихо прошептала Фэр, сдерживая внутри странное чувство опасения. С чего бы ей пугаться собственного отражения? Разбушевавшаяся фантазия – не более того. Она не изменилась, была прежней. Ведь даже столь незначительная деталь, как уши, скрытые магической иллюзией, до сих пор выглядели человеческими, так сказать «плоскими», что означало стабильность чар. Зажмурившись и потрясся головой, Фэр на пару мгновений отпустила себя и мысли, дабы в следующее мгновение собраться и взять воспалённый разум под контроль, чтобы по истечении времени с улыбкой выйти в свет. Чуть позже она разберется с загадочным перемещением и со странным сном – Стрэндж ей был в помощь, а сейчас на помощь звали ее. И что-то подсказывало Эрриаф, что сегодняшний день она запомнит надолго.