"Прелестная роза у вас в волосах..."

Прошло больше недели с того злосчастного пира, а Роберт так и продолжал старательно избегать своего мастера над законами. Ренли не сразу обратил на это внимание. Лишь через пару дней в душу закралось странное чувство, будто чего-то не хватает. Сперва Ренли даже испугался, не стряслось ли с королем что серьезное, однако в тот же день увидел братца во дворе. Тот громогласно смеялся и расплывался в улыбке, глядя на сыновей, скачущих с деревянными мечами вокруг помятых тренировочных фигур. Джоффри совсем загонял беднягу Томмена, и, когда младший принц шлепнулся на землю с визгом: “Сдаюсь!”, Джоффри продолжил лупить его, пока мастер над оружием не разнял королевских отпрысков. Ренли был удивлен такой манере брата. Светлейший не объявлял никому бойкотов, должно быть, лет с десяти. В какой-то момент ему стало интересней объявлять войну. Странно, что Ренли еще не обнаружил в своих покоях обгадившего все голубя или белку, обгрызшую его плащи и камзолы — в молодости Роберт не брезговал подобной местью, хотя Ренли платил брату той же монетой и отвечал ему обрезанной в интересных местах одеждой или спрятанными в самых неприметных углах робертовой комнаты тухлыми яйцами. Безусловно, в молчанке короля было больше плюсов, чем минусов. Теперь Ренли чувствовал себя намного спокойнее без вечного недовольства, винного духа и шуточек над ухом. Жизнь стала еще тише, хотя куда уж дальше. Ренли даже начал скучать по багровому от гнева лицу Роберта, каким оно становилось в те моменты, когда удавалось поддеть светлейшего острее. Шутить вместо короля над Робаром Ренли наскучило быстро. Бывший оруженосец был так взволнован предстоящей церемонией посвящения, что искренне не замечал даже самые искрометные шутки Ренли в свой адрес. Неделю Робар ходил как в тумане, лицо его то искажалось глуповатой улыбкой, то принимало вид встревоженный и озабоченный. Каждый день будущий рыцарь проводил рядом с подобными себе нервными юношами. Ренли понятия не имел, чем могли они все заниматься днями напролет — разве что примерять самодельные белые плащи и по очереди воображать себя Джейме Ланнистером, разыгрывая Королевскую гвардию и предаваясь грезам о турнирах, прекрасных дамах, бесчисленных подвигах и славе. Вряд ли, конечно, Робар мечтал о дамах, но все остальное снилось ему, должно быть, с самого детства. Всю неделю они виделись в основном по вечерам и не расставались до утра. С приходом Робара Ренли должен был как можно скорее заставить бывшего оруженосца замолчать, иначе болтовни о рыцарской доблести хватило бы на несколько часов, но Ренли отлично справлялся со своей задачей и только засыпая позволял Робару делиться впечатлениями, собранными за день, сколько влезет. Все равно под эти речи спалось крепче обычного. — Ты только представь, как я буду смотреться в белом! — восклицал Робар одним вечером. Будущий рыцарь удобно растянулся на подушках, темные глаза с воодушевлением глядели в потолок. Ренли повернулся на бок, рассматривая бледное лицо в неверном свете свечей. — Белый не лучший цвет для тех, кто должен вечно покрываться своей или чужой кровью. Лучше бы были не Белые плащи, а, скажем, Красные или Синие. К тому же белый слишком приметен и идет далеко не всем. — Но мне бы пошел? — Робар с надеждой поглядел на Ренли. — Думаю, да. Хорошо бы контрастировал, — Ренли провел ладонью по угольным волосам Робара. Глаза его, карие, почти черные, благодарно засияли. И все же белый не самый удачный цвет. В мире так много цветов ярче и интереснее. Будь у Ренли Королевская гвардия, он бы точно придумал что-то более оригинальное. Да и зачем ограничиваться одним цветом? Каждый рыцарь мог бы иметь свой индивидуальный. Так под щебет Робара Ренли засыпал всю неделю, думая о разноцветных плащах, рыцарстве и чужих мечтах. Но о чем же на самом деле мечтал он сам? После пира ему казалось, что его мысли и желания захватил Гарлан Тирелл, но наблюдая, как тот проводит каждый свободный час в окружении дюжины дам, а Ренли уделяет не больше внимания и ослепляющих улыбок, чем остальным лордам, мастер над законами потерял всякий интерес к этому цветку. Знаменитая галантность распространялась на всех окружающих, среди которых Ренли не был исключением ни в плохом, ни в хорошем смысле. Ренли не слишком и расстроился, вот только скука стала наступать с новой силой. Что же ему нужно было теперь? Ответ каждый раз терялся под завесой сновидений. Когда Ренли просыпался, Робара уже не было рядом, однако долго скучать без него не приходилось. Вслед за слугами, одевавшими мастера над законами, приходил и новый оруженосец. И как ему всегда удавалось выглядеть так свежо в такую рань? Кудри его всегда были старательно расчесаны, одежда опрятна, а улыбка легко могла ослепить заспанного Ренли. Лорас скоро заимел привычку разваливаться на господской кровати и рассказывать о своих открытиях, пока Ренли выбирал наряд. Для мальчика Королевская Гавань была полна неизведанного. Он с упоением говорил о своих тренировках, об улицах, полных приключений для юного сердца, о красоте и величии Красного замка, об интереснейших книгах, найденных им в огромной дворцовой библиотеке. — Толстенные, пыльные книжки — мейстерская забава, — усмехнулся как-то раз Ренли. Он не мог представить, чтобы кто-то, кроме бледных, сухощавых мейстеров, хотел добровольно просиживать часы среди изъеденных временем и молью томов. В детстве Ренли не выпускали из-за письменного стола, пока маленький лорд не прочитывал нужное количество страниц. Упрямый мальчишка мог из вредности сидеть за книгой по полдня, так и не прикоснувшись к ней. С тех пор в Ренли засела сильная неприязнь к подобной монотонной деятельности. — Неправда! — воскликнул в ответ Лорас. — Многие рыцари обучались не только на практике, но и по книгам! — Назови хоть одного. Лорас замялся на пару секунд, затем глаза его сверкнули, и оруженосец победоносно выдал: — Сир Джорах Мормонт! — И где же он теперь? Живет в изгнании, и в лучшем случае — спился, в худшем — попал в рабство в Вольных городах. — Откуда тебе знать? Быть может, он сидит сейчас себе в Браавосе или в Волантисе, одетый в золотую броню, и пьет мирийское зеленое вино. — Только дурак будет расхаживать по Браавосу и Волантису в золотых доспехах. Ворья там, должно быть, побольше, чем в столице, да и жара не кстати. Хотя вряд ли Джорах Мормонт отличается великим умом, раз ему не хватило хитрости скрыть свои мелкие аферы с браконьерами от Старка. На Мормонте Лорас не остановился. Звучали все новые и новые рыцарские имена, и ни для одного из них Ренли не нашел книжной пользы. Его не удивляло, что мальчик знал многое о рыцарях и грезил о Белых плащах подобно Робару. Возможно, Ренли бы взял мальчишку в свою выдуманную разноцветную Королевскую гвардию. Лорас хорошо бы смотрелся и в зеленом, и в синем, и в любом другом известном миру цвете. Казалось, нацепи оруженосец на себя мешок, и будет смотреться безукоризненно. Чудесный талант. После приезда мальчика Ренли отдал ему пару вещей, из которых вырос сам, и каждая выглядела на Лорасе так, будто сшита специально под русые кудри, карие глаза и гордую ухмылку. Возможно, белый плащ будет однажды сидеть на нем лучше, чем на Джейме Ланнистере. Прошел день после разговора о рыцарях. Двое снова сидели в покоях Ренли. День перетекал в вечер, очередной спор заставил обоих проголодаться, и слуга был немедленно отправлен на поиски съестного. Вскоре Ренли и Лорас получили огромное медное блюдо, полное сыра, варенья, горячего свежего хлеба и фруктов. Довольный Ренли тут же отцепил от виноградной грозди крупную, упругую ягоду и, поспешно отправив ее в рот, сразу же узнал этот вкус. Приторно-сладкий виноград Простора. Что ж, ягоды оказались намного вкуснее, чем вино из них, и все же были слишком сладкими. Ренли отцепил еще парочку. — Абсолютно с тобой согласен, — молодой лорд уселся на подоконник. Оруженосец же по привычке свалился на застланную постель, — наших дам переоценивают. Должно быть, все черные братья хоть раз мечтали о леди из столицы. Вот бы они удивились, встретив леди Стокворт и ее твердолобых дочерей. Испугались бы так, что ни за какие богатства со своей Стены бы не слезли. Лорас рассмеялся, впиваясь пальцами в корку апельсина. — Лорас, потанцуйте со мной! Лорас, посадите меня на лошадь! Лорас, приходите ко мне на ужин! А завтра? А послезавтра? — оруженосец крутился по комнате, изображая книксены и звонко подражая хихиканью леди Лоллис и леди Фалисы. — Тебе еще повезло, — борясь со смехом, произнес Ренли, — помнишь леди Сесилию? Ту, с огромным вырезом на платье. А то, как она “случайно” споткнулась и упала прямо у меня под носом, продемонстрировав все достоинства этого выреза? — И ты ее тогда не поймал, — Лорас закинул в рот дольку апельсина. — Чтобы потом ее шестифутовый отец заявил, что она беременна от меня? Спасибо, обойдусь. — Она хотя бы привлекательнее всех дам Стокворт вместе взятых, — оруженосец задумался, отделяя дольку фрукта, и липкий сок брызнул ему на пальцы. — Не спорю, вот только при моем появлении она смеется, как лошадь. Бедняжка! Так старается, а все напрасно, — Ренли тяжело вздохнул и громко хрустнул поджаренным хлебом. — Хочется верить, что хайгарденские дамы будут получше. — Не сомневайся в этом, — Лорас закончил с апельсином, и, довольный, закинул ноги на спинку кровати, — по утрам девушки всегда собираются в саду. Они смеются над чем-то, иногда поют, плетут венки... — глаза мальчика мечтательно глядели в потолок. — Красивее зрелища ты точно не встретишь в Королевской Гавани. — Да ты романтик! — рассмеялся Ренли. — А вот и нет! — Лорас рывком подскочил на постели. На щеках его выступила краснота. — Да-да, и наверняка влюблен в одну из этих девиц! Взгляд оруженосца метал молнии, он поднялся с кровати и, схватив с блюда первое, что попалось ему под руку, запустил этим в Ренли. Половинка инжира пролетела мимо цели и врезалась в стену рядом с головой хохочущего лорда. — Ах вот как? — мастер над законами в долгу не остался, и бросил в мальчишку большой и толстой виноградиной. Лорас постарался увернуться, но ягода таки настигла его и ударила в лоб. Вот тут-то и началась настоящая схватка. По комнате летали туда-сюда персики, яблоки, кусочки сыра. То Лорасу, то Ренли приходилось убегать от обстрела и скрываться где-нибудь за шкафом или под столом. Оба растрепались и запыхались, а крики доносились, должно быть, до Блошиного Конца. Буйство прекратилось, когда пригодная для швыряния еда кончилась и послышался настойчивый стук в дверь. К этому моменту обычно сверкающие чистотой покои Ренли представляли собой хаос, как и его одежды. — Войдите, — тяжело дыша и ухмыляясь во весь рот, произнес Ренли. В комнату заглянул перепуганный слуга. — М-милорд, все в порядке? — слуга оглядел комнату, и глаза его в ужасе округлились. — Да, в полном. Вот только уборка здесь не помешает, — Ренли поймал взгляд оруженосца. Тот едва сдерживал смех и старался не глядеть на своего противника. И то, и другое получалось плохо. — Конечно, м-милорд, — слуга юркнул обратно, и стены комнаты тут же сотряслись от хохота. Когда комнату отмыли, а виновники торжества переоделись, уже стемнело. Теплая, безветренная ночь окутала столицу, замок постепенно погрузился в тишину. С балкона собственных покоев Ренли открывался все тот же вид, что и всегда. Шлюхи, нищие и пьяницы вылезали на улицы. Вот только теперь к ним добавились тирелловские латники. Они горланили песни и гордо расхаживали по городу, озаряя ночь улыбками и сияющими даже во тьме доспехами. Ренли нашел больше плюсов их появления в столице: во-первых, какое-никакое разнообразие в вечернем созерцании, во-вторых, песни заглушали привычную брань бедняков, поймавших одну крысу на двоих, или ругань девиц из борделя, не поделивших клиента. Тиреллы будто привезли из Простора веселье и сладость жизни, которых, несмотря на всю пестроту, не хватало в столице. Ренли закусил губу. Было поздно, и вряд ли ему еще стоило надеяться на приход Робара — завтра посвящение. Должно быть, снова воображает себя сиром Боросом Блаунтом и щебечет о рыцарской славе и прочих глупостях где-нибудь далеко, вместе с такими же любителями всего, что связано с белой броней. Компанию Ренли вскоре составил Лорас. Из его мягких кудрей вымылся весь фруктовый сок, и выглядел он теперь как Тирелл, а не как мальчишка, свалившийся в погреб со съестным при попытке кражи. Во всяком случае так Ренли и выглядел несколько лет назад, когда попытался выкрасть банку варенья. Вылезти обратно он сам не смог, и, когда мальчика нашли, его едва узнали. Пытаясь вылезти по стеллажам, обставленными банками, Ренли опрокинул на себя большую их часть. Что ж, он хотя бы был сыт и доволен собой, а то, что он мало походил на лорда, да и вообще на человека его ничуть не беспокоило. — Долго ваши люди будут развлекать меня вечерами своим пением? — до Ренли долетели строчки “Дорнийской жены”, и он ясно представил, какая веселая ночь его ожидает. — До приезда Маргери точно, а там — увидим, — Лорас замолчал, вслушиваясь в песню. Он лежал на земле в наползающей мгле, Умирая от ран роковых… Ренли уже успел забыть о своей не очень скорой женитьбе. Он мог с трудом представить себя в браке, даже если невестой была красивейшая из девиц Простора. Пожалуй, Робар был отчасти прав в своем беспокойстве. Через два года жизнь Ренли, должно быть, круто изменится. А может и не будет никакой разницы, не считая, конечно, женщины в его постели. И промолвил он вдруг для стоящих вокруг В тихой горести братьев своих… Скорее всего ему позволят отправиться в путешествие по Простору, а это был несомненный плюс. Быть может, ему удастся сбежать и поселиться где-нибудь в большом доме возле виноградника на Арборе. Тогда Ренли мог бы провести остаток жизни в окружении вина и мужчин, которые, как надеялся Ренли, красотой не уступали тем дамам, которых описывал Лорас. Но поток мыслей, непременно начинающихся с “но”, затмевал возможный плюс. “Но, возможно, меня тут же вернут обратно, как девицу, сбежавшую с фермерским сыном”. “Но, скорее всего, я навсегда останусь в столице с женой под боком”. И самая страшная: “Но, должно быть, к женитьбе я уже со всем смирюсь”. Братья, вышел мой срок, мой конец недалек, Не дожить мне до нового дня… Женитьба пугала Ренли, стоило ему вспомнить горделивую Серсею Ланнистер, истеричную Лизу Аррен или Селису Флорент с ослиными ушами и унылым, плотно обтянутым кожей лицом. В подобном браке он точно пойдет по стопам Роберта: растолстеет, перестанет пить все, кроме эля и вина и отпустит жуткую, торчащую бороду. Но хочу я сказать: мне не жаль умирать, Коль дорнийка любила меня. — Расскажи мне о своей сестре, — попросил вдруг Ренли, возвращая внимание Лораса, который прикрыл глаза, вслушиваясь в песню. — Маргери…ну, говорят, мы очень похожи, — пожал плечами оруженосец. — Надеюсь, только внешне. Второго Лораса Тирелла я долго не выдержу. — Эй! — Продолжим, — лучезарно улыбнулся Ренли. — Я думаю, она тебе понравится. Она совсем не похожа на здешних дам. — Значит, я могу надеяться, что она не будет “по чистому совпадению” натыкаться на меня в коридорах по пять раз на дню, каждый раз при этом “дружественно” целовать меня (“Ой, милорд, я такая неловкая”, — хихикала одна из дам, когда “нечаянно” поцеловала Ренли в губы, хотя целилась в щеку), а после ухода непременно заливаться смехом со служанками за первым же углом. — Вот уж не дождешься, — усмехнулся Лорас и отбросил с глаз прядь каштановых волос, — Маргери… она очень добра. Даже к тем, кто того не заслуживает, — на мгновение брови Лораса хмуро сдвинулись, но он продолжил. — Она забавная. До моего отъезд мы проводили каждый день вместе, и нам никогда не было скучно. Пока что Маргери Тирелл не успела напугать Ренли. Она уже по столь короткому описанию обходила знакомых ему лордовских жен. Но какой она станет после свадьбы? Говорят, до брака Лиза Аррен почти не уступала красотой сестре, а теперь лицо ее округлилось и обрюзгло. Но ведь та же Серсея совсем не изменилась. Разве что стала еще безупречней. Но долго ли протянет веселый нрав Маргери, если замужество сделает ее несчастной? Ренли знал многих девушек, чьи лица до свадьбы так и сияли, кто любил каждый прожитый день и наслаждался каждым вдохом. Что стало с ними потом? В их глазах теперь только безмерная печаль, а в движениях больше нет былой легкости и грации — руки и ноги их стали будто из дерева, как и некогда без конца улыбающиеся губы. — А что ей нравится? — Ренли постарался отогнать мрачные мысли. — Все то же, что и мне, — с гордостью заявил Лорас, — как-то раз она сказала, что жалеет о том, что не родилась мальчиком. Тогда мы бы вместе стали рыцарями, сражались бы бок о бок, и мечи у нас были бы одинаковые, с рукоятками в виде роз. — Рукоятки в виде роз? Звучит очень по-тирелловски. — Маргери нравятся розы. Но не розовый цвет. Матушка дарила ей с десяток самых разных розовых платьев, а она отдавала их прислуге. Мать чуть удар не хватил, когда она узнала. С такой щедростью в столице можно нажить немало друзей. И это далеко не всегда полезно. Ренли было страшно задумываться о маленькой девочке с чувствительной душой, оказавшейся в крысиной норе под названием Королевская Гавань. Лорас рассказал ему с десяток историй из их с сестрой жизни, и Ренли нехотя решил прервать красноречие оруженосца, когда тот зевнул в третий раз. Попрощавшись, Лорас ушел, а Ренли так и остался сидеть на балконе. Песни и крики на улицах стихли, столица погрузилась в сон. Вдалеке ночную темь освещал только бледно-серебристый месяц. На небе давно зажглись звезды, Ренли отыскал среди них голубой Глаз Дракона. Мысли — и тревожные, и приятные — покидали его разум. В такую ночь столица даже казалась красивой. Вокруг ни души, и Ренли будто остался один во всем замке. Безмолвном, пустом замке, где вместо лордов и леди, слуг и стражников — только теплый ветер, редкий тихий скрип дверей и призраки давно ушедших времен. А правит всем этим он один, Ренли.

***

Утром мастер над законами так и не вспомнил, как оказался в постели и как заснул. Солнечные лучи и на этот раз его не разбудили — слуги с завтраком и большой чашей воды уже собрались в комнате. Не заставил себя ждать и оруженосец. Лорас явился в покои в голубом дублете, расшитом золотым узором, и того же цвета бриджах. Приглядевшись, Ренли понял, что каждая пуговица дублета представляла собой золотистую раскрывшуюся розу. Неплохо, подумал он, пока сам выбирал что-то понаряднее. Ренли остановился на зеленый дублете, расшитом фиолетовыми нитями, и пюсовых бриджах. В честь посвящения он выбрал фиолетовый атласный плащ, который, как помнил Ренли, нравился Робару, и закрепил ткань золотыми оленьими рогами. Пока они с Лорасом шли в септу, каждый встреченный ими человек так и впивался в них глазами. Кто-то с восхищением, кто-то с явной завистью. Интересно, постыдится ли посмотреть на него Робар в столь святом месте, подумал Ренли. Или же под взглядами Семерых тот не посмеет поднять головы? Ренли собирался увидеться с ним через день и как следует поздравить с новым титулом. Если, конечно, рыцарская честь позволит Робару получить поздравление в постели своего бывшего лорда. Быть может, Робар будет так счастлив после церемонии, что совершенно забудет о предстоящей женитьбе Ренли и не станет превращать вечер в слезливую пьесу. А ведь он еще даже не знает наверняка, а только догадывается. Ренли не собирался быть тем, кто поставит Робара в известность о том, что все уже решено. По крайней мере не в ближайшее время. День намечался на редкость приятным. Солнце ярко светило, но привычная духота изволила покинуть город, и жара не терзала всех многочисленных зрителей церемонии, собиравшихся на площади у септы. Несколько раз в толпе промелькнули знакомые лица, но Ренли пока не заметил короля с семейством. — Смотри, там Цареубийца, — сказал Лорас, с детским восторгом в глазах оглядывавшийся вокруг. Джейме Ланнистер проскакал недалеко от них в белоснежной чешуйчатой броне. Длинные светлые волосы его казались золотыми в солнечном свете. Изумруды его глаз встретили взгляд Ренли. Оба приветственно кивнули. Ренли никогда бы не признался, но давным-давно он чуть не присоединился к группе воздыхательниц Цареубийцы. Джейме стал его второй любовью после Мейса Тирелла. Теперь Ренли понимал, как смешно, должно быть, выглядел мальчишка, вздыхающий и наблюдающий все тренировки белокурого рыцаря из окна. Возможно, Ренли до сих пор оставался бы влюблен в Джейме, если бы не удивительно точное его сходство с сестрой. Серсея была красивой, однако занимала лидирующее место в списке людей, с которыми Ренли не лег бы в постель даже под страхом смерти. Опережал королеву в этом списке только мейстер Пицель. Толпа одобрительно зашумела, и рядом с Ренли вскоре показалась вся королевская семья. Роберт что-то весело рассказывал Мейсу Тиреллу. Позади них темной тучей среди безоблачного неба шагал Станнис. Ренли был готов поклясться, что, не будь вокруг шумной толпы, он расслышал бы, как скрежещут его зубы. Серсея приветливо улыбалась лордам и леди, однако взгляд ее отнюдь не сиял радостью. Мирцелла почти подпрыгивала, силясь увидеть в толпе будущих рыцарей, а Джоффри, судя по скучающему лицу, с большей охотой побил бы кого-нибудь деревянным мечом, а не стоял на площади в ожидании церемонии. Схватив Томмена за руку, он прошептал что-то брату и разразился противным смехом. С трудом вырвавшись, младший принц бросился к матери. Пес рядом с ними выглядел не лучше Станниса. Лицо его, пожалуй, было еще более устрашающим. От солнца Клиган щурился и скалился, от чего обожженная половина лица уродливо кривилась. Наконец торжественно зазвенели колокола. Из дверей септы Бейлора вышел человек. Количеству его складок на брюхе мог позавидовать и Роберт. Из-за двойного подбородка трудно было различить шею верховного септона. Остатки седых волос на голове можно было сосчитать по пальцам. Септон раскинул широкие руки в приветственном жесте, жирное лицо расплылось в толстогубой улыбке. — Боги благословили этот день и подарили нам яркое солнце для столь яркого события! Сегодня отважные и благородные юноши станут мужчинами. В Великую септу они вошли оруженосцами, мальчишками, а выйдут — славными рыцарями. Подобные тирады толстого септона Ренли слышал почти на каждом торжестве. Старик, как и всегда, разлился в многословных речах о чести и доблести, о Семерых и о праведной жизни. Ничего нового. Септон очень быстро потерял внимание Ренли. А вот Лорас искренне пытался слушать и вникать в каждое слово толстяка, но и мальчика надолго не хватило. Он сдерживался из последних сил, но скука переборола, и Лорас широко зевнул. — Ожидал чего-то другого? — улыбнулся Ренли. — Ожидал, что в септоне будет меньше сорока стоунов. — Предполагалось, что септон не должен круглые сутки объедаться медом и лебедями, обвесившись золотом, но, как видишь, что-то пошло не так. — Долго нам еще ждать? — Успеешь ненадолго заснуть. Старик уже заканчивал речь, и скоро высокородная часть площади двинулась в септу во главе с королевской четой. В зале оказалось просторно и прохладно, и Ренли надеялся, что ароматы духов, смешавшись с благовониями, не испортят свежести воздуха. Ренли и Лорас оказались в переднем ряду зрителей, невдалеке от короля. Роберт и на сей раз не удостоил мастера над законами ни единым взглядом. Посреди зала стояли двадцать юношей, одетых в белые рубашки. В глазах одних угадывалось волнение, другие с гордостью улыбались вошедшим. Лицо Робара сочетало в себе и счастливое предвкушение, и страх. Встретившись взглядом с Ренли, он покраснел и нерешительно улыбнулся. Громкий голос септона возвестил о начале церемонии. Одного за другим, будущих рыцарей опоясал мечом сир Барристан. После остальные Белые плащи нацепили на юнцов стальные панцири. Когда сир Арис прикоснулся к Робару, тот вздрогнул не то от радостного предвкушения, не то от треволнения. Ренли отметил про себя, как хорошо смотрелся в этот день его бывший оруженосец. Темные глаза блестели, угольные волосы гармонировали со стальными доспехами; челюсти были плотно сжаты, спина выпрямилась, как струна, подбородок чуть задрался к потолку, на щеках играл легкий румянец. Без пяти минут рыцари подходили по одному к толпе, состоящей из скучающего великого септона, строгого Барристана Селми и Белых плащей, которые изо всех сил старались сохранять каменные лица. Однако это им удавалось с трудом. Джейме прошептал что-то, и большая часть гвардии прыснула. В стороне остался только Мендон Мур. Его пустая физиономия глядела куда-то в стену напротив. Слева от Ренли послышался голос, владелец которого не сильно старался понизить его до шепота. Роберт с усмешкой говорил что-то Станнису. Последний внезапно перевел взгляд на Ренли. Мастер над законами кивнул ему, но Станнис уже вновь смотрел на Роберта. Странное было ощущение. В детстве Ренли это они с Робертом шушукались и смеялись над чем-то, а Станнис скрежетал зубами в стороне. Теперь эта участь постигла Ренли. Неловко одернув плащ, он обратил взгляд к рыцарям. Вот очередь дошла и до Робара. Казалось, еще немного, и его забьет дрожь. Он осторожно опустился на колено. Лорас, широко раскрыв глаза, наблюдал уже в десятый раз, как произносятся клятвы и ударяется о плечи меч сира Барристана. — Сира Робара ждет замечательное будущее, не находите? — Ренли не заметил, как за его спиной возник Мизинец. — Думаю, так и есть. — Ему, должно быть, пришлось немало поработать за эти годы своим мечом. Будем надеяться, что в дальнейшем его командиров все будет устраивать так же, как вас, чтобы молодой рыцарь продвинулся и дальше. Ренли надеялся, что Мизинец не намекает на то, на что намекает. Разве мог этот час в душной септе стать еще невыносимей? — Я вижу, вам многое известно о продвижении. А я как раз гадал, как выходцу из Браавоса, ну или откуда там, удалось получить такое высокое звание. Теперь я начинаю понимать. — Хорошая шутка, лорд Ренли. Думаю, ваш новый оруженосец добьется успеха не позже предыдущего. Вы только взгляните на это прелестное личико. Бросив напоследок тихий смешок Мизинец пропал так же незаметно, как и появился. Ренли взглянул на Лораса. Лицо его действительно очаровательно светилось от восторга и падающих на него солнечных лучей. При мысли о том, на что намекал лорд Бейлиш, Ренли поежился. Лорас всего лишь мальчик, его оруженосец и друг. С Робаром их связывало намного большее, когда завязался их…роман? интрига? Ренли не мог подобрать описания к тому, что уже несколько лет происходило между ними. Он был намного младше тогда, как и Робар, они проводили вместе каждую свободную минуту и чувствовали себя единственными во всем мире. Раньше Ренли не заметил бы ни Гарлана Тирелла, ни Джейме Ланнистера, если рядом был Робар. Что же изменилось? Или все так же и осталось, просто видится теперь по-другому? Робар со счастливой улыбкой на лице поднялся с колен. Теперь извечный оруженосец Ренли, тот, с кем они обменялись первыми поцелуями, тот, в чьих темных глазах Ренли когда-то тонул, стал рыцарем. Ренли не мог про себя не посмеяться над детским счастьем во взгляде Робара, когда глаза их встретились, но вместе с тем нечто теплое поселилось в душе Ренли, пока он наблюдал за той радостью, что неумело скрывал Ройс. Все закончилось быстро. Только что посвященные рыцари вскочили на коней и помчались по площади под восхищенные крики простолюдинов. Назавтра назначены рыцарские испытания и продолжение церемонии, а на сегодня все собравшиеся могли быть свободны. Ренли с Лорасом быстро проскочили через обвешанных драгоценностями мужчин и женщин. Воодушевленный оруженосец так и подпрыгивал на ходу. — Мне сперва показалось немного затянуто, но было здорово. Завтра будет самое интересное. Почти как турнир. Ренли фыркнул. — Они по разу бросят в мишень копья, с самодовольным видом проскачут перед дамами, а потом мы будем слушать бесконечные песни и септонские наставительные речи. Ренли подумал, что верховный септон способен даже настоящий турнир превратить в подобие похорон. При таком раскладе Ренли с удовольствием притворился бы больным и не вылезал из постели весь следующий день. Но Робар не один месяц назад взял с него обещание явиться и не уставал напоминать об этом. Не стоило Ренли тогда пить столько вина и подписываться на такое времяпрепровождение — теперь придется расплачиваться. По крайней мере, это лучше, чем собрание совета.

***

Назавтра Ренли забрал эти слова назад. Солнце с самого утра палило нещадно, и разбудили мастера над законами не слуги, а жуткая духота. Ренли поднялся с первыми лучами от жутчайшей головной боли и нехватки воздуха. Пересохшее горло, закружившийся вокруг мир и нежелание терпеть эту преисподнюю заставили Ренли встать на ноги, рискуя тут же потерять равновесие, распахнуть окно и высунуться наружу, жадно вдыхая свежий воздух. Боль в голове при этом достигла своего пика, и Ренли стиснул зубы. Образ Станниса коротко промелькнул в его воспаленном мозгу, пока следующая волна боли не накатила с новой силой. За что же он так провинился перед богами? Вчера Ренли не сделал ни глотка, не выпил ни бокала не то, что нормального питья, но даже и капли просторского пойла. День намечается на редкость увлекательным, язвительно подумал Ренли, с трудом доползая до постели. Смятые простыни, мокрые от пота, показались ему участью похуже Седьмого пекла, но оставаться на ногах было рискованно, учитывая, что стены вокруг Ренли вращались с ужасающей скоростью. Рухнув на покрывало, Ренли протянул руку к ближайшему кувшину. Сосуд оказался сухим, как дотракийская пустыня. На ругательства Ренли не хватило сил. Вскоре явились слуги. Вид их был ненамного лучше, чем у их лорда. Хвала Семерым, у прислуги нашлось целое ведро воды. Когда Ренли пил, ему казалось, что в него влезет целое море. Вода дала ему надежду на то, что день будет не таким ужасным, как показалось сперва, но головная боль вернулась, как только Ренли снова поднялся на ноги. Одежду он выбрал самую легкую и простую, и пока слуги надевали на него рубашку, в отдаленных частях его разума зародилось чувство, будто чего-то не хватает. Когда слуги уже добрались с расческами до его торчащих во все стороны после сна волос, Ренли осенило. — А где мой оруженосец? — Милорд, ваша новая фибула должна быть готова к сегодняшнему утру, Лорас поехал за ней, — ответила служанка. Прикосновение ее маленькой ладони к больной голове заставило Ренли нахмуриться. Пекло! Этот ювелир не мог взяться за чертову булавку для чертовых плащей дольше месяца из-за горы заказов на дамские побрякушки. Ренли совсем забыл о своей старой хотелке — простой, но элегантной фибуле — причудливом хитросплетении самых разнообразных металлов. После воплощения задумки получилось нечто не совсем определенное, но, бесспорно, красивое. Ренли помнил, что вещица стоила прилично и создавалась для самых торжественных случаев. Но в этот день он не готов был расставаться с Лорасом даже из-за такого повода. Без мальчика мастеру над законами этот день не пережить. Долго он не сможет выносить насмешки Мизинца, пьяный смех Роберта и разглагольствования толстого септона. — Он взял с собой сопровождающих? — Сказал, что возьмет, милорд. Примирившись со своей кружащейся, больно пульсирующей и смертельно раздражающей участью, Ренли выбрался из замка на душную улицу, добрел до конюшен, щурясь от солнца, и не без труда забрался на коня. С седла с прошлой скачки не отцепили ни снаряжение, ни подаренный когда-то Ренли кинжал. У молодого, относительно здорового лорда, больше похожего на чумного больного не было ни времени, ни желания ждать стражников — и так уже опаздывает. Проще удовлетвориться висящим сбоку кинжалом и отправиться на церемонию без сопровождения. Единственной опасностью представлялся только возможной солнечный удар. Благополучно собрав остатки кипящих мозгов в кучу, Ренли выехал за ворота прохладного двора, отправляясь в пламя городских улиц. В городе действительно было намного жарче, чем во дворе. Солнце нещадно палило, обжигая лицо и ослепляя глаза, окна и двери каждого дома были распахнуты, мужчины бродили по улицам, сняв рубашки, а женщины не стеснялись неприлично тонких платьев. И все же, несмотря на ужасающие погодные условия, толпа с веселым смехом вновь рвалась на главную площадь. Ренли уже и не надеялся протолкаться сквозь народ, и сладкие мысли о возвращении назад атаковали его воспаленный, пламенеющий разум. Но заманчивая идея слабела с каждым новым шагом, и Ренли ненавидел себя за каждый из них. Кто-то выкрикивал его имя, кто-то подбегал и протягивал руки в ожидании монеты, но у мастера над законами не хватало сил даже на самую скупую и вымученную улыбку. Он почти не замечал мельтешащий вокруг сброд. Ренли понадеялся, что если по дороге на площадь он свалится с коня и его раздетое, обгоревшее тело найдут где-нибудь в Блошином Конце, это научит чему-то его братца, а заодно и Робара, не замолкающего об этой церемонии вот уже несколько месяцев. Им еще повезет, ядовито размышлял Ренли, если им удастся найти мой труп. Он не раз слышал истории о том, какое мясо чаще всего подавали в тавернах Блошиного Конца. Будет ли сожалеть тогда о младшем брате Роберт? Найдет ли ему замену Робар? Злорадное торжество заполонило больную голову Ренли при мысли об их полных ужаса и раскаяния лицах. Должно быть, бедняжку Маргери тогда женят на Джоффри. Интересно, к кому тогда отправится на службу Лорас? Всадник глубоко задумался о судьбе того жуткого, холодного и несчастного мира, где его, Ренли, нет. Из ступора его вывело конское ржание, прозвучавшее под самым боком. Боль стрелой воткнулась куда-то в висок, и Ренли случайно прикусил язык. Вкус крови во рту окончательно привел его в чувство, но раздражение при этом достигло своего апогея. Готовый разразиться бранью, Ренли обернулся в сторону звуков, ставших виной его внезапной вспышки гнева. И решил, что у него начались галлюцинации. В пустынном переулке на испуганной белой кобыле из последних сил удерживал равновесие его оруженосец. Кобыла отчаянно ржала и поднималась на дыбы, мальчик изо всех сил цеплялся за лошадиную шею. Трое мужчин в лохмотьях с кривыми кусками железа в руках окружили его и прижимали все ближе к стене. Тупик. Забыв о боли, Ренли со всей возможной скоростью направил коня в самую гущу событий. Разбойники не сразу расслышали стук копыт из-за разрывавшего их глотки смеха, Лорас же с надеждой поднял голову, и лицо его на короткий миг просияло надеждой. Рыцари большой дороги, проследив взгляд свей жертвы, оглянулись, не прерывая смеха. — Советую вам отстать от моего оруженосца, если не хотите, чтобы к ночи ваши головы оказались на пиках, — вся злоба, накопившаяся в Ренли за этот день, готова была выплеснуться на эту троицу, и жгучее желание тут же затоптать их заняло все его мысли. — Смотри, как бы вы с мальчишкой сами не остались гнить здесь, — смуглый тощий старик оскалил беззубый рот в улыбке. — Никак рыцарь будешь, — мужчина помоложе, со спутанной черной бородой оглядел Ренли крохотными крысиными глазками, — где же тогда твой меч? Вспомнив о кинжале, Ренли тут же выхватил его из ножен на седле. В переулке снова поднялся хохот, напоминавший скорее карканье стаи ворон. — Никакой ты не рыцарь, — чернобородый сплюнул. Третий ободранец, толстяк лет пятнадцати, с прыщавым лицом визгливо захихикал, — значит, и оруженосец тебе не нужен, — крохотные глазки жадно пробежали по Лорасу, и их владелец направился к мальчику, угрожающе выставив вперед свой кусок железа. Двое других, ухмыляясь, наступали на Ренли. Не было времени раздумывать, и Ренли, ударив ногами коня по бокам, сорвался с места. Налетев на чернобородого, конь обрушил тяжелый удар копытом на голову разбойника. Крысиные глазки злобно блеснули перед тем, как скрылись под кровавым месивом, оставшимся от челюсти и носа. Кривая железка выпала из разжавшихся пальцев, руки обхватили обрезки лица, и чудовищный вой огласил крохотную улицу. — Быстро! — крикнул Ренли, стараясь развернуться в узком переулке. Лорас послал кобылу вперед, однако старикан, оскалив зубы, бросился на лошадь, и та вновь испуганно заржала и встала на месте. Толстяк тоже подскочил к Лорасу, но мальчишка среагировал быстро и со всей силы пнул круглую голову. Прыщавый рухнул на жирный зад, побледнев не то от страха, не то от злости. Развернувшийся Ренли помчался прямо на них, замахнувшись кинжалом. Тот, что по младше, испуганно сжался, закрыв ушибленную голову грязными ладонями, старик же все еще размахивал своим подобием ножа, когда кинжал Ренли задел его плечо. Разбойник, оскалив свои редкие зубы, обернулся и бросился к уже поднявшему за собой пыль Ренли, а Лорас, не теряя ни мгновения, погнал кобылу прочь. Выскакав из переулка, они еще долго мчались в неизвестном им направлении. Наконец они остановились на полупустой улице. На двух запыхавшихся всадников удивленно глазело несколько пар глаз. Сердце Ренли все еще бешено колотилось. Оглянувшись, он встретил взгляд оруженосца. Лорас тяжело дышал, приоткрыв рот и крепко вцепившись в поводья. На ноге мальчика повыше колена кровоточила свежая рана. Должно быть, один из бандитов успел задеть его своей ржавой железкой. Не говоря ни слова, Ренли повернул к Красному Замку, совершенно позабыв о церемонии посвящении. — Почему ты был без сопровождающих? — спросил Ренли, когда в груди перестало греметь, будто по барабану. — Они бросили тебя? — Я… — Лорас стыдливо опустил взлохмаченную голову. — Я никого не взял. Ренли решил, что это было слишком уж безответственно даже для мальчишки. — Лорас, если тебя бросили там одного, виновники должны понести наказание. Ты был в шаге от… — Я же сказал, я поехал один, — Лорас посмотрел на Ренли потухшими карими глазами, в которых не читалось ни лжи, ни страха — лишь усталость. — Но почему? — Мне сказали, это недалеко… мастерская ювелира. Я решил, что быстрее справлюсь сам. И город узнаю получше, — с этими словами Лорас покраснел до самых ушей. Что ж, теперь, думаю, ты узнал его достаточно хорошо, подумал Ренли. — Я заблудился, — продолжал мальчик. Теперь он глядел на белую лошадиную гриву. Плечи ссутулились, руки на поводьях ослабли, а голос его звучал будто издалека, — эти трое выскочили из-за угла, и Бесса испугалась… — Бесса? Как в той песне, “Бесса из харчевни”? Про мужеподобную здоровенную девку? Сам додумался до этого? — нервная улыбка проскользнула на губах Ренли. — Сам, — Лорас с вызовом посмотрел на своего лорда, но воинственный огонек в глазах мальчика быстро пропал. — Назвал бы еще эту трусливую клячу Мераксес, — смеха в ответ Ренли не услышал, неловкая усмешка сползла с его лица. — Что было дальше? Когда они напали на тебя. — Они увидели у меня коробку и потребовали отдать и ее, и лошадь. А я отказал им. Ренли уже в третий раз проклинал эту чертову булавку, которая, даже во всем своем драгоценном великолепии, не стоила того, что уже стряслось из-за нее. — Зачем? Если ты боялся, что я буду упрекать тебя… — Я не боялся твоего гнева больше, чем смерти от рук разбойников, — Лорас гордо вскинул голову, сверкнув глазами, — настоящий рыцарь перехитрил бы их, а не ползал перед ними на коленях. — Но ты был безоружен, и ты еще не рыцарь, — в Ренли мешались и бились между собой злость на глупого мальчишку, восхищение подобной отвагой и жалость за слепое подражание какому-то выдуманному рыцарю, — ты мог погибнуть. — Однажды я стану рыцарем, а они каждый день рискуют жизнью. — Не станешь, если не доживешь. Молчание повисло между ними, пока они въезжали в дворцовые ворота. — Спасибо, — слово это Лорас произнес так тихо, что Ренли решил, будто он ослышался, — спасибо, что спас меня. — Знаешь, я не скажу “не за что”, — Ренли улыбнулся и спешился. Лорас на секунду замешкался. — Надеюсь, рыцари позволяют перевязывать свои ранения, — Ренли помог оруженосцу слезть. — Кто из них это, кстати, сделал? — Когда те двое перекрыли мне дорогу назад, я пнул одного из них, а второй махнул ножом. — Если эта железная зубочистка — нож, то Бес — статный рыцарь, а я — великий мейстер, — рана на ноге Лораса не выглядела опасной, но Ренли все же торопился в замок. — Подожди, твоя булавка, — вспомнил Лорас и полез к седлу, несмотря на увещевания своего лорда. Лицо мальчика вытянулось через пару мгновений. — Ренли… — Да? — Ее тут нет, — Лорас тупо уставился на седло, — я прицепил коробку сюда. Звенящую тишину разорвал хохот Ренли. Непонимающий Лорас обернулся к своему лорду. Тот согнулся пополам и смеялся так громко, что придворные повысовывали головы из окон и дверей. Ступор на лице оруженосца не вносил ясности в открывшуюся им картину. Через минуту Ренли, переборов себя, распрямился, широкая улыбка все еще играла на его губах. Похлопав Лораса по плечу, он повлек сбитого с толку мальчика в замок, заходясь смехом пуще прежнего в ответ на извинения. — Рыцари обычно теряют руки, ноги и головы, а ты, считай, легко отделался, сир, — смеялся Ренли, пока мейстер промывал Лорасу рану. Мальчик закусил губу, чтобы сдержать хохот, но долго так не продержался, и в итоге рассмеялся под ворчание старого мейстера. — Хотя насчет головы не уверен. — Эй!

***

День, как Ренли и думал, выдался увлекательный. Он свободно вдыхал прохладу вечера, когда солнце наконец закатилось. Лорас давно отправился спать, как и большинство придворных, замок снова погрузился в тишину, а голова окончательно перестало гудеть, как только жара спала. Ренли было интересно, заметил ли король его отсутствие на церемонии? Проигнорировал ли? Или завтра на Ренли выплеснется не только вино, но и очередная гневная тирада? Об этом он решил подумать когда-нибудь в иной жизни, а этот дивный вечер не заслуживал быть испорченным плохими мыслями. Но как бы не так. Раздался стук в дверь, настойчивый и твердый. Значит, то был не кто-то из слуг. Ренли вышел с балкона, на котором беззаботно проводил последний час жизни, и все с той же беззаботностью распахнул перед гостем дверь. — Робар! — Ренли улыбнулся, впуская рыцаря внутрь. Он и сам удивился, насколько соскучился по Робару за сегодня. Ройс прошел внутрь и с недовольством посмотрел на Ренли, скрестив руки на груди. Без стальной брони Робар выглядел совсем по-другому, и о новом звании можно было догадаться лишь по полному самодовольства взгляду и вздернутому подбородку. — Как все прошло? — Сперва Ренли искренне не заметил претензии в своем бывшем оруженосце. — Это я тебя хотел спросить, — выплюнул Робар. — А… — Ренли уже пожалел, что не притворился спящим. Хотя вряд ли бы это укротило праведный гнев рыцаря, и настойчивый стук продолжался бы до самого утра. — Я собирался приехать, Робар, я был на полпути. — И что же случилось? — упрекающий тон совершенно обескуражил Ренли. Он знал, что после их с Лорасом возвращения весь замок говорил только об их с оруженосцем приключении. — Разбойники напали на Лораса. — А что сразу не драконы или грамкины? — ни капли веры не было заметно в темных глазах. — Думаешь я вру? Так иди и спроси у него сам! — Ренли мог проигнорировать хамство, ответить на насмешки, но не собирался терпеть обвинения во лжи, да еще и от Робара, который обозлился по велению собственной гордыни. — В этом нет необходимости, я и так все вижу. Лорд Ренли такой храбрый! Какой молодец, — глаза Робара совсем почернели. — Знаешь, для меня было важно твое присутствие. Ренли чуть не взвыл. — Раз это было так важно для тебя, напомнил бы мне в сотый раз, а то девяносто девяти мне было мало. — Тебе и тысячи будет мало, потому что тебе плевать! — Ты пришел сюда за этим? Сказать, какой я ужасный? — Хотел услышать честный ответ, что тебе до меня нет дела. Что тебе в очередной раз удалось развлечься и выдумать красивую историю о собственной непревзойденности. — Что ж, ты услышал мой единственный честный ответ, другого ты не получишь, так что можешь идти, — Ренли открыл дверь. Робар тут же метнулся наружу, бросив напоследок уничтожающий взгляд. — И тебе спокойной ночи, — крикнул в след ему Ренли. В ответ послышался звук удара и голос новоиспеченного рыцаря, бормотавшего извинения. Он, судя по всему, со всей дури влетел в какого-то бедолагу. Ренли яростно хлопнул дверью. Так и быть, пусть жалеет себя и дальше, подумал Ренли, рухнув на прохладные простыни. Бедный-несчастный, все его обманывают, на него всем наплевать. Велика важность! Посмотрите, час назад стал рыцарем, а заодно и пупом земли. Ренли стянул с ног ботинки и злобно швырнул их в дальний угол комнаты. В голове его без конца прокручивался полный высокомерия тон Робара, в памяти всплывали предыдущие подобные сцены. Сегодняшняя была не первой, и, к сожалению, не последней, и Ренли прекрасно это знал. Они помирятся, через день или через неделю, а спустя месяц Робар заметит чужой волос на одежде Ренли, вычислит по известной ему одному схеме, что последние полтора часа его любовник на самом деле провел не на собрании, а с каким-нибудь слугой, или просто заведет очередную речь про недостаток внимания и нежных слов. А Ренли, как и всегда, просто оставит Робара в покое, пока тот не успокоится. Но в этот раз успокаиваться нужно было Ренли. Он долго выжигал глазами дыру в потолке, но злоба все же отошла на второй план, уступая место чему-то более неприятному, и Ренли устало спрятал лицо в ладонях. На самом деле, для недоверчивости Робара были причины. Ренли не был вруном, но и откровениями разбрасывался только под настроение. Под очень редкое настроение. Не мог же он рассказывать Робару, что пропадал порой целыми днями не по поручению совета, а наслаждаясь десятым сном в каморке для хлама. Да и вообще, Робар тогда, кажется, поверил. А вот когда Ренли не совсем удачно притворился больным в день рождения младшего из Ройсов, Уйэмара, получилось нехорошо. А что оставалось делать? Ренли терпеть не мог этого наглого, надменного лорденыша, мечтающего податься на Стену и стать лордом-командующим. Пускай бы уже провалился в свой Зачарованный Лес к иным и одичалым, ему там самое место, — ни с того ни с сего подумалось Ренли. И все равно он отказывался считать себя заслужившим все то, что услышал этим вечером. В последнее время Робар не давал ему покоя со своим идиотским посвящением, да и мысли о свадьбе Ренли так и не оставили рыцаря, хотя и поутихли под бесконечным гудением клятв и зазубренных наивных речей. Робару стоило сказать спасибо уже за то, что Ренли все еще пускал его на порог своей спальни, хотя не раз подумывал прекратить. Удивительно, как долго они с Робаром продержались без крупных ссор. Последняя была, как вспомнил Ренли, несколько месяцев назад. Он не помнил, из-за чего они ругались, но помнил, как пару дней по его покоям беспрерывно летали чашки и тарелки (в основном, в Ренли), а кончилось все так, как и всегда — в постели, в окружении горы мелких осколков. На сей раз Ренли не захотелось заканчивать все привычным образом. Зато он бы точно не отказался бросить в Робара этот уродливый коричневый кувшин, который так и стоял пустой с самого утра. Но все же Ренли ограничился лишь тем, что громко выругался и, сбросив одеяло в сторону, крепко закрыл глаза, а уже через десять минут беспокойного ерзания на постели заснул так безмятежно, будто полчаса назад пил с Робаром на балконе чай, обсуждая дворцовые новости.