***
Утро началось для Ренли со смеха. Недовольный, растрепанный Лорас вошел в лордовские покои с самой хмурой миной, какую Ренли когда-либо видел у оруженосца. Пока Ренли одевался, Лорас успел влить в себя целый графин свежей, прохладной воды. Взгляд мальчика уныло обводил внутренний двор — предстояла долгая и утомительная тренировка под ослепляющим солнцем Королевской Гавани. Ренли изо всех сил удерживал себя от комментариев, но не смог смолчать, когда Лорас послал слугу за вторым графином. — Встал не с той ноги? — громко и четко спросил Ренли. Мальчик тут же нахмурился от поразившего мозг шума и пробормотал что-то в ответ. — Что ты сказал? Я не расслышал, — громче прежнего продолжал Ренли. — Катись к иным, — Лорас тяжело опустился на подушки, прикрывая глаза от слепящего солнца. Мастер над законами решил, что оруженосец ему достался под стать. Во всей столице, наверное, только Лорас мог позволить себе так говорить со своим лордом, и только Ренли мог позволить мальчишке такое поведение. Ренли проводил угрюмого Лораса до двора, пожелав на прощание удачи и хлопнув мальчика по плечу, на что получил в ответ смесь из самых разных ругательств, что только развеселило и подняло настроение. Ухудшилось оно, когда Ренли вспомнил, что должен-таки явиться сегодня на совет. А ведь еще куча других дел: нужно примерить новые рубашки, любезно поболтать с каждой встречной дамой, поздороваться со всеми лордами, а если повезет — останется время, чтобы заседлать коня и провести остаток дня за пределами города. Кажется, у Ренли началась аллергия на безупречный блеск и запах роз, исходивший от тирелловских латников, смазливые лица которых заполонили улицы. Глядя на взволнованных этим служанок, Ренли только недоумевал и думал, что Тиреллов в его жизни стало слишком много. Да и вообще он предпочитал брюнетов. Ренли решительно разбросал лишние мысли по разным частям головы и сосредоточился лишь на одной: собрание совета. Бросив последний взгляд на Лораса, не самым ловким образом отбивавшего атаки какого-то здоровяка на тренировочном поле, Ренли направился в сторону длинной, узкой и унылой лестницы, ведущей в зал заседаний. День все-таки стоял на редкость приятный. Мягкий свет проникал через окна, выстилая коридоры ярким ковром, каждый встречный улыбался или смеялся, спеша навстречу очередному насыщенному дню. Со стороны кухни расходился сладкий запах свежей выпечки, и легкий ветер разносил его по этажам, комнатам и залам, заставляя обитателей замка вдыхать аромат и мечтать о предстоящем обеде. Тиреллы привезли с собой огромные корзины фруктов, и повара выдумывали самые немыслимые десерты в самых невероятных количествах, дабы сладкие плоды не успели испортиться. Яблоки и персики, обычно доставляемые в столицу, были далеко не такими сочными, как просторские, и местные фермеры, должно быть, рвали на себе волосы, когда Красный Замок отказался от новой партии фруктов. Ренли потерялся в размышлениях и совсем забыл о своей участи. От воспоминаний о длинной лестнице он непроизвольно замедлил шаг. Повернув за угол, Ренли врезался во что-то жесткое и тяжелое и почти потерял равновесие. Перед ним стоял Робар в полном облачении. Сталь сверкает в солнечных лучах, лицо покраснело от бега, дыхание сбилось, темные волосы растрепались — должно быть, у него утро тоже выдалось интересное. Оба они не сразу осознали, что случилась их первая встреча за два дня. Довольно долгий для них срок за последнее время. — Привет, — автоматически выдал Ренли. Рыцарь сперва недоуменно хлопнул глазами, губы его нерешительно дрогнули, но он тут же переменился. Высокомерие и обида исказили красивое лицо. Скривив рот, Робар промчался возле Ренли, скорее случайно задев того доспехами за плечо. Быстрые шаги рыцаря быстро стихли в коридорах замка. — Да катись ты в Пекло! — выплюнул в след сбежавшему Ренли, и, решив, что ему абсолютно плевать на Робара, двинулся дальше. Солнце теперь било прямо в глаза и припекало так, что рубашка противно липла к телу, а запах свежей выпечки показался невыносимо гадким. Это уж слишком! Да что он о себе… нет, хватит думать об этом. Пусть себе дальше дурью мается, не стоит тратить на него нервы. Но это же надо иметь столько твердолобости! Ренли стремительно пролетел длинную лестницу, даже не заметив сотни ступенек, проскользнувших под его ногами. В зале собраний ничегошеньки не переменилось за пару пропущенных мастером над законами недель. Напудренный Варис весело улыбнулся вошедшему, сир Барристан важно кивнул, остальные члены тоже поспешили поприветствовать Ренли, но он, пробормотав в ответ какую-то любезность, сердито уселся на свое место за столом, игнорируя посыпавшиеся насмешки в адрес частоты своих визитов в зал. Ренли даже не обратил внимания на дурацкий бурый камзол Мизинца и не посмеялся мысленно над странным сладковато-спиртным запахом, уже в столь ранний час исходившим от Пицеля. Не заметил Ренли и гневного взгляда Станниса, которым брат буравил его на протяжении всего собрания. — Думаю, нам стоит начать с приятных новостей, — евнух расплылся в жизнерадостной улыбке, — леди Маргери вот-вот окажет нам честь своим визитом. Все взоры, как по команде, устремились на Ренли. — Не правда ли чудесное известие, лорд Ренли? — хихикнул Варис. Только услышав свое имя, Ренли поднял голову и понял, что совершенно не уловил всего остального. — Да, прекрасное, — наугад поддакнул он, пытаясь выдавить сухую улыбку, и впервые за несколько лет эта задача провалилась. — Должно быть, лорд Ренли забылся в предвкушении встречи с невестой, — усмехнулся Мизинец, вглядываясь в лицо мастера над законами, но тот снова уже терял нить разговора, — никак не может дождаться чудесного момента свадьбы. Все остальные заулыбались, только Станнис еще крепче стиснул челюсти. Долго после этого члены совета обговаривали приезд девицы и все приготовления, но, если бы кто-то попросил Ренли рассказать хоть самые крохи подробностей, обсуждаемых прочими лордами в течение получаса, он сделал бы вид, что не расслышал вопроса. В голове его тяжелым грузом залегла пустота. Периодически в этой пустоте мелькали гладкие черные локоны, реже вылезала спутанная темная борода или съехавшая набок корона, и все это сплеталось в нечто колючее и бесформенное, что хотелось тут же выбросить из мыслей раз и навсегда, но это нечто крепко цеплялось за разум, обдавая его отравляющим смрадом, и не было от этого спасения. Ренли оставалось лишь делать слабые попытки распутать этот ком, но каждую из них он быстро бросал, едва прикоснувшись к паразиту и тут же брезгливо попятившись от него. Кажется, ему задавали вопросы, и он раз за разом отвечал невпопад. “Тебе плевать!” — кричал издалека знакомый голос. “Все прекрасно знают, что ты бестолочь”, — вторил другой глас. “Хватит!” — попытался перекричать их Ренли, но голоса злорадно расхохотались и принялись твердить все то же еще громче. Поминутно Ренли охватывала то обида, то гнев, замелькало перед ним и лицо Робара, а затем и блестящая сталь доспехов, и холодная чернота глаз. Он снова и снова проносился возле Ренли, и шаги его подолгу стучали в висках. Потом показалось лицо Лораса. Раскрасневшийся от вина оруженосец убеждал его, Ренли, пойти и помириться с королем. Да что он понимает. “Никогда!”—воскликнул про себя Ренли не меньше сотни раз. Лицо его окрасили множественные эмоции, дух его давно покинул зал собраний и теперь блуждал где-то в непроходимой темноте, далеко от Красного Замка и Королевской Гавани, но неразрывно связанный с ней невидимыми цепями, больно впивавшимися в руки и ноги, не давая уйти слишком далеко и забыться. — И последнее на сегодня, — произнес Варис своим елейным тоном, — лорд Ренли, вас, к нашему огромному сожалению, не было на последних собраниях, поэтому я повторю для вас те тревожные новости, что беспокоят нас уже несколько недель, — евнух сделал паузу и внимательно посмотрел на Ренли. Взгляд мастера над законами рассеяно, без малейшего признака интереса, обратился к Варису. — Должно быть, вы уже слышали что-то о колдунах из-за моря? — Ренли едва заметно помотал головой. — До нас доходят известия, что за Узким морем объявилась группа чернокнижников — колдунов, возглавляемых некой красной жрицей и называющих себя последователями Рглора, Владыки Света, примитивного божества, некогда популярного у разбойников и наемников, пришедших из Вольных городов, — Ренли кивнул, хотя был заинтересован в речи евнуха не больше, чем в каркавшей за окном назойливой вороне. Вот уже несколько минут она горланила без остановки прямо за спиной Ренли, будто специально. “Ты изменился” — слышалось Ренли в карканье. Эту фразу несколько недель назад произнес Робар без единого пояснения и молча ушел на тренировку, оставив в постели полусонного и ничего не понимающего любовника. Целое утро думал тогда Ренли об этих словах, но Робар скоро вернулся в приподнятом настроении и как ни в чем не бывало повис на шее Ренли. Ворона выдала несколько десятков подобных фраз, и черная ее шея явно плакала по живодерским ручонкам Джоффри. Ренли посмотрел бы, как принц заткнет чертову птицу. — Становятся известны весьма любопытные сведения о деятельности этой… группы, — продолжал мастер над шептунами, будто не замечая взгляда Ренли, упершегося куда-то в стену, — пташки шепчут, будто Вестерос скоро окрасится багровым — красная жрица и ее люди намерены добраться до Семи королевств, но вот зачем им это нужно? Этого не знают даже самые внимательные лазутчики. Фокусы, что были продемонстрированы этой шайкой в Вольных городах весьма впечатляют количеством урона и жертв, но интересно то, что их никто не может долго держать под наблюдением. Они неуловимы. Даже мои маленькие друзья, и те поспевают только за молвой о… колдунах. Вопрос этот намного серьезней, чем кажется с первого взгляда, — евнух чуть повысил голос, он будто читал мысли Ренли, которые теперь вращались вокруг чего-угодно, кроме шайки сектантов. — У главных ворот нужно поставить больше стражников. Необходимо проверять каждого, кто въезжает в столицу, — тут же предложил сир Барристан. Ворона за окном помолчала, а потом каркнула еще противнее прежнего. — Вы уже говорили об этом, — отвечал Мизинец, устало потирая переносицу, — нам пока незачем пугать людей. Пойдут ненужные толки и невыгодные для нас слухи. — Так будет безопасней, — настаивал лорд-командующий. — Если жрецы захотят попасть в город, они это сделают, и ваши мальчишки-новобранцы у ворот их не остановят, — в спор вступило еще несколько голосов, но Ренли слышал лишь один. Ворона все каркала и каркала. Не сойдясь ни на чем конкретном, решили продолжить и без того затянувшееся собрание завтра. Все встали с мест, и Ренли, бросив прощания, выскочил из зала самым первым. Прохлада коридора стала настоящей наградой после пары часов томления на неудобном стуле под бесконечную болтовню вокруг. День только переходил в вечер, а Ренли уже клонило в сон. Он сбегал по лестнице, сдерживаясь, чтобы не начать перепрыгивать ступеньки. Впрочем, на полпути он наплевал на свой возраст и свой статус и с чистой душой перескочил две ступеньки, потом еще две, и так до конца, пока ступенек не осталось три. Ренли и их преодолел одним широким прыжком, которым тут же возгордился. Ему вдруг стало легко и свободно, будто зал собраний был его тюрьмой, из которой он только что выбрался на волю, а ворона выступала злорадным надсмотрщиком, который горлопанил себе где-то далеко позади, за спиной Ренли. Выходя из зала, Ренли точно знал, куда намерен направиться. Каморка с поеденными молью плащами дожидалась его уже несколько дней, и мысленно Ренли извинялся перед ней за то, что за кайвассой, разговорами и праздным бездельем с оруженосцем он совсем забросил свое единственное укрытие в Красном Замке, да и, пожалуй, во всем свете. Где-то за углом послышался дамский смех, и Ренли, не желавший терять ни секунды, ускорился почти до бега. Не хватало еще встретить группу девиц, которые непременно задержат его как минимум на десять минут. Оставалось всего-то пересечь половину замка. Успешно избежав общества смеющихся леди и ловко перепрыгнув служанку, тщательно отмывавшую пол узкого коридора на четвереньках, Ренли решил, что день постепенно налаживается. Служанка ахнула, и Ренли улыбнулся самому себе. Солнце постепенно теряло свою краску, отдавая цветовое первенство небу, окрасившемуся в розовый, и восходящей бледной луне. Еще немного, и Ренли забудется крепким, безмятежным сном, а после увидится с Лорасом. Они будут поедать сладкую фруктовую выпечку, и Лорас расскажет своему лорду о какой-нибудь забавной мальчишеской чепухе. Потом они могут сыграть в шахматы. Хотя нет, вчерашнего достаточно, лучше сыграть в кости. Спеша к тайнику, Ренли совсем развеселился, пока за очередным поворотом не показалась тучная фигура. Роберт неспешно плыл по коридору, напевая под нос что-то бодрое и совершенно не замечая за спиной растерявшегося брата. “Никогда!” — звякнуло где-то далеко в голове Ренли. Он неловко потоптался на месте, не решаясь сделать шаг ни вперед, ни назад. Ему вдруг захотелось испариться в воздухе, провалиться сквозь каменный пол, обратиться птицей, хоть даже и вороной, и вылететь прочь, но не стоять здесь, пока Роберт медленно удалялся от него. Перед глазами пронеслись картины вчерашнего разговора с Лорасом. Нужно развернуться и пойти другим путем. “Никогда! Никогда! Никогда!” — стучало сознание Ренли, пока шаги его ускорялись. “Теперь или никогда!” — Роберт! — эхо разнеслось по тишине пустых коридоров, и звук собственного голоса тотчас смутил Ренли — так громко и нервно он прозвучал. Король застыл на месте. Ренли показалось, что оборачивается брат бесконечно долго. Все это время Ренли изо всех сил удерживал себя, чтобы не рвануть с места — туда, откуда пришел — скрыться за спасительным углом и бежать быстро и долго, пока не выбежит из замка, не промчится через двор, не покинет городских ворот и не окажется по другую сторону Узкого моря. Роберт наверняка так и будет оборачиваться все это время, и когда наконец обернется, то решит, будто винный дух навел на него не самое приятное видение, и продолжит свой путь, напевая под нос всю ту же веселую песню. Однако Ренли не сдвинулся с места, и король успел полностью повернуться к брату. Взгляд его окатил Ренли липкой прохладой, словно то красное сладкое пойло в день злосчастного пира. — Ренли, — так же громко прозвучало в мертвой тишине, окружавшей их — старшего и младшего, короля-пьянчугу и бездельника — двух братьев, некогда готовых свернуть Семь Королевств спина к спине, теперь же посылающих друг-другу злые насмешки и горделивое молчание. — Не хочешь поговорить? — Ренли сделал неуверенный шаг навстречу королю. — О чем именно? Перед мысленным взором снова промелькнуло лицо оруженосца, затем Гарлана, а потом и красного от ярости Мейса Тирелла. — Признаю, я переборщил с вежливым опозданием. И не в первый раз. Прости меня, Роберт, я повел себя легкомысленно и неуважительно, — скороговоркой прозвучали слова, рассыпавшиеся между братьями на мелкие осколки. Король молчал долго. Еще дольше, чем оборачивался, и все это время Ренли не сводил со светлейшего немигающих глаз, пока в душе его сцепились в схватке десятки эмоций. — Я поступил, как безмозглый пьяный козел, — громогласный хохот короля огласил коридор, — надеюсь, ты простишь меня, Ренли, но твое лицо надо было видеть, — Роберт удивительно быстро преодолел расстояние между ними и потрепал брата по плечу так, что Ренли едва устоял на ногах. — Я перебрал, признаю, и совершенно напрасно пролил на тебя ту приторную дрянь. Давай-ка забудем-ка последние пару недель, идет? Ну и вид же у тебя был каждый раз, когда мы с тобой сталкивались — будто лопнешь! А у меня, должно быть, и того хуже. Серсея все твердила… а какая, в Пекло, разница? Сегодня у нас праздник, и я предлагаю отметить это дело! — король продолжал расплываться в улыбке, уводя брата совсем не в ту сторону, куда они оба изначально направлялись. От удивления Ренли позабыл, зачем так сильно спешил вперед. Придется признать, что Лорас был прав. Ренли ожидал чего угодно: смеха, злости, очередной порции вина на своем лице, — и был приятно удивлен захлестнувшими Роберта эмоциями. Еще минуту назад Ренли мечтал сбежать из душного коридора и клялся самому себе, что никогда вновь не заговорит с братом. Теперь же они шагали бок о бок, и Ренли понятия не имел, куда они идут, да и не думал поинтересоваться. Примирение с королем произошло чрезвычайно стремительно. — Станнис! — радостно вскричал Роберт. На пути у них действительно стоял мастер над кораблями, и лицо его не выражало того же что у короля воодушевления от встречи с братьями. Роберт в два шага оказался перед носом у Станниса и крепко обхватил того за плечо, как и подошедшего к ним Ренли. Троица двинулась дальше под шутки и смех короля, важно и широко шедшего в центре компании. Братья его оказались неловко прижаты по бокам. Станнис за всю ужасающе долгую прогулку не промолвил ни слова, лишь пару раз отчетливо скрипнули зубы. Ренли же изредка удавалось вставить кивок или улыбку в разглагольствования светлейшего. А говорил он много. Запах вина беспрестанно душил обоих его собеседников, точнее слушателей. — Мы с Ренли тогда знатно нахлестались, а ты, Станнис, сидел рядом со своим пергаментом и пялился на нас так злобно, что лишь безрукий не запьет со страха, — хохотал король. — Сколько же нам тогда было? Мне лет двадцать пять, а вам тогда… — Роберт пустился в мысленные вычисления, но так их и не закончил. На пути у них возникла служанка, девушка не старше шестнадцати лет, тонкая и гибкая, со свежим белым лицом и красивыми рыжими прядями, заключавшими прелестное лицо в огненную рамку. Девушка присела перед братьями и склонила длинную шею. Король подмигнул ей, когда девица подняла голову, и та захихикала, отводя взгляд. — Вы помните ту рыженькую служанку? Как же ее звали… мы провели вместе несколько таких ночей, что я буду вспоминать их и на смертном одре. Тебя тогда не было с нами, Станнис, и очень зря. Если бы ты видел ее в тот день, позабыл бы о своих септонских замашках, — Роберт похлопал Станниса по спине. — Мы с Ренли решили посмотреть, как она купается в море. Чертовка знала об этом, и начала вытворять такое, чего не сумеют лучшие девки из борделя Мизинца. Когда она направилась к нашему укрытию за скалой, Ренли тут же сбежал, а я остался и не пожалел об этом. Рука Роберта слишком сильно сжимала плечо Ренли. Он отчетливо помнил тот день. Служанку звали Сесилия, она была старше Ренли на пять лет, и ее дьявольская ухмылка всегда его пугала. Когда она двинулась прямо к ним, голая и смеющаяся, маленькому лорду показалось, будто демон выполз из преисподней. За спиной ее колыхалось пышное пламя длинных волос, темные глаза хитро блестели, бледное тело казалось сошедшим с безупречного полотна художника. В испуге Ренли бежал так быстро, как никогда до этого. Оказавшись в Штормовом Пределе, он свалился на свою кровать и, накрывшись одеялом с головой, просидел там до самого вечера, и мыслей его не могло покинуть пожиравшее белые плечи пламя. — У меня есть дела, Роберт, — холодно произнес Станнис, высвобождаясь из королевских объятий, — и совершенно нет времени напиваться, даже по столь знаменательному поводу, — глаза его задержались на лице Ренли. — Да, я бы тоже кое-что закончил, —Ренли также не горел желанием проводить вечер за выпивкой и выслушиванием воспоминаний короля об их беспечной юности. Сегодняшний день был слишком сумбурным, и Ренли наконец вспомнил, почему так стремился вперед по коридору до встречи с Робертом. — И смысл в моей короне, если я не могу заставить вас пропустить со мной пару кубков? — вскричал король. — Смысл в том, что ты можешь выпить не одну пару кубков, и никто ничего тебе на это не скажет, — от винного запаха у Ренли начиналось головокружение. — Ты забываешь о моей женушке, хотя у нее, пожалуй, истощился запас желчи для меня. Наконец король, к своему неудовольствию, отпустил братьев, скрываясь за широкими дверьми в свои покои. Ренли и Станнис поглядели друг на друга и молча разошлись. Ренли, прикинув время, передумал навещать пыльную каморку и направился прямиком в свои покои. От одного бойкота он освободился, и это достижение не могло не вызывать в нем облегчения. Небо за окном порозовело, а двор внизу погрузился в синюю тень. Куда запропастился Лорас? Ренли, конечно, знал, что оруженосцев тренируют со всей строгостью, но не до темноты же. Быть может, Лорас так и не отошел от вчерашнего и теперь не в силах даже почтить визитом собственного лорда? Ренли широко зевнул. День его в принципе прошел продуктивно, надо будет рассказать оруженосцу о сегодняшнем коридорном приключении. Теперь Роберт снова будет смеяться перед Ренли и над Ренли, стучать его по спине тяжелой рукой и тыкать локтем под ребра при каждой шутке. Как же мне этого не хватало! Слишком спокойно жилось, должно быть. Молодец я все-таки. Но как бы мастер над законами не язвил над самим собой, душа его стала легче после этого странного примирения. А когда из ниоткуда возник Станнис, сцена стала еще более неловкой, чем была изначально. Ренли рассмеялся, вспоминая его лицо и представляя свое собственное. В детстве они трое всегда выглядели точно так же. В центре хохочущий громче всех Роберт, самый высокий из них, рядом Станнис, такой же серьезный, как и сегодня. Челюсти его всегда сжимались, когда Роберт начинал смеяться ему в ухо. По другую руку от Роберта совсем еще мальчишка Ренли. В детстве он старался смеяться так же громко, как Роберт, но старшего брата перекричать мог разве что Рог Зимы, поднимающий из-под земли великанов, да и то не факт. Когда-то Роберт для Ренли был настоящим великаном. Ренли отчаянно прыгал на месте под смех Роберта, но никак не мог прыгнуть выше братской головы. Они проводили вместе каждую свободную минуту, если няньки и учителя не запирали Ренли в детской с целью спасти Штормовой Предел от неминуемого хаоса в лице двух неугомонных лордов, понимавших друг друга с полуслова несмотря на немалую разницу в возрасте. Они продолжали звать с собой Станниса, хотя прекрасно знали, что брат будет лишь одаривать их взглядом, полным неодобрения, и убеждать этих двоих заняться чем-то более серьезным, чем игрой в “кто придумает больше ругательств на одну букву”. Отличная была игра, надо научить как-нибудь Лораса. С каждым годом Станнис все чаще и чаще отказывался от компании братьев, но им и вдвоем было неплохо. По крайне мере не приходилось слушать септонские сетования и сентенции при каждом шаге. Станнис быстро стал для Ренли чем-то далеким, и Ренли далеко не сразу это заметил. Как же такое могло случиться и с Робертом, он до сих пор не понимал. Когда-то Роберт обещал завоевать для младшего Пентос и преподнести в качестве подарка на именины. Ренли в ответ собирался выкрасть для брата самую прекрасную девицу во всем мире, и в таких мечтах они проводили дни и ночи. Как чуден был тот воображаемый мир, что делили братья на двоих. Даже теперь Ренли иногда ловил себя на мысли, что не прочь бы оказаться там снова хоть на денек. Блуждавшая на лице Ренли полуулыбка вдруг растаяла. Во двор под окнами Ренли вышел во всем своем потемневшем в сумерках облачении Робар. Перекинувшись парой слов с другими рыцарями, он занял место среди них, слушая чужие разговоры. Когда же с Робаром произошло то же, что и с королем? Как давно начал Ренли тяготиться его обществом? Или наоборот? А может, и то, и другое. Когда-то давно Робар считал за счастье провести целый день рядом с Ренли, в разговорах, безмятежной тишине и сотне мимолетных прикосновений, каждое из которых приводило их обоих в дрожь и вместе с тем окутывало теплом. Ренли никогда не говорил этого вслух, но до сих пор считал, что в лучший их с Робаром период он действительно любил своего оруженосца. Что случилось потом? Робар менялся с каждым годом все сильнее: лицо его становилось все прекраснее, но разум его шел в ином направлении. Старик Ройс и чертовы септоны лепили из него, из милого, чувствительного Робара безликое нечто, презирающее само себя. Он был так влюблен в Ренли. Робару было проще умереть, чем разорвать их связь, но вместе с тем чем ближе они становились, тем грязнее он себя ощущал. Когда они в первый раз оказались в постели, Робар заплакал, как девица в брачную ночь. Ренли тогда так до конца и не понял, что произошло. После этого Робар долго избегал Ренли, чередуя отрешенность, когда темные глаза прятались от синих, с безумством, когда оруженосец перебегал весь замок и запыхавшийся бросался Ренли на шею. Они подросли, и чувства их перестали метаться из крайности в крайность, но по временам на Робара словно находила черная туча. Взрослея, он становился более требовательным, а Ренли от этого становилось скучно. Пропала та свобода их общения, что была прежде. Любое неосторожное слово Робар мог воспринять в штыки. При виде недобрых огоньков во взгляде оруженосца, Ренли тут же сбегал. Да и когда глаза Ройса светились восторгом, тоже предпочитал скрыться, ведь часто восторг этот сопровождался воодушевленными речами и наивными размышлениями, быстро приевшимися Ренли. Должно быть, Робар слишком часто общался с придворным дамами, иначе откуда такая страсть к воздушным замкам? Робар грезил двумя вещами: рыцарством и жизнью Ренли. И одним Семерым известно, что из этого стояло на первом месте. И если первому было суждено сбыться, то утопии для них двоих ждать не стоило. Как мог Робар предполагать, что им удастся так просто уехать вдвоем в Штормовой Предел или на Драконий Камень? Ренли даже не был уверен, что светлейший братец отдаст ему хоть какие-то из этих владений. Даже лучше, что они с Робаром поссорились. Точнее, ссорился только Робар. Им не помешает перерыв. Быть может, они вообще больше никогда не заговорят. Тогда оно и к лучшему, — подумал Ренли, покидая балкон. Робар внизу громко рассмеялся над чьей-то историей вместе с остальными рыцарями. В комнате Ренли почувствовал себя еще хуже. Он стоял на том же месте, что и два дня назад, и будто снова выслушивал сотню незаслуженных обвинений. Силой воли он попытался переключить мысли, но они крепко присосались к мозгу и прокручивали ненавистную сцену раз за разом. Под нее Ренли и заснул.***
Он почувствовал облегчение, открыв глаза и увидев перед собой не привычные увешанные картинами стены, а совершенную, густую темноту. Ренли тут же сделал шаг наугад, затем второй и третий. Походка его была невесомой, и он уверенно направился куда-то вперед, а, может, и назад или даже вверх или вниз. Какая разница? Вокруг тишина и ни души, и пространство под ногами будто радостно подбрасывает Ренли. Кажется, он весит не больше перышка. Ренли все шагал и не знал, как долго это продолжалось. Тьма не кончалась и словно выталкивала его выше и выше с каждым шагом. Внезапно нечто под ногами разверзлось. Глаза Ренли расширились, в испуге он попытался вскрикнуть, но ничего не вышло — тело его провалилось и полетело глубоко во тьму, по которой он только что так беззаботно брел, казалось, тысячу лет. К счастью, он быстро и почти безболезненно наткнулся на что-то мягкое и ровное. Ренли поднялся, разочарованный тем, что парить в воздухе, едва касаясь поверхности мглы, больше не получалось. Напряжение сковало его конечно. Он показался себе невероятно тяжелым и неповоротливым. Вдруг во тьме что-то промелькнуло, и Ренли тут же оглянулся, не увидев ничего, кроме прежней черноты. Откуда-то издалека он услышал бормотание и топот и направился на звуки, с гораздо большим трудом, чем прежде, переставляя ноги. Долго он брел, пока навстречу ему не выкатилось нечто, сиявшее даже в сплошной черноте. Корона. Ренли не успел толком разглядеть ее: золотой обруч игриво сверкнул и покатился дальше. За ним выскочил серебряный кубок, обсыпанный драгоценными камнями и разбрызгивавший красную жидкость через край. Обогнув Ренли, корона и кубок помчались дальше. За ними показалась еще одна фигура. Тучная и весьма угрожающая. Из темноты выбежал Роберт и чуть не сбил брата с ног, но каким-то чудом перепрыгнул его. Выкрикивая что-то, король гнался за ускользавшим вдалеке блеском металла. Ренли увидел, как чаша поспешила налево, а корона укатилась направо. Роберт замер на месте, не в силах двинуться ни туда, ни сюда — светлейший застыл в нерешительности, вертя головой в разные стороны. Стоило Ренли моргнуть, и брат тут же исчез. На его месте возник конь. Светлая густая грива волнами ложилась на гладкую спину. Конь недовольно топтался на месте, будто не мог дождаться возможности броситься вскачь. Ренли показалось, что он видел жеребца раньше, но не мог припомнить, где — его собственный, с тяжелой черной гривой и угольками глаз превосходил этого конька силой и ростом, но по красоте ему было далеко до столь светлого и легкого создания. Ренли захотелось поймать зверя, и он бросился за конем. Тот, заметив преследователя, поскакал прочь, но долго ему убегать не пришлось. Длинный, острый клинок, возникший из мрака, пронзил лошадиную грудь. Пуская изо рта пену и истошно вопя, животное поднялось на дыбы. Прекрасная золотая грива обагрилась брызнувшей кровью. Меч рубанул по гибкой, безупречной шее, затем по спине, подсек ноги. Алая горячая кровь заливала мускулистое тело. Клинок продолжал безжалостно орудовать, а конь все бился, отчаянно отказываясь умирать и оглушая Ренли безумным ржанием. Перепуганный Ренли бросился прочь, но, к своему ужасу, понял, что не может сдвинуться с места. Он изо всех сил рвался вперед, а руки и ноги его с каждым порывом становились все тяжелее, будто наливаясь свинцом. Несмотря на это он не бросал попыток вырваться из невидимой ловушки, а конское ржание позади не становилось тише. Когда силы почти покинули Ренли, вопли умирающего зверя, наконец, оборвались. На секунду Ренли отпустил страх, и он остановился. Бежать он уже не мог. Боль пульсировала в руках и ногах, будто Ренли целую вечность мчался во тьме. Внезапно окружавшая чернота стала пугать его. Где же теперь этот клинок без воина? А может, воин просто невидим, или, возможно, он так черен, что сливается с этой бездной, куда угодил Ренли. Должно быть, воин поджидает заблудших во мраке с тяжелым мечом наготове и беспощадно рубит и режет каждого, кто попадется ему во тьме. Страх парализовал Ренли. В один момент ему стало холодно. Вдалеке он увидел стальной блеск. Клинок медленно плыл во тьме, приближаясь к Ренли. А он стоял на месте, застывший, не в силах предпринять очередную попытку бегства. Он мог лишь неотрывно наблюдать, как неотвратимо двигался меч ему навстречу, пока дрожь охватывала непослушное тело. Когда острие приблизилось почти вплотную, глядя прямо в грудь Ренли, он все еще не верил в то, что с ним может что-то случиться. Он даже удивился, когда холодная сталь глубоко вошла под кожу, пронзая грудную клетку и бешено стучавшее сердце насквозь. Ренли попытался дернуться, отодвинуться от клинка, но тот уже вошел по самую рукоять. Грудь обжигало, будто растопленным воском. Тяжело дыша, не в силах выдавить крик, Ренли поднял голову навстречу тьме, желая разглядеть глаза убийцы, но вдруг ноги его снова сделались невесомыми, тело его оторвалось от земли и закружилось в чудовищном водовороте. Голова гудела, перед взором мелькали расплывчатые краски, тьма сливалась со светом, голос наконец поддался Ренли, и он закричал от боли, страха и сводящего с ума головокружения. Ренли проснулся в собственной постели в окружении тех же стен и картин, с которыми заснул. Холодный пот струился по лбу, на дворе стояла поздняя ночь, и лишь холодная бледная луна освещала покои.