"Прелестная роза у вас в волосах..."

— Да бросьте! Что вы все нашли в этих Белых Плащах? — негодовал Ренли. Очередной жаркий день застал его и двух Тиреллов врасплох, и компания была вынуждена спрятаться под тенью садовых деревьев. Прошло две недели с событий турнира, а толпа так и не перестала таращиться на Ренли с Лорасом, куда бы они ни шли. Кто-то смотрел с восхищением, кто-то с завистью, а некоторые с презрением, но Ренли одинаково надоели все эти взгляды. Сперва он пробовал глазеть на людей в ответ, мог подойти к особо любопытным и спросить, что такого интересного они увидели, но скоро ему наскучило и это. Не считая того, что каждый день Ренли чувствовал спиной в два раза больше взглядов, чем обычно, жизнь вернулась на круги своя. Днем он проводил время с Лорасом и Маргери — они сидели возле излюбленного фонтана, пили мороженое молоко в беседках, гуляли по цветущим аллеям, выезжали на прогулки в город, а один раз даже выбрались за пределы каменных стен. За троицей всюду сновала стража, но они ее почти не замечали, да и сложно было глазеть на нечто столь обыденное рядом с темным блеском быстрой и глубокой Черноводной или манящей густотой величественного Королевского леса, что привлекал глаз таинственным сумраком, захватывая воображение. Ренли неудержимо тянуло в этот лес, хотя в чаще он бывал лишь пару раз, вместе с Робертом. Но то была охота — развлечение пьяных мужчин, лишенное напрочь какой-то загадки. Лес для них был полем боя, где они — заведомо победители, кусты и деревья представляли собой препятствия на пути к кабану или оленю — средству демонстрации собственной ловкости и силы. Поймав зверя, охотники принимались жечь костры, петь похабные песни и хвалиться количеством испробованных женщин, а Ренли почти их не слышал, сбежав душой куда-то глубже во тьму леса, где вокруг были лишь сильные высокие ели и шорох веток по ветру. Однажды он все равно проберется в самое сердце чащи, и, кто знает, быть может, уже никогда не вернется назад. Вечера Ренли по-старому коротал с Робаром. Как и несколько лет до этого. С заходом солнца покои Ренли почти никогда не пустовали. Если Робару не удавалось прийти, Ренли звал Лораса, и вдвоем они просиживали до полуночи за болтовней или в уютной тишине, наблюдая засыпающий город, пока оруженосец сам не засыпал. Тогда с большой неохотой его приходилось будить и с не меньшим сожалением отправлять спать в его покои, самому оставаясь в таком непривычном с недавних пор одиночестве. В такие ночи Ренли почти не спал, будто не желая заканчивать день и начинать все по-новому. Хотелось продлить еще ненадолго эту тишину, тот покой, что окутывал мир, сохранить огоньки звезд, мерцающих где-то далеко над головой. Но такие ночи были в меньшинстве. После примирения Робар старался проводить каждое свободное мгновение с Ренли, словно извиняясь за целый день разлуки. Рыцарь в итоге свыкся с мыслью о предстоящей женитьбе Ренли, но, услышав имя Маргери или Лорас, делал вид, будто слова эти не звучали, а лицо его застывало странной пустой маской. Ренли это не слишком беспокоило. И не раздражало, как раньше. Старая добрая скука со временем становилась редкой гостьей в его душе, бесконечные рассказы Робара теперь не оставались без внимания Ренли, будто выброшенные в никуда — после месяца молчания оба они не могли наговориться, да и в пустовавшей до сих пор постели было теперь гораздо веселее. Что-то изменилось за этот месяц, и где-то внутри себя Ренли искал это что-то, хотя самого себя уверял в обратном. Что могло перемениться? Та же Королевская Гавань, те же пыль и грязь, тот же он, Ренли, мальчишка себе на уме, каким был и всегда. Размеренная жизнь с предсказуемой судьбой. — Взять хотя бы сира Джейме, — протянула Маргери. — Ха, ты еще скажи Бороса Блаунта, — фыркнул Ренли. — Чем тебе не угодил сир Джейме? — расспрашивал Лорас. — Мне в нем не нравится то же, что и в других Ланнистерах. Они считают себя умнее, чем есть на самом деле. — А может, ты просто завидуешь? — Лорас сощурился от ударивших в лицо лучей. Под их светом глаза его казались словно вылитыми из меди. — Я? — рассмеялся Ренли, — скорее Лунатик одолеет Джейме в поединке, чем я начну завидовать ему. Каждый день носить белое — свихнуться можно. Или сделаться апатичным и в один день упиться вусмерть. А все эти обеты и присяги… Хотя сомневаюсь, что и без них королева подпустила бы к сиру Джейме какую-либо женщину. — Удивительно, — кивнула Марегри, — вчера Элла выронила перо, сир Джейме был весьма любезен и подал его ей, а королева так поглядела на кузину, что бедняжка чуть не упала в обморок, — солнце било в лицо и Маргери, но она словно впитывала яркий свет, отдавая затем обратно, не пытаясь скрыться от лучей. — Она на всех глядит, как на тараканов, — нахмурился Лорас то ли от мысли о королеве, то ли от очередного меткого солнечного блика. — Близнецы, но такие разные, — задумалась Маргери. — Сир Джейме словно пламя свечи. Яркий, но спокойный и при этом способен спалить целую библиотеку или огромный дом. А королева… — Будто спичка, — закончил Ренли, — в красивом коробке, но совершенно не оригинальна — рядом полным-полно таких же. И все они одинаковы. — Хочешь сказать, все женщины одинаковы? — вызывающе вопросила Маргери. — Более или менее, — просто отвечал Ренли. — Вот как? А мужчины? — Тоже. Как и женщины. Присмотрись хорошенько, и куда ни взгляни — все это ты где-то уже видел. У всех одни пути, одни цели. — И в чем же твоя цель? — Пить вино, как можно чаще избегать скуки и радоваться бытию, — гордо ухмыльнулся Ренли. Эту цель он действительно считал достойной гордости. Такую же скорее всего имели Бес, Роберт и половина пьяниц города, но во всяком случае это правдоподобней, чем поиски сокровищ, воинская слава, женитьба на прекрасной принцессе и эликсир бессмертия. — Милорд, как давно вы углубились в философию? — с улыбкой спрашивал Лорас. — На днях я даже видел у вас в покоях книгу — септонское развлечение. Правда, иллюстрации там были не совсем септонские. Ренли удивленно воззрился на оруженосца. Недавно один старый знакомый действительно прислал ему книгу с весьма любопытными картинками, спрятанными за ничем не примечательной обложкой. И Ренли с интересном пролистал том, но вскоре совершенно позабыл о нем, захлопнув и легкомысленно бросив на столе. Позже в его покои заходил Лорас, оставивший на столе перчатки, и мальчика, очевидно, не могла не заинтересовать скучного вида книжонка в серой обложке на столе Ренли, в чьем характере скорее можно было пробудить интерес к вышиванию, чем к подобным книгам. — Что же там было? — оживилась Маргери. — Знаете что? — обратился Ренли к обоим. — Любопытные и болтливые часто без языков ходят. Слыхали? — Милорд, вы что, покраснели? — продолжал Лорас. — Вот уж чему не бывать! — воскликнул Ренли, и впервые за долгое время ему действительно показалось, что лицо его будто потихоньку охватывает пламя, и чем больше он злился на себя за это, тем горячее ощущалось жжение. — Стал бы я врать? Да ни в жизнь! — Ха-ха, давай-ка я припомню… — Ренли обернулся к оруженосцу и гневно засверкал на того глазами. — Осторожно! — успела выкрикнуть Маргери за мгновение до того, как споткнувшийся Ренли с громким всплеском свалился в фонтан. Каменный Амур, поливая его и без того мокрые волосы, глядел на него будто с насмешкой, а стоявшие рядом брат с сестрой чуть не покатывались со смеху. Ренли смеялся громче их обоих. — Беру слова назад, теперь ты точно остыл, — Лорас протянул руку помощи, но одумался слишком поздно и не успел ее одернуть, когда по губам Ренли пробежала мстительная усмешка, и он, поймав предложенную ладонь, затянул оруженосца в воду. Вдвоем они принялись барахтаться в фонтане, разбрызгивая всюду прохладные капли и оглашая сад криками и плеском, отчего сидевшие неподалеку голуби недовольно захлопали крыльями, а когда на головы птиц обрушился маленький шторм, те окончательно ретировались. — Сегодня действительно жарко, но не до такой же степени, — не прекращала смеяться Маргери. Услышав что-то столь наглое, двое оторвались от возни, и переглянувшись, принялись окатывать водой и спутницу. Вскрикнув, она отскочила в сторону, но летнее платье уже успело изрядно промокнуть. Каштановые волосы потяжелели и потемнели, крупные капли сбегали по открытой спине, но она не переставала смеяться. Как странно эти трое, должно быть, выглядели со стороны. Точно на несколько минут оказались в оставшихся далеко позади временах беззаботного детства, когда можно было с удовольствием провести так целый день, не боясь возможных последствий в виде гнева взрослых или насморка. И это было прекрасно.

***

Жаркий день перешел в теплую ночь. Все окна в замке были распахнуты, слабые порывы летнего ветра едва освежали комнаты, и обитатели дворца разделились на тех, кто забылся во сне, скинув ненужные простыни, и тех, кто так и не сумел заснуть, боясь растаять в собственных постелях, точно масло на солнце. Ренли мучился бессонницей полночи, но это не слишком заботило его. Ему нравилось наблюдать неподвижную картину города, окутанного тьмой и тишиной. Слышался только редкий скрип, будто кто-то ворочался в беспокойном сне, да тихий стук дверей или ставней, словно те шептались друг с другом, тоже не в силах заснуть. Где-то вдалеке просыпалось солнце — через пару часов улицы озарятся красно-розовым светом, раздадутся привычные крики, топот, стук копыт. Начнется новый день, круг замкнется, а потом наступит следующая ночь, такая же тихая и безмятежная, и кто знает, сколько подобных, как две капли похожих друг на друга кругов предстоит увидеть каждому. Ренли гадал, какого сейчас в Штормовом Пределе. Бушует ли море, или шум воды почти не слышен в предрассветный час, разбиваются ли гневные волны о камни или же сменили этой ночью ярость на милость и теперь нежно обволакивают острые скалы. В последнее время он тосковал по дому все чаще, с грустью гадая, как скоро он сможет туда попасть. Когда крепость достанется Станнису, вряд ли Ренли захочется туда наведываться. Самому ему, если повезет, достанется Драконий Камень, но это хотя бы какое-то разнообразие. Среди зубчатых булыжников и серого неба все равно будет дышаться свободней, чем в Красном Замке. Внезапно Ренли захотелось оказаться где-нибудь далеко-далеко отсюда. В мгновение ока перенестись куда-угодно, будь то степь или заснеженный лес за Стеной. Не пугали и мысли о дотракийцах и одичалых — в этот момент Ренли любил целый неизведанный мир со всеми его загадочными обитателями, чудесами и тайнами. На пару мгновений в груди его вспыхнула такая страсть, что он был готов сорваться и броситься прочь, за ворота сию же секунду. Он почувствовал себя так, будто готов прыгнуть с балкона и лететь, лететь вперед, навстречу розовевшему вдали горизонту. И все равно, где он окажется в итоге, ведь он будет мчаться по этому дивному рассветному небу — свободный, невесомый, счастливый. Бросить все… Многие были бы удивлены, что лорд Ренли покинул их без пышного парада и даже не захватив с собой полсотни разноцветных плащей. Робар был бы скорее обижен, нежели шокирован. В конце концов, он уже больше недели не имел никаких претензий. Как долго они продержатся? —спрашивал себя Ренли с самого дня примирения. Лорас, наверное, удивился бы наутро после исчезновения. Мальчик как обычно пришел бы поднимать заспанного лорда, но постель оказалась бы пуста и холодна, вещи так и пылились бы на полках, но дверь на балкон была бы широко распахнута. Быть может, он бы полетел с Ренли. Они бы неслись наперегонки с ветром, подгоняемые смехом и пьянящей свободой, оставив позади пиры и турниры, собрания и тренировки. Ренли отчего-то показалось, будто Лорас теперь не спит, а точно также сидит у окошка, в своей спальне в другом конце коридора и глядит на спящий город, пока мысли его уносятся куда-то прочь. Если бы только Ренли мог знать наверняка. В какой-то момент он вдруг испытал странное, непривычное чувство благодарности. Пару месяцев назад он представлял нового оруженосца горделивым и высокомерным мальчишкой, а его сестру — свою невесту — холодной и самовлюбленной девицей, и, скажи Ренли кто, что в этих двоих он найдет то, чего не доставало ему всю жизнь в столице, он скорее всего рассмеялся бы собеседнику в лицо. — Скоро светает, ты ведь не выспишься, — Робар вышел на балкон, зевая, как показалось Ренли, совершенно некстати. Эта ночь была слишком прекрасной, чтобы проводить ее во сне, что пролистнет ее в мгновение ока, будто очередную страницу в книжке. Лучше проспать утро, когда мысли все равно не удается собрать от бесконечного шума и болтовни. Робар сделал шаг к перилам, но тут же отстранился — боится, будто кто-то заметит его в покоях бывшего лорда в такую темень, да еще и без рубашки. Ренли усмехнулся. Ему захотелось рассмеяться так громко, чтобы услышали все, чтобы каждый придворный проснулся и высунулся в окно. Чтобы зажгли свет и застучались в покои, а Ренли закружил бы Робара и поцеловал бы его тонкие губы, и все бы увидели это, а Ренли смеялся бы еще громче. — В пекле высплюсь, — улыбнувшись темноте, отвечал Ренли. — Вряд ли — там ведь буду и я, — поколебавшись, Робар быстро перескочил из непроглядной тени покоев в соседнее кресло. Ренли не знал, что позабавило его больше — это нервное действие или уверенность, с которой говорил Робар. — Да тебя оттуда выпнут, не успеешь и загореть. Один взгляд на это смущенное личико, и тебе тут же отпустят все пороки. Робару Благочестивому не место рядом с какими-то грешниками, — рассмеялся Ренли. — Тоже мне грешник. Тогда будешь жариться сам, вместе с такими же лентяями и чревоугодниками. — Хочешь сказать, существование мое ничем не будет отличаться от здешнего, — усмехнулся Ренли, — а знаешь, жаль, что ты туда не попадешь. Выбрали бы себе уютное пламя, усыновили парочку чертят и зажили. — Как жаль, что меня оттуда выпнут. Может, мне и удастся замолвить за тебя словечко на светлой стороне, как думаешь? — рука Робара легла на колено Ренли, и тот почти рассмеялся над собственными речами о непорочности Ройса. — Больно надо сходить с ума от скуки с такими же святошами, — хмыкнул Ренли, сбрасывая ладонь рыцаря. — А как же бесконечные пиры, пляски и радость? Подумаешь, среди набожных и младенцев. Все лучше вечного огня. — Сомневаюсь. Я сам готов послать в пекло каждого, кто заставит меня каяться за прожитую жизнь, чтоб только сидеть за одним столом с септами. Это просто несправедливо — живя иначе, без своих многочисленных грехов, я бы давно спрыгнул с этого самого балкона и все равно согрешил, — Ренли кивнул на простиравшийся где-то внизу двор, вспоминая, как хотел минуту назад взлететь и умчаться туда, вперед. Но мог бы он прыгнуть, зная, что ожидает его не розовый рассвет вдалеке, а холодный серый камень на земле? А что было бы после? Пустота? Вечная, густая и непроглядная? Прятался бы в ней некто невидимый с длинным блестящим клинком, поджидающий во тьме новую жертву, которую сможет терзать своим мечом до скончания мира, а может и дольше? А может, Ренли действительно попадет в пекло и будет проклинать себя за сегодняшние насмешки. Робар молчал, вглядываясь куда-то в ночь. Внезапно повеяло прохладой. Ренли поежился от мурашек, пробежавших по спине, но не сдвинулся с места. Ему по-прежнему милее была похолодевшая безлюдная улица, нежели собственные теплые покои. — О чем думаешь? — спросил Ренли, вглядываясь в бездну чужих глаз. Глаза Робара всегда напоминали ему небо — не темно-синее, предутреннее, как сейчас, а непроглядное ночное, не менее прекрасное и чарующее, но, пожалуй, намного более таинственное. За пределами ночного неба Ренли всегда виделось что-то большее. Маленьким он вглядывался туда, представляя, будто звезды — это целые неизведанные миры, где живут огнедышащие драконы, волшебники, крылатые кони и прочие сказочные создания, что всегда так нравились Ренли. В глазах Робара он не видел звезд, но видел много всего столь же непонятного. — О том, что завтра буду валиться с ног и ненавидеть себя за эту ночь, — Робар опустил голову, скрывая улыбку. — Скажи, что заболел, и оставайся на весь день. — Хотел бы я. Они снова замолчали. В памяти Ренли всплыла вдруг одна подзабытая, но приятная картина. — Знаешь, чего мне хочется? — Чего? — Ты помнишь то лето в Дорне? — Лучшее лето, — прошептал где-то рядом голос Робара. — Все эти пески и жара… Перед отъездом я думал, что будет ужасно, — усмехнулся Ренли, — но мне кажется, частичка меня так оттуда и не вернулась. Я бы навестил ее. Должно быть, она прекрасно устроилась. Сидит в тени у бассейна, пока совсем рядом, под открытым солнцем можно жарить яичницу прямо на земле. И все эти люди вокруг — принцы и принцессы, но они носят прозрачные ткани, смеются, кричат и плюются косточками от фиников, будто самые обычные люди. Там было так свободно, и мир казался таким простым. — Помнишь, как мы играли в прятки с остальными детьми? И нашли ту комнату. Нашу комнату. То была крохотная неубранная комнатка, набитая пустыми ящиками и бутылками, в которую, судя по паутине в углах, давно никто не заходил. С хохотом двое мальчишек спрятались в своем укрытии, пока Арианна Мартелл громко считала до ста. Через минуту они уже забыли об игре, и принцессе так и не удалось их найти. Они явились сами, когда вся детвора уже разбрелась по саду, выкрикивая их имена. Вид у обоих был потрепанный, но жутко довольный. Ренли помнил, как после этого решил, что в Красном Замке ему нужно точно такое же место. — А помнишь, как Квентин и я выкрали целую корзину апельсинов. Тристан тогда увязался за нами, и пришлось бежать от той старухи, собиравшей их. Кажется, я до этого и смеяться-то толком не умел, — Ренли улыбнулся, предаваясь этим далеким и таким приятным воспоминаниям. Робар молчал, зачарованно разглядывая его просиявшее лицо. — Я так соскучился по тебе, — внезапно произнес он. Не успел Ренли ответить, как губы рыцаря накрыли его собственные, — мне постоянно тебя не хватает, — движения Робара становились уверенней, Ренли чувствовал, как пылали щеки рыцаря, а губы становились горячее. Однако собственное лицо, кажется, даже не порозовело. Робар настойчиво потянул Ренли с кресла в направлении погруженной в кромешную тьму комнаты, и Ренли понял, что ему совсем не хочется покидать синевшее далеко над головой небо. Менять его на стесняющую духоту спальни казалось преступлением. Жар Робара не передался Ренли, как это каждый раз бывало. Пустота, поселившаяся в нем, в какой-то момент даже испугала его. Робар был красив, и Ренли хотел его, сколько себя помнил, но сегодня что-то поменялось. — До рассвета всего ничего, — выдохнул Ренли, отстраняясь от теплых губ, — тебе лучше постараться заснуть. Обеспокоенный взгляд вперился в лицо Ренли, тень смущения пробежала в темных глазах напротив. — Да плевать я хотел на этот сон, — Робар постарался улыбнуться, но улыбка вышла слишком фальшивой, чтобы обмануть и наивного. Руки его еще касались Ренли, но губы нервно сжались в линию, — мне нужен только ты. — Давай не сегодня, — Ренли взял напряженные ладно Ройса в свои, — день был долгий, а ночь и того дольше. Нам обоим лучше сегодня выспаться, — с удивительной быстротой прежний румянец Робара исчезал с его омрачившегося лица. Широко раскрытые черные глаза недоуменно вглядывались в синие, что-то выискивая в них. — Ложись, я скоро приду, — поцеловав запястье ошеломленного рыцаря, Ренли отпустил его мигом ослабевшие руки и вернулся на балкон. Долгое время за спиной не раздавалось ни звука, пока не послышались удаляющиеся шаги и шуршание смятой простыни. Что-то тяжелое в груди тянуло Ренли куда-то вниз, под землю. Последние звезды, раздражавшие розовеющее небо, казалось, хотят раздавить его, Ренли. Если несколько минут назад он видел, как постепенно озаряется светом мир, то теперь земля будто снова погрузилась во тьму. Рассвет больше не казался таким прекрасным, яркие краски, видневшиеся вдали, выглядели пугающими. Красный свет угрожающе заливал небесную синеву, беспощадно поглощая ее, не слышно было птиц, обычно голосивших в этот час, стук ставней затих — весь мир будто замер в немом ужасе перед окровавленным небом. Ренли снова обратил взгляд к маячившему впереди солнцу, а затем к плоскому бездушному булыжнику внизу и закрыл глаза, все равно погружаясь в неизбежную тьму.

***

И в чем был смысл собираться, если каждый раз все одно и то же, — сетовал про себя Ренли, по обыкновению первым выскочивший из зала собраний на длинную лестницу и в нетерпении перепрыгнувший большую часть ступенек, оставляя за собой шлейф выскакивающих из головы слов, услышанных им за последние два часа. От сна его спасло только предвкушение более увлекательной встречи. Махания мечом на тренировках Лорасу было явно недостаточно, и каждый раз он был не прочь продолжить свое занятие с Ренли, и его лорд был только за, учитывая, что они больше кривлялись и смеялись, чем по-настоящему сражались. Вспомнив на собрании, как в прошлый раз они в пылу сражения свалили древний тяжелый канделябр, полный горящих свечей, и чуть было не устроили пожар, Ренли едва сдержал смех, не слишком умело прикрыв его кашлем, чем вызвал неодобрительный взор остальных собравшихся, особенно Пицеля, хрипло рассказывавшего о чем-то не особо интересном, при этом растягивая каждое предложение целую вечность. Разговоры на собраниях вновь и вновь возвращались к фокусникам из-за моря. К тем, которые якобы устраивали всевозможные бедствия на головы как простолюдин, так и знатных господ, хотя жертвами становились в основном последние. Доносчики Вариса приносили неутешительные вести о скором приближении шайки, и ругани и споров на собраниях становилось все больше. Кто-то считал необходимым принять серьезные меры по защите столицы как можно скорее, а кто-то не видел в этом надобности, но заморская угроза беспокоила всех. И среди прислуги давно расползались слухи о Красной женщине, ужасной и прекрасной, точно пламя. Молва о ней была разнообразной, но в основном граничащей с безумием. Поговаривали, что жрица станет новой королевой при Роберте или же займет место супруги Джоффри, а некоторые считали, будто колдунья — всего лишь знаменитая асшайская куртизанка, и магия ее заключается в том, что и у осла на нее встанет. Как считал Ренли, женщина эта и ее шайка являли собой нечто не слишком значительное, чтобы посвящать этому каждое собрание. Ренли помнил, как давным-давно, когда он еще едва дотягивал Роберту до пояса, в Штормовом Пределе только и толков было о некоем некроманте из степи. Мужчины без конца грозились выловить и запрятать колдуна в темницу, женщины перешептывались и трепетали, но все одинаково вздрагивали при упоминании о нем. Чародей славился ловкими ограблениями и похищениями девиц, которых позже возвращал за крупный выкуп. Одни считали его чуть ли не божеством-избавителем, наказывающим жестоких лордов, другие — ужасным демоном, выбравшимся из самого пекла, но все они в итоге оказались неправы. Некромант был лишь искусным циркачом, здорово посмеявшимся над перепуганным до полусмерти народом. А разоблачила его одна из похищенным им девиц. Девчонка оказалась похитрее чародея, и соблазнив его, прикончила шарлатана запрятанным в корсете кинжалом, развенчав тем самым все нелепые сказки о колдовстве. Однако в Штормовых землях еще долго помнили тот страх, в котором долгое время жили люди. Детей не выпускали на улицу, двери и окна наглухо запирали по ночам, торговля увядала из-за постоянных ограблений — ужас и отчаяние поселились в некогда процветающих местах. Помнилось Ренли и то, как сурово его наказали за то, что он носился по замку, обмотавшись пурпурной простыней и выкрикивая запретное имя колдуна вперемешку с выдуманными им заклинаниями. Слуги тогда вскрикивали и охали, чуть не падая в обморок, а маленького Ренли это только веселило. Сказок он никогда не боялся, не испугался и этой. Волшебники, оборотни, грамкины — все они были частью интересной игры, не больше. И мальчик искренне не понял, за что его тогда на целую неделю засадили в собственную комнату, заставив корпеть над прописями и арифметическими книжками, да еще и отобрали его чудесный пурпурный плащ. Запретное имя Ренли давно позабыл, но те беспросветные дни запомнил неплохо. Теперь все повторялось, и совет лишь зря просиживал штаны, в то время как леса вокруг столицы полыхали пожарами от невыносимой жары, а чистой воды на всех не хватало, и простолюдины либо бунтовали, либо умирали от заразы, одолевшей ближайшие водопои, либо же пили пиво за неимением ничего другого. Ренли не хотел обсуждать ни одну из этих проблем, но считал их поважнее каких-то фокусов. В ближайшее время Ренли вообще не собирался думать о чем-то плохом, ведь впереди его ждал целый день, полный небольших, но все-таки приключений. Поворачивая за угол, Ренли заметил мелькнувшие впереди длинные русые пряди и красивый голубой подол, чья обладательница стремительно скрылась в следующем коридоре. Странно, что Маргери была одна. Что ж, это был отличный шанс в кои-то веки застать ее без непрерывно смеющихся кузин и пригласить присоединиться к ним с Лорасом на вечернюю прогулку по саду, не слушая при этом извечного хихиканья. И Ренли поспешно двинулся следом за голубой тенью. Однако вскоре он оказался сбит столу, проследовав за Маргери в абсолютно пустой коридор. Куда она могла юркнуть так быстро? Несколько мгновений назад голубой подол скользнул совсем рядом. Куда ни плюнь — всюду сплошная магия. Быть может, Ренли все-таки задремал на собрании, или постоянные разговоры о колдунах в конец растревожили его воображение. Он даже поначалу решил забросить идею поисков Маргери, показавшейся ему теперь такой нелепой, но что-то вопреки скептическим мыслям потянуло его в одинокий коридор, и Ренли уверенно направился вперед, заглядывая в каждый крохотный закоулок, пока не услышал за одним из них едва слышные всхлипы. Маргери сидела на холодном жестком камне, не боясь, видимо, замарать красивое летнее платье. Послеполуденный свет, лившийся из крохотного окошка, обходил ее, погружая маленькую фигурку в тень, отчего она казалась почти незаметной. Лицо Маргери было спрятано в коленях, каштановые локоны, потемневшие в полумраке закутка, разметались по плечам, закрывая опущенную голову. Заслышав шаги, девушка испуганно вскинула лицо, замолчав в оцепенении. Затем руки ее дернулись, и она принялась судорожно поправлять батист платья и приводить в порядок растрепавшуюся прическу. — Мне очень жаль, — с трудом пролепетала она, сглатывая слезы, — ты не должен был такой меня увидеть. Я… я думала, тут никого нет. — Да брось, все в порядке, — Ренли уселся рядом, оборвав ее намерение вскочить на ноги. — Что стряслось? — Обычные девчачьи проблемы, — Маргери искренне постаралась улыбнуться, пряча покрасневшие глаза, — не стоит и в голову брать. Пустяки. — И все же. Тебя кто-то обидел? Девушка окинула Ренли нерешительным взглядом. Маленькие ладони нещадно сминали подол платья. — Кто это был? — тут же нахмурился Ренли, понимая, что его безрадостные предсказания насчет Маргери начинают сбываться. Нельзя было ожидать для нее спокойной жизни в Королевской Гавани, где количество злых языков зашкаливало, как нигде. — Девушки. У Эллы был урок пения, Элинор где-то пропадала со своим учителем танцев, а у Мегги с утра разболелась голова, и она так и не вышла из покоев. Я сидела одна в саду за шитьем, а те девицы подошли ко мне и предложили пройтись и побеседовать. — Кто именно? — Это неважно, — холодно ответила Маргери, не взглянув на Ренли, отчего обида за нее и жажда справедливости разгорелись в нем еще больше. — Важно, — последовал твердый ответ, — я хочу защитить тебя, а значит, мне нужно знать, — увидев, что на карие глаза вновь наворачиваются слезы, Ренли смягчился, — тебе не стоит покрывать их. Назови имена, и, обещаю, больше они не сделают тебе ничего плохого, — его рука слегка сжала девичью ладошку. Доверчиво поглядев на него, Маргери заговорила. — Серенна Ланнистер, Ширея Фрей и Лина Корбрей. Ренли знал каждую из этих девиц, и злобность их не удивляла его. Серенна — всего лишь выскочка, каких и без нее пруд пруди, Ширея — безвольная девчонка, хвостом следующая за такими, как Серенна, а Лина — просто обычная завистливая шестнадцатилетняя бесприданница. На месте Маргери он бы рассмеялся им в лицо и бросил бы парочку шуток про приплюснутый нос Серенны или кривые зубы Лины, но ведь они с Маргери не могли поменяться местами. — Что они сделали? — Когда мы зашли вглубь сада, туда, где нет людей, и сели в беседке, они встали и окружили меня. Я захотела уйти, но они не пустили. Они говорили ужасные вещи. Обо мне, о Лорасе, о… о тебе, — Маргери взглянула на Ренли, и из глаз ее снова покатились слезы, — они назвали меня гадким словом, сказали, пустят отвратительный слух про меня и Лораса, а тебе после этого только и останется, что вытереть ноги о такую, как я. Потом… потом они стали смеяться, а я бросилась оттуда. Не помню, куда и как бежала, как попала сюда. — Вот же ядовитые мерзавки, — Ренли в ужасе глядел на Маргери. Он и не предполагал, что все зайдет настолько далеко. Злобные завуалированные шутки, гадкие сплетни за спиной и деланные любезности в лицо — какая девица с этим не сталкивалась. Но откровенная травля была небывалой дерзостью для Серенны — хоть и Ланнистер, но побочной ветви, а что уж говорить об остальных двух. Так это оставлять было нельзя. Ренли вдруг обнял Маргери, к ее немалому удивлению. Наплевав на правила приличия, она прижалась к нему в ответ, пряча лицо в стремительно мокнувшем рукаве рубашки. — Не вздумай слушать их. Я знаю этих девиц не первый год, они всего лишь завистливые мегеры. Поверь, их даже собственные служанки не воспринимают всерьез, — улыбнулся Ренли, взглянув в блестящие глаза. — А слухи? Ренли насмешливо фыркнул. — Ничего они не сделают. Это было бы слишком глупо и неосмотрительно даже с их стороны. Такое поведение грозит им окончанием веселых каникул в столице. — И ты бы не поверил им? — слезы уже перестали градом катиться по лицу Маргери, но губы еще едва заметно подрагивали. — Ты бы не… — Не вытер об тебя ноги?! Боги, хоть плачь, хоть смейся! Я перестал интересоваться слухам много лет назад, когда все вокруг начали свято верить в то, что мухоморный отвар приносит долголетие. И впервые за их разговор Маргери смущенно засмеялась. — Вы с Лорасом мои друзья. Я всегда буду на вашей стороне, что бы там кто ни болтал… А теперь я хочу, чтобы вы, миледи, вспомнили, насколько вы прекрасны, улыбнулись, поглядели в окно на чудесный день снаружи и оказали честь мне и вашему брату своим обществом, — он бодро поднялся на ноги, помогая вновь засветившейся девушке встать. Она действительно улыбнулась от его речей, и, приняв, приглашение, двинулась вместе с Ренли в пустынный коридор, а затем и на освещенную мягким предвечерним солнцем улицу, навстречу теплому уходящему дню.

***

— Я переоденусь и догоню вас с Лорасом, — сказала Маргери, когда они проходили неподалеку от ее покоев. — Тебя не нужно подождать? — Нет, уверена, септа Юнисия захочет сама меня к вам проводить. Она все ворчит, что я стала редко бывать в женском обществе — боится, состригу волосы, сменю юбки на штаны, и нас с Лорасом нельзя будет различить. Совсем как в детстве. — Отчасти я ее понимаю. Она может спутать вас и насильно нарядить Лораса в платье. Судя по ее размерам, ей это не составит труда. Что ж, ты знаешь, где нас найти, — и Ренли уже развернулся, когда Маргери остановила его. — Постой, можешь сделать еще кое-что для меня? — Что? — Не рассказывай Лорасу о том, что случилось. — Я думал, у вас нет секретов друг от друга, — недоуменно усмехнулся Ренли. — Да, но… я знаю его. Он будет в ярости, если услышит об этом, и натворит глупостей сгоряча. — Ну да, очень на него похоже. — Так ты не расскажешь ему? — Нет, — не колеблясь ответил Ренли. Он считал, что Лорасу стоит знать, но мальчишка в гневе и впрямь являл собой разрушительную силу, причем разрушительную не только для врагов, но и для своих. Быть может, Маргери сама все расскажет брату, когда совершится маленькая месть Ренли, задуманная им, пока они шли по полупустым коридорам замка. — Спасибо, Ренли. За все, — улыбнулась Маргери, на лице которой теперь почти не осталось признаков недавних слез. — Не за что. Ты всегда можешь обратиться ко мне. — Если что-то случится, я так и сделаю. Не стану больше прятаться по коридорам, словно маленькая напуганная девочка. Больше ничего не случится, — по дороге в сад размышлял Ренли, продумывая пришедший ему в голову план.

***

— Я безнадежен! — сердился Лорас, обхватывая голову и сверля злосчастные фигурки уничтожающим взглядом. — Вовсе нет! — рассмеялся Ренли. — Смотри, если ты сейчас… — Нет! Не надо мне подсказок! — замахал руками мальчишка и склонился над доской с еще более напряженным видом. Того и гляди лопнет, но так просто не сдастся. И наконец, после долгих сомнений, он решительно схватил черного ферзя и сходил наискосок. Мрачное лицо его озарилось надеждой и предвкушением победы, которой ему так и не удалось еще добиться в этой игре. Через секунду Лорас недоуменно и обиженно глядел на доску, ведь белый конь Ренли торжествующе занял место черного короля. — Еще партию? — любезно предложил победитель, простодушно улыбаясь. — Ну уж нет. Хватит с меня, — и мальчик сгреб несчастные фигурки в одну кучу и отпихнул подальше вместе с доской, — сыграем лучше в триктрак. Я видел у тебя доску. — Тогда придется теперь тебе меня учить. Я даже забыл, что она у меня есть. — Это поинтересней твоих шахмат будет, — и Лорас подскочил с кровати, где они с Ренли удобно располагались почти каждый вечер за игрой или разговорами, и стал внимательно рассматривать полки, пока не нашел и не вытащил пыльную доску, при этому чуть не повалив стопку книг и безделушек, стоящих сверху. С довольным лицом оруженосец уселся на кровать и принялся расставлять шашки. Лицо мальчика снова стало сосредоточенным, руки строили шашки в две ровные линии, будто солдат. Ренли нравилось наблюдать за забавной деловитостью Лораса — то, насколько всерьез оруженосец воспринимал эти игры, не могло не удивлять. Он обыграл половину двора в крестики-нолики, не успокоился, пока не обошел всех оруженосцев, метая дротики в перерывах между тренировками, а шахматы стали для него настоящим испытанием, не дававшем ему покоя. Поддаваться ему мальчик запрещал, едва заметив намек на это в ходах Ренли, и тому ничего не оставалось, кроме как одерживать сокрушительные победы. Медленно, но верно техника Лораса отрабатывалась, однако он никогда не отличался терпеливостью и был готов от разочарования сжечь фигуры после каждой партии, однако вместе с тем долбил игру с поразительным упорством, и Ренли знал, что мальчик не остановится, пока не дойдет до победного конца — так было с каждым делом, за которое брался Лорас. С одной стороны, эта его черта вызывала у Ренли восхищение, но с другой — порой заставляла беспокоиться. — Откуда она вообще у тебя? На вид довольно древняя, — сказал Лорас, закончив расставлять шашки. — По-моему мне давным-давно дарили ее на именины. Видимо, кто-то не менее древний, чем эта доска. Чур я черными! — Не так быстро, надо кинуть кубики, — мальчик протянул Ренли один из двух, но Ренли все равно выбил меньше очков, заняв сторону черных. — Звучит просто, — решил Ренли, когда Лорас объяснил ему правила, — делаем ставки, через сколько минут я выиграю. — Не в этот раз, — ухмыльнулся мальчик, передвигая белую шашку. Вечер становился интереснее. — И где ты только всего этого нахватался? Стариковские игры, толстые пыльные книжонки, — заворчал вскоре Ренли. Дурацкие кубики сегодня явно были не на его стороне, — думаю, если спросить любого другого мальчишку в округе — выяснится, что он и слыхом не слыхивал о таких развлечениях. — Потому я никогда особо и не дружил с ровесниками. — С кем же ты тогда общался? — Со всяким старичьем, вроде тебя, — Лорас рассмеялся и запустил в Ренли попавшейся под руку подушкой. — Придворный мейстер обучал меня каждый день, оставшееся время я тренировался с мастером над оружием или с рыцарями. Так что времени на игры особо не оставалось, разве что с сестрами, да и то Элинор и Мегга старшие. Помню, как они рассказывали нам о балах и танцах. Мы с Маргери и Эллой были малы для всего этого, и готовы были слушать их истории о флирте и вине ночами напролет. — Я бы и сейчас не прочь послушать. Хотя я думал, оруженосцы между тренировками обсуждают все то же самое. — Они только и говорят, что о заднице какой-нибудь девицы или горничной, — фыркнул Лорас, — уже тошнит. — Знаешь, меня в твоем возрасте тоже от этого тошнило. — Правда? И что же тебя интересовало? Ренли задумался, вспоминая свои четырнадцать лет. Вспомнил, как любил наблюдать за рыцарями, но не из желания когда-нибудь стать одним из них, вспомнил, как оказался в Королевской Гавани — один как перст в холодных коридорах и огромных пустых покоях. В Штормовом Пределе каждый угол казался ему интересным, любая потрепанная вещица носила в себе загадку, в каждом новом дне Ренли видел историю, тянущую на небольшой роман. В столице же все изменилось. Остались только рыцари, на которых порой целыми днями глазел молодой лорд. Для него открылись пиры, балы и вино, но и они со временем теряли первоначальный яркий вкус. А потом появился Робар и сумел заинтересовать Ренли на срок больший, чем неделя, что после переезда стало редкостью для погрязшего в скуке мальчика. Ренли вернулся в реальность, широко улыбаясь Лорасу и салютуя винной чашей. — В принципе, то же, что и теперь, — и он отхлебнул треть чаши за раз, но вино показалось ему отчего-то ужасно кислым. — И тебе никто… не нравился? То есть… как… не как друг… или подруга, — Лорас, не глядя на доску, бросил кубики, и те раскатились по полу. Мальчик бросился за ними и попытался засмеяться, но глаза его не могли найти места, а на лице даже в вечернем полумраке отчетливо виднелись красные пятна. На секунду в памяти Ренли возникли черные глаза, но пропали так же быстро, как и появились, отдав место чему-то малознакомому и неприятному для Ренли. Нечто колючее и тревожное извивалось где-то в животе, словно червь, и ощущение это было не новым, но от этого не менее непонятным. Почему он спросил? Рано или поздно это должно было случиться. Интересно, кто она. Пытаясь осознать это странное чувство, Ренли нахмурился и коротко ответил: — Нет, не думаю, — он по привычке потянулся за чашей, но передумал и только отставил ее подальше. Лорас не смотрел на него. Теперь мальчик тряс кубики с таким же напряженным видом, с каким обычно делал важный ход в шахматах. Ренли не хотел спрашивать, почему-то не желая слышать ответ, но повисшая тишина была ему еще более противна. — Тебе кто-то понравился? — сказал он, перебегая взглядом от лица Лораса с закушенной губой к его пальцам, передвигавшим шашки. — Нет, не думаю, — повторил за Ренли мальчик и улыбнулся. — Только хотел знать, способен ли кто-то заинтересовать тебе хоть наполовину так же, как твое собственное отражение в зеркале. — Ну, это задача сложная, — ухмыльнулся в ответ Ренли, подкидывая кубики, — но выполнимая. — Да ну? И каковы же требования? — Безвозмездная любовь, безупречный вкус, а также цель жизни — угождение мне одному, — раздумывая, говорил Ренли. — Тогда неудивительно, что тебе никто не нравился. Не родился еще человек, который сможет исполнять твои капризы дольше недели и не попытается при этом сбежать в Королевской лес. — Не драматизируй, не такие уж страшные у меня капризы. — Кажется, у того слуги до сих пор глаз дергается после того, как ты заставил его двенадцать раз бегать за тканями разных цветов. — Во-первых, он постоянно забывал выносить отсюда мусор. Гляди, вон те бутылки пустуют тут уже недели две. А во-вторых, мне было очень и очень скучно. Я хотел заказать новый камзол, но никак не мог определиться с цветом, а спускаться к портному самому по такому пеклу было невыносимо. Да и тот бедняга-слуга так смешно злобно раздувал ноздри — я думал, он меня придушит этими тканями. — Забавное вышло бы зрелище — лорд Ренли пал смертью храбрых среди собственных одежд, убиенный своим будущим камзолом. — Сейчас договоришься и отправишься за другими образцами ткани, только не двенадцатью, а тридцатью. — Какой вы мстительный, милорд. Разве же это великодушно? — Вполне, я ведь не в разгар дня тебя отправляю, верно? Тебе повезло больше, чем тому, с дергающимся глазом. — Ах, милорд, ваша добродетель не знает границ, — Лорас склонил голову в притворном поклоне. Ренли рассмеялся, забыв что-то, неприятно зудевшее где-то внутри уже несколько минут. Внезапно в комнате стало будто свежей, и Ренли с удовольствием вдохнул прохладный воздух. Сидящий напротив Лорас гордо улыбнулся. — Ты проиграл, — объявил довольный собой мальчик. — Когда это успел? — Ренли недоверчиво склонился над доской, за движениями шашек по которой давно перестал следить. — Ходов десять назад. Я просто не хотел выигрывать слишком быстро, — ухмыльнулся Лорас, раскидываясь на одеяле с важным видом. — Ври больше. — Да ни в жизнь, — покачал головой Лорас, и Ренли вспомнился тот день, когда втроем они гуляли по саду. — Осторожней, Лорас. В следующий раз Маргери может не оказаться с нами на прогулке, и из фонтана ты так быстро не вылезешь. Надеюсь, ты не рассказал ей про ту книжицу. — Ты знаешь, у нас с ней нет секретов друг от друга, — лукаво улыбался Лорас. — А еще я знаю, что, если ты сейчас не соврал, всю следующую неделю у тебя не будет ни минуты, чтоб спокойно присесть. Я ведь мстительный, помнишь? — Да еще и злопамятный, — буркнул Лорас, заново расставляя шашки, — пошутить нельзя. — Книга-то понравилась? — Ренли с интересом рассматривал меняющееся лицо мальчика. Былая самоуверенность его куда-то делась — он потупил взор и издал странный сдавленный смешок. — Ну, скажем так, она была нескучной. — Вот-вот, повеселей твоей занудятины про рыцарей, а? Мальчик окончательно смутился и кубики чуть было вновь не раскатились по всему полу. Ренли тихо рассмеялся, глядя на неловкость Лораса и вспоминая свой собственный маленький секрет. Ему почти не составило труда одолжить у Бреллы связку ключей для коридора, где жили три его будущие жертвы. Ключница слишком настойчиво приглашала его на чашку “ особого чая”, но Ренли все же удалось отговориться и, быстро поблагодарив женщину, выскочить за дверь. Он не сомневался, что “особый чай” тут же за ненадобностью отправился в окно на голову какого-нибудь несчастного. Тот мог случайно нахлебаться и броситься в любовное приключение за ближайшей девицей, а может, даже и не за девицей, кто знает. Собрав все нужное в корзинку, присланную недавно Маргери вместе со свежими цветами, Ренли направился к цели с самым будничным видом, приветливо улыбаясь всем встречным. Настроение у него было самое что ни на есть радостное. Будто снова стал тем мальчишкой, любившем подшучивать над братьями, а потом наматывать от них круги по двору, лопаясь от хохота. В коридоре никого не было в середине дня, а три девицы занимались в саду с септой. Коварно усмехнувшись, Ренли открыл три маленьких комнатки одну за другой, оставляя внутри каждой небольшие сюрпризы, а затем так же незаметно запер двери и с абсолютно довольным лицом двинулся обратно. — Что это у вас тут такое интересное, лорд Ренли? — спросила встретившаяся по дороге леди Торнберри. Глаза ее любопытно блеснули, обегая собеседника, а розовые губы изобразили усмешку. Наверное, непривычно было наблюдать молодого лорда с девичьей корзинкой. — Небольшой подарок для леди Маргери, — ответил Ренли, и выражение лица девушки тут же сменилось умилением. Впрочем, он в каком-то смысле не соврал. Проходя после ужина по тому коридору, Ренли услышал то, что и ожидал услышать. Девицы вместе с септой обнаружили его знаки внимания, и, судя по разъяренным возгласам септы, не особо обрадовались. Поздоровавшись с дамами, Ренли пошел дальше, уверенный, что уже завтра троица отправится по домам. Вряд ли их родители и воспитатели закроют глаза на опустошенные винные бутылки и мешочки, полные табака, в комнатах юных леди. Зря он, должно быть, загонял тогда несчастного слугу, упрямо игнорировавшего пустые бутыли. Но ведь не знал же тогда Ренли, что эти горы бесполезного стекла ему еще пригодятся. Даже сейчас, когда скандал утих несколько часов назад, Ренли согревала мысль о собственной проделке. — Ау, твой ход, — сказал Лорас, вытаскивая улыбающегося оппонента из воспоминаний, — может, тебе сдаться, пока я опять не обыграл тебя? Что-то ты сегодня сонный. — От такой игры и заснуть немудрено. — Не нравятся стариковские игры? — ухмыльнулся мальчик. — Не-а, после них сам себя стариком чувствуешь. — И что ты предлагаешь? — Предлагаю собраться, пока еще ночь, и сбежать в Штормовой Предел. Как тебе идея? — Ренли удобно разлегся на подушке, лениво передвигая шашки. Лорас поглядел на него так, будто не мог определить, серьезен его лорд или шутит. — Почему бы и нет, я давно хотел побывать в Штормовых землях, — в итоге ответил оруженосец, и Ренли сперва показалось, что мальчик на самом деле принял приглашение. — Решено, отправляемся немедля, — последнюю часть фразы поглотил широкий зевок, — вот только отыграюсь сейчас. — В таком случае мы не выедем и к утру. Ренли смерил Лораса таким взглядом, что мальчишка огласил покои громким смехом, заражая им и своего лорда. Ренли смотрел на смеющегося оруженосца, на русые кудри, отливавшие бронзой, на затемненное полумраком слабо освещенной комнаты лицо, и ему хотелось улыбаться и смеяться, но не только от шуток. Необъяснимые радость и покой разлились в душе, окончательно утопив зловещего червя, надрывавшего нутро Ренли слишком часто в последнее время.