Tell me that you will listen Your touch is what I’m missing And the more I hide I realize I’m slowly losing you «Comatose», Skillet
И снова понеслись годы. Человечество вновь заселяло Землю, отстраивались старые поселения и города, появлялись новые, вставали на ноги целые государства. Люди вновь устремились вперед, прекрасные, неутомимые люди, чьего бешеного желания жить и творить не смог сломить даже гнев Господень. Конечно же, они остались собой, не хорошими и не плохими, не добрыми и не злыми, но поразительными и уникальными. Одного потопа, пусть даже всемирного, недостаточно, чтобы лишить человечество его сути. Его многомерности, его неоднозначности, его непредсказуемости. Так, все вернулось на круги своя. Для людей. Кроули было больно, намного больнее, чем прежде. И, если бы грешники, попадавшие в Ад, испытывали такие же муки, если бы люди точно знали, что согрешив, они обрекут свои души на те же страдания, какие переживал Кроули в те несколько тысяч лет, последовавшие за Потопом, то Богиня достигла бы своей цели – все человечество в одно мгновение обернулось бы в праведников. Но даже те, кто пребывал в Аду, не знали такого. Сердце Кроули теперь болело за двоих. Он, как и раньше, незримой тенью следовал за Азирафаэлем, спасая, защищая, помогая, вытаскивая из передряг, потому что не мог иначе. И при этом клал все силы на то, чтобы остаться незамеченным. Пусть это ранило его, он бы стерпел, как терпел всегда. Но теперь он знал, что этой сумасшедшей игрой в прятки причиняет боль и своему ангелу. И осознание того было невыносимо. Он совершил чудовищную, непростительную ошибку, за которую придется расплачиваться им обоим. Это были первые солнечные лучи за очень, очень долгое время. Ливень не прекращался ровно сорок дней. Сорок долгих дней, полных отбивающих монотонный ритм по деревянной палубе хлестких струй, тошнотворной качки на волнах и стойкого затхлого запаха мокрого дерева и звериной шерсти. Затекшее от постоянного сидения тело и ноющие, умоляющие о свободе крылья. Но было кое-что, с лихвой скрашивавшее весь этот кошмар. Все это время рядом с Кроули, впервые за долгое время, был Азирафаэль. Демон не просто тайком наблюдал из-за угла, не просто следовал за ним в толпе. Ангел был по-настоящему рядом: смотрел на него, говорил с ним. И ради этого Кроули готов был терпеть свое заключение в трюме Ковчега еще хоть целую вечность. Свои демонические способности он полностью восстановил уже через неделю. Но молчал об этом. Так у него был предлог оставаться со своим ангелом. Детей пришлось пристраивать Азирафаэлю. И он неплохо справился. И даже подчистил им память. Никто из близнецов, проснувшись, не вспомнил, как во время страшного наводнения, когда родители прижимали их к себе, до смерти испуганных, плачущих, к ним с неба спустился человек с огромными черными крыльями, точно у птицы, и светящимися в сумраке желтыми глазами. Как он забрал их. Как нес через бурю на своих сильных крыльях. Нет, им все это приснилось. На самом деле они, когда началась страшная гроза, испугавшись, забрались в трюм корабля, где было очень-очень много разных животных. Еще больше их напугал огромный клыкастый лев с лохматой гривой. Они убежали подальше и спрятались в темном углу в груде каких-то тряпок. И там незаметно уснули, убаюканные начавшейся качкой. Все это дети рассказали жене Ноя, нашедшей их следующим утром. Разумеется, женщина сжалилась над сиротами и повела их к мужу. И только мальчик, уже поднимаясь по скрипучей лестнице наверх, мельком заметил в углу человека со сложенными за спиной белоснежными крыльями. Он указал на него сестре, но, когда та обернулась, угол уже был пуст. - Прекрасно, ангел, - усмехнулся Кроули. – Молодец! Ему иногда казалось, что Азирафаэль прекрасно понимает, что Кроули уже давно восстановил свои способности. И на борту Ковчега остается по совершенно иной причине. Демон был почти уверен в этом, когда порой встречался с полным все той же благодарности и любви взглядом. И он отводил глаза. Потому что дико боялся, что вновь пробудил в Азирафаэле забытое чувство. Нет, он не мог так поступить с ним. Ни за что на свете. Кроули давно должен был уйти. Он постоянно говорил себе об этом, обвинял в слабости, но каким наслаждением было после стольких лет вновь говорить со своим ангелом, вновь находиться рядом, как раньше, очень, очень давно! Семья Ноя в присмотре не нуждалась, и все же Азирафаэль выполнял свое задание так же, как и всегда – добросовестно. И он явно был безумно рад компании. Потому что в противном случае ему пришлось бы безвылазно торчать на борту Ковчега в полном одиночестве все эти сорок дней, слоняться по узким коридорам, незримому для всех, и скучать. И, конечно же, ангел втайне был вдвойне рад тому обстоятельству, что его компанией оказался именно Кроули. Демон впервые покинул корабль только на исходе сорокового дня, когда дождь наконец прекратился. Ему просто необходимо было размять затекшие крылья. Он звал с собой Азирафаэля, но тот отказался наотрез. - Вдруг, пока меня не будет, что-нибудь случится? Я обязан за ними приглядывать, Кроули! Ангел с тоской смотрел ему вслед, когда демон, развернув черные крылья, с радостным возгласом понесся над водной гладью, взмыл в небо и вскоре скрылся в черных тучах. Наверное, он думал, что Кроули больше не вернется. Но он вернулся, сияющий, мокрый и взъерошенный. Просто не смог ничего с собой поделать. Радости ангела, хоть он и тщетно пытался ее скрыть, не было предела. И за эту смущенную счастливую улыбку на его лице демон готов был отдать все на свете. Они провели вместе еще три недели. Пока вода не начала спадать. Это были первые солнечные лучи за очень долгий срок. Ночью тучи, два месяца непроницаемым слоем закрывавшие небо, незаметно разошлись. И, когда погасла последняя утренняя звезда, новый мир встретил свой первый рассвет. Стояло безветрие. Абсолютный штиль. В предрассветных сумерках вокруг раскинулся бескрайний океан, в который превратилась Земля. Зеркальная гладь от горизонта до горизонта, прозрачно-синяя, словно кто-то пролил в воду чернила, призрачно светящаяся в самой глубине. Где-то там, под ней, покоились разрушенные города, чьи-то опустевшие дома с облепленными морскими звездами стенами, в окнах которых вместо теплого свечения огня горят теперь бледные фосфорические морские огни. И плавают в подводных садах и лесах юркие морские коньки, желеобразные медузы, пучеглазые рыбы. А в расщелинах скал прячутся ловкие угри и проворные скаты. Водоросли вьются зелеными побегами, колышутся от слабого течения, словно молодые деревья от летнего ветерка. И все это будто ненастоящее. Чья-то бредовая фантазия, сон. Планета-призрак, планета-мираж. Кроули стоял на палубе и глядел в светлеющее небо. Полная тишина. Лишь волны тихонько плескались о борт корабля. На Земле не было никого, кроме них. Только сейчас он полностью осознал это. Никого! Этот корабль и люди на нем – единственные во всем мире! Никого больше! Все остальные мертвы. Сердце наполнилось щемящей тоской. Вдруг на востоке, еще очень далеко, он увидел нечто темное. Островерхую громаду, торчащую из воды. Вершину горы. Не успел демон осознать увиденного, как сзади на палубе послышались шаги. Он обернулся. Мальчик, спасенный им из потопа, подошел к левому борту, заспанно протирая глаза. Вдохнул холодный предрассветный воздух и глянул на небо. Повернул голову. - Земля! – еле слышно прошептал он. Демон смотрел на него, и сердце замирало, непонятно, почему. - Земля! – воскликнул ребенок громче, уже куда уверенней. – Земля! Босые ноги звонко зашлепали по палубе, по скрипучей лестнице вниз. - Земля! Вода спадает! – послышался приглушенный детский крик снизу. Через секунду рядом возник Азирафаэль. - Вода спадает? – изумленно спросил у него ангел. – Правда? Кроули молча указал на вершину горы, показавшуюся из-под воды. Губы сами невольно растянулись в улыбке. Ангел повернулся туда, и уже через секунду вновь оглянулся на Кроули. На лице его играла счастливая улыбка. - Они спасены! Они будут жить! – Азирафаэль радовался, как ребенок. – Слышишь? Они спасутся! Кроули только кивнул. На глаза навернулись слезы счастья, которых демоны вообще не должны были проливать, он отвернулся, чтобы ангел не заметил их. Все ожило. Выжившие столпились на палубе, воздух наполнился радостными возгласами. Они были живы, они были спасены. Последние люди в мире, обретшие настоящую надежду. Никто не видел стоящих поодаль ангела и демона. Небо заалело. На вершине скалы блеснул первый солнечный луч, разливая золотистое свечение. Небеса наливались цветом, от насыщенного рубинового до нежно-голубого. Солнце поднялось и замерло величественно на горном пике. И вдруг откуда ни возьмись над ним через небо протянулась переливающаяся всеми цветами дуга, от горизонта до горизонта. - Радуга, - невольно вырвалось у Кроули. - Как красиво! – выдохнул Азирафаэль. Демон повернулся к нему. Лицо ангела напряглось в задумчивости. - Ты знаешь, - протянул он, нахмурившись. – У меня такое чувство, будто я уже видел ее раньше. Старая рана на сердце открылась вновь. К горлу подступил ком. - Ты не мог, - выдавил из себя Кроули. – Это Ее новое творение. - Странно, - пробормотал Азирафаэль, все еще хмурясь. - Этого не может быть, - повторил через силу демон. – Тебе просто кажется. Слезы вновь душили его. Все то горькое, что он старался не вспоминать эти два месяца, нахлынуло на него вновь, снова образуя непреодолимую пропасть между ним и Азирафаэлем. Я обязан оставить тебя, мой ангел. Эта любовь – яд, она губит тебя. Ты не должен был позволять ей даже зародиться в твоем сердце. Это противоестественно, того меня, которого тебе можно было любить, уже нет, и он не вернется. Никогда. И ты не должен его вспоминать, это больно. Я совершил ошибку, оставшись, поддавшись слабости. Я подверг тебя опасности. Я толкнул тебя к краю. Прости. - Что ж, - проговорил Кроули, душа в горле крик отчаяния. – Думаю, мне пора. Ангел вздрогнул, повернулся к нему. - Куда? – глупо спросил он. - Назад, на свое рабочее место, - демон попытался улыбнуться. – Пока что Ад бездействует, но скоро эти люди сойдут на новую Землю, и тогда у меня появится работа. Кто же еще будет искушать их? - Ах да, - Азирафаэль потупился, тоже пытаясь выдавить хотя бы подобие улыбки, - И кто же будет наставлять их на путь истинный? Он все же исторг из себя деланный смешок. Но глаза излучали печаль. Ты и забыл, кто я на самом деле, правда? Снова забыл. Я демон, любовь моя, и ты не должен даже находиться со мной рядом… Ну почему все должно быть именно так?! - Что ж, тогда… До скорой встречи? – ангел улыбнулся с надеждой. Кроули эти слова резанули по сердцу, снова пробудив ужасные воспоминания. Он не мог и не хотел снова его обманывать. Снова лгать, давать ложную надежду. И все-таки демон с трудом выдавил улыбку и произнес: - До скорого, ангел! Кроули развернул крылья и взмыл в небо, не оглядываясь на смотрящего ему вслед Азирафаэля. Слезы срывались с высоты в безбрежный океан. Ковчег плыл навстречу солнцу. Он вновь дал обещание своему ангелу. Обещание, которое не должен исполнять, как бы ему того ни хотелось. За два месяца его счастья придется платить его ангелу. Тогда, много лет назад, стоя на палубе Ковчега, Кроули увидел в глазах Азирафаэля любовь. Пусть это был лишь зародыш, крохотный росток, но демон знал, что будет дальше. Это чувство будет расти, незаметно обвивая гибкими побегами сердце ангела. Ему потребуются многие годы, но оно умеет ждать, оно может незримо жить в душе столетиями. Чтобы в один день распустились, заставляя задыхаться, его цветы. Чтобы ядовитые иглы вонзились в душу, разрывая ее на части. Потому что только такой может быть любовь ангела к демону – убийственной, отравляющей! И когда Азирафаэль поймет, что между ними непреодолимая пропасть, что между ними все силы Небес и Ада, он не смирится, он пойдет на все, чтобы быть рядом с тем, кого любит. Он падет. Только ради него. Кроули слишком хорошо знал Азирафаэля, слишком хорошо представлял, как безгранично, горячо и самозабвенно он может любить. А еще он с мучительной ясностью сознавал, что собственными руками вновь заронил в душу своего ангела ядовитое семя. Что он сам погубил его. Зачем он тогда показался ему на глаза? Нужно было оставить детей на корабле (нет, Кроули ни секунды не жалел об их спасении, он бы сделал это еще хоть тысячу раз) и улететь. Как бы ни болели крылья, как бы он ни мерз, лучше бы он, обессилев, рухнул в ледяные волны, лучше бы он умер, но не дал бы Азирафаэлю себя увидеть! Нет, тебе нужно было погеройствовать, верно?! Нужно было заявиться туда с детьми на руках и сунуться ему на глаза! «Смотри, ангел, какой я герой, летел через грозу, спасал сироток!» Ты же знаешь, какой он. Ты знаешь его лучше, чем кто-либо. Знаешь, что ему достаточно одного такого поступка, чтобы он начал восхищаться, чтобы он полюбил. Ты сделал это специально! Вот она, твоя мерзкая демоническая сущность, вылезла на свет наконец-то! Но в те два месяца ему с каждым днем все труднее было оставить своего ангела. Заставить улыбку сойти с его лица. И с каждым днем Азирафаэль проникался к нему все большей симпатией. А он, вместо того, чтобы сделать хоть что-то, напротив, питал это чувство. Это была его слабость, его роковая оплошность. Кроули тысячу раз проклял себя за это. Он не должен был позволить Азирафаэлю вновь в него влюбиться. Богиня стерла ему память, чтобы ангелу не было больно. А что сделал он? Все разрушил. Уничтожил все, что еще оставалось. Именно так поступают демоны. Они умеют лишь разрушать и приносить боль. Они не достойны любви. И вот теперь Кроули, как бы больно ему ни было, обязан был затоптать это чувство в зародыше, уничтожить его, убить, пока оно не погубило его ангела. Как убивают новорожденных змеенышей прежде, чем их железы наполнятся ядом. Потому он скрывался, потому прятался от ангела. Если Азирафаэль не увидит его больше, то, в конце концов, забудет про него. Так думал Кроули в слепой надежде спасти своего ангела. Но теперь всякий раз, когда он незримо шел за ним, он вынужден был смотреть, как Азирафаэль порою лихорадочно оглядывается, скользя по лицам людей полным тоски и отчаянной надежды взглядом, как голубые глаза его ангела темнеют, наполняясь грустью и, наконец, обреченно упираются в землю, и он, опустив голову, бредет дальше, будто не видя ничего вокруг. Потому что он ищет его, Кроули, и не может найти. Потому что он нужен ему. И в такие моменты демон изо всех сил подавлял в себе желание броситься к ангелу, закричать, что он здесь, что он рядом, что он тоже его любит, обнять, прижать к себе и больше никогда не отпускать, что бы ни случилось. Он чувствовал боль и тоску Азирафаэля каждой клеточкой тела, и безумно хотел забрать ее у ангела, чтобы он перестал страдать, чтобы вновь увидеть, как расцветает на его лице прежняя счастливая улыбка, как глаза лучатся радостным светом. Кроули шипел, кусая в кровь собственные губы, сердце разрывалось на части. Он знал, что это невозможно, что он не должен этого делать, что своей любовью он погубит Азирафаэля. Ты падешь, мой ангел! Ты у самого края! Прошу, перестань искать меня! Просто забудь, мой ангел, просто вновь забудь обо мне, и все кончится! Кроули надеялся, что, да, рано или поздно ангел смирится, забудет о нем, перестанет мучать себя. Что это наконец прекратится. И он зажимал собственный рот ладонью, кусая ее, чтобы не выпустить на свободу полный ужаса и отчаяния крик, потому что видел, что с каждым разом глаза Азирафаэля все темнеют и темнеют, наливаясь безнадежной тоской. Тоской по нему. Что день ото дня, год от года, его любовь, его убийственная любовь к нему, к демону, лишь становится сильнее. Кроули казалось, что он собственными руками убивает своего ангела. Это ты виноват! Ты сделал это нарочно! Ты хотел, чтобы он пал! И когда он остался на Небесах, а ты провалился в Ад, ты взбесился! И хочешь непременно утянуть и его за собой! Ты хочешь, чтобы он тоже испытывал эту вечную боль! Хочешь, чтобы он потерял свой свет, чтобы страдал! Ты толкаешь его к краю, ты, грязная лживая тварь! Ты заслужил падение, заслужил это наказание! Это все твоя вина! Конечно же, это было вовсе не так! Никогда в жизни Кроули ни секунды не желал своему ангелу такой же участи. Как бы ни было тяжело в Аду, как бы плохо ему ни было там без его ангела, Кроули не хотел, чтобы Азирафаэль пал. Напротив, он боялся этого! Сейчас он клеветал на себя самого, бессовестно клеветал, ослепленный ненавистью. Кроули никогда никого не ненавидел, он просто не был способен на это по своей природе, хоть он и был демоном. И вот теперь всю ненависть прошедших тысячелетий он выливал на самого себя. Чувство вины перед своим ангелом медленно убивало его изнутри, и, если бы он не знал, что должен жить, чтобы хоть как-то защищать Азирафаэля, Кроули давно умер бы. Осознание того, что любой выход ведет только к еще большим страданиям, что он сам привел их к этому, мучало его каждую секунду. Это не любовь, мой ангел. Это нечто совершенно иное, яд, болезнь, нечто, приносящее боль и страдания. Я заставляю тебя мучиться, я рушу твою жизнь и не могу перестать быть ее частью, потому что тогда ты останешься совершенно один, беззащитный и беспомощный. Это кошмарный замкнутый круг без выхода, в который я втянул и тебя. Все это моя вина, моя! Ты страдаешь лишь из-за меня! Кроули запутался, заблудился в лабиринте ошибок, беспочвенной и незаслуженной ненависти к самому себе. Он шел по ложному пути намеренного одиночества и саморазрушения, он проваливался в темноту. В таком состоянии единственное, что может спасти человека – это любовь. И одну лишь ее Кроули не мог себе позволить. Ценой за нее было падение его ангела, страдания Азирафаэля. Порою плата за исцеление неимоверно высока…***
Горький густой дым, которым был пропитан воздух, разрывал легкие. Каждый вздох отзывался болью. С небес уже падали, медленно кружась, точно первые снежинки, серые хлопья пепла. Они оседали на коже, крыльях, волосах, окрашивая их сединой. Он не пытался стряхнуть их. Кроули и правда чувствовал себя старым и бесконечно уставшим. Но скоро все наконец должно было закончиться…***
Кроули ошибался. Тем, кто любит так долго и преданно, свойственно порой совершать ошибки. Те, кто любит так самозабвенно и безгранично, часто не видят очень простых вещей. Он напрасно обвинял себя в страданиях своего ангела. Он не заставлял его полюбить вновь. Азирафаэль всегда любил его. Просто не знал об этом. Люди очень плохо представляют себе, что это значит – стереть память. Наверное, потому, что сами они очень редко теряли ее посредством божественного вмешательства. В большинстве известных человечеству случаев, а их, поверьте, было бесчисленное множество, амнезия являлась последствием травм, болезней, старости. Редко, чрезвычайно редко случалось такое, чтобы ангелам приходилось стирать людям память. Нежелательные для них воспоминания одного человека, пусть даже он трубит о них на всех углах, ничего не значат. Ему не поверят. А если и поверят, то немногие. Небожители (а иногда – демоны) вмешивались лишь, когда речь шла о масштабных, массовых случаях. Когда у большого количества людей имелись некие воспоминания, которые были опасны для Небес или Ада. Ведь у людей сильно развито стадное чувство. Большинству поверят. Открою вам небольшой секрет – ни у людей, ни у демонов, ни у ангелов нет в голове специальной кнопки, которая начисто стирает определенные воспоминания. Это было бы глупо, согласитесь. Раз уж человеческий разум в наш век технологий сравнивают с мощным компьютером, то проведем аналогию. У всех в головах есть своя бессрочная «корзина». Туда отправляется вся ненужная нам информация, а порой, по ошибке, и очень нужная. С той только разницей, что извлечь ее оттуда намного труднее, чем на компьютере. Но все-таки можно! И вот Богиня мгновенно обратила все воспоминания Азирафаэля о своем любимом в ненужные. Превратила в мусор, в пустышку. Поступила жестоко и бесчеловечно, впрочем, Ей не привыкать, Она делала подобное много раз. Но Ей не удалось и никогда не удастся уничтожить их полностью. И, не буду врать, дело не в компьютерах и прочей чепухе. Просто любовь нельзя уничтожить! Потому что Она никогда не создавала ее, а оборвать подвешенный волосок, согласитесь, уж точно может лишь тот, кто его подвесил. Любовь всегда была, есть и будет, она существовала до появления Создательницы и, уж конечно, продолжит жить, когда закончится все остальное. И для Богини любовь была непостижима. Ох, это злило Ее, это бесило Ее, и вряд ли я ошибусь, если скажу, что Она разлучила Азирафаэля и Рафаила не столько из-за непростительной дерзости последнего, сколько из-за того, что эти двое обладали тем, чего Она, как ни старалась, не могла понять, не могла сотворить. Уж не знаю, что Она вкладывала в ангелов, когда создавала их, ведь, если помните, она планировала их, как созданий любви. Но это было лишь жалкое подобие того светлого, прекрасного и безграничного чувства, которое испытывали Азирафаэль и Рафаил. Любовь зарождается сама по себе, она не подвластна никому, даже Всевышней. Воспоминания Азирафаэля не были уничтожены безвозвратно. Нет, никогда. Они жили где-то глубоко в его душе, на самом ее дне. Потому что воспоминания эти были суть сама любовь. И без них Азирафаэль просто перестал бы быть собой. Знаете, никто и ничто не уходит бесследно. Каждый, кто покидает этот мир, оставляет нечто после себя. От нераскрытых тайн и секретов до собственных дневников. Так уж люди устроены, что созидают на протяжении всей жизни. А Богиня создавала людей по подобию ангелов. И Рафаил, изобретательный, богатый на идеи, обладающий безграничной фантазией ангел оставил после себя, пожалуй, больше, чем кто-либо еще. Звезды. Прекрасные небесные огни, его творение, вспыхивали на небе каждую ночь, словно в насмешку над всеми преградами и испытаниями. И не только они. Много чего еще, много крошечных прекрасных мелочей, ведь рыжеволосый ангел любил этот мир, любил бесконечно, и в каждом его уголке он оставил частицу своей любви. Маленькое чудо, напоминавшее о нем. И каждый раз, когда Азирафаэль видел это что-то, любовь в глубине его души поднималась горячей волной, заставляя вспомнить, что какой-то очень важной детали не хватает, что этот мир утратил нечто, от чего он делался для ангела ярче и прекрасней. Чего-то в нем Азирафаэлю мучительно недоставало, без чего-то эта жизнь не имела смысла. Даже его собственное сердце билось как-то неправильно, точно ему не хватало самого важного кусочка. И вот, когда он впервые увидел Кроули на стене Эдема, этот пробел в душе неожиданно заполнился. И все вдруг встало на свои места. И это было таким облегчением, таким счастьем, что Азирафаэль даже не сразу вспомнил, что смотрит в глаза не кому-нибудь, а демону, врагу. Что он не должен испытывать к нему ничего подобного. Когда они расстались, пустота в его душе вновь дала о себе знать. Его сердце твердило ему, что он должен быть рядом с Кроули. И на протяжении целой тысячи лет Азирафаэль тщетно пытался убедить себя, что демон – зло, что в нем нет ничего, что может привлекать ангела, что Кроули, тогда, в Эдеме, пытался искусить его, обратить к Тьме, и он, Азирафаэль, должен радоваться, что у него этого не получилось, должен гордиться, что он не поддался соблазну. Ему это почти удалось. Почти. Но, когда он увидел, как это самое абсолютное зло, исчадье Преисподней, порочный Змий, рыжий искуситель и коварный враг весь дрожащий от холода и насквозь мокрый спасает от гнева Господня двух ни в чем не повинных сирот, рискуя своей репутацией в Аду, да и собственной жизнью, все эти убеждения и доводы рухнули в одно мгновение. Вдруг оказалось, что Кроули, хоть Азирафаэль никогда не признался бы в этом открыто, намного добрей и великодушней всех ангелов, которых он знал. И вот он-то действительно спас и защитил, что вообще-то полагалось делать тем же ангелам. Ангелам, которые сидели сложа руки и равнодушно глядели, как гибнет в пучине морской человечество. А тот, кто должен был радоваться катастрофе, кто должен был злорадствовать больше всех, проявил доброту и милосердие, самоотверженно бросился на помощь. Какое он после этого зло? Какой враг? Азирафаэль был восхищен и поражен поступком Кроули, он был пленен. Он готов был принять тот факт, что демон вовсе не так уж плох, как могло бы показаться, что, возможно, в том, что он начинал к нему испытывать, нет ничего предосудительного. Готов был признаться хотя бы самому себе в том, что рядом с Кроули ему хорошо. Он уже бессознательно открыл любви, жившей в его душе, путь в свое сердце. Но демон оставил его одного. Неожиданно и мгновенно. И Азирафаэль вновь остался в одиночестве, которое стало теперь еще более мучительным. Любовь разгоралась в нем, сжигая душу, причиняя ужасную боль и тоску, требуя, чтобы он был рядом с тем, кого любит. Но только как его теперь найти?.. Кроули ошибался. Он не вправе был решать за них обоих, не вправе был стоять на пути у любви. Пусть даже он и желал своему ангелу лишь добра. Он шел по ложному пути, лишая себя и Азирафаэля даже призрачной надежды на счастье; пути, ведущему во тьму. Но разве он мог сейчас понять это? Все эти годы он упорно оберегал Азирафаэля от всех бед и несчастий, никто и ничто не сумело остановить его! Так что же могло стать препятствием теперь, когда его ангел страдал, как никогда раньше? Страдал из-за него...***
Он и правда постарел. Не физически, тела ангелов и демонов не старятся. Душевно. Кто скажет, что четыре тысячи лет – маленький срок? И он устал. Кроули все же стряхнул с волос пепел. Но уже через несколько секунд он вновь покрыл его голову, словно некий жуткий венец. Точно обвиняя его. Он демон. Вот только не один лишь Азирафаэль, но и он сам забыл об этом. Он демон. Пришло время вспомнить. Пришло время все-таки посмотреть правде в глаза. Ты должен понять, мой ангел. Должен увидеть, кто я есть на самом деле. Я демон. Я падший. Падший за свои грехи. За свой эгоизм и гордыню, за свою злобу и ненависть, за свою жестокость и бессердечие. Я демон, и такой, как я, не достоин твоей любви. Ты должен понять это, ты должен увидеть. Пепел кружился в раскаленном воздухе. Внизу раскинулся темный ночной город. Город обреченных. Город, жителям которого оставались считанные минуты до кончины. И на этот раз виной всему – он сам…***
Гвозди безжалостно вонзались в плоть. Алая кровь густыми струями заливала нагретое на солнце дерево. Слышался лихорадочный шепот, молитва, прерывающаяся криками боли после каждого удара… Сначала, когда ему поручили это задание, Кроули не понял, почему оно так важно. От того, получит ли Ад душу какого-то плотника из Галилеи, зависит… что? Судьба всего человечества? Просто смешно. Он согласился лишь потому, что так он мог приглядеть за Азирафаэлем. Вокруг того человека вообще находились сразу несколько ангелов. На него было направлено все внимание Небес и Ада. Кроули недоумевал. Чего он не знает? О чем ему опять не сочли нужным сообщить? Одно демон все-таки точно знал – назревает очередной скандал. И, раз уж в него замешан Азирафаэль, он должен убедиться, что его ангел не пострадает. Опять. Это было странно. Чем ближе он был к нужному месту, тем светлее становилось вокруг. Воздух был буквально пропитан чистой и безграничной добротой. В лицах проходящих мимо него людей отражались покой и умиротворение. Здесь демон должен был чувствовать себя просто ужасно, ему должно было хотеться уйти, а точнее, убежать подальше. Но, напротив, его истерзанное, незримо истекающее кровью сердце болело куда меньше. Словно кто-то близкий и любимый обнимал и шептал ласково, что все будет хорошо – вот с чем это можно было сравнить. Кроули давно не испытывал ничего подобного. Очень, очень давно. И внезапно он осознал, что все это, все эти доброта и любовь, разливающиеся кругом, было аурой человека, которого ему поручено было искусить. Это же попросту невозможно! Кроули растерянно рассмеялся, сам не сознавая, что это его первая улыбка за почти три тысячи лет. Он не был расстроен. Ему всегда было абсолютно наплевать на великое дело Зла, провались оно в Ад вместе со всеми, кто ему служит! Хотя, пожалуй, большинство из них уже были там. Но, все-таки, на что рассчитывает Преисподняя? Даже не у всех ангелов такая аура, как у этого юноши, он являет собой чуть ли не само воплощение Света, доброта и любовь просто разливаются вокруг него! Его никакими силами не получится привлечь на сторону Тьмы! Тем не менее, Кроули не мог просто вернуться и сказать, что это задание заведомо невыполнимо. Ему нужно было остаться до конца этой истории, чтобы убедиться, что Азирафаэль в безопасности. Узнав молодого человека, которого, как он выяснил, звали Иисусом, лучше, Кроули был покорен его умом и проницательностью. Он был спокоен и рассудителен, но в то же время демон видел в его глазах огонь. Не тот, что сжигал и приносил боль, но пламя, несущее свет и тепло. Более того, удивительно, но в нем он почувствовал родственную душу. И правда, было кое-что, что их объединяло. В сердцах обоих жила та самая, непостижимая, безграничная и беззаветная любовь, первородное и чистое чувство. Любовь Христа к человечеству и любовь Кроули к своему ангелу имела один и тот же корень. Да, они были противниками, они не должны были разделять взглядов друг друга, и, к тому же, Кроули иногда чудилось, что Иисус знает о его демонической сущности, но оба они восхищались людьми, считая их удивительными и прекрасными созданиями, способными на невероятное, что не могло не давать им повод для продолжительных бесед. Странно, но рядом с этим человеком Кроули чувствовал себя очень спокойно. Впервые за три тысячи лет, боль в его сердце немного утихла. Пусть он прожил на свете сотни раз меньше, чем Кроули, но тому казалось, что молодой человек знает нечто такое, чего не понимает никто кроме него. Разговоры с ним приносили душевное облегчение, словно он каким-то образом ощущал все, что чувствует собеседник. - Я вижу в твоих глазах боль, мой друг. Что-то мучает тебя? – мягко спросил он однажды. Он не настаивал на ответе, и Кроули хотел было отшутиться, но почему-то не смог ему солгать. - Да, - произнес демон, и добавил, помедлив. – Я приношу боль и страдания тому, кого люблю. - Любовь всегда есть жертва во имя тех, кого любишь. А жертва – это боль, - просто сказал он. - Разве любовь такая? - Именно такая, - ответил молодой человек, глядя на заходящее солнце. Почему-то ему и правда стало чуть лучше. Кроули должен был предложить Иисусу власть над миром в обмен на его душу, в обмен на служение Тьме. Боже, это было заведомо бесполезно, да и не собирался он. Вместо этого демон просто показал ему весь этот восхитительный и волшебный мир с его чудесами. Позже он просто выдал это за неудачное искушение, и никто даже не заподозрил, что демон проникся симпатией к тому, кто нес людям глас Божий. Расстались они хорошими друзьями. И Кроули надеялся, что этот его поступок что-то поменяет. Что этот невероятный человек изменит мир к лучшему, поведет людей вслед за собой к лучшей жизни. Впервые за долгое время у него появилась надежда на нечто хорошее, на перемены. Но все сложилось иначе. Гвозди безжалостно вонзались в плоть. Алая кровь густыми струями заливала нагретое на солнце дерево. Слышался лихорадочный шепот, молитва, прерывающаяся криками боли после каждого удара. Каждый тихий вскрик, каждый стон, срывавшийся с губ истязаемого человека, заставлял сердце Кроули обливаться кровью. Он содрогался всем телом, не в силах отвернуться. Все, что он мог сделать – стоять и смотреть. Гулкая пустота в груди. Совсем как тогда, четыре тысячи лет назад, когда пала Вельзевул. Он думал, что что-то изменит. Что своим поступком сможет спасти, сможет предотвратить жестокость и кровопролитие. Но сейчас все повторялось, все вновь повторялось, шло по все тому же кругу ненависти и насилия. Спаси его! Он же служил тебе! Он любил тебя, искренне и преданно любил! Так спаси его! Он заслуживает этого! Спаси! Сейчас он уже ничего не сможет сделать. Он думал, что, если он не поведет его ко Тьме, то история этого человека будет счастливой. Что он сможет открыть в сердцах людей нечто, способное навсегда изменить их жизнь. И что же получилось? Они встретились взглядами. Кроули понял, что Он смотрит именно на него, что Он заметил его в толпе зевак, пусть даже Его глаза и были сейчас затуманены болью. Он не просил о помощи. Он предвидел это с самого начала. Он знал, как закончится Его путь. И все равно пошел по нему. Потому что не мог иначе. Вот она, твоя жертва. Жертва во имя твоей любви. Во имя человечества. Они смотрели друг на друга лишь несколько мгновений. Даже теперь Его глаза излучали свет. Кроули едва заметно кивнул, прощаясь с самым великодушным и отважным человеком из всех, когда-либо живших. По щеке скатилась одинокая слеза. Прощай, мой друг. Кроули был так подавлен своей болью, что не сразу заметил Азирафаэля. Лишь потом, скользнув взглядом по напряженным лицам людей, надеясь разглядеть хоть в одном из них сострадание, он увидел его. Сердце сжалось. Его аура была темной от тоски и горечи, какой никогда не бывала ни у одного ангела. Осунувшийся, несчастный, он смотрел на истязаемого человека, стиснув побелевшие ладони, со скорбью и горьким ужасом в запавших глазах. На лбу лежали глубокие морщины, тяжелая тень упала на его веснушчатое лицо, некогда розовые щеки побледнели. Он потерял бдительность. Слишком ослаб после этого нового удара. И, когда ангел, точно почувствовав его взгляд, повернул голову, скрываться было уже поздно. Их глаза встретились. Аура Азирафаэля при виде его полыхнула так ярко, что, казалось, этот свет могли заметить даже стоящие вокруг люди. Глаза ангела расширились, он даже приоткрыл рот, словно хотел окликнуть его, но сдержался. По губам его демон отчетливо прочитал беззвучное: «Кроули!» В его взгляде было теперь столько счастья, столько любви и радости от долгожданной встречи, что, вновь осознав, какую боль он причинял Азирафаэлю этой разлукой, Кроули захотелось провалиться сквозь землю. Казалось, Азирафаэль едва сдерживается, чтобы не броситься к нему в объятия. К демону! Внезапно аура Азирафаэля вновь потемнела, глаза потухли. Очевидно, он вдруг осознал, что демон может делать здесь лишь одно. Ангел обернулся на стонущего в муках человека, вновь посмотрел в глаза ему, с немым вопросом. С надеждой, что он ошибается, с глубоко затаенной верой в то, что демон оказался здесь случайно, а не по повелению сил Преисподней. Кроули молчал. Только невольно сделал несколько шагов в сторону ангела. Азирафаэль поспешно отвернулся, словно стыдясь своей прежней радости от встречи. Похоже, он вновь вспомнил о сущности Кроули. Хотелось развернуться и убежать подальше. Скрыться от его глаз и больше никогда не появляться. И тем не менее Кроули подошел. - Пришел насмехаться над беднягой? – пробормотал Азирафаэль, не глядя на него. - Насмехаться? Я? – невольно вырвалось у Кроули. Почему мне все еще так больно слышать от тебя подобное? Я же демон, мне положено творить зло, положено вести себя так, как ты думаешь, но ведь… - Это же ваши Его туда отправили! Азирафаэль закусил губу, мгновенно испытав стыд за свои слова. - Со мной не советуются при принятии важных решений, Кроули. Снова оправдываешься? Оправдываешься передо мной? Мой ангел, я знаю тебя лучше всех, поверь, я знаю, что ты никогда не толкнул бы Его на это… Я знаю, что Он пошел сам. Им обоим сейчас было плохо. Не такой Азирафаэль представлял их встречу после стольких лет. Не при таких ужасных обстоятельствах. Они вновь встретились как враги. Как ангел и демон. И он ранил его, ранил того, встречи с кем так ждал эти три тысячи лет. Все это было ужасно неправильно, но ангел не знал, как теперь это исправить. Они молчали. Азирафаэль видел, как Кроули вздрагивает от криков распятого на кресте человека. И только убеждался, что он пришел ни в коем случае не насмехаться. И мысленно умолял простить за свои слова. - Ты был с ним знаком? – наконец произнес ангел. - Да, - ответил демон, и Азирафаэль услышал, как дрогнул при этих словах его голос. – Очень умный молодой человек. Кроули помолчал и добавил: - Я показал Ему все царства мира. - Зачем? – удивился ангел. - Он же плотник из Галилеи. Его возможности путешествовать ограничены. Азирафаэль вновь повернулся к нему и посмотрел так же, как глядел на него тогда, в ту секунду, когда понял, что Кроули спас детей от Потопа. Сердце екнуло. Нет, мой ангел, прошу, не надо! Не снова! Лучше ненавидь меня, считай исчадьем Ада, злом! Только не смотри с такой любовью. Иначе я уже не смогу уйти от тебя, не смогу покинуть! Пожалуйста, только не это! Я должен уйти, должен наконец оставить тебя в покое! Он отвернулся. Черная ткань капюшона скользнула на глаза, услужливо пряча блеснувшие в свете заходящего солнца слезы. Новый крик разрезал звенящий воздух, наполненный кроваво-алым светом. - Больно, - прошептал Кроули. Ангел не сразу понял, о чем он говорит.***
Дрожащее раскаленное марево наполнило воздух. Оно должно было обжигать его легкие, но Кроули был демоном. Огонь был его стихией. Первый толчок сотряс почву под ногами. Земля начала мелко подрагивать. Заплясали по ней крохотные камушки. Совсем скоро. Он обернулся. Глянул в гигантский, полный клубящегося мрака разверзшийся зев за своей спиной. Кружевными струями из него вырывались клубы дыма, все густея и густея. Откуда-то из его глубины, из самых земных недр, из той непроницаемой вечной тьмы, какая окружает их в Аду, последовал новый толчок. Глухой, нарастающий рев клокотал на самом его дне, поднимаясь эхом по каменным стенам. Он знал, что там, внизу. Они сами пробудили это.***
В тот раз расстаться с ангелом было в сотни раз больнее. После этого его взгляда. Кроули всегда умел читать все мысли Азирафаэля в его глазах. В этих бездонных и светлых голубых глазах, которые теперь так потемнели от тоски и одиночества. Не оставляй меня! Он ждал его. Ждал его три тысячи лет. Несмотря ни на что. Ждал своего демона. А он от него прятался. Скрывался, ускользал, точно змея. Причиняя боль, отравляя. Не уходи! Как хотелось сказать ему, что все это время он был рядом! Что он присматривал за ним, ни на секунду не оставлял без защиты! Но разве это не причинит ему еще большую боль? Останься со мной рядом! Кроули вспомнил, как тогда, стоя на стене Эдема, мысленно умолял ангела побыть с ним еще хоть одну минуту. И он оставался рядом, укрывая его от дождя своим белоснежным крылом. Я люблю тебя... Эти слова он почти слышал. Когда почти черный от тени горный хребет пронзил наконец заходящее солнце, когда по небу разлилось кровавое марево, когда зеваки, пришедшие посмотреть на распятие, стали расходиться, когда он сам, повернувшись спиной к своему ангелу, медленно, не видя перед собой ничего, двинулся прочь, среди шороха чужих одежд, приглушенных людских голосов и бешенного, заходящегося биения собственного сердца он отчетливо различил эти три слова. Кроули вздрогнул и обернулся. Ангел молчал, глядя ему вслед. Только по его щеке скатывалась рубиновым огоньком, отражая последние лучи солнца, слеза. Его белые одежды в свете заката казались алыми, точно от крови. Кроули знал, что вечно прятаться не получится. Что он должен сделать что-то. Нельзя вечно скрываться за углом, нырять в гущу толпы, закрывать капюшоном лицо. Просто нельзя так ранить Азирафаэля! Но и позволить ему пасть – нет! Но рано или поздно он это сделает, и эти чудовищные прятки лишь приближают этот момент. Что он мог сделать? Азирафаэль отказывался видеть в нем демона. Не мог или не хотел признать его злом, исчадьем Ада. Потому что если бы признал, то осознал бы в полной мере, что он достоин лишь ненависти, не любви. Что он не стоит того, чтобы пал ангел. Но как ему это доказать? Вечно бегать не получится. Кроули осознал это в полной мере, когда уже через восемь лет совершенно случайно столкнулся с ангелом в Риме. И, вновь увидев в его глазах эту радость, увидев, как тень постоянной болезненной тоски сходит с его лица при виде демона, он в очередной раз ощутил, как это все чудовищно нелепо, как это неправильно – то, что чувствует к нему Азирафаэль. «Все еще демон?» Словно ты и правда надеешься, что я могу перестать им быть. Ты думаешь, что со временем я смогу заслужить прощение Матери? Правда веришь в это? О нет, мой ангел, этому не бывать, как бы тебе того не хотелось. С Небес есть путь лишь вниз, а подняться из Ада, увы, невозможно. Я не прощаемый. Он понял, что больше так продолжаться не может. Нужно показать это ангелу. Показать, что демон таких страданий не стоит. Что он ошибается насчет Кроули. И вскоре ему представилась такая возможность.***
Новый толчок, куда мощнее предыдущих, сотряс все вокруг. Город внизу, мирно спавший всего несколько секунд назад, ожил, словно потревоженный муравейник. Теперь уже ничего не остановить. Сердце сжималось, но отступить он не мог. Рано, еще слишком рано начинать поиски. Пока что он должен стоять и смотреть. Кроули снова обернулся. Дым валил уже густым и плотным столбом, в его клубах проглядывали даже первые золотистые искры. От нарастающего рева и грохота закладывало уши. Сквозь дымовую завесу он различил две сорвавшиеся с противоположного края кратера в ночное небо черные крылатые тени. Демоны. Их работа здесь закончена. Их общая работа. Но Кроули пока не мог улететь. Он никогда не участвовал ни в чем подобном. Ад вообще редко проводил подобные «операции». Настолько масштабные. И жестокие. Но сейчас нужен был мощный ответ на действия Небес. Настолько мощный, чтобы в прямом смысле «сотрясти» землю, как выразилась Вельзевул. - Можем сваливать, сейчас начнется, - услышал он сквозь оглушительный рокот. Над головой у него зависла чья-то тень, хлопая огромными черными крыльями. В дыму Кроули не различил, кто это, но, судя по голосу, Дагон. - Я еще посмотрю, - глухо ответил он, и новая волна отвращения к самому себе захлестнула его. Послышался хриплый кровожадный смешок, и демон взмыл в черное от копоти небо. Кроули подавил желание сорваться с места. Еще рано. Еще слишком рано. Пепел сыпался уже огромными пластами, покрывая все вокруг. Когда все закончится, он погребет под собой весь этот город. И на этот раз Кроули точно не вправе спасти хоть кого-то. Как бы не колотилось сейчас его сердце, как бы он не ненавидел себя в этот момент, как бы не хотел послать все к чертям и остановить катастрофу, или хотя бы попытаться остановить… Он должен был просто стоять и смотреть. Потому что в этом его сущность. Он демон. Ему запрещено спасать и защищать. Так что он ничего не сделает. Это уже случилось. Они пробудили Везувий. Со страшным свистом, предвещающим смерть и разрушение, первый горящий камень выстрелил из жерла вулкана и понесся вниз. Пора. Кроули развернул крылья, разбрасывая пепел, и прыгнул вниз. Туда, где ждали своей неминуемой гибели Помпеи. Внутри все сжималось от леденящего душу опасения, что он попросту не найдет в этом аду Азирафаэля. И, пока Кроули кружил на городом в дыму, сердце его заходилось от страха за ангела. Вдруг он слишком долго медлил там, наверху, слишком много выжидал? И его промедление стоило его ангелу жизни? Вдруг он уже погиб, погиб по его вине? И, когда через несколько мучительно долгих минут он различил внизу метавшуюся в страхе фигурку с белоснежными крыльями, на него нахлынуло такое облегчение, что Кроули даже забыл на секунду о том, что ему предстояло сделать. Он опустился за спиной Азирафаэля. И понял, почему ангел все еще не улетел. Одно крыло у него бессильно повисло и волочилось за ним по земле, подрагивая от боли. - Что с крылом? - крикнул он, стараясь перекричать рев вулкана. Азирафаэль вздрогнул, обернулся. Лицо у него было белым от ужаса, руки дрожали. Но, стоило ему увидеть демона, как в глазах вспыхнули надежда и радость. - Кроули! - Радоваться будешь потом! Лететь можешь? Ангел поджал побледневшие губы и помотал головой. Такого расклада событий он не ждал. Все остальное отошло на второй план. Нужно было спасать Азирафаэля. Уже не раздумывая, Кроули приблизился, подхватил на руки дрожащего ангела, стараясь не задеть больное крыло, и взмыл в невидимое за черными клубами дыма небо. Азирафаэль даже слова сказать не успел. Увернувшись от летящего прямо в них раскаленного осколка скалы, демон обогнул полукругом рушащийся на глазах город, чувствуя частое горячее дыхание до смерти испуганного ангела на собственной коже, чувствуя, как бешено колотится его сердце. Он спасал Азирафаэля, как много раз до этого, как спасал своего ангела всегда. Кроули прижал его к себе крепче и направился прочь. К счастью, он уже давно знал безопасное место. Опустив Азирафаэля на землю, Кроули облегченно выдохнул. Ноги у ангела подогнулись, и он сел прямо на голые камни. С этой высоты вдалеке виднелся во всей красе Везувий, с несущимися вниз по его склонам потоками раскаленной лавы, с черными облаками над его вершиной и разрезающими воздух кусками горящих камней. И виднелись Помпеи, умирающие, погребаемые заживо под слоями падающего с небес пепла. Демон посмотрел на Азирафаэля. Ангел сидел, устремив в ту сторону взгляд все еще расширенных и уже полных слез глаз. - Что с крылом? – повторил Кроули, отдышавшись. Он повернулся, глядя невидящим взором. Наконец взял себя в руки, шмыгнул носом, утирая глаза, и ответил тихо: - Сломано. Камень упал. Я уже думал, что все… Прости, мой ангел. Прости, я слишком долго медлил. Вина нахлынула на Кроули, начисто стирая все мысли о предстоящем. Что же он за чудовище? Он опустился на колени рядом с дрожащим покалеченным крылом ангела, нежно провел ладонью, исцеляя. - Спасибо, - смущенно пробормотал Азирафаэль, и повторил громче, снова утирая слезы. – Спасибо, Кроули! За то, что ты… Без тебя я бы сейчас… Он хотел, наверное, сказать, что его постигла бы участь тех людей, что остались в городе, но, едва он вспомнил о них, как слезы вновь заструились по его щекам. - Так внезапно, - прошептал он наконец. – Я даже и подумать не мог, что он вдруг… Ничего не предвещало… Азирафаэль говорил сбивчиво, захлебываясь, теряясь в собственных мыслях. Он был в шоке от случившегося. Ангел умолк, поняв, видимо, что все равно не может пока нормально говорить. Снова всхлипнул, заставив сердце демона сжаться. Потому что сейчас он не должен был его утешать, просто не мог. Кроули молчал. - У нас не знали, - наконец проговорил Азирафаэль. – Иначе что-нибудь сделали бы. Никто ничего не сделал бы, ангел. Никто. Всем плевать, как ты не понимаешь?! - Может быть… Лицо его вдруг исказила страшная догадка. Он вновь глянул на Кроули. Демон молчал, стараясь не смотреть на него. Ты должен понять, ангел. Любой ценой ты должен понять. - Кроули, - севшим голосом прошептал Азирафаэль. – Скажи, это работа… Ада? Кроули молчал. Он и так поймет. - Да?! Ангел повернулся, вновь посмотрел на полыхающую, словно чудовищная свеча, верхушку вулкана. - Это же не… Это слишком… Что «слишком», ангел? Слишком жестоко для демонов? Мы воплощения жестокости и зла! Для нас нет никакого «слишком»! Кроули молчал. Новая страшная мысль отразилась на лице ангела. Мысль, которую он не хотел пускать в свою голову. Мысль, что его бесконечно пугала. Он во все глаза смотрел на Кроули, с безумной надеждой во взгляде. Надеждой, что он ошибается. Азирафаэль старался разглядеть в его застывшем лице хоть что-нибудь. Хоть какой-то проблеск, намек на то, что все это неправда, какой-то кошмарный бред. - Кроули… - выдохнул он, качая головой, не веря. Да, ангел, вот, что я делал там. Вот почему там оказался. - Кроули? Он молчал, сцепив зубы. Вдалеке послышался чудовищный грохот. - Кроули! Голос ангела разрывал душу. Все вокруг потемнело. Он все-таки повернулся. Посмотрел в глаза своего ангела. И увидел в них именно то, что рассчитывал, но глубоко в душе смертельно не хотел видеть. Страх. - Кроули, пожалуйста, я умоляю тебя, скажи, что ты не причастен к этому! Что все эти люди… Причастен. Еще как причастен, ангел. Все эти люди гибнут по моей вине. Он молчал. В неподвижных змеиных глазах отразилось далекое пламя. Азирафаэль сидел на земле, глядя на него снизу. Он едва заметно качал головой, во взгляде все еще читалась отчаянная надежда. - Ты не мог… - Я демон. Он вложил в это слово все то, что оно должно было означать – ненависть, злобу, страх, отвращение. И бросил в лицо Азирафаэлю. - Чего ты ждал? В мои обязанности не входит спасать и защищать. Разрушение и смерть – это моя природа. Это моя работа, ангел. То, зачем я в Аду. И почему я туда попал. Он безжалостно чеканил каждое слово, будто выплевывая. Кроули старался, чтобы на лице не дрогнул ни один мускул, хотя внутри все дрожало от ужаса перед тем, что он сейчас делает. Внутри что-то рушилось и умирало вместе с городом. - Я выполнил то, что мне было приказано. Без жалости и сострадания, - он нагнулся и прошипел. – Потому что демоны их не испытывают. На Азирафаэля было страшно взглянуть. Ангел весь сжался, вздрагивая от каждого слова, словно от удара, и затравленно смотрел на него расширившимися от страха глазами. Страха? Нет. Ужаса. - Я демон. Не ангел. И никогда не буду им вновь. Никогда. Что-то оборвалось, когда он произнес это вслух. Что-то сломалось. Но останавливаться было уже поздно. Он сделал именно то, что должен был. Я демон, любовь моя. Так что держись от меня подальше. Не приближайся ко мне, не говори со мной, и никогда, слышишь, никогда не позволяй себе почувствовать ко мне что-то, кроме ненависти. Я демон. Я падший. Не забывай об этом. Никогда. Ангел смотрел на него потрясенно. С целой бездной чувств во взгляде. Но чувств уже совершенно иных. Тех, что и должен испытывать ангел к демону. С каким-то чудовищным, болезненным удовлетворением Кроули видел, как угасает в глазах его ангела любовь. Любовь к нему, к демону, к исчадью Ада. Любовь, мучавшая и сжигавшая Азирафаэля все это время. Любовь, которая, он думал, толкает его ангела к краю. Он наконец-то увидел в нем зло. Увидел демона. И разочаровался. Жестоко разочаровался. Азирафаэль поднялся с земли. Оба молчали, глядя друг другу в глаза. Наконец ангел опустил взгляд, медленно, словно все это было лишь кошмарным сном, отвернулся, раскрыл белоснежные крылья и, оттолкнувшись, поднялся в небо, уже едва посветлевшее на востоке. Кроули до последнего глядел ему вслед, пока Азирафаэль не скрылся в невидимых в ночи густых облаках. Это моя жертва, мой ангел. Моя жертва во имя любви. Я готов на все, чтобы прекратить твои страдания. Пусть теперь, каждый раз, когда ты подумаешь о том, кого ты так любил, ты вспомнишь и этот разрушенный город, этих безвинно погибших людей, и что все это произошло по моей вине. Что это я их всех убил. Пусть лучше ты будешь меня ненавидеть, чем упадешь ради меня. Кроули еще секунду глядел в предрассветное небо, чувствуя, как жар пульсирует в груди, а потом упал на колени, закрыв искривившееся от невыносимой боли лицо ладонями. Плечи его судорожно вздрагивали. Никто не слышал его плача. Никто не пришел, чтобы утешить. Он страдал в одиночестве. Падший, демон, считающий себя недостойным любви. Лишивший себя ее. Кроули ошибался. Ненависть толкает в полную тьмы бездонную пропасть. Любовь же всегда остается той последней ниточкой, что удерживает от падения, даже если ты на самом краю.