You were an angel once...

No! Not gonna die tonight! We’re gonna stand and fight forever! (don’t close your eyes) No! Not gonna die tonight! We’re gonna fight for us together! No we’re not gonna die tonight! «Not gonna die», Skillet

      - Тот, кто однажды выступил против Всевышней, враг Небес навсегда. Тот, кто единожды пренебрег Ее великодушием, уже никогда не будет согрет Ее светом. Тот, кто единожды усомнился в Ее мудрости, уже никогда не будет признан Ею сыном своим. Все, кто пошел против Нее, пошел против вас. Не забывайте об этом. Никогда не забывайте. Они сами выбрали этот путь. Сами выбрали падение. Они больше не ангелы. Они больше не ваши братья. Они враги вашей Матери. И ваши враги.       Голос Гавриила эхом разносился под невидимыми сводами. Сияние, срывавшееся из-под незримого купола, окутывало его почти осязаемым мерцающим облаком, играя блестками на складках белоснежных одежд архангела, его огромных неподвижных крыльях, величественно сложенных за спиной, отражаясь на подернутой едва заметной позолотой коже.       Вокруг стояла полная тишина, ибо ни один из собравшихся здесь ангелов не смел прервать речи Гавриила даже неосторожным вздохом. Все, включая самого архангела, застыли без движения, точно мраморные изваяния, не смея шелохнуться. Лишь губы Гавриила шевелились, разнося по всему Раю священные слова, но Азирафаэлю казалось, что говорит вовсе даже не он. Слишком чужим и незнакомым казался голос архангела. Острым, проникающим всюду, режущим своей четкостью, точно он выделял каждый звук, срывающийся с его губ. Бесцветным, не выражающим абсолютно никаких эмоций, и в то же время властным, заставляющим подчиняться. Странный голос. Не его.       - Они Падшие. Они не достойны ваших жалости и сострадания. Они не имеют права на ваши доверие и понимание. Они враги. Враги Небес. Враги Всевышней. Ваши враги. Запомните это.       Его голос гипнотизировал, каждое его слово врезалось в разум, чтобы навеки отпечататься в памяти, заставить навсегда запомнить и принять ту истину, которую он им нес.       - А врагам не отпускают их грехов. Не дают второго шанса. Их не прощают. Никогда. У них нет права на искупление, ибо совершенное ими преступление против Всевышней может быть лишь смыто кровью и выжжено огнем. Священным огнем вашего праведного гнева.       По спине побежали ледяные мурашки. Все вокруг, эти каменные неподвижные лица, эта звенящая пронзительная тишина, белый свет, струящийся со всех сторон и показавшийся ему вдруг острым, точно осколки, резким и жестким, и слова, страшные слова, что произносил Гавриил, слова, в которые ему всем сердцем не хотелось верить, - все это было так неестественно, ужасно и жестоко, что Азирафаэлю больше всего на свете хотелось зажать уши ладонями и убежать отсюда как можно дальше, лишь бы не слышать этого голоса, пронзающего насквозь, впивающегося в мозг, точно раскаленное железо. Он сам понимал, что это желание абсурдно, что все это, все, что архангел говорит, все, что им предстоит сделать – повеление Всевышней, Ее приказ, который не подлежит обсуждению, не подлежит сомнениям, как Ее мудрость, а значит, это их долг, это их предназначение. Но от этого ощущение неправильности всего происходящего лишь крепло в его душе.       - И потому никогда не позволяйте себе ни на секунду усомниться. Усомниться в их вине. Усомниться в заслуженности их кары. Пусть с этого дня, пусть с этой секунды все вы будете твердо помнить – они не прощаемы. Вовеки веков. Им никогда не будет дано заслужить прощение Всевышней, а это значит, что и вы не в праве их простить. Никогда.       У него закружилась голова. Азирафаэль прекрасно знал, что должен верить каждому слову, ибо то, что говорил Гавриил, были слова Всевышней. Но что-то внутри отчаянно сопротивлялось, не желая принимать, не желая понимать этого. Что-то внутри отчаянно кричало, что это неправильно. Ангел не знал, что это, но этому внутреннему голосу Азирафаэль, что бы ни твердил разум, верил куда больше. Вот только откуда эта уверенность взялась – понятия не имел…       Бабочка появилась на его ладони совершенно неожиданно. Азирафаэль легонько дунул, почти коснувшись губами трепещущих полупрозрачных крыльев, и та, вспорхнув, плавно описала круг над головой Рафаила и мягко опустилась на огненные локоны. Рыжеволосый ангел выгнул бровь, глядя на него, на секунду поднял глаза, словно надеясь разглядеть столь отважное насекомое, но прогонять его не стал. Азирафаэль заливисто рассмеялся, склонил голову на бок.       - Ты знаешь, а ведь тебе идет! – заявил он.       Рафаил тоже улыбнулся, но задумчиво, глядя куда-то мимо него. Протянул ладонь к змее, которая, казалось, задремала на груди у Азирафаэля, произнес негромко:       - Давай выпустим. Пусть живет здесь. На этой планете.       Белокурый ангел радостно закивал, но уже через пару секунд улыбка растаяла.       - Другие не будут против? – встревоженно спросил он.       Рафаил, всем телом наклонившийся к нему, чтобы рептилия могла заползти к нему на руку, поднял взгляд. Их лица были всего в десятке дюймов друг от друга. Золотисто-карие глаза ангела замерли, с интересом вглядываясь в его.       - А какая разница? – прошептал наконец Рафаил.       Он едва коснулся его плеча теплыми пальцами и замер так, позволяя сонной змее медленно обвивать своими кольцами его тонкое запястье.       - У тебя будут неприятности, - выдохнул Азирафаэль.       Бабочка на голове рыжеволосого ангела щекотала кожу едва заметными дуновениями воздуха, взмахивая легкими крыльями.       - Им все равно. Вряд ли даже кто-то из них вообще об этом узнает. А если и узнает – что же они сделают?       Змея переливающимся всеми цветами радуги браслетом обвила его руку. Маленькая головка, вновь прикрыв глазки, уютно устроилась между согнутых пальцев. Но отстраняться Рафаил не спешил, еще несколько секунд вглядывался в его глаза с легкой улыбкой, заставляя сердце пропускать удары. А, отодвинувшись, произнес все так же негромко:       - Я делаю это не им назло, Азирафаэль.       Белокурый ангел мгновенно залился краской, потому что Рафаил почти что прочел его мысли. Но тот, кажется, вовсе и не думал на него обижаться. Он поднялся и поманил его за собой. Азирафаэль послушно встал и пошел следом.       - То есть, ты не злишься на них? На Гавриила и остальных? Простил?       - Конечно, - он повернул голову и вновь глянул ему в глаза. – Конечно, простил.       Рафаил, кажется, даже был слегка удивлен его вопросом. Конечно, он-то никогда не мог подолгу обижаться и ворчать. Все это было лишь напускное, минутная тень на лице – и он вновь улыбается. Азирафаэль уже свыкся с этим, но все же каждый раз удивлялся тому, как быстро плохое настроение покидает ангела. Они приблизились к кромке невысокого леса, начинавшегося поодаль от края обрыва.       - А какой смысл держать на них обиду и злиться? Чтобы они стали моими врагами? Что же в этом хорошего?       Он опустился на колени в мягкую траву и протянул ладонь. Змея глянула на него золотыми глазками. Рафаил едва заметно кивнул, и она принялась плавно разворачивать стягивавшие его запястье кольца, сползая на землю.       - К тому же, знаешь, я искренне верю, - серьезно произнес он, глядя, как рептилия поворачивает из стороны в сторону свою лоснящуюся голову, осматривая свой новый дом. – Что в этом весь смысл.       - В чем? – спросил Азирафаэль, опускаясь рядом с ним.       Рыжеволосый ангел повернулся к нему.       - В прощении, - негромко сказал он, не сводя с него глаз. – В умении простить. Кого угодно, что бы он ни сотворил. Каждый достоин прощения. Или второго шанса, или возможности начать снова, называй, как хочешь. Пока есть хоть маленькая искорка веры в то, что он способен на добро. Простить – это как протянуть ему руку, помочь вернуться на тот путь, который он потерял. Дать ему самому надежду на то, что он может измениться.       Рафаил говорил, а Азирафаэль видел, как сияют при этом его глаза. Сияют верой, надеждой и любовью, которыми он готов был делиться.       - Разве не в этом один из смыслов любви? Той, что в нас, как они твердят, заложила наша Мать? Ведь как можно кого-то любить, если ты не готов простить его? Ведь тогда разве не мы именно те, кто в самую первую очередь должен уметь прощать? Разве это не мы должны нести надежду?       Азирафаэль смотрел на него широко распахнутыми глазами и не мог отвести взгляда. Каждое его слово проникало в душу, в сердце, звучало в унисон тому, что он чувствовал и понимал сам. Рафаил улыбнулся так тепло и нежно, что в груди что-то затрепетало, словно крылья бабочки.       - Любовь – она еще и в прощении, - твердо произнес он. – Как можно лишить кого-то шанса на искупление? Ведь это жестоко. Это уже будет…       - Ненависть, - невольно выпалил Азирафаэль.       - Да, - кивнул Рафаил. – Но любовь – она сильнее. Сильнее, пока ты способен простить. Потеряешь эту способность – потеряешь любовь. И найти ее будет очень тяжело. А кем будет создание любви, утратившее саму любовь?       Азирафаэль покачал головой. Он не знал. И представлять не хотел.       - Вот и я не знаю. И совершенно точно не хочу однажды проверить это, - он мягко улыбнулся.       Змея свилась кольцами в траве и замерла, покачиваясь, будто тоже слушала своего создателя.       - Кажется, она не желает уползать, - пробормотал Азирафаэль, отводя взгляд от Рафаила.       Он дрожал. Едва ангел подумал о том, что должен чувствовать тот, кто потерял любовь, как его пробил озноб, словно вокруг стало в разы холоднее.       - Она не хочет быть в одиночестве, - произнес рыжеволосый ангел так, будто знал это с самого начала.       Он посмотрел на Азирафаэля, увидел, как съежился его ангел, как потемнели его глаза, и накрыл его дрожащие пальцы своей теплой ладонью.       - Эй, - тихо позвал Рафаил. – Знаешь, мне потребуется твоя помощь.       Азирафаэль поднял глаза. Он кивнул ему ободряюще, и белокурый ангел неуверенно и смущенно улыбнулся. Щеки его затронул легкий румянец.       Рафаил протянул ему ладонь, и Азирафаэль подал руку, переплетая их пальцы. В свободной руке рыжеволосого ангела зажегся маленький шарик серебристого света. Точно крошечная звезда. Он, словно расплавленный металл, стек с его ладони на землю, увеличиваясь в размерах и постепенно обретая форму. Рафаил медленно водил ладонью в воздухе над ним, и глаза его тоже слегка светились тем же светом, так похожим на звездное сияние. Азирафаэль чувствовал, как приятное тепло покалывает его пальцы в ладони ангела.       Еще одна змея, чья чешуя отливала серебром, кольцами свилась на земле у их ног. Она приоткрыла светлые глазки, точно пробудившись ото сна, и глянула на ангелов.       - Ну давай, - едва слышно прошептал Рафаил.       Змея повернула голову в сторону другой, замершей, словно искусно вырезанное из драгоценного камня изваяние, качнулась нерешительно и подползла осторожно, коснулась тупым носиком переливающейся чешуи. Она шевельнулась, опустила голову на шуршащую траву, и обе они вместе двинулись с места, медленно уползая бок о бок под сень своего нового лесного дома.       Рафаил широко улыбался, глядя им вслед.       - Вот так, - сказал он негромко.       - Знаешь, - произнес Азирафаэль. – Если они будут злиться на тебя за это, они будут полными дураками.       Рыжеволосый ангел звонко расхохотался, запрокинув голову. Бабочка, все это время продолжавшая сидеть, как ни в чем ни бывало, вспорхнула и закружилась над ними. Рафаил крепко прижал Азирафаэля к себе, пряча улыбку в мягких светлых волосах…       - Сегодня те, кто посмел восстать, получат по заслугам. Сегодня они покинут Небеса и уже никогда не вернутся, ибо доказали, что недостойны находится здесь, среди света, что даровала нам Всевышняя. В этой битве вы должны сражаться без жалости и сострадания, не щадя никого из мятежников. Ибо нет им прощения. Сегодня мы изгоним их из Рая! В бой, братья!       Нет, всей душой Азирафаэль ощущал, что это неправильно. Что и мятежные ангелы достойны того, чтобы их простили. Чтобы им дали шанс сказать о том, чего они хотят. Быть может, не такие уж они и разные?       Но вокруг уже шелестели крылья, и десятки ангелов, воодушевленные словами архангела Гавриила, воодушевленные словами их Матери, готовились дать бой тем, кого еще недавно называли братьями. И разве один единственный ангел мог остановить их? Вот если бы он был не один. Если бы…       Он вздрогнул, тряхнул головой, потому что на несколько мгновений все перед глазами затянула густая серая пелена.       Это было чудовищной ошибкой. Азирафаэль знал, что так не должно быть. Так ему говорил голос в его душе, незнакомый, но в то же время невероятно родной и близкий голос, которому он верил. Не мог не верить. И в той битве, в той страшной битве, с которой началась вечная борьба между Небесами и Адом, с которой начались страдания и жестокость, кровопролития и предательства, несправедливость и отчаяние, в той легендарной битве, которую человечество, не имевшее ни малейшего понятия о том, как она проходила, никогда не видевшее ее воочию, воспело в своих сказаниях, от руки Азирафаэля не пострадал ни один мятежный ангел. Он верил, что каждый достоин прощения…       - Я прощаю тебя!       Эти слова так и зависли в воздухе. Зависли в пронзительной звенящей тишине, что опустилась на весь мир. Несмотря на то, что вокруг двигались толпы людей, слышались сливающиеся в один перекатывающийся шелест голоса, шаги, шуршание одежды, гудки автомобилей, между ними двумя застыла та тишина, какая была громче всего этого, громче рвущего на части душу крика отчаяния.       Он думал, что они, эти слова, заменят те три других, запретных, запретных даже сейчас. Те три слова, которые он уже бесконечно давно хотел произнести больше всего на свете.       Все, что Азирафаэль сейчас мог сделать – сказать, что прощает. Что простил уже давно. Пожалуй, именно это сейчас и надо было делать – отпускать давнишние грехи, прощать старые обиды. Сейчас, когда до конца света оставалось всего ничего.       Он простил. Простил все неосторожные слова, сказанные в пылу бессчетных ссор, произошедших за эти тысячелетия. Простил внезапные исчезновения, оборванные на полуслове разговоры, хлопки дверей и тяжелое молчание. Простил руины города, погребенные под холодным равнодушием пепла. Простил три тысячи лет разлуки, полные самых ужасных мыслей, полные слез, боли, тщетной надежды, отчаяния. Простил неожиданное бегство с Ковчега, свое внезапно свалившееся одиночество и пустоту в сердце. Простил, потому что знал – все это, все, что делал Кроули, было из-за него и ради него. Как прощал ему и то, что сейчас демон опустил руки, сдался.       Ангел думал, что эти слова заменят многие другие. Что их Кроули хотел от него услышать. Но ошибся.       Понял, что ошибся, когда увидел, как кривится от боли лицо его демона. Как он едва заметно качает головой, отступает на несколько шагов, глядя ему в глаза. Этот взгляд Азирафаэль прекрасно чувствовал, несмотря на то, что на Кроули были неизменные темные очки. Полный обжигающей сердце мольбы, бесконечного отчаяния. Демон вцепился в волосы, запрокидывая назад голову в беззвучном крике. Крике, что разрывал сердце ангела на части.       - …Мы еще можем сбежать! Вместе! Альфа Центавра! Там много свободных звезд и планет, никто нас там даже и не заметит!       Он протянул ему руку. Глядя с такой безумной надеждой, с такой мольбой, что на глаза наворачивались жгучие слезы. Потому что он не мог. Не мог бросить этих людей, этот мир, не мог оставить попытки предотвратить все это.       Ему нужно было всего-то протянуть ему ладонь в ответ. Крепко сжать ледяные дрожащие пальцы демона и позволить ему увести себя. Забрать с этой планеты, из этого мира. К звездам. К тем огням, которые он всю жизнь, всю бесконечно долгую жизнь ангела среди людей мечтал вновь увидеть ближе. Забрать подальше от сил Небес и Ада, подальше от вечной бессмысленной борьбы, подальше от этой бездны между ними, бездны, что разделяла их все эти годы. И все было бы хорошо. Все было бы прекрасно. И они наконец были бы вместе.       Это было его признание. Только спустя несколько секунд, когда машина Кроули уже скрылась за углом, он понял это. Он готов был бросить все, выйти из вечной борьбы Добра и Зла, навсегда покинуть Землю, чтобы вновь спасти его. Вырвать из лап надвигающегося Армагеддона и спрятать там, где их обоих, вероятно, не найдут, да и не станут искать ни Небеса, ни Ад. Готов был рискнуть всем за их шанс на то, чтобы наконец быть вместе.       А пока что Азирафаэль, словно в кошмарном сне, смотрел, как Кроули медленно опускает руку, отходит от него, словно не веря. Как угасает в его глазах надежда. И мысленно умолял лишь о том, чтобы и он его простил.       Я не могу! Прости, я просто не могу оставить их! Я должен попробовать еще, должен попытаться убедить их прекратить! Это мой долг, понимаешь? Я же ангел! Я найду того, кто сможет все это остановить, я поговорю со Всевышней, Она должна понять, Она должна остановить это! А если нет…       Просто беги! Беги один, потому что, если у меня не получится, если начнется битва между Небесами и Адом, кто бы ни победил, погибнет в сотни раз больше! Да и не будет в ней победителей! Я уже видел это, я видел, как ангелы сбрасывали своих братьев с Небес, я видел, как многие погибли в этой борьбе! Я не могу позволить тебе умереть! Просто не могу, пойми! Я не знаю, что будет со мной, если я тебя потеряю! Поэтому беги! А я должен остаться и остановить это! Прости!       Кроули не верил в это. Он уже ни во что не верил. Азирафаэль знал, что не должен сейчас его оставлять, не должен позволять ему уйти таким, разбитым, потерявшим всякую надежду, несчастным. Он невольно сделал несколько шагов вслед за ним. На секунду, на одно единственное мгновение, ангел почти поддался безумному порыву, захлестнувшему его с головой, точно волна, желанию броситься за ним вслед, схватить за руку, удержать, обнять и сказать что-то, что точно должно помочь, что должно вернуть Кроули веру в него, веру в них обоих, которую он потерял. Но он не мог. Потому что тогда он не уйдет. Тогда он не спасется.       Демон кричал ему что-то, не в силах сдержать отчаяние и бессильную ярость, охватившие его, но Азирафаэль не слышал. Замер, словно время остановилось или почти остановилось, стало таким тягучим и липким, что опутало, спеленало его, и теперь он при всем желании не мог сдвинуться с места. Смотрел, будто в замедленной съемке, как машина демона скрывается из виду.       Вернулись звуки. Бессмысленные звуки, что не могли заполнить ту глухую тишину, которая так и осталась у него в голове. Ни одной мысли, что могла бы как-то помочь, как-то исправить все, что случилось.       Азирафаэль знал, что для его демона это выглядело, как предательство. Точно он бросил его. Он ранил его, снова ранил Кроули и теперь вновь, как две тысячи лет назад, не мог ничего с этим сделать. И он вновь лгал ему. Ведь тогда он уже знал, где антихрист. Знал его точный адрес. И не сказал. Очень хотел, но не сказал. А, как и должен был, сообщил своим братьям. В этом-то и было дело, что все было неправильно, пусть даже он и поступал именно так, как должен. Защищал и спасал. Людей. И Кроули. Потому что безумно, до темноты в глазах боялся за жизнь демона. Потому что все еще помнил ту битву, ту страшную битву, ужасно отчетливо, до последней секунды.       Звездопад. Первый в истории Вселенной звездопад. Так можно было сказать. Вот только звезды падают иначе.       Так падают ангелы. Золотой росчерк на черном бархате небосвода. Пылающая огненная полоса. На мгновение проступающая на небе рваная рана, из которой сочится пронзительное золотистое сияние. Опаляющая звезды и созвездия, сжигающая небеса черта, разрывающая на несколько секунд саму ткань мироздания.       И не прекращающийся ни на секунду гром. Жуткий грохот, рвущий барабанные перепонки, гул, разносящийся по всей Вселенной, по всему Ее Творению. Словно кто-то высоко-высоко, за самыми звездами, кует оружие. Словно чудовищных размеров камни сыплются лавиной с горного хребта. И это длится, кажется, целую вечность.       Они оттесняли их к краю. А Она сбрасывала их.       Под холодной каменной плитой, зависшей в невесомости равнодушного космоса, разверзся полный мрака провал, словно трещина в самом Творении. Оттуда вырывались языки жаркого багрового пламени. И тьма сочилась из него, жадно поглощая срывающихся в него с полными ужаса и боли криками ангелов. Его братьев.       В воздухе кружились почерневшие тлеющие перья. Звенели клинки, разбрасывая в стороны искры, шелестели крылья, развевались белые одеяния. Они сражались друг против друга. Создания любви. Те, что никогда не должны были познать ненависть, бились сейчас в яростной схватке. То и дело сверкали вспышки молний, болезненно ярким светом пронзающие воздух у самого края. Поражающие мятежных ангелов.       Его никто не видел. Азирафаэль не хотел, чтобы его видели. Он стоял посреди поля битвы, отчаявшийся, потерянный, беспомощно и затравлено озирающийся по сторонам. Его клинок валялся рядом на земле, отброшенный им. Он всей душой не желал сражаться. Всем сердцем хотел остановить это. Но не мог.       Его пугали перекошенные ненавистью лица его братьев. Пугали яростные возгласы, резкие выпады, пропитанные болью и ужасом крики Падших. Пугал огонь, что Матерь так безжалостно напускала на своих сыновей, на тех, кто был Ею отвергнут. Пугали, потому что все не должно было так быть, он точно знал. Это было чудовищно, это было ужасно, это было неправильно. Так попросту не должно быть!       Он уже был здесь однажды. На этой планете, голой, пустынной планете, той, что Всевышняя сотворила одной из первых, на этом ледяном камне, с которого… С которого что-то началось. Был, хотя не мог вспомнить, как и когда. Помнил только, что чувствовал он все то же самое. И тогда тоже происходило нечто ужасное, нечто чудовищно неправильное. И он помнил эту черную трещину в мироздании, помнил огонь и вспышку молнии, помнил крик, слезы, застилающие его глаза и тепло чужой ладони. Как?!       И перед глазами встала серая пелена, поле битвы померкло перед ним, Азирафаэль едва не упал от силы нахлынувшего на него чувства. Непонятного, страшного ощущения, что нечто ценное потеряно навсегда.       Все внутри сжималось, голова кружилась и болела от страшного грохота, по телу пробегали ледяные мурашки, его бил озноб, и бросало в жар, он чувствовал себя больным и сломленным. Азирафаэль не выдержал. Он не мог смотреть на эту жестокость, не будучи в силах что-то изменить.       Никто не увидел, как он исчез. Они назвали бы этот поступок трусостью, бегством, и Азирафаэль не стал бы с ними спорить. Он чувствовал себя просто отвратительно, но поделать с собой ничего не мог. Всю жизнь он будет думать, что трусливо сбежал с поля боя.       Азирафаэль не знал, что это за ночная планета, на которой он оказался. Не знал ее названия, не знал, как далеко она от той, на которой идет битва. Лишь понадеялся, что как можно дальше. И вновь он смутно чувствовал, что когда-то давно был здесь. И от этого непонятного ощущения на сердце становилось одновременно и тепло, и очень-очень горько и тоскливо. Что-то потеряно им, вот только что? Неужели он сходит с ума?!       Он поглядел в озаряемое золотыми росчерками небо, не зная, как заглушить отдаленный гул, пронизывающий голову насквозь. Стыд, отчаяние, ужас – все захлестывало его волнами, одна сильнее другой, лицо горело, глаза жгло, а сердце рвалось из груди. Все это было безумием, весь этот мир был безумен!       Крик прорезал прохладный ночной воздух безымянной планеты. Азирафаэль кричал, выплескивая всю эту боль, что больше не мог держать в своей груди. Вопросы, вопросы, на которые никто никогда не даст ответа, которые так и будут мучить его, так и будут терзать и грызть его сердце. Почему от них так больно?!       Так не должно было быть! Все это было невыносимо! Почему они сражаются друг с другом?! Почему Всевышняя так легко отвергла своих сыновей?! Почему никто, кроме него не понимает, что так нельзя?! Как они могут так легко и бездумно сталкивать их в черную бездну пылающего огня, что носит название Ад, обрекая на вечные страдания?! И почему он сам просто не может быть, как все?! Просто следовать Ее приказам, не испытывая угрызений совести, раскаяния, не думая о том, что это неправильно?! Почему он несчастен, почему узнает места, в которых никогда раньше не был, почему его все время преследует тоска, это чувство потери, одиночества?!       - Почему?! – закричал он так громко, как мог, срывая голос, чувствуя, как по щекам струятся горячие слезы.       Эхо его голоса затихло где-то внизу, в ущелье по обрывом, на краю которого он сидел, сменившись тихими всхлипываниями. Азирафаэль укрылся крыльями, будто так он мог отделиться от этого страшного мира, от этой реальности, в которой ангелы, создания любви, могут так друг друга ненавидеть. Ему было страшно, больно и одиноко. Он был бессилен что-нибудь сделать, не мог рассказать никому обо всем этом, и не было в целом мире никого, кто мог бы прийти на помощь. Или даже просто обнять, унять эту дрожь и прошептать ласково, что все будет хорошо. Вздрагивали от рыданий крылатые плечи, судорожное горячее дыхание обжигало мокрые от слез ладони. Он что-то потерял, ему чего-то очень сильно не хватает в этом мире. И, чтобы это ни было, сейчас ангел мысленно умолял Всевышнюю вернуть ему это. Но Ей было не до него. Она карала своих детей.       Внезапно что-то коснулось опустившейся на камни ладони ангела. Азирафаэль вздрогнул и опустил глаза. Приплюснутая чешуйчатая головка с тупым носом смотрела на него огромными золотыми глазами из-под его собственного крыла. Из-за нее выглядывала еще одна, такая же, но серебристая, с более светлыми глазками. Ангел удивленно воззрился на них, даже забыв на секунду о своей боли. Одна из змей медленно обвила его запястье, поползла вверх по рукаву туники. Азирафаэль был так изумлен, что даже не сопротивлялся. Почему-то он точно знал – она не нападет. Змея тем временем забралась на его плечи, коснулась носиком горячей щеки, казалось, смахивая катившуюся по ней слезу, и умиротворенно устроила голову на груди ангела. Вторая заползла к нему на колени и, свившись кольцами, прикрыла светлые глазки.       Щемящее тепло окутало его сердце, и Азирафаэль, по-детски шмыгнув носом, неловко протянув все еще вздрагивающую ладонь, нежно провел пальцами по восхитительной на ощупь спинке змеи. Он гладил их обеих, и, казалось, боль и отчаяние отступали куда-то, ужас, ледяной хваткой сжимавший его сердце, отхлынул. Ангел даже не сразу заметил, что наконец настала тишина. Больше не слышались раскаты грома, не видно было ярких вспышек.       - Кончено, - прошептал Азирафаэль едва слышно, поднимая взгляд к звездному небу.       Тысячи небесных огней переливались теплым светом, и от них волнами исходила далекая любовь. Тоска оставила его, ангел, как завороженный, замер, вглядываясь в серебристые мерцающие узоры. И внезапно, на одно единственное мгновение он ощутил, словно кто-то нежно провел теплой ладонью по его щеке. Азирафаэль вздрогнул и невольно потянулся вслед за невидимой рукой, но чувство так же внезапно пропало. Ошеломленный, ангел вновь поднял взгляд в ночное небо, пытаясь успокоить заколотившееся бешено сердце.

***

      - Меня не простят. Никогда, - он взмахнул руками, воззрившись на ангела. - Не прощаемый – вот, кто я такой! Это часть наказания для демона!       Ярость от собственного бессилия, досада, злость на самого себя, на свою оплошность – все это кипело в груди, не давая замереть на месте ни на секунду. Кроули расхаживал взад-вперед по беседке, то и дело останавливаясь и бросая пылающий взгляд на ангела.       - Однажды и ты был ангелом, - тихо произнес Азирафаэль, пытаясь выдавить подобие улыбки.       На секунду его сердце застыло, он вздрогнул, испуганно глянул на ангела из-под очков, подумав внезапно, что к тому вернулась память. Нет, ему показалось.       Да, Азирафаэль пытался приободрить его. Но слова эти обожгли сердце раскаленным металлом. Кроули уже и сам почти забыл, что однажды все было по-другому. Когда-то очень-очень давно. Нет, он хранил в памяти каждое счастливое мгновение, что провел на Небесах с Азирафаэлем, хранил каждую секунду их любви еще до того, как она стала запретной, хранил, как бесценное сокровище. Но он так давно не доставал этот клад из тайника памяти, что уже почти позабыл о нем сам.       Да, однажды он был ангелом. Воспоминания нахлынули волной, сметая на своем пути все другие мысли. Слезы сдавили горло.       - Это было очень давно, - хрипло выдавил Кроули, стараясь, чтобы голос не дрогнул.       Сейчас было неважно, демон он или ангел. Сейчас уже не имело значения то, что они по разные стороны. Сейчас опасность угрожала всем, и тень близкой смерти нависла над всем мирозданием.       Он все гадал, сколько времени пройдет прежде, чем Создательница вновь разочаруется в своих творениях. Прежде, чем в очередной раз в порыве ярости сотрет все, созданное Ею, и на чистом листе начнет вновь лихорадочно чертить наброски нового мира, в надежде, что в этот раз все будет именно так, как хочет Она. Кроули знал, что рано или поздно это случится, что однажды все вновь канет в бездну времен, но в глубине души надеялся, что этого не произойдет. Однако его надежды не оправдались.       Армагеддон неумолимо надвигался, и он сам был одним из тех, кто дал ему начало. Тогда он замешкался, растерялся, не подумал о том, чем все это грозит. Да и что он мог сделать? Убить антихриста? Это просто смешно.       Дело было не только в Земле, которая теперь подлежала тотальному уничтожению. Не в битве Небес и Ада за души людей, по итогам которой остатки человечества ждет Рай или Ад. Неважно, кто победит.       Никто не думает о том, что на одной лишь Земле Богиня не остановится. И, если уж Она взялась за тотальное уничтожение, то вечность в Аду окажется не такой уж и вечностью. Сотрется вся Вселенная без остатка. Это не просто новый Всемирный Потоп. Это конец всему.       Нужно было объединиться наконец. Выйти из вечной борьбы между Небесами и Адом и остановить все это. Вместе. Потому что падение или смерть – перед лицом полного уничтожения всего сущего, включая и его ангела, не были такой уж страшной угрозой. Вскоре все вокруг, весь этот мир, вся Вселенная падет в черную бездну и умрет.       Вот только Азирафаэль все еще боялся за него. Не мог преодолеть этого страха и отказывался понять, что есть угроза куда серьезнее. А еще – слепо верил. Верил в Богиню, в ангелов и в то, что их цель – остановить конец света, спасти людей. Верил, что Апокалипсис устраивает вовсе не сама Создательница, а силы Ада. И переубедить его в этом было просто невозможно.       Нужно было сказать ему. Все-таки сказать. Потому что шанс, что ничего не выйдет, был огромен. Кроули видел в глазах ангела страх. За людей. И за него. Азирафаэль боялся потерять его, больше всего на свете боялся, демон видел это в его глазах. Он знал, что у них все еще есть выход. Выбрать меньшее из двух зол.       - Вселенная огромна! Даже если все закончится в луже липких сантиментов, мы свалим вместе! – Кроули попытался улыбнуться.       Он заберет его. Заберет отсюда. К звездам, к его звездам, раз уж Азирафаэль упомянул, что он был ангелом, да, эти звезды он творил специально для него, и он будет счастлив показать ему каждую из них вблизи. Вот только у них не будет столько времени. После Земли Богиня примется за всю остальную Вселенную. Так что у них будут лишь крохотные крупицы вечности, пара-тройка дней по человеческим меркам, может, чуть больше. Но в это время они будут по-настоящему вместе.       Демон все же улыбнулся, но с нескрываемой горечью. Да, он заберет его. И они, наконец, будут вместе до самого конца, который случится непозволительно быстро. Видимо, это все, что они заслужили. Но ведь это будет хоть что-то. Если альтернатива – так и умереть по разные стороны, тогда даже пара дней счастья – выход.       - Свалим вместе? – на секунду проблеск радости проявился на лице Азирафаэля, но он тут же угас, ангел спохватился. – Только послушай себя!       Да, это определенно то, чего он хочет! Забрать его наконец отсюда, от вечной борьбы Небес и Ада, пересечь эту бездонную пропасть между ними, сделать тот шаг, который нужно было сделать давным-давно! Прочь от всего этого! Кроули перешел в наступление.       - Как долго мы знаем друг друга? Шесть тысяч лет!       - Нет! – воскликнул Азирафаэль.       Кажется, он понял, что демон собирается уговорить его сдаться. И испугался. Они оба знали, что не оставят человечество в беде. Слишком привязались, слишком прикипели. Но неужели он вновь должен пожертвовать свои счастьем, хотя бы маленьким кусочком того счастья, которое у них отняли давным-давно, ради других?!       - Мы ангел и демон, у нас нет ничего общего! Ты мне даже не нравишься! – выпалил Азирафаэль на одном дыхании.       Глаза у него были круглыми, бешеными, испуганными, он сам боялся того, что говорил. Кроули хотелось тряхнуть его за плечи, крикнуть, что он переиграл, что он совсем ему не верит. И обнять. Прижать к себе и забрать отсюда навсегда.       - Еще как нравлюсь! – протянул он, не зная, что еще можно на это ответить.       Все это было лишь маской ангела, его защитой, и в глубине души демон, конечно же, знал это. И все-таки ему было больно слышать подобное. Азирафаэль защищался от мысли, что Богиня покинула их, обрекла своих детей на войну друг с другом. Опять.       Кроули только сейчас понял. Ведь Азирафаэль своими глазами видел ту битву, произошедшую во время революции Люцифера. Он сам участвовал в ней и познал все ее ужасы. Вот почему он так отчаянно не хочет признать тот факт, что его братья и сами желают этой войны. Ангел сознательно не хочет видеть той ужасной истины, что они, «создания любви», жаждут крови. И отчаянно борется за свою правду. Слепо верит, что все это лишь большая ошибка.       Ему было нестерпимо жаль Азирафаэля. Кроули не хотел, всем сердцем не хотел открывать ему глаза на то, что на самом деле небожителям плевать на человечество, что его братья не пошевелят и пальцем, чтобы спасти людей. Что нет никаких «правильных людей», что им не на кого надеяться. Ангел не поверит, не поверит в это до последнего.       - Мы по разные стороны! – в отчаянии закричал Азирафаэль.       Он все еще сопротивлялся. Все еще не мог поверить, что это конец. Вряд ли ангел когда-нибудь думал, что выходить из-под власти Небес и Ада они будут при таких неприглядных обстоятельствах. Что тот день, когда они наконец станут свободны, смогут быть вместе, будет последним днем Земли.       - Мы на нашей стороне! – прошипел Кроули, подаваясь все телом вперед и заглядывая Азирафаэлю в глаза.       - Нет никакой нашей стороны, Кроули! – выкрикнул он, отводя глаза. – Все кончено!       Кажется, уже через секунду Азирафаэль сам смертельно испугался того, что именно ляпнул. Воззрился на него ошарашенно, в ужасе расширив глаза, приоткрыл рот, собираясь что-то сказать, но не смог вымолвить больше ни слова. Отвел глаза, лицо сморщилось, словно от боли, вновь глянул на Кроули. Тот смотрел, чуть прищурив глаза под очками.       В груди у демона при этих его словах точно что-то оборвалось. Азирафаэль никогда не говорил ничего подобного, даже в пылу самых жарких споров. Неужели он и правда, если бы действительно была такая возможность… не хотел бы уйти с ним? Неужели, будь у него выбор, не предполагавший его падение, все равно выбрал бы Небеса, выбрал бы своих бессердечных братьев, готовых обречь человечество на гибель? Неужели отверг бы его? Кроули глубоко в душе понимал, что в нем говорит эгоизм, но ничего не мог поделать, потому что эти слова ангела так больно ударили его прямо в сердце, что на пару мгновений он забыл, как дышать.       - Хорошо, - тихо произнес он наконец.       Голос сорвался, Кроули замолчал, все еще пристально глядя в лицо ангелу.       - Что ж, - он повернулся, собираясь уйти, оглянулся.       Азирафаэль замер неподвижно, в отчаянии глядя на него.       Демон сделал несколько шагов прочь, но снова обернулся.       - Хорошего Судного Дня, - выпалил он, хотя сказать хотел совершенно иное.       Кроули отвернулся и двинулся прочь. На самом деле, хоть он и не мог видеть того взгляда, каким его провожал его ангел, демон всей душой надеялся и ждал, что его окликнут или остановят.       Теперь он жалел, что поддался тогда. Что поверил нелепым выпадам Азирафаэля, его детским попыткам отбиться, защитить свою истину, свой добрый и справедливый мир, что существовал лишь у него в голове, от его жестокой правды. Это выглядело все равно, как если бы ангел закрывал уши ладонями и кричал, что не верит. И это было бы, наверное, даже очень смешно, если б не влекло за собой столь катастрофических последствий.       Кроули был в шоке еще одиннадцать лет назад, когда внезапно понял, что для Азирафаэля Армагеддон означает лишь битву между Небесами и Адом, после которой ангелы, несомненно, одержав верх, поведут человечество к добру. А Всадники, антихрист – всего лишь антураж, декорации, как в тех мюзиклах, что так любила пернатая братия. И после Судного Дня люди, наконец, будут жить в мире и процветании, в Раю. Но в тот раз ему хотя бы удалось открыть ангелу глаза на все это, на то, что все так любимое им человечество сгинет в пламени еще до того, как начнется сражение!       А сейчас его ангел защищал свой последний рубеж. Стоял насмерть, до последнего. Не верил, что Всевышней плевать на свои творения. Что как раз Она-то и хочет тотального уничтожения, хочет больше, чем кто-либо. А его братья и рады Ей помочь.       Нет, ни капли он не изменился за эти тысячелетия. Все такой же наивный, доверчивый и бесконечно добрый. Его ангел.       Он обязан был его спасти. Кроули ни в коем случае не хотел оставлять человечество на волю безжалостной Всевышней, но у него просто не было выхода. В этот раз им не победить, не спасти людей. Так пусть он спасет хотя бы своего ангела. Пусть, если вся Вселенная рухнет, он погибнет рядом с ним, вместе с ним, сжимая Азирафаэля в своих объятиях, чувствуя, как бьется сердце его ангела. Не по разные стороны баррикад, в безжалостной схватке Небес и Ада, в которой не будет победителей. Нет, его ангел уже был однажды один на поле боя, и он больше не позволит ему быть в одиночестве. Он не погибнет от рук демонов, не будет умирать один на холодных камнях, истекая кровью.       Едва Кроули представил себе эту страшную картину, как сердце чуть не вырвалось из груди, обожженное холодом. Нет! Никогда! Ни за что на свете! Пусть, если вся эта проклятая Вселенная в очередной раз рассыплется на молекулы, они растворяться в небытие вместе, навеки вместе! Но не порознь на полях сражений! Нет, только не так! Не в обжигающем пламени войны! В теплом золотистом сиянии когда-то созданных им звезд! И если им суждено вскоре сделать последний вздох, так пусть он будет их общим.       Он заберет его. Что бы ни случилось, заберет. Нужно только объяснить ангелу, дать ему понять, что молить о чем-либо Всевышнюю бесполезно. И окончательно его убедило в том, что нужно бежать как можно быстрее, то, что в Аду узнали. Узнали обо всем. Ему удалось вырваться, сбежать от Хастура, присланного по его душу вместе с Лигуром, но в скором времени и на Небесах должны были обнаружить правду, если еще не обнаружили. Нужно было как можно скорее спасать Азирафаэля.       - Нет никаких «правильных людей», как ты не понимаешь?! Есть молчаливая Всевышняя, чьи пути неисповедимы!       Она не поможет, мой ангел! Ты напрасно слепо веришь в Нее! Уже никто не поможет, никто не спасет человечество! Так что просто, умоляю, пошли со мной! Позволь мне спасти тебя!       Кроули замер, протягивая ему руку. В отчаянной мольбе лишь только поверить ему, довериться вновь. Он не подводил его еще ни разу. Всегда приходил на помощь в самый нужный момент, так почему же сейчас, когда все летело к чертям, когда мир вокруг готов был рухнуть, Азирафаэль отвергал его помощь?!       Просто, прошу, пошли со мной! Дай мне руку, и, клянусь, я заберу тебя отсюда! И ты не увидишь, как сгорает в пламени небо, как рушится все, что ты так любил, как гибнет человечество, как умирают последние крупицы надежды! Ты не увидишь всего этого, я обещаю! Я покажу тебе звезды! Звезды, что я создавал для тебя! Ты ведь об этом мечтал? Так пошли, прошу, мой ангел, у нас совсем не осталось времени! Просто позволь мне провести хотя бы остаток этой жизни вместе с тобой! Просто дай мне руку, и мы будем вместе до самого конца! Я не оставлю тебя больше, никогда уже не оставлю! Я клянусь тебе!       Но он не верил. Все еще не верил, даже теперь. Он не понимал, не хотел видеть! Что бы Кроули не делал, все было бесполезно. Бессильная ярость, отчаяние, ослепляющая боль. Все бесполезно! Азирафаэль отвергал эту возможность, последнюю возможность быть вместе!       Тогда нужно было забрать его силой. Кроули знал, что это неправильно, что при других обстоятельствах он никогда не позволил бы себе сделать этого, но это был единственный способ. Но он совершил ошибку. В пылу ярости он все же оставил его. Сбежал, ослепленный гневом. Пусть ненадолго. Но оставил. Бросил. Одного. Без защиты. И эта его ошибка стала роковой. Потому что потом, когда он вернулся к нему вновь, уже в третий раз, чтобы осуществить задуманное, чтобы вновь спасти Азирафаэля, хочет ангел того или нет, было уже слишком поздно.       Слишком поздно. Они уже добрались до него.       Однажды он уже спас своего ангела из его горящего дома. Вынес на руках, укрывая от огня своими крыльями. И сейчас, увидев, как полыхает неистовым пламенем его книжная лавка, Кроули, не раздумывая, не обращая внимания на крики пожарного, пытавшегося его остановить, ворвался внутрь, в безумной надежде отыскать Азирафаэля.       Но он опоздал. Он, казалось, в глубине души знал это с того самого момента, как шагнул внутрь. Но разве он когда-нибудь мог в это поверить хоть на одну кошмарную секунду?       Разве это было возможно? Нет, ни за что, никогда. Он просто не мог… Кто угодно, но не он!       - Азирафаэль! Где ты, ради Бога?!       Трещало жадное пламя, пожирающее все, что так любил его ангел. Пылали книги, его книги. Неужели Азирафаэль позволил бы им гореть? Нет, он сейчас метался бы по залу в нелепых попытках потушить разбушевавшийся огонь или хотя бы спасти несколько особенно ценных фолиантов!.. Невозможно!       - Я не могу тебя найти! Азирафаэль!       Теперь Кроули сам метался по лавке, как безумец, судорожно заглядывая под упавшие шкафы, за горящие стеллажи, пытался разворошить кипы полыхающих книг и бумаг. Он найдет его в этом аду, найдет и вытащит, он исцелит его и заберет отсюда, и все будет хорошо!       - Азирафаэль!       В вое пламени ему чудился родной голос, Кроули вздрагивал, судорожно оборачивался, кидался то в одну сторону, то в другую.       - Ради Бога, ради Дьявола, ради кого угодно, где ты?!       Нет, он не мог! Не мог! Не мог! Это неправда!       Мощная струя воды ворвалась в окно, разбивая причудливые фигуры из полыхающих страниц, ударила его в грудь, сбила с ног. Кроули с размаху упал на пол, перед глазами оказался пылающий потолок, с которого срывались тлеющие листы, так похожие на белоснежные перья.       - Тебя больше нет, - прошептал он, глядя в горящую пустоту.       Его ангела больше не было. Не существовало. Все. Кончено. Они сожгли его. Обратили в пепел. В ничто. Его больше нет. Они уничтожили его. Спалили дотла вместе со всем, что он любил.       - Вы убили его! – закричал Кроули, разрывая треск пламени. – Ублюдки! Все вы!       Он судорожно сжимал тлеющие страницы под своими ладонями, не обращая внимания на боль. Потерявший всякую осмысленность взгляд уперся в книгу рядом с ним.       Что чувствует тот, у кого отняли все, ради чего он жил? Боль? Отчаяние? Тоску? Все эти слова, придуманные людьми, так сухи, так мало значимы, что никогда не смогут описать и крупицы того, что он ощущал. Как слово «ангел», которым те, кто думают, что влюблены, порою называют свою вторую половинку. Ничего не значащее для них, вошедшее в их обиход слово в устах Кроули, когда он звал так Азирафаэля, наполнялось такой безграничной нежностью, любовью, заботой, звучало так ласково и сокровенно, что невозможно было поверить в то, что этим прозвищем он лишь констатировал саму его суть.       Но больше он уже не сможет так его назвать. Никогда. Его ангела больше не было. И каждая звезда, что он создал, померкла. А небеса всех миров, что они освещали, потемнели. И его собственное сердце раскололось на столько осколков, сколько огней в ночном небе. Превратилось в ничто, в пыль, в мелкую звездную пыль.       Кроули не понимал, почему весь этот мир все еще не рухнул, не развалился на части, почему люди все так же продолжают как ни в чем ни бывало идти по своим делам, почему все так же несутся по улицам машины, почему Солнце еще горит над их головами. В этом мире больше не было Азирафаэля. Так кому он нужен был, такой пустой, такой холодный без его света, без его любви? Зачем он вообще существовал?       И никогда больше не посмотрят на него чистые светлые глаза, из глубины которых точно солнце глядело из-под прозрачных водных толщ. Не будет смущенной неуверенной улыбки, от которой тепло наполняло его сердце. И исчезли едва заметные веснушки на сморщенном от смеха носу, веснушки, о которых во всей Вселенной знал лишь он один. Не будет больше слышно заливистого звонкого смеха, никогда больше, вовеки веков. Он исчез навсегда. Сгорел в пламени.       Все было, как в тумане, Кроули не помнил, что говорил и делал, куда шел. Были лишь ледяные осколки в груди, причиняющие невыносимую боль при каждом вздохе. А время превратилось в вечность, пленником которой он стал. И каждая секунда отдавалась в висках пульсацией крови, глухим шумом, время замерло, сдавливая его в своих кольцах, точно гигантская змея, и не отпускало. Мир вокруг уже был разрушен, ему казалось, что он один среди развалин мироздания, доступный всем ветрам, и кожа покрывалась ледяной коркой мурашек с каждым движением, точно пронзительное холодное дыхание равнодушного космоса уже касалось его. Звезд не было, ни единого лучика света, ни единой золотой нити, прошивавшей бы эту тьму, окутывающую его. Вечная тьма, в которую он проваливался. Он вновь падал, без всякой надежды на то, что кто-нибудь удержит его, больше некому. Он один. И пусть лучше весь этот бессмысленный мир поскорее растворится в небытие, сгинет навеки, и он сгинет вместе с ним, лишь бы не жить с этой колючей и ледяной пустотой внутри. Не жить. Больше нет смысла.       Наверное, ненадолго Кроули потерял разум. Он чувствовал, как вина и безысходность, отчаяние и тоска, ужас и боль утраты жгут его, сжигают его самого дотла, но в то же время был где-то далеко-далеко, смотрел на собственное безучастное лицо, обратившееся в мертвую маску, смотрел в свои же выжженные болью глаза, пустые и темные, словно окна покинутого дома, смотрел из темноты, и ему было уже все равно. Он был опустошен, выжжен, словно то пламя, что отняло у него его ангела, коснулось и его, сожгло его без остатка, оставив лишь пустую оболочку, канувшую безвозвратно во мрак.       Уже было все равно, что делать, куда идти. И, сидя в каком-то баре, он напивался все с тем же равнодушием ко всему миру и горькой безысходностью в глазах, и рассказывал неизвестно кому неизвестно что, может, жаловался, может, злился, уже было неважно, сам он видел лишь тьму и слышал лишь тишину. И когда внезапно в этой пронзительной мертвой тишине он услышал голос Азирафаэля, Кроули подумал, что все так же сходит с ума от безумной тоски по нему. И даже увидев расплывчатый силуэт ангела в кресле напротив, решил, что это лишь собственная его безумная фантазия рисует сладкую ложь, иллюзию, чтобы вновь побольнее ударить, подняв в груди ту колючую пыль, которой стало его сердце.       - Азирафаэль, - сдавленно прошептал Кроули, вглядываясь в расплывчатую, полупрозрачную фигуру ангела.       Но видение ответило. Он был настоящим. Азирафаэль лишился своей физической формы по нелепой случайности, но все еще был жив.       То, что говорил ангел, доходило до него с трудом, Кроули все еще не осознавал, не верил, что это действительно он, что он все еще жив. Не было никакой яркой вспышки, внезапно нахлынувшей безумной радости, облегчения. Нет, все это было, но потом. Сейчас он был полумертв, опустошен и выжжен до такой степени, что казалось, не способен был ничего почувствовать. Разум с трудом воспринимал все происходящее, и виной тому, ко всему прочему, был еще и алкоголь.       Азирафаэль не видел его. Не видел копоти на его лице, руках, одежде. Не видел полубезумного взгляда, которым он смотрел на него, не видел невольно стекающих по щекам слез – счастья, кажется? Кроули и сам не знал, отчего плачет. Он еще не до конца осознал, почему так тепло, так жарко в груди, почему сердце, сердце которое он вновь чувствовал, так бешено колотится. Он с трудом приходил в себя, возвращался в сознание, и едва-едва понимал, чего от него хочет Азирафаэль. Но тьма – она отступала, отступала куда-то далеко, возвращая ему его солнце, его мир. Вот он, перед ним.       И только спустя пару минут после того, как Азирафаэль наконец исчез, когда Кроули сидел, так и застыв с разведенными руками и ошарашенно оглядываясь по сторонам, он вдруг в полной мере осознал, что именно только что произошло. Его ангел был жив! С ним все было в порядке! Он уцелел! Азирафаэль по-прежнему был жив!       Кроули вскочил, пошатнувшись, и сам себя протрезвил, лихорадочно пытаясь понять, не было ли все это лишь плодом пьяной фантазии. Определенно нет! Он был жив! Демон рванулся к дверям, спохватился, поднял с кресла брошенную книгу с обгоревшими уголками страниц, прижал к груди и выскочил на улицу.       Теперь он был готов сделать все, что угодно, Кроули чувствовал, что сам, в одиночку готов дать бой и Всадникам, и самому Сатане, если придется. Конечно, это было преувеличением, но ведь Азирафаэль был жив! Это было все, что ему нужно!       Нет, они предотвратят все это, вместе остановят все это! Потому что пережить такое еще раз, вновь потерять его – он больше никогда себе не позволит! И не даст никому во всем мире отнять его у него! Никогда, что бы ни случилось, он больше не оставит его ни на секунду!       Кроули запрыгнул в машину, мельком глянул в зеркало заднего вида и обнаружил, что на лице его играет невероятно глупая и неподобающая демону, слегка сумасшедшая, но счастливая улыбка. Его ангел был жив! И разве это не повод все-таки остановить Армагеддон?

***

      Автобус остановился перед скамейкой, мерцая приветливо оранжевыми огнями фар. Не останавливаются они тут, на самом деле. Но сегодня многое идет не по плану. И это очень даже хорошо.       В салоне больше никого и не было. Едва они вошли, как автобус тронулся, и ангел, уже успевший занять место, подал ему ладонь, чтобы Кроули не упал. Пальцев он не разжал, даже после того, как демон устроился рядом. Несколько минут они сидели молча, глядя в темное окно.       Все было кончено. И эти дома, эти деревья, мелькающие за пыльным стеклом, будут стоять еще очень долго. И утром люди проснутся и, как обычно, пойдут по своим делам. Даже не представляя, насколько ценно то, что они все так же открыли глаза этим утром, и тот же пейзаж был за окном, и все было на своих местах, так, как и должно было быть. Не имея ни малейшего понятия о том, что эта ночь могла стать последней в их жизни. Иначе, наверное, они провели бы ее как-то по-другому. Хотя – кто бы поверил, что в этот совершенно обычный день мир был спасен от конца света?       Азирафаэль решился заговорить первым. Ангел приоткрыл рот, отвел глаза, не решаясь задать свой вопрос, вновь глянул на него и наконец произнес неуверенно:       - Так значит,.. ты думал, что я погиб?       Кроули повернулся к нему, смерил взглядом, всем свои видом выражая бесконечную усталость, поинтересовался раздраженно:       - Тебе обязательно так делать? Проехали!       - Обязательно, - произнес ангел серьезно, не отводя взгляда.       Кроули фыркнул, картинно закатил глаза и все-таки сказал, хрипло, намного тише, чем хотел:       - Да.       Пальцы, сжимавшие его ладонь, дрогнули. Демон отвернулся. Он не мог смотреть на Азирафаэля. Сразу вспоминал неистовое пламя, треск горящего дерева и сметающее все на своем пути отчаяние, неистовую безысходность, не оставляющую после себя ничего, кроме жгучей пустоты. Кроули прекрасно понимал, почему ангелу так важно это знать, но не мог не злиться на него за этот разговор. Потому что держался из последних сил, держался с того самого момента, как увидел его ауру над головой женщины, в которую Азирафаэлю пришлось вселиться, держался чтобы не пролить слез счастья, не закричать, как он безумно рад, что он жив. Держался с той секунды, когда Адам разделил их, вернув Азирафаэлю его истинный облик, держался, чтобы не броситься к ангелу, не прижать его к себе, чтобы только наконец сполна ощутить, что он здесь, что он рядом, что он жив.       - Что… что ты..? – послышался его голос из-за спины.       Кроули прекрасно знал, что ангел хочет спросить. Перед глазами все еще все горело. Что он чувствовал? Как описать ему эту выжженную пустоту, наполненную тьмой, в которой он утонул, когда думал, что остался один? Демон резко повернулся к нему, глянул прямо в глаза. Его собственные теперь не были защищены очками, и он знал, что Азирафаэлю ничего не стоит различить отпечатавшиеся в них навеки незримые выжженные пятна, навсегда оставшийся где-то глубоко внутри ледяной пепел. Потому что такое не забывается.       - Это было худшее тысячелетие в моей жизни, - глухо, но отчетливо произнес Кроули.       Голос дрогнул.       - Прошло всего несколько часов! – воскликнул недоуменно Азирафаэль.       Какой же он все-таки наивный!       - Мне лучше знать, - свистяще прошептал Кроули, запрокидывая назад голову. Глаза наполнились слезами. Он не мог больше терпеть, не мог выносить этого. Соленая капля сбежала вниз по щеке, на которой все еще оставались следы копоти.       Азирафаэль смотрел на него потрясенно несколько секунд, потом крепко сжал его ладонь.       - Я здесь, Кроули, - прошептал он тихо. – Посмотри на меня!       Демон повернулся к нему. Ангел заглянул прямо в глаза. Конечно, он все прекрасно видел.       - Я здесь, я больше никуда не уйду! Слышишь?       Как он не понимает?!       - Какая разница, ангел? Ты думаешь, Небеса простят тебе то, что мы сделали? Ты думаешь, нам все сойдет с рук? Они придут за тобой, ангел, они уничтожат тебя, казнят за то, что мы сотворили! Их ничто не остановит!       Кроули вцепился в его плечи, встряхнул. Его самого колотило, он не мог ничего поделать, не мог больше держать этого в себе. Потому что это была именно та горькая правда, которой ему признавать не хотелось. Никогда не хотелось, и вот сейчас, когда, казалось бы, все кончилось, он ощутил это сполна, всю безвыходность, всю безысходность их положения, зависших между Небесами и Адом, между небом и землей, обреченных на вечную разлуку и на смерть. Так было всегда и так будет! И ничего они не смогут сделать!       - Тише, Кроули, все будет хорошо, вот увидишь…       - Не будет! Как ты не понимаешь, никогда все не будет хорошо! Всегда будет что-нибудь! Всегда будут Небеса и Ад, готовые нас разорвать! Они не оставят нас в покое, ангел, никогда не оставят! И казнь – лишь вопрос времени!       Ангел смотрел на него чистыми светлыми глазами, и улыбался мягко. Кроули так и застыл с открытым ртом.       - Что? – резко спросил он.       - Я, кажется, знаю, что можно сделать, - произнес Азирафаэль тихо, все так же улыбаясь ему тепло и нежно. – Помнишь то пророчество Агнессы?..       Пожалуй, обмен телами – самое безумное, на что Кроули когда-либо шел ради защиты своего ангела. Ради защиты их обоих.       Он будет сражаться до конца, как и обещал. Сейчас в руках каждого из них находилась жизнь другого, и Кроули точно знал, что ангел его не подведет. И этот свет, звездный огонь в душе разгорался все ярче и ярче от осознания того, что Азирафаэль все же доверился ему.       Странное до безумия чувство – находиться в его теле. Которое он с такой легкостью отдал ему, без всяких сомнений, с такой искренней верой, что он не подведет, в глазах, что даже мурашки по спине бежали.       Кроули безумно боялся не справиться, подвести. Потому что чужое тело не слушалось, руки дрожали, сердце бешено колотилось, а все от осознания того, что ангел будет совершенно один, беззащитный и беспомощный, и не где-нибудь, а в Аду! Среди демонов! Совсем один! И все зависит от того, насколько хорошо он знает его, как правдиво сможет сыграть эту роль.       Как бы он ни верил в Азирафаэля, а страха этого побороть не мог. И когда это случилось, когда они пришли за ними, Кроули не чувствовал себя готовым.       Рай сильно изменился с тех незапамятных пор, когда он был здесь последний раз. Теперь он был похож скорее на какое-то офисное помещение, невероятно огромное… и пустое. Абсолютно пустое. Все белое-белое, такое, что даже глаза режет. И такое скучное, что при одном взгляде хочется выть! Кажется, теперь он понимал, почему еще Азирафаэль оставался на Земле.       Они стояли перед ним втроем, в одинаковых позах, неподвижные, точно из мрамора выточенные. И на лицах – ничего. Было бы куда лучше, если бы они злились, сыпали обвинениями и угрозами, как наверняка сделали бы демоны. А они…       Пустые. Только сейчас Кроули понял – именно пустые. Абсолютно пустые, никаких чувств, никаких эмоций, холодная каменная твердь. Все четко по инструкциям, по плану, ни шагу в сторону. Да как они живут-то с этим?!       Хотя… Им, наверное, все равно. Их жизнь – служение Всевышней.       Не такими они были шесть тысяч лет назад. Да, все так же ходили по струнке, все по правилам, но было же что-то еще. Та битва с собственными братьями – да она же их выжгла дотла! Вот она откуда, эта пустота во взглядах! Они сбрасывали собственных братьев с Небес, без пощады, без жалости. Не прощая. И этим самым убили в себе последние крупицы любви! Выжгли ее из своих сердец! Вот, во что они себя превратили!       По спине побежали мурашки. Тысячи лет назад он думал о том, чем должно стать создание, навеки утратившее любовь, что оно должно чувствовать. Да вот они, стоят перед ним, пустые, холодные, неживые! Он нашел ответ.       Азирафаэль был ангелом. Но ни капли не походил на них. Эта мягкость, тепло, свет, исходящие от него, эта жизнь в каждом движении, доброта и любовь в каждом взгляде, не угасающие даже, когда он злился, - как далеко им до этого! Его глаза лучились и сверкали даже, когда ангел оказался в его теле. Как непомерно далеки они от него, от его ангела, такого нежного, доброго, живого, согревающего его своим теплом! Им никогда уже не достигнуть этого. Из всех них один лишь Азирафаэль оставался настоящим. Последний настоящий ангел. Его ангел. Тепло в груди вновь дало о себе знать, сладко кольнуло сердце.       Как жаль их, на самом-то деле. Как же им, должно быть, холодно. Само их существование не имеет смысла. Ведь они должны помогать человечеству, спасать и защищать людей. Но как они могут это делать, если не способны полюбить? Если они не любят тех, кого должны оберегать? Нет, для них уже слишком поздно. Даже последняя крупица равнодушного пепла, оставшегося от любви в их душах, давным-давно остыла. И уже не загореться даже маленькой искорке. А где нет света – всегда рано или поздно найдет приют мрак.       Кроули застыл неподвижно, глядя в полные ненависти к нему лиловые глаза Гавриила. Он всегда замирал так, когда чувствовал опасность, это было на уровне инстинктов, а сейчас в его руках была жизнь его ангела, и он просто не мог ничего сделать. Знал, что Азирафаэль никогда себя так не повел бы, но справиться с собой не мог.       Из всего того, что говорил архангел, Кроули уловил лишь одно – они презирают Азирафаэля. Испытывают к нему отвращение, к каждому его поступку. Его милосердие, его готовность протянуть руку помощи врагу, понять и простить, его неспособность убить, бросить на произвол судьбы – все это вызывало у них лишь брезгливое непонимание! Они хотят избавиться от него, как от позорного пятна на репутации Небес! Как это могло быть возможно?! Как можно было так к нему относиться?!       Они сами – вот, кто в таком случае в первую очередь достоин презрения. В сравнении с его ангелом – какие они жалкие! Они не стоят и его волоска! Да как они вообще смеют…       Кроули сдержал рвущийся наружу гнев. Вспомнил, что он в чужом теле, что жизнь Азирафаэля в его руках, глубоко вздохнул.       Нужно попытаться сделать последнее предупреждение, переубедить их. Вот, что сделал бы его ангел. Не оправдаться, но мягко попросить изменить свое решение…       - Заткни свой рот и сдохни уже! – произнес Гавриил, оборвав его на полуслове и натянул на лицо свою картонную улыбку, которая исчезла уже через секунду.       Кроули после удивлялся, как волосы на его голове не вспыхнули в то мгновение. Как он посмел?! Так говорить с его ангелом?!       На лице не дрогнул ни единый мускул. Кроули сжал зубы так, что они скрипнули. По-хорошему не хотят? Что ж…       Смотреть на их лица, мгновенно вытянувшиеся от ужаса, когда он, как ни в чем ни бывало, невозмутимо встал прямо в адское пламя, было непередаваемым удовольствием. Лицо его все же исказила поистине демоническая торжествующая ухмылка. Наверное, на губах Азирафаэля она выглядела до смешного нелепо, но это было уже не столь важно. Его маленькая победа! Гавриил даже побледнел от страха, глядя на него вытаращенными фиолетовыми глазами, в то время, как другие двое отчаянно пытались скрыться за спиной архангела. О, этот момент они запомнят еще очень надолго и вряд ли вообще когда-нибудь забудут!       Казалось, все было прекрасно. Они наконец-то победили, освободились. Азирафаэль просто сиял от счастья. И искренне не понимал, почему лицо Кроули периодически омрачается тяжелыми мыслями.       Уже через несколько дней, отойдя от радости и облегчения, демон вспомнил, что победа лишь временная. Что скорее рано, чем поздно, Небеса или Ад догадаются, в чем заключалась их хитрость. Или же соберутся с духом и вновь нападут. Просто уничтожат их. Уничтожат его ангела. Они все еще оставались самыми главными врагами Рая и Преисподней. Так что, в конце концов, они по-прежнему стояли перед лицом неумолимо надвигающейся опасности, от которой невозможно было сбежать. Теперь их найдут повсюду и бесполезно прятаться даже на другом конце Вселенной. Они лишь отсрочили необратимое.       Да и кто мешает Всевышней все-таки щелкнуть пальцами и в одно мгновение обратить весь этот мир в ничто? То, что Она медлит, не значит ничего! Гибель может ждать их в любой момент! Кроули, еще когда, казалось, все закончилось, когда мальчишка-антихрист сумел дать отпор своему папаше, инстинктивно зажмурился на пару мгновений, ожидая, что мир вокруг с громом и треском распадется на части, уничтожаемый разгневанной Матерью. И, пусть этого не произошло, Она все еще легко могла оборвать жизни всех на этой Земле. И вряд ли кто-то смог бы Ей в этом помешать. Но только как он мог сказать об этом Азирафаэлю, как он мог развеять то счастье, которое так полыхало в его глазах? Но и быть счастлив, пока его ангелу грозит неминуемая смерть, он не мог.       Азирафаэль не понимал. Он хотел быть с ним. После шести тысячелетий борьбы, страданий, боли, лжи, молчания, он наконец мог быть с ним. А его демон вновь отстранялся, хмуря брови. Ангел метался вокруг него, пытаясь докричаться, пытаясь сказать, что все наконец закончилось, что больше нет никаких преград между ними. Что они могут быть счастливы. Но Кроули не видел этого. Азирафаэль не понимал, что тот каждую секунду ждет чего-то ужасного, что в любую секунду, даже когда они сидят в такой уютной и безопасной книжной лавке, перед ними могут возникнуть в столбе света его братья, или же в прямом смысле вырасти из-под земли демоны, и забрать его ангела, забрать навсегда. Как он мог улыбаться, зная, что такое может произойти уже в следующее мгновение?       Азирафаэль был подавлен его тяжелым молчанием. После стольких пройденных испытаний он заслужил полное право на свою любовь! И думал, что теперь уже ничто и никто не помешает им быть вместе! А Кроули уходил от него, прятал глаза, отстранялся, ни капли не разделяя его счастья, которое должно было стать их общим! Как он мог выносить это? Как мог терпеть то, что после долгих лет мучительного ожидания, после всего, что они вынесли, сам Кроули встал на пути у их любви? Без всякой видимой причины!       Азирафаэль не понимал, да и как вообще можно было понять это чудовищное поведение демона? Они могли быть вместе! А он… Может, он попросту не хотел? Ангел заглядывал ему в глаза, ловил взгляд, пытаясь найти в нем хоть малейший намек на то, почему это снова происходит? Почему вновь начались эти ужасные игры в молчанку, в прятки? Неужели он так привык к ним, привык к этому постоянному страху, что уже не мог жить по-другому? Азирафаэлю было больно, ему было ужасно больно, Кроули ранил его, и ангелу хотелось кричать. Ну почему снова между ним и его счастьем лежит препятствие? Неужели он не заслужил? Обида, горечь, досада – все это жгло его сердце, заставляя страдать. Как Кроули мог не видеть всего этого? А может, ему стоит просто уйти? Может, демон действительно не желает видеть его рядом с собой? Может, он просто уже не нужен? Все? Что ж…       Он ушел, не выдержал. Азирафаэль просто ушел, молча, без криков и истерик. Оставил Кроули в покое, как он того, наверное, и хотел. Прекратил звонить, звать на встречи в их излюбленные места. И сам перестал туда приходить, чтобы не мучиться. На двери книжной лавки появилась бессменная табличка «Закрыто».       Ангел сидел в пыльном полумраке среди стеллажей, среди запаха типографской краски и свежей бумаги, запаха книжной пыли и старых переплетов, сидел прямо на полу, укрывшись белоснежными крыльями, обхватив колени и сжавшись в комочек. Сидел уже очень долго, много часов и дней, неподвижно, словно статуя. Слезы давно высохли, перья посерели от пыли, которая невесомыми облаками срывалась с книжных полок и оседала на них. Он ждал лишь одного, по-прежнему отчаянно ждал. Особенной трели телефона, которой всегда сопровождался звонок демона. Или звона колокольчика на двери, за которым последуют такие родные шаги. Походка, знакомая до малейшего движения. Но, похоже, он действительно просто был не нужен. И Кроули и правда оставил его. Он никогда не думал, что все закончится так.       Когда пыльная духота лавки стала невыносима, когда затекшие крылья стало ломить, Азирафаэль все же решился выйти на улицу. Не зная, зачем, не зная, куда пойдет.       Ссутулившись, ангел, осунувшийся, бледный, совсем на себя не похожий, вышел из дверей книжного магазина и побрел, опустив голову, по вечерней улице, не обращая внимания на быстро шагающих навстречу и толкающих его людей, на накрапывающий с неба мелкий дождик. Однако далеко он уйти не успел.       Они уже ждали его.       Неожиданно болезненно и сильно его толкнули в плечо, оттесняя в узкий проулок между домами. Азирафаэль вскрикнул, не ожидая удара, и упал на мокрый от дождя асфальт. Тут же его кто-то грубо поднял за ворот пальто и с силой прижал к стене, выбив воздух из легких. Он зажмурился от боли, а когда открыл глаза, увидел перед собой каменное лицо Гавриила, в лиловых глазах которого полыхала сдерживаемая ненависть.       - Думал всех провести, да? – процедил архангел над самым ухом, давя локтем на горло.       Азирафаэль скосил глаза и увидел закрывающего вход в переулок Сандальфона. Ангел злорадно улыбался, позолоченные зубы неприятно поблескивали в рыжем свете далекого фонаря. За спиной Гавриила неподвижно застыла Михаил. На лице ее тоже нельзя было ничего прочесть, однако по замершему на его лице взгляду Азирафаэль понял – пощады не будет.       - И как ты еще не пал, скажи-ка мне? – бесстрастно произнес архангел, внезапно схватив его за горло и с легкостью поднимая над землей.       Азирафаэль лишь захрипел, вцепляясь руками в сдавливающую его мертвой хваткой руку. На глаза навернулись слезы, слова застряли в горле.       - Ты же позоришь имя ангела самим своим существованием. Ты давно уже должен был провалиться в Ад. Ведь тебе не в новинку там прогуливаться, не так ли?       У Азирафаэля потемнело в глазах. Он чувствовал, как холод подбирается к кончикам пальцев. В затылок болезненно упиралась мокрая кирпичная стена. Сквозь багровые круги он увидел, как приближаются наполненные злобой фиолетовые глаза. Самым страшным был ледяной голос Гавриила, не выражавший ровным счетом никаких эмоций, его неподвижное, точно выточенное из мрамора лицо, твердая ладонь, не дрогнувшая ни разу на его горле. И то, что все это так не соответствовало его жуткому темному взгляду, никак не подходящему ангелу.       - Так скажи мне, брат, - последнее слово Гавриил почти выплюнул ему в лицо. – Почему Всевышняя бездействует?       Голова закружилась. Еще немного, и он попросту задохнется. Азирафаэль беспомощно дернулся, крылья с неяркой вспышкой вырвались на свободу и отчаянно забились об стену, точно у раненной птицы.       - Что ж, раз Она не желает тебя покарать, мы сами справимся. Уверен, Всевышняя лишь одобрит то, что мы делаем.       Последовал мощный удар под дых, пальцы на его горле разжались, и Азирафаэль, съехав вниз по стене, рухнул на четвереньки, судорожно хватая ртом воздух и кашляя. Кто-то ударил его ногой прямо в лицо, от острой боли перед глазами вспыхнули яркие искры, ангел со стоном упал на землю, зажимая ладонью разбитую окровавленную губу. Голова гудела и пульсировала болью. Гавриил молниеносным движением наклонился и схватил его за подбородок, заставляя смотреть ему в глаза.       - Ты заслужил это.       Новый удар пришелся на ребра. Азирафаэль сдавленно застонал. Он не мог даже позвать на помощь, да и смысла звать не было. Никто их даже не видит. И никто уже не придет на помощь.       - Кроули, - едва слышно прошептал он.       Кровь заливала рот и нос, кажется, одно из ребер было сломано. Правая сторона лба горела огнем. Крылья трепетали от боли. Азирафаэль сплюнул кровь и поднял затуманенный взгляд на своих мучителей. Михаил протянула Гавриилу гладкий и тонкий, отливающий кровавым блеском клинок. Архангел погладил лезвие. Перевел на него торжествующий взгляд.       - Знаешь, что это? Закаленная в адском пламени сталь. Убивает любого ангела с одного удара.       Судорожный вздох отозвался острой болью в груди. Гавриил опустился рядом с ним на корточки.       - Но убивать тебя мы не будем. Есть наказание получше, - он вновь заглянул ему в глаза.       В лиловом взгляде не было ни капли жалости.       - Своих крыльев ты не достоин. Так что сегодня лишишься их.       Архангел вновь замолчал, кажется, наслаждаясь его реакцией, глядя, как расширяются от ужаса глаза Азирафаэля.       - Будет больно, - вздохнул он притворно, и на секунду лицо его растянулось в подобие жалостливой улыбки.       Азирафаэль зажмурился. Пальцы Гавриила сжали у основания его левое крыло. Ангел забился в отчаянных попытках освободиться, но получил новый удар под ребра. От боли у него потемнело в глазах, все уплывало куда-то далеко-далеко. Лезвие, будто шутя, будто лишь пробуя на вкус его плоть, скользнуло по лопатке совсем рядом с белоснежными перьями, и новая вспышка боли выбила из него последний силы. Темнота нахлынула со всех сторон, унося его сознание…       Едва Кроули почувствовал неладное, едва сквозь какофонию вечерних лондонских улиц прорвался едва слышный жалобный, умоляющий о помощи шепот, демон мгновенно переместился. Он очутился у книжной лавки ангела и сразу понял, что Азирафаэля там нет. Какое-то неведомое чутье, то, что он открыл у себя еще пару веков назад, повело его вдоль по улице. Сердце колотилось от страха за ангела, от страшной мысли, что он может не успеть. Зачем он позволил ему уйти, зачем вновь оставил, ведь чувствовал, что произойдет нечто ужасное! Демон мчался, расталкивая неповоротливых прохожих, ужасно пугая тех, кто осмеливался кидать на него возмущенный взгляд, полыхающими змеиными глазами.       В проулок Кроули ворвался в самый последний момент. Наверное, что-то не позволило ангелам скрыться и от него тоже, потому что он прекрасно увидел все происходящее. Истекающего кровью, распростертого на земле Азирафаэля, склонившегося над ним Гавриила и тускло блеснувший алым клинок в его ладони.       Стоявший на дороге Сандальфон был отброшен к стене мощным взмахом вырвавшегося на свободу огромного черного крыла. Одним уже нечеловечески быстрым движением Кроули оказался между Азирафаэлем и Гавриилом. Архангел успел отскочить в сторону за секунду до того, как в его щеку почти врезался кулак демона.       - Проч-ч-чь!       Голос Кроули пронзительным свистящим эхом отразился от кирпичных стен. Сейчас он был действительно страшен. Демон балансировал на грани трансформации, снова, как в тот раз. Кроули оскалился, демонстрируя острые белоснежные клыки. Кожа местами покрылась прочной, отливающей черным чешуей, а распахнутые змеиные глаза сверкали безумным яростным блеском.       - Проч-ч-чь от него!       Гавриил медленно поднялся на ноги, все еще сжимая в руке клинок. Кроули стоял, закрывая крыльями окровавленного Азирафаэля, грудь его часто вздымалась. Аура демона полыхала вокруг него так ярко, что и ангелы увидели ее, чистое пронзительно-алое сияние разливалось между узких стен, обдавая почти ощутимым жаром.       - Ты! – процедил сквозь зубы архангел, пристально глядя на Кроули.       Он помнил все, и он не простил ему своего унижения. И не простит никогда. Сейчас Гавриил жалел, что у него нет оружия против демона. Иначе тот давно уже был бы мертв. Не стоило ему здесь появляться, не стоило.       - Первого, кто пос-с-смеет приблизиться, разорву на мес-с-сте! – рявкнул демон, пытаясь сдержать прорывающееся шипение.       - Да как ты смеешь... – начал было Гавриил.       - Пошел вон отсюда! – зарычал Кроули, заглушая его голос.       Ангелы попятились, прячась за спину архангела. Тот не двинулся с места.       Кроули почти не владел собой. Он мог в любой момент броситься на любого из них, разорвать глотку, но пока держался. Пока.       - Ну нет, демон, я не уйду, – процедил Гавриил, пытаясь скрыть страх за спокойной ледяной ухмылкой. – Вы оба поплатитесь за то, что сделали. Живыми вы не уйдете, на вас объявлена охота.       - Как, интерес-с-сно, ты собираешься это сделать? Это, - Кроули кивком головы указал на клинок. – Против меня тебе не поможет. Брал бы ты своих ублюдков и валил отсюда, и молился, кому хочешь, хоть Матери, хоть Сатане, чтобы я не пришел за твоей душой, потому что тогда тебе вечность в Аду покажется Раем!       Гавриил смотрел на него исподлобья, сжав зубы.       - Так что закрой свой рот и катись отсюда! – Кроули оскалился, изображая излюбленное выражение лица архангела.       За спиной того исчезли в двух столбах света его насмерть перепуганные союзники.       - Ты пожалеешь, - процедил Гавриил, буравя демона ничего хорошего не обещающим взглядом. – Обещаю тебе.       - Как бы тебе не пришлос-с-сь, - вновь сорвался на шипение Кроули.       Архангел еще секунду смотрел на него, а потом исчез со вспышкой. Выждав несколько мгновений, демон резко развернулся, упал на колени рядом с Азирафаэлем.       - Прости, прости, - прошептал он, приподнимая его.       Ангел едва слышно застонал.       - Живой, - выдохнул Кроули с облегченной улыбкой. – Сейчас, мой ангел, только потерпи! Сейчас, все будет хорошо!       Слезы ручьями струились по лицу демона. Он водил ладонями над телом Азирафаэля, исцеляя нанесенные ему увечья.       - Прости меня, прости, - шептал Кроули.       Он приложил мокрую дрожащую ладонь ко лбу ангела. Сокрушительный удар, что нанес ему архангел, кажется, затронул и мозг. Кроули нежно погладил его по волосам, излечивая. Очертил пальцем линию губ, утирая кровь. Кровоподтек исчез.       - Ну вот и все, слышишь? – прошептал демон, гладя его по щеке.       Азирафаэль вздрогнул и задышал ровно. Кроули прижался губами ко лбу ангела.       - Прости, прости, что оставил тебя! Клянусь, я больше никогда не отойду ни на секунду! Больше никогда, обещаю тебе, в этот раз я не подведу! – шептал он, яростно стирая с лица слезы.       Ресницы Азирафаэля дрогнули, он приоткрыл глаза. Взгляд его был еще подернут туманом, он посмотрел на демона.       - Рафаил, - едва слышно прошептал он, вновь опуская веки.       Кроули вздрогнул, точно от удара. Застыл, уставившись на Азирафаэля широко распахнутыми глазами. Сердце заколотилось в бешенном ритме. Тот вновь открыл глаза.       - Рафаил, - громче повторил ангел, приподнял голову, поморщился… и замер.       Демон качнул головой. Нет! Он попытался отодвинуться, встать, но ноги не слушались.       Азирафаэль вновь перевел на него взгляд мгновенно расширившихся глаз.       - Нет, - одними губами прошептал Кроули, лихорадочно отодвигаясь назад.       - Ты, - проговорил Азирафаэль ошарашенно, приподнимаясь на локтях. – Это ты!       Кроули лишь качал головой. По щекам струились слезы. Не может быть! Только не это!       Азирафаэль быстро сел, успев сжать его ладонь прежде, чем демон вскочил. Ангел лихорадочно скользил взглядом по его лицу, не останавливаясь ни на секунду, на лице его постепенно проявлялась тень улыбки. Кроули замер, ничего не говоря. Лишь сердце глухо ударялось о грудную клетку.       - Все это время это был ты… Как я мог тебя забыть?! – прошептал Азирафаэль с прорывающимися в голосе слезами, вглядываясь в его лицо.       Внезапно его взгляд скользнул куда-то ему за спину, голубые глаза расширились от ужаса, Кроули успел разглядеть белую вспышку, отразившуюся в его зрачках.       - Нет! Стой! – только и успел крикнуть ангел.       Грудь внезапно пронзила резкая острая боль. Кроули закричал, сгибаясь.       - Я сказал, ты пожалеешь, - послышался торжествующий шепот Гавриила над самым ухом.       Кроули, содрогаясь всем телом, опустил взгляд. Увидел багровое острие освященного клинка, вышедшее из его груди.       - Нет! – закричал Азирафаэль.       Архангел вырвал клинок, отступая назад, демон пошатнулся, хватая ртом воздух. Мир поплыл перед глазами. Кроули поднес дрожащие ладони к сквозной ране, глядя, точно во сне, как по ним струится липкая алая жидкость. Боль выжигала его, он видел, как дымятся края раны, чувствовал, как она расширяется миллиметр за миллиметром, как святая вода, однажды коснувшаяся клинка, теперь разъедает, растворяет его плоть, причиняя невыносимые страдания, как она просачивается в кровь, как жар охватывает все тело, мучительно медленно уничтожая его.       Казалось, во всем мире выключили звук. Азирафаэль кричал что-то отчаянно, кажется, звал его по имени, сжимая его ладони трясущимися пальцами. Собственный судорожный вздох оглушил пронзительным шелестом. Кроули поднял взгляд распахнутых от боли глаз на ангела, вцепился в его плечи, потому что неожиданно с удивлением почувствовал, что тело больше его не держит. Нет, он не может упасть! Ведь Азирафаэль с ума сойдет! Нужно держаться!..       Он рухнул ему на руки, ангел подхватил его. Звуки внезапно вернулись. Дождевые капли шуршали, легко ударяясь о мокрые кирпичи стены, стекали по лицу Азирафаэля, смешиваясь со слезами.       - Нет, прошу, только не это! Кроули! Кроули, пожалуйста, не уходи!       - Я слышу, - с усилием прохрипел он, поднимая отказывающую слушаться руку и касаясь горячей и мокрой от слез щеки Азирафаэля. – Как же я уйду… по-твоему?.. Разве я оставлю тебя?..       Кроули закашлялся, из уголка рта стекла на щеку алая струйка. Ангел глядел огромными светлыми глазами, полными слез, сжимая его ладонь на своей щеке.       - Нет, нет, ты не умрешь, слышишь?! Даже не думай умирать! Кроули! Я исцелю тебя!       - Не смей! – прошипел он, распахивая шире глаза. – Спасешь демона… мгновенно падешь!.. Даже не думай, ангел!..       Он захлебнулся кровью, закашлялся, всхлипнул судорожно, выгнулся навстречу глазам ангела. Темнота накатывала волнами, боль разрывала его на части, веки тяжелели, Кроули боролся изо всех сил. Только не поддаться этому. Он смотрел в глаза Азирафаэлю, они одни держали его, их свет не позволял ему кануть в темноту. Так было всегда.       Нет, никогда он не думал, что все закончится так. Он надеялся, будут звезды. Но над головой было лишь тусклое, грязное, отливающее темной сталью городское небо с рыжими пятнами света фонарей на клочьях ночных облаков. Что ж, по крайней мере, Азирафаэль был рядом. Большего он не мог желать.       - Я же только тебя нашел! Пожалуйста! Ты не можешь!       Кроули из последних сил схватил ладонь Азирафаэля, которую он возвел над его раной, опустил и прижал к своим окровавленным губам.       - Не надо, - прошептал он еле слышно. – Ангел, не надо…       Мрак окружал его, подбирался постепенно, тьма без единой звезды, без единого хотя бы крошечного огонька, и он проваливался в нее, падал. Единственным, что оставалось все таким же светлым и ярким, были глаза Азирафаэля, светлые чистые глаза, так похожие на звезды, с затаенным в глубине ярким светом. Только этот свет и был настоящим. А все остальное – лишь мрак. Веки опускались. Нет, он хочет посмотреть в его глаза еще хоть пару секунд! Пожалуйста!       - Ангел… - Кроули попытался улыбнуться ему, но в это мгновение тьма поглотила его без остатка…       - Кроули! Кроули, нет! Я исцелю тебя, слышишь?! – Азирафаэль вырвал ладонь из обмякших ледяных пальцев демона и вновь возвел над жуткой дымящейся раной в его груди. – Ты не умрешь! Я не позволю тебе!       Гавриил, все это время стоявший, прислонившись к стене и с брезгливым презрением глядя на них, приблизился и вновь схватил ангела за шиворот, оттаскивая от бездыханного тела демона.       - Нет! – закричал Азирафаэль, отчаянно вырываясь из стальной хватки. – Пусти меня! Пусти меня к нему! Дай мне его исцелить!       Слезы ручьями струились по щекам ангела, застилая глаза, он, словно безумец, рвался из рук Гавриила, не обращая внимания на боль.       - Пусти меня к нему! Дай мне ему помочь! Пусти меня!       Азирафаэль захлебнулся разрывающими грудь рыданиями, судорожно глотая воздух, из последних сил пытаясь вырваться.       - Он же демон, - с отвращением процедил сквозь зубы архангел, крепче сдавливая плечо ангела и с легкостью удерживая его. – Пошли. С тобой еще не закончили.       - Нет! Нет! – закричал Азирафаэль, его голос сорвался на хрип.       Гавриил равнодушно смотрел, как ангел судорожно пытается освободиться.       - Пожалуйста! – прошептал Азирафаэль, поднимая глаза. – Умоляю тебя! Просто дай мне его исцелить и делай, что захочешь!       - Я и так это сделаю, - процедил архангел без тени эмоций, наклоняясь к нему, глядя в полные отчаяния и ужаса голубые глаза. – Так что нет.       - Кроули! – закричал Азирафаэль, вновь рванувшись к демону. – Нет!       В следующую секунду оба исчезли во вспышке света. Только полный бесконечной боли голос ангела еще пару мгновений бродил эхом между мокрых кирпичных стен.