Последний враг истребится — смерть

      — Кажется, это всё же была неудачная идея, — пролепетал себе под нос Гарри, когда очередная вспышка колдокамер ненавистной искрой блеснула в стёклах его очков.       — Мы почти на месте, — как можно спокойнее ответил Сириус.       После завтрака они направились в магазин одежды, как и планировали, но стоило им только аппарировать в Косой Переулок, как они тут же стали объектом всеобщих обсуждений. Гарри упрямо сжимал челюсти, стараясь не обращать ни на кого внимания, но выходило у него, мягко говоря, не очень, потому что он уже готов был проклясть всех и каждого, кто считал своим долгом тыкнуть в него пальцем. Сириус заверил его, что магазин, в который они направляются, довольно дорогой — это не сильно порадовало Гарри — и что в него не пускают кого попало, в том числе и журналистов.       Они подошли к огромному магазину с вычурными витринами, куда бóльшими и разнообразными, нежели у мадам Малкин. Яркая надпись «Твилфитт и Таттинг» сразу же бросалась в глаза, и Гарри мгновенно вспомнил этот бутик. Когда-то давно Малфои упоминали его как элитное место, где не обслуживают отребье, хотя мальчик и подозревал, что обслуживают там кого угодно, лишь бы деньги были.       Как только они вошли внутрь, громкие голоса с улицы стихли, уступая место спокойной атмосфере тихих разговоров и парящих в воздухе принадлежностей для замеров. Магазин был просторным, с огромным выбором мантий и любой другой одежды, начиная от костюмов, заканчивая перчатками или шапками. Гарри ощущал себя лишним во всей этой идиллии дороговизны и роскоши, но твёрдо решил больше не заниматься рефлексией, навязывая себе не пойми откуда взятые комплексы, и просто купить уже себе одежды.       — Здравствуйте. — К ним подошла молодая симпатичная девушка с каштановыми длинными волосами. На ней была классическая чёрная мантия, похожая скорее на рабочую форму, с золотистой вышивкой «Келлен» на ней, — могу ли я вам в чём-то помочь? Сделать замеры? Подобрать что-то конкретное? — она вовсе не придала значения тому, кем именно являются её клиенты, и Гарри мысленно поставил огромный плюс этому магазину.       — Да, несколько мантий на мальчика. Не школьных. Рубашки, брюки, шапки, шарфы — в общем, всё, — перечислил Сириус.       Гарри был уверен, что девушка состроит недоумённое лицо, ведь не может у ребёнка, тем более у Гарри Поттера, вообще не быть одежды, но она лишь кивнула и позвала их за собой к небольшим выступам вроде круглых сцен, на которых делали замеры.       — Сюда, пожалуйста, — она указала на сцену.       Гарри молча встал куда положено, скинув с себя тёплую мантию, от которой Сириус тоже пообещал избавиться, как только они купят ему новую, и остался в школьной белой рубашке и классических чёрных брюках. К нему тут же подошла приятной наружности женщина и начала делать замеры при помощи волшебных принадлежностей. Для Гарри стоять так посреди дорогого магазина под оценивающими взглядами если не персонала, то клиентов, было настоящей пыткой, и он считал секунды до того, как это закончится. Ему казалось, что его заперли в очень душном помещении, пообещав выпустить через определённый срок, но до того момента он вынужден был беспомощно глотать спёртый горячий воздух. Рядом с ним, на такой же сцене, крутилась светловолосая девочка лет восьми, явно довольная процессом; она то и дело смущённо поглядывала на Гарри, будто на дорогую игрушку, о которой много раз читала в журналах, но никогда не видела вживую. Сириус оценивающе смотрел за происходящим — он понимал, что его крестнику неловко, поэтому не начинал разговоры.       — Всё готово. — Элизабет (Гарри успел прочесть имя женщины на её мантии) записала что-то в свой блокнот и, отдав листок Келлен, поспешила к следующему клиенту.       Гарри спустился и подошёл к Сириусу, накидывая обратно свою мантию. Крёстный уже разговаривал с консультанткой, и мальчик обрадовался, что в его мнении здесь, кажется, никто не нуждался.       — Посмотри что-то себе, если хочешь, — Сириус указал в сторону огромных полок со свитерами. Гарри кивнул и стремительно направился туда, подальше от Келлен с её вопросами.       Он с каменным лицом расхаживал около стеллажей со свитерами и кофтами, между которыми в большинстве случаев не видел вообще никаких отличий. Какая разница, какого цвета твой пуловер: бирюзовый или цвета морской волны? Такие вопросы определённо были за гранью понимания Гарри. Он вдруг заметил женский свитер, белый, будто бы светящийся, и подумал, что неплохо было бы купить его для Марго, ведь с его стороны было бы некрасиво ничего не подарить ей на Рождество. Они с ней, конечно, не были друзьями, однако она должна была помочь ему с окклюменцией, да и вообще не счесть с чем ещё.       — Вам что-то подсказать? — позади него возникла очередная консультантка, и Гарри едва не подпрыгнул от неожиданности.       — Э… да. Я бы хотел купить этот свитер, — он взял в руки белую ткань, и она показалась ему настолько мягкой, что он даже представить себе не мог, из чего она сделана.       — Прекрасный выбор. Он отлично подойдёт как парням, так и девушкам.       — О, — Гарри был уверен, что этот свитер женский, — это в подарок, — зачем-то пояснил он.       — Тогда мы можем упаковать его. Она улыбнулась, и мальчик передал ей свитер, заметив, что никто здесь не озвучивает цен. Для него самого это не было столь уж важно, просто странно.       — Да, было бы хорошо, — смущённо согласился он.       — В таком случае можете посмотреть что-то ещё, — проговорила она и оставила Гарри в гордом одиночестве.       Гарри продолжил своё хождение из стороны в стoрону, разглядывая различную одежду, пока не наткнулся взглядом на Блейза, что выбирал перчатки и шапки вместе со своей матерью. Гриффиндорец знал, какой сомнительной репутацией обладает эта женщина, но должен был признать, что выглядела она прекрасно: смуглая кожа, идеально ровная, без единой морщинки; аристократичные черты лица и длинные чёрные волосы, обрамляющие острые скулы и тонкие женственные плечи. Они с сыном были невероятно похожи — так же, как и Драко с Люциусом. Гарри хотел ретироваться, но Забини уже заметил его; он приподнял бровь и гадко ухмыльнулся, будто застукал мальчика в своём собственном шкафу и намеревался вызвать авроров.       Гарри с гордым видом — во всяком случае, он именно так себе представлял гордость — отвернулся и пошёл обратно к Сириусу, но по дороге вспомнил, что можно было бы прикупить что-нибудь и для Добби. Носки, например. Он выискал взглядом полки с носками и поспешил к ним, не желая вновь наткнуться на консультантку. Гарри даже не колебался с выбором и взял красные шерстяные с вышитыми золотыми снитчами. Они явно были детскими, как раз для небольших ступней домовика.       Когда Гарри подошёл к крёстному, Келлен уже упаковала все их вещи, которых было слишком много, на взгляд гриффиндорца.       — С вас сто сорок галлеонов.       Гарри опешил. Это была просто огромная сумма, особенно для одежды. У него с собой имелись деньги; те, что он взял из своего сейфа в Гринготтсе в сопровождении семьи Уизли, но их бы не хватило на оплату. Ему пришлось призвать на помощь всё своё самообладание, чтобы не выглядеть слишком ошарашенным, однако девушка заметила его негодование. Не успел Гарри ничего возразить, как Сириус достал из своего кошелька нужную сумму и отдал её Келлен. Гарри молча наблюдал за происходящим, не считая нужным начинать спор посреди магазина, ему было безумно неловко брать деньги у крёстного, но он понимал, что реши он вернуть Сириусу потраченную сумму, тот ни за что не принял бы её.       После покупок крёстный предложил зайти в кафе, но Гарри отказался, решив, что с него уже достаточно на сегодня. Он даже не знал, смеяться ему или плакать от того, что он готов был сразиться с Волдемортом, но при этом опасался походов по магазинам.       Казалось, у всех вокруг было праздничное настроение, тут и там был слышен смех, все покупали подарки, веселились, и от этого на душе должно было бы потеплеть, но Гарри хватило хоть и на искреннюю, но мимолётную улыбку; он был рад, что жизнь вокруг продолжается.       Метель на улице успокоилась, и лишь редкие снежинки мягко ложились на огромные пушистые сугробы, укрывающие всё вокруг. Ленивые лучи солнца ядовито отражались от белоснежной глади, заставляя глаза щуриться с непривычки. Гарри внезапно почувствовал внутри себя какую-то пустоту и апатию. Дорогие вещи или дешёвые — дело было вовсе не в них, а в том, о чём он так старательно пытался не вспоминать, в том, что он крестраж, что ему осталось не так долго, и, как бы сильно он ни хотел насладиться каждым моментом, тёмные мысли одолевали его.       Остаток дня они провели дома, чем Гарри был крайне доволен. Ему казалось, что сколько бы он ни говорил с Сириусом, ему всё равно будет мало. Он уже было подумал, что выглядит чересчур навязчивым в глазах крёстного, но тот и сам не отходил от гриффиндорца ни на шаг, поэтому успокоился.       — Как ты себя чувствуешь, Гарри? — внезапно спросил Сириус, сидя рядом с мальчиком на кровати. Он облокотится на столб балдахина, поджав одну ногу под себя.       — А? — не понял Гарри. Он чувствовал себя как обычно. — Нормально.       — Я имею в виду вообще. — Сириус заботливо смотрел на него, и Гарри готов был поклясться, что именно так родители смотрят на своих детей. — Из-за всего этого переворота во времени. Как ты ощущаешь свой возраст?       — О, ты об этом. — Это была весьма непростая тема, потому что Гарри сам не мог понять, что именно с ним происходит. — Я не знаю. Это всё очень странно. Я как бы был взрослым, а теперь вернулся в детское тело, а с ним вернулись и некоторые детские желания, но при этом моя память никуда не делась, и… Я не знаю, как это объяснить.       — А Дамблдор что-нибудь говорил по этому поводу?       — Нет. Не думаю, что он сам ощущает нечто подобное. Ведь он как был взрослым, так и остался. А Фламель тем более. Я спрошу у Марго, — неожиданно для самого себя решил Гарри. Если кто-то и мог понять его, так это она, ведь в двадцать семь лет и в семнадцать у людей абсолютно разные взгляды на жизнь.       — Ну, ты ведёшь себя не как ребёнок, — добро хмыкнул Сириус.       — Но и не как взрослый. — Гарри понимал, что у него присутствуют некоторые детские замашки, на которые Снейп лишний раз любил обратить его внимание.       — А что с Джинни Уизли? Ты говорил, вы встречались в прошлый раз.       — Я думаю, всё это прошло, — смущённо ответил Гарри, чувствуя, как рдеет его лицо.       — Может, тебе кто-то другой нравится? — ненавязчиво поинтересовался Сириус и тут же добавил: — Я просто спрашиваю.       — Не думаю. — Гарри покачал головой. Он действительно не испытывал ни к кому чувства симпатии или тем более любви. — Знаешь, я недавно нашёл личный дневник в Выручай-комнате. Он принадлежал одному парню, Саймону. — На самом деле, Гарри вообще не планировал кому-либо рассказывать о своей находке, но вопрос касательно некоторых откровений Саймона не давал ему покоя. — И он писал, что ему, ну, знаешь… нравятся парни, как и девушки. Это вообще возможно? — Он понимал, что его вопрос звучит глупо, но ему просто больше некому было его задать.       — Ну, он просто бисексуален, вот и всё, — пожал плечами ни капли не шокированный Сириус. — Порой людям нравятся просто… люди. Невзирая на пол. Ты ведь не имеешь ничего против однополых отношений.       — Не имею, — промямлил Гарри, но тут же понял, что это был вовсе не вопрос. — А откуда ты…       — Дамблдор.       Гарри уставился на Сириуса с отвисшей челюстью. Он в ту же секунду с ужасом представил, что крёстный каким-то неведомым образом догадался о Гриндельвальде, но потом его осенило — Джеймс. Конечно же, это был его отец, никто другой попросту не мог проболтаться об этом. Теперь Гарри ощущал ещё большую неловкость от этого разговора.       — Я, признаться, тоже был удивлён, — хмыкнул крёстный. Гарри не увидел осуждения на его лице. Но Сириус вдруг посерьёзнел. — Знаешь, Гарри, это знание, вкупе с медальоном, перевернувшим время, наталкивает меня на некоторые мысли…       Гарри напрягся. Он уже точно знал, какую именно мысль услышит из уст крёстного прямо сейчас, и ему хотелось как можно дольше оттягивать этот момент. С одной стороны, он понимал, что в происходящем практически нет его вины, ведь Сириус догадался из-за Джеймса, но с другой — он в некоторой степени побаивался осуждения директора, хоть и не мог объяснить себе этот страх.       — …Джозаф Делвин, он…       — Да, — резко ответил Гарри, сбрасывая огромный груз со своих плеч. Сириус поджал губы, пронзительно смотря на мальчика, он словно бы пытался вызнать, сколько ещё страшных секретов скрывает его крестник, но уже сейчас понимал, что все попытки тщетны. Гарри не хотел впутывать в свои проблемы Сириуса, но было уже слишком поздно, и ему оставалось только беспомощно ожидать реакции крёстного, вновь надеясь на его бесконечное понимание.       — Можем поговорить о чём-нибудь другом. — Сириус улыбнулся.       — Сними кулон, Гарри, — попросила Марго, усаживаясь на пол напротив мальчика. Они решили заниматься в его спальне, потому что других пригодных комнат в старинном доме попросту не было. Девушка скрестила ноги по-турецки, как и сам Гарри, вот только спину она, в отличие от гриффиндорца, держала прямо.       — Зачем? — не понял Гарри, но всё же потянулся к своей шее. Он вообще никогда не снимал кулон — не только из-за постоянных опасений, но и из-за того, что тот практически не ощущался и Гарри успел привыкнуть к нему.       — Из-за защиты, — усмехнулась Марго, отвечая таким тоном, будто бы Гарри спросил, сколько будет два плюс два.       — Защиты? — переспросил он.       — Ну, защиты от легилименции, — едва не по слогам пояснила Марго и удивлённо приподняла брови. — Ты не знаешь? Этот кулон единственный в своём роде не только потому, что связан с картой, но и потому, что защищает от насильственного вторжения в сознание человека. Конечно, от Дамблдора или Реддла он вряд ли спасёт, однако поможет ощутить сам толчок. К тому же он не позволяет читать поверхностные мысли.       — Нет, я не знал, — едва ли не рыча пробормотал Гарри. Он был таким наивным, поверил в то, что Снейп захотел самолично отдать ему этот кулон просто по доброте душевной. Зельевар решил не рассказывать обо всех свойствах артефакта, тем самым уверившись, что гриффиндорец не станет пытаться скрыть от него важную информацию. Всё же не стоило забывать, что Снейп был истинным слизеринцем.       Он снял кулон, разглядывая золотое перо феникса, и положил его на кровать позади себя. Марго не читала его мыслей или просто делала вид, что не читала, но Гарри был за это признателен, ему не нравилось, когда без спроса лезут в голову.       Марго крутила в руках палочку с прямым чёрным стерженьком и серебрёными вставками на резной рукояти. Она, несмотря на своё — как Гарри уже успел заметить — предпочтение к дорогим вещам, была одета по-простому: чёрные классические, но при этом слегка зауженные штаны и белоснежная незаправленная рубашка, напоминающая больше мужскую, нежели женскую. Гарри прикинул, что кому угодно такой образ придал бы мужественности, но на Марго с её хрупкой фигурой, длинными золотыми волосами и миловидным лицом даже мужская одежда смотрится уместно.       — Что же, тогда начнём. — Ей самой явно было неловко, ведь она никогда не работала учителем, хоть и писала научные книги. — Я примерно знаю, какие отношения у тебя сложились с легилименцией, поэтому хочу попробовать по-другому. Вопреки расхожему мнению о том, что легилименция куда сложнее окклюменции, я бы хотела начать твоё обучение именно с неё. Дело в том, что окклюменция — это скорее умение, нежели заклинание, а вот легилименция как раз таки имеет некую направленность, которую можно задать палочкой. — Она провела пальцами по длине своего деревка. — Что же касается окклюменции, ты должен построить как бы форму защиты в своей голове, упорядочить воспоминания, расставив при этом приоритеты: те, на сокрытие которых не надо тратить силы, и те, что необходимо скрывать до самого конца. Для этого ты можешь выбрать любой образ, любую форму. Например, книгу, каждая страница которой будет отдельным воспоминанием, или даже целую страну, отдельными воспоминаниями в которой будут города и деревни. Понимаешь?       — Смутно, — честно ответил Гарри, хотя за эти несколько минут он узнал об окклюменции и легилименции больше, чем за всю жизнь. Во время уроков со Снейпом он думал только о том, как бы поскорее сбежать из подземелий, а сейчас он действительно старался вникнуть в суть, ведь Марго не торопила его.       — Ну смотри, — без капли раздражения продолжила она, — Дамблдор в качестве своей защиты использует Хогвартс, и когда кто-то пытается проникнуть в его сознание, он как бы попадает в зáмок, где каждая комната, каждая картина и статуя олицетворяют отдельное воспоминание, где-то расположены совсем неважные, которые Дамблдор позволяет увидеть, а где-то — те, которые он скрывает всеми силами. Но дело в том, что это не обязательно должно быть нечто столь понятное, как здание или книга. Я вот использую свет — потоки света во тьме, сливающиеся воедино. Ну и, как ты уже понял, каждый поток — отдельное воспоминание. Тебе тоже нужно будет определиться со своей защитой, но не сию секунду. Это должно быть обдуманное, взвешенное решение. Поменять форму конечно же можно, ведь это твоё сознание, но просто так делать нежелательно. Все труды пойдут насмарку.       Гарри примерно понял, о чём идёт речь, но что для защиты выбрать ему самому — даже не представлял. Он решил не зацикливаться на этом прямо сейчас.       — Когда ты поднимешь палочку, — Марго демонстративно подняла свою, направив её в сторону от лица мальчика, — и произнесёшь заклинание Легилименс, то с её конца вырвется поток магии, пусть и невидимый. Ему также можно придать форму, чем мы сейчас и займёмся. В этом случае тоже можно использовать всё что угодно, но есть… наиболее предпочтительные варианты. Я сама чаще всего проникаю в сознание при помощи обычной точки. Она маленькая и способна легко обойти практически любую защиту. Но если для окклюменции достаточно лишь одной формы — той, которую ты будешь использовать постоянно, — то для легилименции лучше овладеть несколькими. Например, форма некоего тумана — она сложная, но охватывает при этом всю защиту оппонента разом, проникая в щели; или форма простого луча, как и у остальных заклинаний — не самая действенная, но при этом наиболее простая, как раз подходит для начинающих.       Гарри кивнул — он вполне мог себе представить, как проникнуть в чужое сознание при помощи луча, правда, что делать после проникновения — он не знал.       — Попробуй проникнуть в мои мысли, — уверенно сказала Марго, но Гарри вовсе не поддерживал её настрой. Вдруг он что-то сделает не так, причинив вред не только себе, но и девушке. — Моё сознание довольно крепкое, Гарри — хмыкнула она. — Твоя задача будет заключаться в том, чтобы просто проникнуть в него на несколько секунд, а потом спокойно его покинуть.       — Ладно, — согласился Гарри, собираясь с мыслями. Он поднял палочку и навёл её прямо в лицо Марго, но та даже не дёрнулась. Он представил луч, вырывающийся с конца, и уверенно произнёс: — Легилименс.       В то же мгновение он очутился во тьме, среди которой струились, словно ручьи воды, бесконечные потоки света. Они завивались в спирали и волны, оплетая, но при этом не касаясь мальчика, что не чувствовал больше своего тела; он ощущал себя этим самым лучом, под неведомым давлением находящимся в загадочном, необъяснимом месте. Свет струился от центра, и когда Гарри посмотрел туда, — он обомлел. Огромная спираль, напоминающая скорее галактику из уроков астрономии, была образована бесконечными светящимися белыми струями, и Гарри невесть откуда знал, что самое сокровенное находится в её центре, в самом ядре. Он резко расслабился, перестал пытаться удержать себя в чужом сознании, и его вытолкнуло будто бы порывом ветра.       Гарри тяжело дышал, стараясь сложить в своей голове увиденное. Он всегда чувствовал неуверенность, когда речь заходила об окклюменции или легилименции, и сейчас, когда он впервые осознал, как именно всё это работает, насколько трудно ими управлять, он вопреки своим опасениям, своему страху, ясно ощутил желание двигаться вперёд. Вчера он дал слабину во время разговора с Сириусом, и подобные проявления слабохарактерности могли стоить жизни не только ему, но и его друзьям.       Он должен бороться.       И Марго поможет ему с этим. Он не знал, с чем именно связано это чувство, с её возрастом или, может, характером, но рядом с девушкой не ощущалось того давления, что беспрестанно пыталось сломить мальчика рядом со Снейпом, с Гриндельвальдом, даже с Дамблдором. Она смотрела на него не тяжело, не пронзительно, даже не задумчиво, а просто прямо, без потаённого тёмного смысла, скрывающегося за дружелюбным взглядом. Правда, когда в такие моменты он вспоминал о неприязни Снейпа к этой девушке, ему начинало казаться, что она может быть преисполнена фальши, скрытой за тонкой, но в то же время прочной, правдоподобной оболочкой, несущей за собой её истинное лицо, неприкрытое золотыми масками. Он не хотел думать так, не хотел опасаться союзников.       — Хорошо, — после небольшой паузы произнесла она. — Я не использовала свою защиту, позволила тебе проникнуть в своё сознание без всяких препятствий, но ты увидел только упорядоченность моих мыслей. Теперь ты должен зацепиться за воспоминание. Пока я подкину его тебе, но позже ты будешь учиться самостоятельно выискивать нужное. Основных способов защитить воспоминания несколько, и мы сейчас разберём их все. Первый — это постоянно прокручивать одно и то же ничего не значащее воспоминание. Но тут есть два варианта: либо позволить легилименту наблюдать картину со стороны, либо пустить в свои мысли, тем самым более прочно зацепить его. Попробуй.       Гарри собрался с силами и ещё раз направил на Марго палочку:       — Легилименс.       Он вновь находился посреди уже знакомой тьмы, наполненной световыми потоками, но в этот раз один из них коснулся его, и Гарри в ту же секунду перенёсся в воспоминание.       Он очутился в общей женской спальне, выполненной в пастельных голубых и бежевых тонах. Расположение мебели в комнате напоминало спальни Хогвартса — небольшие, но в то же время уютные. Кровати стояли неподалёку друг от друга, разделённые прикроватными тумбочками и небольшими шкафами. Мягкое сияние свечей заполняло помещение, а через полузакрытое голубой занавеской окно виднелась полная луна.       Гарри видел картину даже не со стороны, не с одного определённого ракурса, — он будто бы был повсюду, мог разглядеть не только лица людей, но и пыль, лежащую на полу. Он не знал, за какие именно детали нужно зацепиться, чтобы суметь вырвать саму суть: за книги, лежащие повсюду, за выражения лиц девочек, за их разговоры.       Марго, совсем ещё юная, лет тринадцати или четырнадцати, лежала на кровати, читая книгу по углублённой трансфигурации. Рядом с ней на соседних кроватях по-турецки сидели ещё четыре девочки, две из которых неодобрительно поглядывали в её сторону, но Марго лишь отстранённо вчитывалась в трактат, демонстративно не обращая на своих соседок никакого внимания. Она закинула ногу на ногу, её чёрная пижама открыла небольшую полоску кожи на животе.       — Я думаю, что Джейсон пригласит меня, — уверенно заявила темноволосая девочка в розовой длинной ночнушке. Она была красивой, но Гарри бы назвал её скорее обычной, без какой-то явной изюминки, которая могла бы зацепить его.       Марго на это заявление громко фыркнула и усмехнулась, и теперь уже четыре пары недовольных глаз стали прожигать в ней дыру. Одна девочка с каштановыми волосами презрительно осмотрела Марго и приоткрыла тонкие губы, чтобы что-то сказать, но Гарри уже вытолкнуло из воспоминания.       Он стал ощущать слабую боль в своей голове, но не хотел пока останавливаться. Воспоминание, что он увидел, и вправду не несло в себе никакого смысла, и Гарри посчитал, что такой метод защиты весьма удачный.       — Хорошо. Теперь попробуй ещё раз, и я позволю тебе проникнуть глубже в своё сознание, затронуть уже непосредственно мысли. Такой вариант позволяет как можно сильнее закрепить оппонента на одном воспоминании, однако если он окажется способным легилиментом, то ему будет куда проще добраться до других твоих мыслей.       Гарри кивнул и вновь шепнул «Легилименс», попадая в уже знакомую тьму.       Марго лежала на кровати в своей комнате, читая книгу по трансфигурации и слушая глупые разговоры своих однокурсниц. Читать ночью было несколько неудобно, но она уже третьи сутки не могла оторваться от этого трактата, что учителя позволили ей взять из Запретной секции. Конечно, она бы получила его и без разрешения, но так было куда меньше проблем. Она дошла до главы превращения предметов неживой природы в живую, и на некоторые конкретные примеры здесь присутствовали росписи, которые она уже занесла в свой блокнот, намереваясь в будущем переделать их под себя.       «… в процессе трансфигурации меняется в первую очередь не атомный состав, а структура клеток как структурных единиц всего живого…»       Менять структуру клеток животных на растительные или наоборот было сложнее всего, и Марго нравилось заниматься этим, хотя трансфигурация и не была самой сильной её стороной. Порой она задумывалась над тем, чтобы превратить животное в человека, найти способ обойти Закон Гэмпа, однако пока не предпринимала попыток, занимаясь в основном ментальной магией.       — Я думаю, что Джейсон пригласит меня, — уверенно заявила Мэдисон.       Марго фыркнула вслух на такое самонадеянное заявление. Джейсона, кажется, вообще мало интересовал женский пол, однако девочка и не была уверена в этом до конца. Она могла прочесть поверхностные мысли окружающих, но проникнуть в их сознание ей удавалось не всегда, хоть и делала она успехи с каждым днём.       «Мерзкая выскочка», — подумала Мэдисон. Марго могла бы поспорить с однокурсницей, ведь, несмотря на скверный характер, выскочкой она уж точно не была. На неё уставились четыре пары недолжных взглядов, но она не была настроена на спор сейчас и вернулась к трансфигурации.       — Это очень странно. — Гарри словно бы побыл другим человеком, а точнее — двумя людьми одновременно. Его собственное сознание никуда не делось, однако он ясно ощущал все мысли и чувства Марго, наполняющие её в тот момент. Сам он постоянно прокручивал в голове все свои проблемы и не был уверен, что сможет отыскать столь точное незначительное воспоминание. Разве что специально его создаст, некоторое время думая о всяких глупостях.       — Ну, с этим всё понятно. — Марго заправила за ухо прядь золотых волос. — Это был первый способ, просто в двух вариантах. Второй — показать оппоненту много важных воспоминаний, но обрывочно. Так, чтобы он не смог сложить их в целостную картину. Это наиболее действенный, но при этом самый сложный метод, потому что каждый образ, каждое воспоминание должно быть подобрано тщательно, чтобы не дать противнику необходимых ответов.       Гарри несколько секунд медлил, легилименция давалась ему тяжело в буквальном смысле этого слова. Он чувствовал, как его собственные мысли сдавливаются, словно под прессом, путаясь между собой, и это было именно то ощущение, что настигало его после кошмарных снов. Он в очередной раз проник в сознание Марго, но теперь множество потоков света разом хлынуло на него.       Гарри ощутил боль от хлёсткой пощёчины, и обида на пару с беспомощностью затопила его до краёв, а разрушительная магия стала вырываться наружу. Но в следующее мгновение он уже ощущал глубокую обиду, сменившуюся пониманием. Красивые лица двух молодых парней мелькнули перед ним, но тут же развеялись, и яркие краски от их образов вылились в пугающие заголовки чёрно-белых газет.       — Третья мировая война. — Тихий шёпот нёс за собой судорожный страх, паранойю и ощущение десятков бессонных ночей.       Сотни тысяч маленьких букв заплясали перед глазами, вырисовывая хороводы, и Гарри настигло неведомое осознание, яркое, словно пылающая в небе звезда. Они сменялись огромными текстами, а те — старинными фотографиями. Геллерт Гриндельвальд обвинялся в убийстве тысячи невинных, и из кончика резной палочки струилось белое пламя.       — Я верю в тебя. — Кровавые слова и пропитанная слезами пергаментная бумага загорелись голубым огнём и чёрным пеплом осы́пались на кривой пол. Боль и отчаяние начали душить мальчика, и лишь толика надежды и воспоминание о бессвязном предложении придавали сил.       Всё вокруг заполнил безумный смех, ужасающий и пронзительный, тот, что Гарри узнал бы из тысячи, — смех Беллатрисы Лестрейндж, то и дело срывающийся на болезненный крик. Ненависть к людям и презрение наполнили золотую чашу, томившуюся в долголетней тьме.       Всепоглощающая одержимость ясно предстала перед мальчиком, и чёрные простыни сменились белоснежными, окрашенными в долгожданную кровь.       — Трус. — Наполненный отвращением голос утонул в тупой боли, и бессвязные картинки замельтешили перед глазами с ещё большей скоростью: маленький мальчик со шрамом в виде молнии и стоящий рядом Альбус Дамблдор; старая безумная женщина, которую покидала жизнь, улыбалась, клянясь в верности своему господину, и знак Даров Смерти, выцарапанный на стене за её спиной.       — Грешник. — Сошедшиеся в нужной картине яркие звёзды утонули в беспочвенном ливне, размазывающем по хрупким ногам грязь, а отвратительное зловоние заполнило всё вокруг.       Тихий возглас удивления потонул в неожиданном поцелуе, непонятном и отвратительном, но засевшем в голове на долгие годы.       — Он не предаст нас. — Уверенное заявление и удивлённые голубые глаза под яркими рыжими ресницами смешались воедино, напоминая о хрупком самосознании.       «Поттер» — краткое беззвучное слово — и ещё один шанс на спасение засветится во тьме, словно слабый огонь надежды.       Кровь, слёзы и грязь вылились в отрешение, но тут же померкли, как и всё вокруг, и лишь тонкие пальцы, вплетённые в жгучие чёрные волосы, постепенно сменившиеся платиновыми, дарили ощущение бесконтрольной страсти и стыда, остановленных, как режущей кожу стекло, фразой:       — Это наша последняя сделка.       Гарри резко отпрянул назад, ударившись головой о собственную кровать. Он видел и ощущал всё, что творилось в голове девушки, но практически ничего не мог разобрать — лишь бессвязные образы и обрывки фраз, с невероятной скоростью сменяющие друг друга. Вокруг всё гудело, будто он до сих пор не мог совладать с реальностью, буквально оторвавшись от мыслей другого человека, что на время переплелись с его собственными. Происходящее напоминало его горький опыт связи с Волдемортом, и он ясно осознал, что контролировать эту связь в принципе вполне возможно. Вот только у него вряд ли получится лучше, чем у Реддла.       — Продолжим.

***

      Под вечер голова Гарри раскалывалась от боли и Марго наконец приняла решение продолжить занятие в следующий раз. Учитель из неё вышел ещё более требовательный, чем из Снейпа, и мальчик догадывался, от кого она понабралась такой манеры преподавания. Гарри понимал, что это было лишь первое в его жизни по-настоящему понятное занятие легилименцией, но всё равно ощущал себя невероятно беспомощным в этом деле. Каждый раз, когда он проникал в мысли Марго, все воспоминания попросту ускользали от него и он не мог зацепиться за них без помощи девушки. Он будто был маленьким неумелым ребёнком, старающимся выбраться из своей колыбели.       Он размышлял над тем, как именно будет скрывать свои мысли; не только над самим образом, но и над способом защиты. Прокручивать одно и то же воспоминание в качестве отвлекающего манёвра показалось ему наиболее удачной идеей — оставалось только выбрать, какое именно. Он думал над чем-то совсем невинным и детским, вроде его первого похода в Косой Переулок или матча по квиддичу, когда все его мысли были направлены лишь на то, чтобы поймать золотой снитч.       Гарри намеревался лечь спать пораньше из-за усталости, но он вновь лежал на кровати, размышляя обо всём подряд. Ему даже не хватило сил, чтобы раздеться. Он пытался найти хоть какой-то смысл в воспоминаниях Марго, ведь она сама говорила, что они должны быть важными. Но единственное, что не вызвало у него вопросов, — это смех Беллатрисы Лестрейндж, всё остальное же было окутано мраком. Он видел самого себя, совсем маленького, и не понимал, откуда эти образы могли взяться в её памяти.       Гарри внезапно почувствовал колющую боль, совсем не такую, как раньше. Он схватился рукой за голову и зажмурился, не понимая, что с ним происходит. На секунду перед ним мелькнул огонь и тут же исчез, и страх безысходности вновь зародился в нём. Он попытался подняться с кровати, но тянущие колики не позволили ему сдвинуться с места. Он распахнул глаза, вглядываясь в темноту комнаты, и тут же увидел Барти Крауча-младшего перед собой, что смотрел на мальчика будто бы откуда-то снизу. Гарри ужаснулся и предпринял ещё одну попытку сдвинуться с места, но вместо этого с грохотом свалился на пол, едва не выдрав от боли собственные волосы. Каштановые локоны попали в поле его зрения, а затем и их обладатель, — Дамиан Энрикес, настороженно наблюдающий за Гарри. Мальчик оттолкнулся рукой от пола и пронзительно вскрикнул, ощутив волну раздражения, столь сильного, что оно, казалось, прожгло его изнутри. Шрам заныл, будто бы кто-то остриём ножа обвёл молнию на его лбу.       Дверь в комнату распахнулась, впустив внутрь яркий свет свечи, но Гарри уже не видел ничего перед собой, кроме размытых пятен, что сливались со свечением огня. Он ощутил, как сильные руки подхватили его, и услышал родной голос Сириуса, но слов разобрать не смог.       «Бразилия», — ясно подумал он, испытывая необоснованную ненависть к этой далёкой стране. Ему казалось, что, помимо собственной боли, он испытывает ещё и чужую, и они лишь усиливают друг друга, переплетаясь между собой.       Он закрыл глаза и погрузился во тьму.