Последний враг истребится — смерть

      В понедельник Драко не пришёл на уроки. Гарри чудом не прожёг дыру в Карте Мародёров, наблюдая за местоположением Малфоя, однако слизеринец не покидал своей спальни. И, как назло, Дамблдор должен был вернуться только завтра. Мальчик хотел было вытянуть информацию у Снейпа, но тот весь урок зельеварения испепелял его недовольным взглядом, да ещё и снял с Гриффиндора двадцать баллов за «поразительную глупость». МакГонагалл тоже быстро осадила Гарри, сказав, чтобы он направлялся с вопросами к Дамблдору.       — Вдруг он убил кого-то? — предположил Рон, с трудом разобравшись с докладом по истории магии, на которой они с Гарри неделю назад благополучно уснули. — Ты же говорил, что ему это не особо-то нравилось, вот и сходит с ума теперь.       Гарри хотел бы сказать, что это просто не может быть правдой, что Малфой не способен на убийство, но ему неоткуда было знать, к чему успел принудить Драко Волдеморт за целых пять лет. Гермиона, обычно попрекающая Рона за подобные мысли, тоже промолчала.       — Почему он вообще так реагирует? — возмутился Рон. — Будто ему хуже всех пришлось.       — Мы не знаем, что Волдеморт мог сделать с ним, — пожал плечами Гарри. Его поначалу и самого удивляла чрезмерно бурная реакция Малфоя на происходящее, но он ещё в прошлый раз понял, что Драко был куда более чувствительным и ранимым, чем хотел казаться.       — Я не понимаю их, — не унимался Рон. — Зачем Малфои встали на его сторону, если он мог в любой момент убить их? Это же идиотизм.       — Из-за Люциуса. — Гарри был в этом уверен. Нарцисса слишком сильно любила сына, чтобы подвергнуть его опасности ради служения безумцу.       — Они сами виноваты в своих проблемах, — вынес вердикт Рон, и никто не смог оспорить его слова.       Гарри даже не знал, как вести себя с Малфоем теперь, когда его необдуманно брошенная Сектумсемпра больше не являлась тайной. Он был уверен, что Драко вспомнил вовсе не тот момент в туалете Плаксы Миртл, а какое-то куда более позднее событие после победы Волдеморта. Гарри даже порывался пробраться в подземелья под мантией-невидимкой, но Гермиона привела ему сотню аргументов, почему не стоит этого делать. В основном потому, что Малфой ненавидит его.       Когда Фоукс примостился на его плече с письмом, содержащим только пароль от директорского кабинета, Гарри в ту же минуту рванул туда, намереваясь наконец вытянуть из Дамблдора ответы: тот не имел права больше скрывать от Гарри так много важной информации. Он будто вновь завязывал мальчику глаза толстой лентой, которую никак нельзя было снять. Гарри скрепя сердце внял словам Гриндельвальда, он не собирался больше необдуманно следовать за злоумышленником и тем более втягивать в это кого-то постороннего, однако он вовсе не хотел оставаться в стороне.       — Сегодня на редкость прекрасный закат, Гарри. — Дамблдор стоял подле окна, его яркая лиловая мантия отражала переливающийся всеми оттенками красного и фиолетового, как на холсте талантливого художника, вечерний небосклон. Фоукс уже и сам успел вернуться на свою жёрдочку. Он с несвойственным птице интересом глядел на Гарри, склонив набок голову.       Гарри прошёл и опустился в своё привычное кресло, с облегчением понимая, что Гриндельвальда здесь нет. Он хотел попросить Дамблдора не заговаривать ему зубы, но это было бы слишком грубо и некрасиво с его стороны. Гарри уже устал бороться с директором, он чувствовал себя нелепо, отчаянно вырывая из его старческих пальцев заветные сведения, но просто отпустить всё происходящее не мог.       — Что вспомнил Малфой? — У Гарри были и другие вопросы, но этот сейчас казался первостепенным. Драко два дня не ходил на учёбу, и у Гарри закрадывались сомнения, что слизеринец не успел уже самолично наведаться к Дамблдору.       — Тебя, вероятно, интересует, что могло расстроить Драко столь сильно. — Дамблдор повернулся к нему. Гарри невольно вспомнил, как совсем недавно над ним точно так же возвышался Гриндельвальд, однако сейчас он чувствовал себя спокойно, не было даже намёка на давящее ощущение опасности. — Я прошу понять меня, Гарри: я не могу тебе этого сказать. Драко так же, как и ты, является моим учеником, даже если сам он не хочет им быть, и я не могу предать его. Ему бы было крайне неприятно, если бы эту информацию кто-то узнал, но, поверь мне, это вовсе не имеет отношения ни к перевороту во времени, ни к войне с Волдемортом.       — Нет, я не понимаю. — Гарри не планировал так быстро сдаваться. Это была заезженная пластинка: Дамблдор всегда говорил, что не может раскрыть очередную тайну, и каждый раз у него появлялась новая отговорка. — Он очень много знает. Вы говорили, что сотрёте ему часть воспоминаний, но он всё равно помнит Джорджа и Марго, ещё и Дамиана. А теперь вспомнил и про Сектумсемпру. Я больше не считаю, что он расскажет всё Реддлу, просто я имею право знать.       — Я действительно стёр ему некоторые воспоминания, Гарри. — Дамблдор тоже сел, оказываясь перед мальчиком лицом к лицу. — Дело в том, что Дамиан упоминал при нём крестражи, хоть самого слова и не произносил… На тот момент он и сам не знал, как именно они называются. Я поначалу не хотел говорить тебе этого, Гарри, но, думаю, ты прав и заслуживаешь знать некоторые подробности. Марго рассказывала тебе, что один из обломков медальона находился в поместье Розье, Геллерт когда-то оставил его там. Когда Джордж с Марго пробрались туда, там был Драко. Марго хотела убить его, подумав было, что он позовёт других Пожирателей Смерти, но он этого не сделал. Ей удалось на несколько секунд проникнуть в его разум и понять, что ему вовсе не нравится всё происходящее, что он с радостью избавился бы от Тома. Марго тогда рассматривала вариант того, что у них с Джорджем может и не получиться разыскать все обломки, поэтому ей нужно было подстраховаться. Во время Битвы за Хогвартс Рон Уизли успел передать Джорджу клык василиска, но, к сожалению, на объяснения у него уже не было времени. Позже, когда Марго поняла, что Драко готов отпустить их из поместья, она отдала клык ему, чтобы он по мере своих возможностей постарался уничтожить змею. Дамиан узнал об этом, и они стали вместе искать Нагайну. Что же касается того, почему Драко столько известно… О некоторых вещах он просто догадался: он записал все свои воспоминания и сделал из них логичные выводы.       Гарри только скривил губы. Он понимал, что спорить бесполезно, что директора невозможно в чём-то переубедить, если он считает это правильным, и ответов по поводу настроения Драко он не дождётся. Вряд ли с Малфоем могло произойти что-то настолько ужасное, что Гарри не смог бы этого принять.       Дамблдор уже давно говорил, что Энрикес был заинтересован в том, чтобы уничтожить змею, но Гарри так и не понял зачем. Он вообще мало думал о мотивах Дамиана, воспринимал его как убийцу и Пожирателя Смерти. Гарри даже не знал, что сказать. Он до последнего сомневался в Малфое; понимал, что тот изменился, но всё равно считал его… трусом, способным на всё что угодно из-за страха за себя и свою семью. Драко был умным волшебником. Он мог плакать, трястись в страхе и истерике, не спать ночами, но в конечном счёте он выполнял то, что от него требовалось, — он действительно способен был уничтожить Нагайну.       — Зачем это Дамиану? Он хотел занять место Реддла? — Гарри больше не видел причин для Энрикеса становиться на сторону Волдеморта, а потом пытаться свергнуть его.       — Дамиан — талантливый юноша. — В голосе Дамблдора опять слышалась эта мягкая печаль. — Я поговорил с некоторыми его профессорами из Дурмстранга, и они все хвалят его магические способности. Никто из них не видел в нём чёрной жестокости, кою я сам слишком поздно заметил в Томе; лишь только избалованность и отсутствие сострадания. Когда ты чувствуешь в себе силу, Гарри, настоящую силу, возносящую тебя над окружающими, ты просто не способен бездействовать, у тебя возникают мысли о революции, о том, чтобы изменить мир. Порой мне кажется, что могущество рождает неугомонный нрав, но в такие моменты я вспоминаю Николаса, в чьих руках долгие столетия находилась неслыханная власть. Люди готовы были падать ниц перед ним, только бы он даровал им бессмертие и богатство, но он отказался от всего этого. Обретя всё, о чём когда-либо мечтали как маглы, так и маги, он не возжелал большего, не надел на себя кровавую корону…       Дамблдор ненадолго замолчал. Он говорил о Дамиане, однако Гарри прекрасно понимал, что имел в виду он не только его одного, но и Реддла с Гриндельвальдом, — да и самого себя. Они все трое совершили одну и ту же ошибку в юности: слишком много возомнили о себе — но даже после того, как Дамблдору удалось остановиться, осознать свои неверные мотивы, пока не стало слишком поздно, он продолжал на протяжении всей жизни корить себя за единственную оплошность. Гарри часто злился на директора, но никогда не видел корысти в синих глазах.       Интересно, говорили ли Дамблдор с Гриндельвальдом об этом? О чём они вообще беседовали, проводя вместе так много времени? Директор убеждал Гарри, что Гриндельвальд изменился, что он сожалеет о содеянном, однако тёмный волшебник вовсе не был похож на раскаявшегося. Он вёл себя высокомерно и властно, презрение к окружающим так и сочилось из него, и только на Дамблдора он смотрел без него, хотя ничего светлого в его разноцветных глазах в такие моменты тоже не отражалось. Он открыто порицал какие-либо привязанности и поощрял лишь холодную расчётливость, которую, возможно, именно с его подачи обрела Марго и которую должен был обрести и Гарри.       — Дамиан не фанатичен, — продолжил Дамблдор. — Он видел, как безумие уничтожает Тома, как оно ломает его день за днём, и понимал, что однажды он сотворит нечто столь ужасное, чего наша планета попросту не выдержит, и жизнь на ней исчезнет навсегда. Но, к сожалению, даже зная всё это, Дамиан по сей день считает, что из нас двоих Том — меньшее зло. Возможно, будь Дамиан старше и опытнее, у него и самого хватило бы сил начать революцию. Он не глуп и дождался бы моей смерти, полагаю. Если честно, Гарри, мне даже страшно думать об этом. Века пролетают, люди копят знания, но в итоге практически ничему не учатся и совершают одни и те же ошибки из поколения в поколение. Сложись всё удачно ещё в тот раз — Том бы проиграл, но спустя несколько десятков лет его место занял бы Дамиан, стал бы новой угрозой для человечества, а Марго, когда поняла бы, к чему на самом деле могла привести такого рода революция, стремилась бы остановить его. Вполне возможно, что страсть, чувства и умение спокойно относиться к ситуации в нём одержали бы верх и он не пытался бы уничтожить маглов, но… но тогда они попытались бы уничтожить нас и война бы разгорелась несмотря ни на что. Разорвётся ли когда-нибудь этот замкнутый круг? — Дамблдор задал последний вопрос таким тоном, что стало ясно: ответа на него не требуется.       Гарри был юн, жизнь в нём только расцветала, и размышления о смысле бытия не так часто рождались в его голове; только в те моменты, когда он понимал, как скоро ему предстоит зачахнуть. Ему и самому было страшно думать о том, что Волдеморт не является единственной опасностью для мира, что существует ещё кто-то; кто-то, кто мог ещё даже не родиться. Угроза со стороны Дамиана была реальной, но слишком далёкой и незначительной на фоне Реддла. Гарри воспринимал их двоих как составляющие одного целого — если Волдеморт умрёт, то Дамиан тоже будет побеждён. Но что, если появится кто-то совершенно другой? Это и в самом деле был замкнутый круг, и даже переворот во времени не смог пробить в нём и трещины.       Наверное, Гарри был талантливым волшебником, у него многое получалось с первого раза — за исключением разве что ментальной магии, — и он обычно находил выход из всевозможных ситуаций, но в нём не было того могущества, о котором говорил Дамблдор, он не выделялся на фоне остальных, как мелкий алмаз выделяется среди множества песчинок. Гарри не мог до конца понять, что имеет в виду директор, не мог принять желание изменить мир вопреки страданиям окружающих от этих изменений. Разве может мир меняться в лучшую сторону, когда люди в нём молятся об избавлении? Разве существовало на самом деле общее благо?       По его сердцу, словно тонкая корка льда, стала разрастаться апатия; она не так часто овладевала им, но он до боли в сжавшейся груди ненавидел это мерзкое чувство. Он часто думал, что Сириусу, Рону с Гермионой, Фреду с Джорджем могло казаться, будто Гарри не так интересна их привычная жизнь: уроки, походы по магазинам, праздники или какие-то мероприятия; будто он далёк от всего этого и привычные для всех остальных подростков радости не приносят ему счастья. Но это было не так. Они даже представить себе не могли, как сильно Гарри хотел стать обычным мальчиком, которому не нужно день и ночь бороться с могущественным врагом, и как сильно старался он схоронить глубоко в своей душе это эгоистичное, на его взгляд, желание. Он сам из раза в раз прыгал в ледяной огонь, прекрасно осознавая, что когда-нибудь — уже так скоро — ему придётся сгореть в нём, но ожоги от этого не становились менее болезненными.       — Впрочем, Гарри, это всего лишь размышления прожившего слишком много лет старика. — Дамблдор слегка улыбнулся, и, словно по волшебству, от этой улыбки стало легче. Он придвинул к мальчику тарелку лимонных долек, Гарри из вежливости взял одну. — Ты спрашивал о Дамиане, о его мотивах. Твоему благородному сердцу они кажутся чуждыми, но многие, слишком многие волшебники согласны с ними. Волшебники превосходят маглов — вот что не даёт им жить спокойно, что побуждает их к кровопролитию, и, к сожалению, с этим ни ты, ни я, ни кто-либо другой не в силах бороться. Над тем, что происходит в людских головах, властны исключительно они сами… и то далеко не всегда.       Гарри уже не раз слышал этот снисходительный тон в голосе Дамблдора, когда речь заходила о Волдеморте и его идеях. Мальчик даже не знал, с чего вдруг ему сейчас это вспомнилось, диалоги сами по себе всплыли в памяти. Порой ему казалось, будто директор считает Реддла в некотором роде жертвой тьмы или безумия и не винит его с такой же лютой ненавистью, как все остальные. Эта мысль давно уже витала на краю его сознания, но спорить по этому поводу с Дамблдором было бы как-то необоснованно глупо.       — К слову о маглах. Хотел кое-что рассказать тебе. — Директор улыбнулся шире, мимолётный зимний закат сменился сумерками, и светящиеся сферы в кабинете засияли ярче. — Не так давно у Геллерта было видение, как средних лет магла, окружённая охраной и репортёрами, ступает под огромным куполом, оснащённым невиданными для сегодняшнего дня технологиями; за её спиной развевался флаг Соединённых Штатов Америки, а земля за куполом имела выраженный красный оттенок. Это был Марс. Видение было совсем размытым и далёким, сложно сказать, какой это был год, ведь технологии развиваются всё быстрее с каждым днём, однако это ли не чудо?       Гарри удивлённо вскинул брови. Боже, в этом мире было так много всего, о чём он ещё даже не успел задуматься: завораживающие магические открытия вроде философского камня, развивающиеся технологии маглов, другие планеты и жизнь на них. Это всё было так завораживающе и удивительно, что у него по коже проходила лёгкая волна мурашек, а сердце совершало кульбит. В такие моменты он как никогда ясно понимал, насколько сильно ему хочется жить.       — А ещё это, конечно же, значит, что у нас есть шанс на победу, — подытожил Дамблдор. Он говорил, что видения Гриндельвальда изменчивы, однако не ложны. Это и вправду не могло не радовать.       — Вы достали Чашу Хаффлпафф? — Когда разговор опять вернулся к теме победы над Волдемортом, Гарри вспомнил самое главное. Наверное, ему стоило изначально спросить у Дамблдора именно это.       — Да, — кивнул директор. Гарри постарался прислушаться к своим чувствам, но никакого тёмного давления от крестражей не ощущалось. — Теперь все крестражи у нас.       — Мы наконец уничтожим их? — Гарри не понимал, к чему Дамблдор тянет. Конечно, вряд ли Реддл найдёт способ выкрасть их все обратно, однако это не объясняло, зачем директор хранил их.       — Нет, — спокойно ответил Дамблдор. — С этим спешить не стоит.       — Но почему мне знать нельзя? — Его голос прозвучал даже не язвительно, а просто устало. Все эти выяснения были личным замкнутым кругом Гарри.       — Можно, но не сегодня. Понимаю, как сильно это злит тебя, Гарри, но потерпи ещё немного. Нам нужно провести хотя бы пару уроков окклюменции, которые мы, кстати, начнём на следующей неделе, а пока стоит закончить с рисунком на твоей руке. — Дамблдор достал уже знакомые Гарри исписанные пергаменты. — И самое главное: я наложил на твой кулон некоторые чары, препятствующие прямому соприкосновению с твоей кожей. Ты, возможно, мог это заметить — но этого оказалось недостаточно. Неизвестно, сколько ещё наших волос или, может, кусочков ногтей может быть разбросано не только по Хогвартсу, но и просто по улицам и различным зданиям, ведь касаются как тебя, так и всех остальных, к кому вернулись воспоминания. Нам нужно будет что-то сделать с этим. Мы с Геллертом предполагаем, что нужно будет провести ритуал, чтобы уничтожить всё это, но, так как занятие это мало кому нужное, нам необходимо для начала самим воссоздать его.       Гарри уже позабыл о том, что воспоминания к Малфою вернулись не из-за прямого прикосновения к нему, а просто из-за какого-то несчастного волоска. Он чувствовал себя невольным обладателем русской рулетки, в которую патроны вставлены через раз. Кто следующий пострадает из-за взаимодействия с ним?

***

      — Малфой записал все свои воспоминания, поэтому надо их найти, — объявил Гарри друзьям тем же вечером, когда вернулся от Дамблдора. Директор мог говорить ему всё что угодно, но в конечном счёте большей частью секретной информации Гарри мог бы спокойно владеть без каких-либо последствий.       Рон с одобрением посмотрел на него. Ему тоже было до жути интересно, что же скрывает Малфой, а вот Гермиона вовсе не светилась энтузиазмом; она нахмурилась и поджала губы, точно МакГонагалл. Гарри хотел обсудить этот свой план ещё и с близнецами, но те куда-то подевались, хоть и время было уже слишком позднее, чтобы разгуливать по школе.       — Может, пробраться в Слизерин, как в том году? Только с мантией-невидимкой, нам ведь разговаривать с ним не надо, — предложил Рон. Гарри порой забывал, что с далёкого второго курса для его друзей не прошло ещё и года.       — Да, можно подождать, пока они все покинут спальню, и просто… залезть в его тумбочку. — Звучало вовсе не по-гриффиндорски, даже незаконно, но если бы Гарри всегда следовал правилам, то попался бы Волдеморту ещё в первый год обучения в Хогвартсе. В самом себе он был уверен и мог точно сказать, что ничего помимо интересующих его записей из тумбочки Малфоя забирать не станет, будь там какие-то письма или, может, открытки.       — Нет, это исключено, — строго сказала Гермиона. Парочка первокурсников с интересом покосилась на них: им было любопытно, что скрывают Заглушающие чары, но они тут же получили один из самых строгих взглядов Гермионы и вернулись к игре в шахматы. — В том году вы притворялись Крэббом и Гойлом, а в спальне с Малфоем живут ещё и Забини с Ноттом, которые вовсе не похожи на идиотов.       — Ну а что ты предлагаешь? — Гарри догадывался, что Гермиона предложит ему просто успокоиться и оставить слизеринца вместе с его секретом в покое, но слушать её он не собирался.       — Ты говоришь: он записал их. — Гермиона закусила губу и на удивление не стала отговаривать его, называя неугомонным. — Я несколько раз видела, как он сидел в библиотеке с кучей исписанных пергаментов, на одном даже рисунок был. Я тогда подумала, что он какой-то проект делает, но это, скорее всего, были те самые воспоминания.       — Э, ну, мы не можем выкрасть их посреди библиотеки, — непонимающе сказал Рон. Гарри, признаться, вообще было без разницы, где Малфой этим занимался.       — Да нет же, — шикнула Гермиона. — Он довольно часто в библиотеке сидит. Завтра у Слизерина тренировка по квиддичу ближе к вечеру. Скорее всего, время до неё он тоже проведёт там, как и обычно. Нужно только посмотреть, с собой ли у него эти пергаменты, а потом пробраться в раздевалку.       — Гермиона, я обожаю тебя, — со смешком выдал Гарри. Его подруга была одной из самых умных и наблюдательных людей на планете. Её план был куда более безопасным, чем идея Рона пробраться в Слизерин. Тем более Гарри предпочёл бы достать записи Малфоя как можно быстрее, до того как они с Дамблдором начнут заниматься окклюменцией.       На следующий день Драко наконец посетил занятия. У них с Гарри сегодня был только один совместный урок, ЗоТИ, но этого хватило, чтобы заметить новые странности в поведении Малфоя. В общем он вёл себя как обычно, хмуро записывал конспект и периодически брезгливо оглядывал окружающих, однако Гарри заметил, что он практически всё время молчал. Гермиона несколько раз говорила Гарри, чтобы он перестал обращать внимание на Малфоя, но что он мог поделать? Не его вина, что Драко так сильно ввязался в эту тёмную тайну и что Дамблдор не желает отвечать на вопросы Гарри.       Ему удалось выбросить слизеринца из головы только когда наступил вечер. С одной стороны, ему нужно было направиться с библиотеку, где будет сидеть и Малфой, но с другой — он должен делать доклад с Лайзой и пригласить её на бал, как и говорил ему Рон. Он изначально не хотел следовать этому совету, посчитав его глупым в свете последних событий, но потом подумал, что куда более глупо было пропустить День святого Валентина просто из-за того, что он стесняется кого-то пригласить и опасается последствий. В конце концов, Гарри был подростком — даже если слово «обычный» к нему и не относилось, — он имел право на какие-то маленькие радости.       Конечно, он сразу же подумал о том, что его открытая симпатия к Лайзе может расстроить Джинни. Гарри ведь никак не мог объяснить ей всей сложности ситуации, не мог сказать, что не влюблён в Турпин и просто хочет сходить с ней на бал, зная, что на него после этого не свалится никаких обязательств и неловких фраз. Они с Лайзой не так много общались, но он с уверенностью мог сказать, что она обладает одной очень важной для него сейчас чертой характера: непринуждённостью. Она не кидала на него заинтересованных взглядов, ни разу не намекала на то, что он избранный. Гарри очень надеялся, что её ещё не успел пригласить кто-то другой и она не откажет ему.       — Привет. — Лайза пришла чуть позже и села рядом с Гарри, который уже дожидался её в библиотеке. Она принесла с собой книгу «Блюда разных стран», хотя Гарри был уверен, что она им не понадобится, ведь их заданием было просто описать поход маглов в ресторан быстрого питания.       — Привет. — Гарри слегка улыбнулся. Он накидал на пергаменты немного информации, которую помнил из детства с Дурслями. Они не так часто брали его куда-то с собой, но в разных кафе ему всё же удалось несколько раз побывать вместе с ними.       Лайза собрала свои длинные чёрные волосы в высокий хвост и слегка расстегнула мантию, под которой виднелся бледно-голубой свитер. Гарри вновь оглядел её, он будто не мог понять, что должен чувствовать по отношению к ней, к красивой, довольно умной девочке, которую собирался пригласить на бал. Он заметил, что Лайза довольно редко надевала юбку, и почему-то сравнил её с Марго, вообще никогда не носившей «женской» одежды. Ему по большому счёту было всё равно, кто во что одевается, он сам до недавнего времени донашивал одежду за Дадли, однако этот небольшой нюанс уже не первый раз бросался ему в глаза.       Он глянул за спину Лайзы — но ни Малфоя, ни Рона с Гермионой, которые сели поближе к слизеринцу, чтобы заранее отвести от Гарри какие-либо подозрения, отсюда видно не было. Они с друзьями договорились, что, как только Драко отправится на тренировку, Гарри заберёт у Рона с Гермионой мантию и те скажут ему, заметили ли они на его столе какие-то подозрительные пергаменты или нет. Драко, конечно, мог и не вытаскивать их из сумки, но тогда Гарри бы просто пришлось действовать вслепую. Вряд ли ему выпадет ещё один столь удачный шанс до начала тренировок с Дамблдором.       — Я поспрашивала у знакомых, которые жили среди маглов, и они сказали, что самая распространённая еда в ресторанах быстрого питания — это гамбургеры. — Лайза говорила с видом знатока, но в её глазах играли смешинки. Каждый раз, когда речь заходила о какой-то очевидной для маглов, но непонятной для волшебников вещи она начинала посмеиваться сама над собой.       — Да, — согласился Гарри. — Мы будем писать рассказ от первого лица?       — Думаю, да. Не эссе же на эту тему делать.       Писала из них двоих именно Лайза: её почерк был куда более понятным, чем у Гарри. Он старался объяснить ей, как происходит самообслуживание у маглов, а она уже сочиняла более-менее связный рассказ о том, как они решили пообедать в одном из подобных ресторанов. Гарри, признаться, подобные задания не радовали — писать о привычных вещах было скучно и бесполезно, вот только он понимал, что Дамблдор не мог освободить от занятий исключительно тех детей, которые жили с маглами.       — Думаю, хватит, — сказала она, как только закончила исписывать третий пергамент. Профессор Бербидж была не особо придирчивой и уж точно не стала бы снимать с них баллы за то, что один из пары гриффиндорец, как это сделал бы Снейп.       — Лайза… — позвал Гарри — девочка обернулась, и он позорно замолчал, не зная, что именно нужно сказать. Как же несуразно звучал тот факт, что он не боялся сражаться лицом к лицу с Волдемортом, но боялся просто пригласить девочку сходить с ним на школьный бал. «Ты же гриффиндорец!» — напомнил он себе, мысленно ударив кулаком по столу. — Ты… ты не хочешь пойти со мной на бал? — быстро протараторил он. — В честь Дня святого Валентина, — зачем-то пояснил Гарри, будто в Хогвартсе намечался какой-то ещё бал.       Лайза удивлённо приоткрыла губы. Она перестала улыбаться, и всё внутри Гарри сжалось от неловкости, захотелось вскочить из-за стола и убежать как можно дальше из библиотеки. Ему казалось, что его лицо уже слилось по цвету с факультетским галстуком, а яркие свечи и пожелтевшие от старости поверхности деревянных столов только подчёркивали его красноту.       — Это… неожиданно, — пролепетала она. Её кожа была светлой и однотонной, без единой веснушки, только маленькая яркая родинка выделялась над губой. Гарри чудилось, что до того момента, как она вновь заговорила, прошло уже несколько минут, а не секунд. — Но я согласна. Это должно быть весело.       Гарри будто выбрался из петли после её слов, и собственная трусость сразу же стала казаться смешной и неуместной. Он слегка улыбнулся, словно стараясь заставить Лайзу позабыть о его неловкости, и она, к счастью, улыбнулась в ответ.       — Это странно немного, — заговорила она, собирая свои вещи в сумку. — Я была уверена, что вынуждена буду пропустить это чудесное мероприятие. Но я рада, что мы пойдём.       — Да, я тоже. — Гарри совсем не знал, что говорить. Его рот отказывался выдавать больше пары обрывочных слов.       Гарри ещё осенью пообещал сам себе, что не станет ввязываться в какие-либо отношения и тем более любовные драмы. Ему сполна хватило Чжоу, а необъяснимые чувства стыда и некоей обязанности перед Джинни изредка терзали его и по сей день, однако после вчерашнего разговора с Дамблдором он вдруг подумал: «А почему бы и нет?» Пожиратели Смерти, Тёмные Лорды, маньяки, убийцы — они все никогда не закончатся, а он из-за них не мог нормально жить, неосознанно лишал себя даже намёка на счастье. Конечно, он не был влюблён в Лайзу, но он ведь мог просто провести с ней время, как делают все нормальные люди.       Они с Лайзой попрощались, и он стал дожидаться Малфоя, чья тонкая фигура никак не хотела покидать библиотеки. Гарри старался предположить, что столь ужасного может скрывать Малфой, чего Дамблдор не захотел бы ему рассказывать. «Ему бы было крайне неприятно, если бы эту информацию кто-то узнал», — сказал ему директор, но понятнее от его слов не стало, у Гарри в голове не возникало ни единой идеи, кроме того, что Малфой мог пытать кого-то по приказу Волдеморта. Но ведь директор не стал бы этого скрывать. Дамблдор сам толкнул Гарри на крайние меры.       Малфой так быстро вышел из библиотеки, что Гарри едва не пропустил его, и спустя несколько секунд появились Рон с Гермионой.       — Это точно были те пергаменты, — серьёзно сказала девочка. Гарри очень надеялся, что они изначально ничего не перепутали.       Гарри специально выждал время, прежде чем зайти в раздевалку, однако, когда он сунулся внутрь, Забини с Малфоем всё равно были там. Блейз уже переоделся и со странным, подозрительным и одновременно скептическим выражением лица стоя наблюдал за тем, как Малфой надевает ботинок.       — С какой это стати? — спросил Забини, сложив руки на груди и облокотившись на один из шкафчиков. Гарри, как назло, упустил вопрос или просьбу Малфоя и теперь не мог понять, о чём идёт речь.       — С такой, что я попросил, — огрызнулся Малфой. Он сел прямо, оторвавшись от своей обуви, и недовольно уставился на Блейза, но тот лишь выгнул ровную чёрную бровь.       Гарри как можно тише встал за углом. Он хотел видеть Малфоя с Забини, однако подходить ближе было рискованно. Драко знал, что у него есть мантия, и мог легко найти объяснение доносящимся из пустоты звукам. Гарри внимательно оглядел Малфоя: ничего необычного в нём так и не появилось, разве что взгляд был каким-то усталым, будто измученным.       — Пожалуйста? — со вздохом сдался Драко. Гарри так и не разобрался, как именно общались Забини с Малфоем, были ли они друзьями, от которых можно было ожидать поддержки, или же просто вынужденно терпели общество друг друга, чтобы не оказаться одним в Слизерине. Однако Гарри заметил, что с Блейзом Драко общался чуть более тесно, нежели с Ноттом.       — Думаешь, твоё «пожалуйста» так много стоит? — хмыкнул Блейз, и Гарри с каким-то странным неприятным чувством вспомнил, как Малфой однажды так же вежливо попросил его вызвать Патронуса, а он от удивления мгновенно согласился.       — Твою мать, пошёл ты, Блейз, — рявкнул Малфой. Он отвернулся и вновь стал завязывать ботинок. Гарри даже не понял, как тот так быстро сменил настроение.       Забини несколько секунд неуверенно оглядывал его. Гарри был уверен, что Драко мало что рассказывал Блейзу: не только из-за того, что Дамблдор со Снейпом не позволили бы ему, но и просто из-за своего скрытного характера. Но ни Забини, ни Нотт не могли не замечать необъяснимых перепадов его настроения, и если от Крэбба с Гойлом Драко мог спокойно отмахнуться, то эти двое вряд ли бы поверили в то, что ничего необычного не происходит.       — Мерлин, просто скажи зачем, — не выдержал Блейз. Он оттолкнулся от стены и подошёл ближе к Малфою, который уже успел разобраться со своими ботинками и теперь просто сидел на месте. — Ты, вроде как, гриффиндорцев ненавидишь, а не рэйвенкловцев.       — Я не хочу с ними играть, — с нажимом прохрипел Малфой. Он не поднимал взгляда на Блейза, будто боялся, что тот может увидеть нечто запретное в нём.       Драко попросил Забини сыграть вместо него на матче против Рэйвенкло? Это было более чем странно. Кого бы там Малфой ни ненавидел, он никогда не отказывался от возможности выиграть кубок школы для Слизерина. Хотя Гарри он так ни разу и не победил, вот только в последнее время эта триумфальная мысль стала придавать мальчику куда меньше злорадства и гордости, чем раньше.       — Я охотник, а не ловец, это разные вещи. — Забини хоть и продолжал спорить, по его тону стало ясно, что он согласен. Малфой слегка оживился, но даже отблеска привычной победной ухмылки не появилось на его бледном лице с глубокими тенями под глазами. — Если мы проиграем, это будет твоя вина.       — Плевать. — Драко поднялся и, не дожидаясь ответа Забини, пошёл к двери.       — Драко, ты же помнишь, что я сказочно богат? — серьёзно бросил ему в спину Блейз. Малфой остановился и резко повернул голову. — Я могу в любой момент оплатить тебе лечение в Мунго. Ну, знаешь, для душевнобольных.       — Себе бы оплатил для начала, — недовольно ответил Малфой. Блейз усмехнулся и пошёл за ним.       Гарри дождался, когда дверь за слизеринцами захлопнется, и с опаской скинул мантию до плеч. Ему уже надоело гадать, что происходит в неспокойной блондинистой голове. Он быстро прошёл к шкафчику Малфоя и открыл его при помощи обычной Алохоморы.       Чёрная сумка Драко лежала на полке, и Гарри, сглотнув, потянулся к ней. На словах эта авантюра не была и вполовину такой же неприятной и навевающей нервозность, как на деле. Гарри ощущал себя самым настоящим подлецом, для которого не существует понятия частной собственности. Он торопливыми движениями открыл её и вынул многочисленные записи Малфоя, написанные аккуратным, будто под линейку, почерком. Он сразу же отложил доклад по истории магии и работу по зельеварению, наткнувшись на небольшой самодельный конверт.       Гарри воровато огляделся. Он прекрасно понимал, что тренировка только-только началась и никто не станет возвращаться сюда раньше времени, но липкий страх быть застуканным за столь постыдным занятием не покидал его. Гарри был на все сто процентов уверен, что это именно то, что он искал, словно какое-то неведомое чувство подсказывало ему. Он аккуратно раскрыл конверт, достал оттуда несколько исписанных пергаментов и — не понял совершенно ничего. Это был какой-то незнакомый ему язык, Гарри даже букв не мог в нём выделить, не то что слов. Все эти закорючки были поразительно похожи на те, с помощью которых Дамблдор с Гриндельвальдом создавали рисунок для его руки; но откуда Малфой мог знать нечто подобное на третьем курсе? У Гарри едва глаз не задёргался от разочарования и раздражения.       Он стал листать их и увидел нарисованный простым карандашом портрет Марго. Гарри был поражён столь детальным сходством: прекрасно прорисованные короткие тёмные волосы, на которые она сменила в прошлом свои золотистые локоны, знакомые черты лица, куда более взрослые, нежели те, коими Марго обладала сейчас. Это было просто поразительно. Гарри не знал никаких заклинаний, которые позволяли бы перенести образ из памяти на бумагу, а значит, Драко просто умел рисовать. Было странно узнать о нём нечто новое, что могли знать только близкие для него люди. Гарри оторвался от портрета Марго, отложил его. И замер.       Малфой нарисовал Энрикеса, ничуть не менее правдоподобно, чем Марго. До боли врезавшиеся в память из видений резкие черты, горящие безумством, настоящей одержимостью. Гарри был уверен, что он сам себе додумал эти детали, потому что изобразить нечто подобное на бумаге было просто невозможно. Дамиан на рисунке Драко выглядел точно так же, как и сейчас. Конечно, это была не колдография и не магический портрет, однако если у Марго можно было уловить некую возрастную разницу, то для Энрикеса десять лет словно пролетели без намёка на старение.       Там был и третий рисунок — Джорджа, выглядевшего точно так же, как в воспоминаниях, которые отдал Гарри Гриндельвальд, вот только с отрезанным Сектумсемпрой ухом. Гарри поёжился от этой неприятной картины, Драко довольно детально прорисовал плохо заросшие шрамы. Он ещё раз пролистал записи, но так ничего и не понял; кое-где мелькали написанные на английском имена: Невилл Лонгботтом, Теодор Нотт, Перси Уизли, но больше ничего разобрать было невозможно. Малфою точно пора в отделение для душевнобольных. Кто так заморачивается?       «Ну уж нет», — подумал Гарри, он не собирался так просто сдаваться. Он сложил все пергаменты вместе, направил на них палочку и тихо прошептал:       — Джеминио. — Луч ударил по листам, и рядом с ними возникла точно такая же небольшая стопка, которую Гарри с трудом не рассыпал на пол. Это заклинание вызывало у него не самые приятные воспоминания о сейфе Лестрейнджей, однако сейчас оно оказалось более чем полезным. Насколько он помнил, копии предметов, полученные при помощи него, быстро приходили в негодность, но это ведь была всего лишь бумага, что с ней станется.       Он аккуратно убрал назад все вещи Малфоя и направился за ответами к Гермионе.       — Поразительно, — прошептала Гермиона, не отрывая заинтересованного, пытливого взгляда от записей.       Гарри нашёл Рона с Гермионой до сих пор сидящими в библиотеке. Он показал подруге записи, и та с предвкушающими искрами в глазах побежала за словарями. Рон поначалу обрадовался, что больше делать домашнюю работу не придётся, ведь теперь у них есть куда более важное занятие, однако быстро понял, что им всем предстоит сидеть за книгами, переводя мемуары Малфоя.       — Будь он трижды неладен, — ворчал Рон, таща несколько огромных словарей наверх, в Выручай-комнату. — От него проблем больше, чем от всех остальных учеников вместе взятых. За исключением злоумышленника.       — И нас, — нравоучительно добавила Гермиона.       У Выручай-комнаты они удачно наткнулись на близнецов, которые и сами запаслись как минимум дюжиной книг. Фред с Джорджем явно были чем-то заняты, но, когда услышали, что Гарри с друзьями замышляют, сразу же согласились им помочь.       — Мы использовали эти руны, чтобы заставить обувь приклеиться к стене, — сказал Фред. Он сидел на полу рядом с братом. Гарри не знал, чьё именно это было желание, но комната предоставила им небольшое светлое помещение с ярким камином и мягкими подушками, которыми был буквально усыпан весь пол.       — Но мы не знаем всех, — добавил Джордж. — Малфой никак не мог их в тринадцать лет выучить.       — Ему и не обязательно было учить их в тринадцать, — предположила вдруг Гермиона. Она отложила стопку пергаментов, так и не дойдя до рисунков, которые Гарри положил в самый низ. В библиотеке девочка так быстро заговорила о рунах и их значениях, что он даже рта не успел открыть по поводу портретов. — Он ведь мог выучить их тогда и просто вспомнить.       — А почему имена на английском? — поинтересовался Рон. Гарри тоже этого не понимал.       — Это не то чтобы язык, понимаете? — Гермиона взяла первый попавшийся листок, где сверху было написано имя Невилла. Гарри с Роном придвинулись ближе, а близнецы, примерно понимающие, что к чему, забрали остальные пергаменты. — Слова здесь не склоняются и не спрягаются, а просто имеют определённые значения. Например, это, — она слышно сглотнула и ткнула на руну рядом с именем Невилла, — значит смерть.       Рон сдавленно икнул от неожиданности, а Гарри так и продолжал пялиться в написанное. Он знал это, знал, что Орден Феникса в конечном счёте был полностью уничтожен, но слышать о смерти всех его членов по отдельности было невыносимо. Иногда, когда бессонные ночи терзали его переживаниями и размышлениями, он представлял себе, как сражаются с уже победившими Пожирателями Смерти его друзья, выжившие после битвы за Хогвартс, представлял, как миролюбивой Луне приходится поднимать палочку и выкрикивать страшные проклятия, как Симусу и Дину приходится каждый день рисковать жизнью, чтобы отдалить падение Ордена.       — Кто это? — спросил Фред. Он показал Гарри портрет Энрикеса, в то время как Джордж разглядывал свой собственный. Гарри не скрывал, что Джордж когда-то лишился уха, но странно было видеть это нарисованным на бумаге, а не только говорить.       — Дамиан, — вздохнул Гарри. Его друзья ни разу не видели этого безумца в лицо.       — Это он? — изумился Рон. Они все сели в круг и стали передавать друг другу рисунки. — Выглядит… эм, как нормальный человек.       — Даже неплохо, я бы сказал, — задумчиво добавил Джордж. Гарри давно уже было интересно, рассказала ли Марго близнецам про Дамиана. Он не знал, насколько близко они общались, поэтому и не мог никак проверить свои догадки.       — Никогда бы не подумал, что Малфой рисует. — Фред отложил рисунки в сторону, как только они все рассмотрели их. Никто из них не стал вслух комментировать ранение Джорджа.       Гарри и сам никогда бы об этом не подумал. Хотя как вообще должен выглядеть человек, который рисует? Ходить с кистью в руке вместо палочки? Ему следовало бы почаще вспоминать, что слизеринцы такие же люди, как и все остальные.       Они разделили листы. Рон с Гарри взяли те, которые не были исписаны и наполовину. Гермиона дала им словари, и они стали искать значение каждой из рун по одной; это было одним из самых утомительных занятий, которое вообще можно было придумать. Фолиант был таким толстым, что Гарри казалось: он и до завтрашнего утра не сможет в нём ничего отыскать. Руны, написанные в столбик, практически не отличались друг от друга, и мальчик с трудом мог разглядеть разницу.       Прошло уже около получаса. Он видел, как Гермиона и близнецы периодически делают для себя какие-то пометки, в то время как он сам так и не нашёл ни единого значения. В левом верхнем углу пергамента была написана одна единственная руна, и Гарри никак не мог перевести её.       — Думаю, он пытался систематизировать информацию, — предположила Гермиона. — Некоторые факты повторяются. Наверное, он старался сопоставить события. Это довольно умно.       Дамблдор говорил об этом — Малфой догадался о некоторых вещах, проанализировав свои воспоминания. Гарри лёг на живот, опустил локти на мягкую подушку и стал с большей внимательностью пролистывать словарь. В итоге он нашёл значение той самой верхней руны — «Я». Он чувствовал себя бесполезным.       Спустя, казалось, целую вечность он перевёл первую строчку: «волосы», «цвет» и «платина». Гарри с трудом удержался от того, чтобы побиться об этот словарь головой. Видимо, ему достался пергамент, в котором Малфой делал какие-то пометки о самом себе. Он хотел было забросить этот лист и присоединиться к Рону, но вовремя смекнул, что Дамблдор имел в виду нечто личное для Малфоя и именно поэтому отказался рассказывать об этом Гарри. Следующая строчка была о том, что Драко поддерживал дружеские отношения с Забини и Ноттом.       — Послушайте, — серьёзным голосом заговорила Гермиона, как только закончила со своим листом; Гарри и сам уже добрался до последней строчки. — Тут сказано, что тот… Волдеморт поручил Люциусу и некоторым другим Пожирателям Смерти — во всяком случае, я думаю, что эти две руны означают именно Пожирателей, — уничтожить Орден Феникса, но они не справились, и с этим очень быстро разобрался Дамиан. Гарри, тут сказано, что на самом деле Дамиан не сам нашёл Орден… ему помогла Трелони.       — Что?! — воскликнул Гарри. Это было полнейшим бредом.       — Я не знаю, — забормотала Гермиона. — Сомневаюсь, что Малфой стал бы лгать самому себе. И ещё я думаю, что здесь далеко не вся информация, потому что такими рунами много не опишешь, они не пригодны для рассказов. Он просто боялся писать на английском, вдруг кто-то наткнулся бы на это.       — И ещё Волдеморт убил его родителей, — хмуро добавил Джордж. — Видимо, как раз за то, что Люциус облажался.       Гарри мгновенно вспомнил, как отреагировал Драко на нелестные слова мальчика о его родителях. Можно было подумать, что это именно то, что расстроило Малфоя в этот раз, но Гарри был почему-то уверен, что о смерти Люциуса и Нарциссы слизеринец узнал изначально: слишком быстро он перестал говорить о грязнокровках, под стать своему отцу, и слишком резко реагировал на высказывания о семье.       — Как и отца Нотта. — Рон указал на свой пергамент.       — Тут ещё нарисован браслет, который носил Энрикес. — Фред показал им небольшой рисунок, который Гарри изначально даже не заметил. Это была тонкая аккуратная цепочка с уроборосом в качестве украшения, абсолютно таким же по виду, как носила Марго. — Малфой это подчеркнул. — Он внимательно посмотрел на Гарри, его рыжие брови слегка искривились, а глаза стали выражать несвойственное для них подозрение. — Гарри, ты ничего не хочешь рассказать?       — Ты о чём? — беззаботно спросил Рон. Гермиона тоже непонимающе посмотрела на Фреда, её не было с ними в Министерстве Магии на каникулах, и она не видела запоминающегося украшения на шее Марго.       — Э… — Что же, теперь Гарри получил ответ на свой немой вопрос. Марго не рассказывала ничего близнецам, и теперь это предстояло сделать именно ему. Он поднялся с пола и сел по-турецки, выигрывая себе немного времени, чтобы подумать. Обсуждать секреты Марго за её спиной было бы подло, поэтому он как можно правдоподобнее спросил: — Что, например?       Он уже не первый раз умалчивал что-то перед друзьями, ему даже казалось, что он тем самым разобщает их, ведь о крестражах знали только Рон с Гермионой, а Фреду с Джорджем были известны более детальные подробности событий, произошедших после смерти Гарри. Но сейчас он первый раз осознанно солгал им в лицо. Он чувствовал себя невероятно уверенно, его голос даже не дрогнул, но неприятный осадок внутри остался. Фред внимательно смотрел на него и в итоге просто пожал плечами, будто и вовсе не задавал вопроса.       — Да так, — отстранённо проговорил Фред. — Что у тебя?       — Ничего такого. — Гарри ещё раз глянул на пергамент. Он не перевёл только последнюю руну в самой нижней строчке, стоящую после «я» и «любить/нравиться». Выше Драко писал, что ему нравится его работа, хотя в этом не было ничего удивительного, учитывая его должность и то, как Малфои тяготели к власти. — Он был министром магии Британии, представляете? Правда, недолго.       — Кажется, мы нашли причину его депрессии, — хмыкнул Рон. В любой другой ситуации его бы поразило, что такую ответственную работу доверили Малфою, но он, видно, как и Гарри, уже устал удивляться. — Наверное, не может пережить, что его с должности министра понизили до третьекурсника.       Гарри усмехнулся, признавая, что это было вполне в духе Малфоя. Вспомнить только, как он упивался собственной властью, когда его всего лишь назначили старостой на пятом курсе, хотя с того времени утекло слишком много воды. Гарри наконец нашёл в словаре значение злосчастной руны — «мужчина». Он сморгнул и ещё раз перепроверил её написание, однако зрение не обманывало его.       «Он гей», — понял наконец Гарри, пазл в его голове сложился даже быстрее, чем он осознал эти слова. Вот почему Дамблдор ничего не сказал Гарри: он и в самом деле просто не хотел предавать доверие своего ученика; вот почему Малфой так загонялся по этому поводу: чистокровные волшебники были помешаны на продолжении рода, они все были консервативными снобами, не способными принять подобного. Мальчик, казалось, даже узнав о том, какое прошлое связывает Дамблдора с Гриндельвальдом, удивился меньше, чем сейчас. Малфой столько лет был его соперником, и Гарри привык, что они с ним похожи в некоторых аспектах: оба ловцы, оба негласные лидеры своих факультетов, их обоих невольно затянуло в самый эпицентр войны. Конечно, сексуальная ориентация была здесь вообще ни при чём, но у Гарри будто камень в горле стал, когда он узнал столь сокровенный секрет Малфоя. Он даже прокомментировать этого никак не мог, это было просто… неправильно — неправильно для Малфоя, осуждавшего людей за то, какими они родились.        — Гарри, — позвала его Гермиона. Она складывала вместе свои записи и убирала бумажные закладки из словарей, но остановилась, заметив замешательство на лице друга.       — Просто задумался, — бросил ей Гарри. Он незаметно убрал палочкой с пергамента последнюю строчку и зарёкся держаться от Малфоя и его причудливых странностей как можно дальше. — Что там с Трелони?