Детский С.Ад

      Кто-то очень сведущий в технике, вероятнее всего, Алешенька или Тема, спрятал в группе будильник, поставив его ровно на восемь утра. Поэтому побудка была внезапной как лавина, громкоголосой и сильно отдавала пьяным дебошем. Всклокоченные дети пытались одновременно протиснуться в двери туалета, ванной, просочиться сквозь стены или сразу, минуя все, мигрировать в зону игр. Янко Петрович, позевывая, ибо был после веселого начала ночи, а потом и продолжения ближе к утру, совершенно не выспавшийся, досыпал на ходу, ворчал и отлавливал быстрых и внезапных, как лососята в кустах черники, воспитанников, направляя кого куда. На горшок, с горшка, чистить зубы и садиться завтракать. Инара Львовна хлопотала вокруг стола. В тарелках обреченно дымилась каша, по соседству толпились стаканы с соком и чаем. Веночком разложенные на блюде бутерброды с маслом и джемом обычно распределялись частично между желудками, столом и одеждой. Иногда перепадало полу и воспитателю, если тот недостаточно ловко уворачивался.       Илюша традиционно наморщил нос и заканючил, что каша — это невкусно. Мишенька, посмотрев на завтрак, присоединился, вяло прокопав дымящуюся траншею и стянув второй бутерброд с джемом. Сема наворачивал, стараясь успеть побыстрее, чтоб уделить время капризничающему Илье. Феденька быстро провел расчет стаканов и содержимого, взял себе чай и методично принялся работать ложкой. Близнецы по привычке ели из двух тарелок одновременно, таская друг у друга. То ли проверяли, что у брата вкуснее, то ли просто придерживались ритуала. Ели — уже хорошо. Коля сидел перед тарелкой, напряженно ожидая чего-то. На вопрос воспитателя мальчик сглотнул голодную слюну и указал на двух капризуль. Миша сразу заткнулся. И даже сунул ложку в рот. Илюша почесал кудрявую маковку, потер поцарапанный теперь тоже нос и вздохнул. После чего ложки благополучно оказались во рту у всех. Коля, убедившись, что приятель начал процесс питания, ухомячил свою порцию со скоростью звука, стащил два пустых куска хлеба и попытался один сныкать. Инара Львовна, святая женщина, сразу заметила две пары всегда голодных глаз; Семе и Коле перепало добавки.       Воспитатель наблюдал от окна за всеми сразу. Гошенька посматривал в его сторону, переживая, что взрослый останется голодным, но не решался предложить любовно спрятанный специально для него бутерброд. Степа так же пристально присматривал за тарелкой Семена, готовый поделиться. Семочка никогда не просил и доедал только за Илюшей, но это не мешало великому рисовальщику всея младшей группы надеяться. Илюша осилил почти половину своей порции, Миша на четверть больше. Пока отвернувшаяся нянечка готовила фрукты, «рыцари» быстро подчистили улики и временно насытились.       На прогулку собирались тоже весело, раза в два веселее обычного, потому что Костенька вспомнил, что сегодня за ним приедут. Радостное заявление сопровождалось ором и не попаданием в сандалики и носочки. Янко Петрович плюнул на гвалт и успел перекусить.       Первый кортеж прибыл за Алешей. Два плечистых мордоворота пытались улыбаться, отчего становились похожими на двух радостных бульдогов. Алеша попрощался, что-то вручил втихаря Степе и с разбега нырнул в нутро тонированного джипа. Судя по звуку — весьма удачно приземлившись аккурат в противоположную дверь. Гувернантка всплеснула руками, едва кивнула воспитателю и скрылась следом. Бульдоги загрузились, машина развернулась, и отток постояльцев детского садика на выходные был объявлен открытым.       — Новые птенцы в твое гнездо? — ехидненько спросили из-за беседки, и оттуда появился воспитатель старшей группы.       Высокий, крепкий, ему бы телохранителем, а не воспитателем. Янко Петрович вспомнил про себя и хмыкнул. Накачанный блондин в пижонской футболке смотрел на него свысока — и роста и самомнения, — всячески пытаясь подколоть, зацепить и вывести из равновесия. Желательно на глазах директора.       — В мое, — благодушие Янко Петровича, обретенное с помощью горячего завтрака, сладкого джема и предстоящих выходных, омрачить не удавалось. — А ты что в моем гнезде забыл? Яйца высиживать негде?       — Но-но, ты полегче, — понижая голос, мрачно заметил коллега, оглядываясь на своих и чужих гомонящих детей на соседних участках, условно разделенных живой колючей изгородью.       Почему колючей? Потому что иначе сорванцы всех возрастов свободно бы разгуливали по всей территории. Торчащие острия удерживали детей от прохождения прямо сквозь «стены». Не всех и не всегда, но мнимое разделение хоть как-то помогало.       — Не один ты можешь быть в фаворе у начальства.       Янко Петрович загадочно улыбнулся. Садик целиком и полностью пребывал в неведенье относительно их с директором отношений, а то, что младшей группе доставалось много плюшек — заслуга, точнее последствия того, чьи детишки там находились. Параллель создавалась сугубо экспериментально, для поддержания той самой репутации директора. Потому на нее так тщательно и скрупулезно подыскивался воспитатель. Кто ж знал… директор тоже не предполагал.       — Разумеется, — Янко Петрович принялся перевязывать хвост, — директор на то и директор. Но задирать моих мальчишек не надо. Ни новеньких, ни стареньких. Пожалуйста, донеси это до своих оболтусов, Кирилл Александрович.       Коллега сбавил обороты. Его и впрямь частенько цепляли малышню, за что влетало уже воспитателю. И детям. Совочки в маленьких кулачках били без промаха, а если всей гурьбой навалиться, мелкота могла снести слона. И затоптать. Закопать. А если вовремя не оттащить, то и расчленить. Ковер в кабинете директора — не тот, на котором удобно стоять в колено-локтевой, а морально-выволочный — не раз принимал Кирилла Александровича в свои пламенные объятья. Он бы, конечно, предпочел директорские, о чем не раз намекал тут же впадавшему в слепо-глухоту Венцеславу Альбертовичу. Апофигей ненависти у Кирилла случился, когда директор приволок в садик и поставил на очень лакомое место воспитателя без образования, какого-то тощего, кудрявого и вообще неясного происхождения. С тех пор прошло полгода, коллегу Янко Петровича не отпустило, но болезнь стала вялотекущей, переходя в такие редкие и цветистые перепалки.       Воспитателя подергали за штанину, пришлось срочно отвлечься на насущные проблемы. Проблемы наматывали на руку какую-то тряпку, опознанную Янко Петровичем как вчерашний фартук нянечки, и профессионально жалобно посматривали сквозь рыжие кудряшки. Илюша стоял рядышком и тоже мялся с одного запачканного травой ботиночка на другой.       — Что такое? — Янко Петрович скроил внимательное лицо, попутно обозревая окрестности на предмет спутников.       — А можно после обеда не спать? — спросил Мишенька, а Илюша старательно похлопал ресницами.       Коленька и Семочка что-то серьезно обсуждали в песочнице, рисуя на песке кривые линии и кружочки. Степа выглядывал из-за ростового куличика и прислушивался.       — После обеда, крольчонок, почти всех заберут домой, так что, если вы останетесь, можно просто поиграть.       Илья просиял, а Миша напротив нахмурился, как тучка, и опустил глаза. Янко Петрович мысленно плюнул. Точно, куда ж их заберут. То есть заберут Илью и Семена, а Миша и Коля останутся куковать где-то. Мишенька шмыгнул носом и поплелся в сторону песочницы. Его «рыцарь» тут же подорвался с места, таща какой-то листочек, явно в утешение. Не помогло. Сдержанные шмыганья перешли во всхлипы, а всхлипы в безудержный слезоразлив. Илюша стоял, растопырив ручонки, и не особо понимал, что происходит. Но на всякий случай тоже заревел. Степа укоризненно покосился на выступающих с концертом, потому что Сема рванул к Илюше, забыв про планы. Степочка присел рядышком, принялся аккуратно переносить план в альбом. Потом подарит.       Через два часа забрали большую часть группы. С боем и воплями увезли Илюшу, следом за ним в невзрачном седане укатил Сема, по-взрослому пожав на прощание руку Коленьке. Гошенька и Костенька отбыли чинно и спокойно, после забрали и близнецов. Те, переглядываясь, умудрились подкинуть водителю под зад резиновую утку со свистком в известном месте и честно наблюдали, как мужчина пытается сдержаться и не наорать на засранцев.       Старшая группа редела еще быстрее, Кирилл Александрович вернул с прогулки три человека. Остальные две — средние и подготовишки — пользовались отдельным входом в корпуса садика, гуляли на площадке с другой стороны здания. Их дела и перемещения редко влияли на соседей.       Новенькие забились в угол, где кудрявый рыжик продолжал тихонько плакать, душа в объятиях большого плюшевого кролика, а Коля мужественно смотрел перед собой сухими глазами и кусал щеку изнутри. Янко Петрович поглядывал на парочку, про себя костеря директора, но не подходил. Постепенно дети успокоились, к четырем вечера их осталось двое. Инара Львовна, вежливо попрощавшись, отбыла восвояси, нянчить внуков и трех собачек. Подозревали, что внуки и собаки — это одно и тоже, но нянечка была слишком приятной женщиной, чтобы об этом спрашивать в лоб.       Миша отвлекся на конфету и сок, а Коля потихоньку таскал сушки из оставленной вазочки. Из колонок весело щебетали детские песенки, за окном легонько хмурилось… и тут воспитателю пришла очень запоздалая и очень увесистая мысль. А, собственно, куда девать этих детей? Если они сироты, свидетели в программе, то куда и кто их заберет?       Во двор въехала еще одна машина. Весьма знакомая и увесисто-хищная. Венцеслав Альбертович легко соскочил на землю с высокой подножки, поправил рукава непривычно фривольного джемпера.       Мишенька радостно подорвался, был подхвачен на руки и пристроен на локте. Ручки обвили директорскую шею, почти как кролика не так давно. Душиться Венцеслав Альбертович не пожелал и мягко разомкнул объятия, поскорее заняв пальчики леденцом на палочке. Коленька снова затоптался на месте.       — Собирайтесь, поехали, — скомандовал директор, глядя на воспитателя.       Коля тут же выволок из-под стола два упакованных рюкзачка: один потасканный, когда-то зеленый, второй нежно-желтый и с зайчиком. Янко Петрович только брови поднял. Нацепив оба, мальчик засеменил к выходу.       Воспитатель машинально сунул в рот кусок пирожка, задумчиво подвигал челюстью, не чувствуя вкуса.       — Мы тебя в машине ждем, — как ни в чем не бывало заявил Венцель и скрылся вместе с кудрявым.       Янко Петрович сглотнул, посмотрел на жопку пирожка в руке, на потолок, принял безысходность и подначку и двинулся собирать сумку.       У машины разыгрывалась очередная картина «Не ждали? А мы приперлись». Насупленный Мишенька крепко держался за штанину директора, Коля выглядывал уже из машины, где на заднем сиденье появились детские кресла, смотревшиеся в черном салоне как две монашки в портовых доках. Напротив изображал скорбь и давил на жалость Кирилл Александрович. По обрывку разговора Янко Петрович понял, что, де, у коллеги внезапно сломалась машина, отказавшись везти труженика горшка и веранды домой. До города от милого поселка, где располагалась военная база садика, пролегало порядка сотни верст, ждать попутку можно было до второго пришествия, поэтому расчет казался вполне правильным. Помеха в лице двух карапузов Кирилла Александровича не смутила. Он даже пытался улыбаться Мишеньке, но мальчонка только суживал глаза и крепче сжимал в кулачке ткань брюк директора. Венцель наблюдал за павлиньими плясками со сдержанным саркастическим одобрением.       — Подвезем, конечно, — ухмыльнулся он, поглядывая на подходящего Янко Петровича.       Миша неодобрительно собрал складочки на носу, фыркнул и полез в распахнутый зев машины на свое креслице. Кирилл Александрович подсадил, получил в ответ презрительный взгляд от Коленьки и на всякий случай отошел.       — Работа на дом? — с гаденькой улыбочкой осведомился Кирилл Александрович, по-хозяйски перекрывая коллеге доступ к переднему пассажирскому месту.       Воспитатель спокойно обошел массивный зад авто, уселся рядом с Колей и сунул в уши наушники, демонстративно откинувшись и прикрыв глаза. Директор все с той же ухмылкой глянул в зеркало заднего вида. Янко Петрович мог спорить на месячную зарплату, а то и отпускные сверху, что Венцель получал от спектакля истинное удовольствие.       Ворота садика бессильно клацнули, не в силах задержать машину, презрительно брызнувшую гравием из-под колес. Раскатисто ворчащий «железный конь» выбрался по дорожке на узкое второстепенное шоссе, порыскал носом на поворотах и выскочил на трассу, наращивая скорость. Елки мелькали все быстрее. Мишенька прижался пятачком к стеклу, заболтал ножками. Кирилл Александрович травил какую-то байку, Венцель сосредоточенно смотрел на дорогу, небрежно придерживая руль кончиками пальцев.       — Дети у тебя поместятся? — вдруг обернулся Кирилл, пребывающий в полной уверенности, что «выскочка» живет в какой-нибудь студии на отшибе мира. А как иначе, если даже своей машины у него не было.       Янко Петрович философски относился к отсутствию комфорта в жизни, и, в целом, Кирилл Александрович был очень близок к истине. Не попал немного, но думал в лучшую сторону. Жизнь Янко Петровича до встречи с директором представляла собой с трудом контролируемый ад, где перемены к лучшему — это от пятого круга к четвертому. Не так жарит — уже прекрасно. Семья в свое время выплюнула молодого максималиста, решившегося не держать в себе тайн. С гордо поднятой поначалу головой юный будущий воспитатель шествовал вперед, но постепенно завязал в окружающей грязи. Пока раздухарившаяся судьба не окунула его по самую маковку. А на утро, взяв плату авансом, подкинула счастливый случай в лице и прочих частях тела директора.       — Они едут ко мне, — невозмутимо уточнил Венцель.       Лицо Кирилла Александровича вытянулось. Видимо, уже нарисованное в воображении романтическое предложение «зайти на чашку кофе» никак не предполагало наличие двух довесков, один из которых явно специально тихонько подпинывал спинку переднего кресла.       — О, Венцеслав Альбертович, родители запаздывают, вы решили помочь?       — Это мои, — ладонь директора вдумчиво погладила рулевое колесо, Кирилл Александрович сглотнул, засмотревшись. — Решил, что пора переходить на новую ступень бытия. Дети как никто другой помогают раскрыть потенциал. Как считаете, Кирилл?       — А… э… да, конечно.       — Лучше б ты гарем завел, — буркнул негромко Янко Петрович, услышавший Коля вежливо захихикал в кулачок.       Тут же обернулся с застрявшим во рту леденцом Мишенька, вопросительно вздергивая бровки. Приятель нашептал ему на ушко и теперь хихикали уже вдвоем. Кирилл Александрович нервно поерзал на пятой точке и надолго замолчал, переваривая крушение планов. Или выискивая новую линию поведения.       Янко Петрович, меж тем, успел придремать, когда машина встала. Наставник старшей группы несколько несолоно хлебавши поблагодарил за услугу, мрачно зыркнул на коллегу и вымелся из салона, прикрыв за собой дверцу с легким хлопком.       — Потешил самолюбие? — осведомился, зевая, воспитатель.       — Разумеется, — и не подумал отрицать Венцель. — Пересаживайся, поехали домой, с тебя ужин.       — Что?       — На четверых. Компенсацию гарантирую.       Янко Петрович только тяжко вздохнул в очередной раз, проклиная судьбу, столкнувшую его с мерзким манипулятором. Хотя, признаться честно, компенсации от директора имели вес. Вес, запах, вкус и даже иногда музыкальное сопровождение. В общем, стоило рискнуть. Опять.