Детский С.Ад

      Янко Петрович прикрыл глаза, наслаждаясь ванной, успокаивавшей приступ ярости, жалости, суицида и всего остального, что скопилось, пока они ватагой ехали домой.       Теоретически в машину все не помещались, но директор снова перехитрил систему, приехав на каком-то танкообразном внедорожнике, куда в рядок идеально встали два кресла для близнецов. Из садика они выкатились бродячим зоопарком, потому что все четверо мелких представителей фауны активно галдели, высмотрев в окно менее разумных представителей дикой природы. Директор посмеивался, воспитатель пытался смириться с неизбежностью.       Потом эпопея продолжилась с ужином, потопом в ванне и раскладкой спящих бревнышек в кровати. Воспитатель с трудом помнил, как добрел до своей. Точнее, помнил совершенно внятно, что прикорнул на диванчике в гостиной на втором этаже. Но утром нашел себя на пустом огромном траходроме директора. Самого Венцеслава Альбертовича давно простыл след. На кухне копошилась помятая великолепная четверка в пижамках, по цепочке передавая из холодильника все, что плохо лежало в доступности роста. На столе громоздилась приличная кучка из фруктов и сладостей.       Завидев сонного воспитателя, «мыши» притихли, только один рыжий продолжал нервно точить печенье. Хруст на всю кухню стоял. Взрослым произволом вернув большую часть припасов в холодильник, Янко Петрович рассадил страдальцев от безделья за стол, разделил снедь, а себе сварил кофе. Мысль о том, что теперь он точно многодетная мать ехидно крутилась все время, пока дети болтали ногами, ели мимо рта и требовали прогулку. Пообещав сходить в ближайший парк, если они посидят полчасика тихо в большой комнате с мультиками, без цветов, но с игрушками, Янко Петрович налил себе ванну. Понимал, что рискует, но поясница угрожала бросить его прямо сейчас, оставив вместо доброй памяти радикулитный приступ. Все-таки парных акробатических этюдов за последние несколько дней было слишком много. Горячая вода примиряла с действительностью. Янко Петрович мужественно прикрыл глаза, игнорируя смачный шмяк дальше по коридору. Звона следом не раздалось — значит никакого стекла. Пусть громят, директор хотел детей — директор получил.       Во временную идиллию нагло ворвался телефон. Воспитатель, не глядя, сгреб аппарат и тронул экран:       — Ну что, многодетная мать выходного дня, — ехидно осведомилась трубка голосом Славы, — готов к самому главному шагу в своей жизни? Я даже цветы тебе купил.       — А кто-то умер? — в тон отозвался Янко Петрович. — Или ты на пенсию собрался?       Секретарь расхохотался, уже более по-деловому сообщил, во сколько и где их будет ждать юрист, и отключился. Янко Петрович выругался, уходя под воду с головой. Булькнуло, весело сомкнулась пена. Хорошо.       — … м.но о д.рп.а в…и?       Воспитатель, приложившись затылком о ванну, вынырнул. Кудрявые радостно делали себе короны — слава всем ангелам, не занырнули в воду, уже хлеб. Сема стоял с полотенцем наготове, но Николаша, видимо, просчитав, что на улице будет безопаснее, спрашивал, можно ли во двор.       Пришлось вылезать, отбирать у Илюши пузырек с пеной, у Мишеньки мочалку, вытирать, переодевать и, кое-как вытершись и надев что-то поприличнее полотенца самому, выводить этот неугомонный зверинец на прогулку.       Директор соизволил нарисоваться к обеду. Чем-то очень озабоченный. Илюшенька и Мишенька облепили его, как репей собачий хвост, испачкали джинсы, потоптались по ботинкам, наперебой рассказывая, чем они только что занимались и какие планы на будущее, с участием Венцеслава Альбертовича. Директор скупо кивал и не улыбался. Едва хмыкнув в сторону воспитателя, он ловко отвлек детей привезенными пончиками и заперся в кабинете.       Янко Петрович остро ощутил, как обещанный отпуск только что стал призрачнее и дальше. Илюша нахмурил бровки, вздрогнул от закрывшейся двери, отделивший их с Мишей от директора, и оглушительно заревел от обиды. Мишенька тут же подключился к горю, мокро хлюпая носом в рукав.       Сема и Коля вздохнули. За утешением прошел обед. Венцель спустился в столовую к двум, спокойный как удав. Усадив кудрявых на коленки, рыцарей рядом, он целый час изображал примерного отца семейства. Дети даже ничего не разбили, не уронили и сами не упали никуда курносыми носами. Абсолютный рекорд для замкнутого помещения, уставленного разными интересными и очень хорошо падающими предметами. Это если не упоминать про сервиз на открытой полке.       Освобожденный от воспитательских обязанностей, Янко Петрович приготовил обед взрослым, как примерная домохозяйка, про себя слегка удивляясь. Венцель молчал. Не подтрунивал, не звал его посмотреть на очередной пластилиновый шедевр, изуродовавший журнальный столик из цельного пня дуба. Ворковал с детьми, но даже головы не поворачивал в сторону воспитателя.       Янко Петрович философски пожал плечами, расставил тарелки и ушел в библиотеку. Кто-то же обещал ему отгул? Вот и прекрасно. Телефон зазвонил снова. На виртуальном проводе в этот раз оказался Иван Дмитриевич. Новенький коллега пару минут извинялся, что отвлек наверняка, и что он просто спросить и…       — Спрашивай уже, — засмеялся Янко Петрович.       — Я никогда не жил в садике-пансионе, поэтому не представляю, что с собой брать из особого.       — Возьми все, на случаи: потопа, пожара, срочной эвакуации, возможно, на Луну, полетов, переодеваний после знакомства брюк с борщом и травой. В общем, представь, что ты едешь в дикую местность, полностью оторванную от цивилизации и населенную дикими зверями. Хорошенькими, но непредсказуемыми.       Иван озадаченно молчал несколько секунд, потом смущенно кашлянул:       — Как-то я не уверен, что справлюсь.       — Справишься, — Янко Петрович хмыкнул. — С этого паровоза на ближайший месяц ты не спрыгнешь, даже если Алексей Геннадьевич выйдет с больничного.       — Он звонил, — Иван Дмитриевич снова тяжко завздыхал, очень напоминая Илюшу с Мишей. — Его положили на срочную операцию, до конца этой смены он не появится в садике.       «И почему я не удивляюсь», — подумал воспитатель.       — Не дрейфь, прорвемся.       — И еще момент… я не очень понял, — Иван замялся, покашлял. — Венцеслав Альбертович меня вызвал к себе в понедельник и среду. Стоит беспокоиться?       Янко Петрович подумал, прикинул, подумал еще раз и ответил:       — Нет, наш директор, даже если и кусается, то не съедает людей целиком. Особенно, если они могут ему принести пользу. Просто, скорее всего, хочет первое время контролировать ход действий. Расскажет о проблемных детях, он всех знает. Во всех четырех группах.       — Хорошо, просто я удивился. Еще и вечером.       — А днем, — Янко Петрович теперь тоже удивился, но не стал заострять на этом внимания, — ты и не успеешь, если один. Нянечка приходит как раз до сна, поэтому уложишь и вперед.       — Спасибо, извини еще раз, что беспокою в выходные. Мне секретарь директора дал твой телефон, потому что… ну, больше я никого не знаю.       — Все нормально, — уверил воспитатель, про себя уже понимая, что не совсем нормально. — Отдыхай. И не бойся, раньше смерти помирать не стоит.       Отключившись, Янко Петрович сунул в рот кусок остывшего мяса и принялся методично работать челюстью, созерцая в окно зеленую пастораль двора, в котором уже активно успели наследить мелкие. Горочкой высились цветочные горшки, считавшиеся тяжелыми для маленьких детей. Наверху пирамиды горделиво торчал пук соломы из декоративного украшения. Кажется, оно стояло у крыльца.       Часы демократично клацнули. Подавив мелочное желание написать смску и сделать вид, что не смотрел за временем, воспитатель вернулся в столовую.       Дети, высунув языки от усердия, кропали шедевры в альбомах. По всей поверхности длинного стола валялись фломастеры, кисточки, краски и акварельные карандаши. Директор, исполняя роль модели для кудрявых, расслабленно полулежал в кресле с книгой в руке. Он успел переодеться в домашнее и меньше всего походил на человека, собиравшегося куда-то ехать. Например, к юристу.       — Мы никуда не собираемся? — осторожно поинтересовался Янко Петрович.       — Нет, — Венцель прикрыл обложку, с легкой смешинкой во взгляде глянул на воспитателя.       — Ты передумал оформлять все официально?       — Напротив, — директор книгу отложил, Илюша с Мишей сразу оживились, поглядывая на освободившиеся руки и колени. — Я ускорил процесс, чтобы не отрываться больше от семьи.       Янко Петрович вздернул бровь, ощутив на себе полное прямое значение фразы «без меня меня женили».       — Все уже подписано, — Венцель снова улыбнулся, уже привычно, с подначкой, но спокойно и без стали. — Ты же согласился, номинально все обговорено. Контракт подписали сегодня утром, не успел предупредить Славу, чтоб тебе не звонил. Экономим время, деньги и нервы. Завтра свободный день.       Янко Петрович машинально покивал. В его практике общения это было что-то новенькое.       Червячок подгрызал, и это было очень странно и непривычно. Зато очень привычные к конфликтам дома Сема и Мишенька притихли. Николаша тут же взял свою принцессу за похолодевшую лапку, а Илюша, уже собравшийся было соскочить со стульчика и пойти к директору, замер, поглядывая подозрительно на своего рыцаря.       — Детям пора спать, — очень мягко произнес директор.       — А можно мы не бу-у-удем? — тут же завелся Илюша, для которого дневной сон, если он не убегался в прогулку, был сущей каторгой.       — Нельзя, — Венцеслав Альбертович включил строгого директора. — Но если сейчас вы ляжете самостоятельно, то на ночь я почитаю вам сказку.       — И мы будем спать с вами? — воодушевленно переключился из модуса «кислые щи» Мишенька.       — У меня слишком маленькая кровать, чтобы все в ней поместились.       Янко Петрович представил себе это зрелище: в центре Венцель, в любимой серебристой пижаме. Эдакая брутальная мечта поклонников глянцевых журналов и легкого порно. А по кругу в позах «звезда морская» валяются четыре мелких проказника. Один голой пяткой попирает гордый профиль директора, второй давит на живот (хорошо, если не брыкается ниже). Хрюкнув в кулак, Янко Петрович пообещал кусочек сказки сейчас и в его исполнении, используя подкуп вкупе с только что озвученным шантажом. Мелкие быстро подсчитали плюсы и минусы, покумекали и милостиво согласились. Даже заснули быстро, Янко Петрович и главы не осилил.       Венцеслав Альбертович сидел все в том же кресле, но на столике перед ним вместо пластилиновых изысков высились два бокала с вином, сырная нарезка и пряно-острое вяленое мясо.       Остаток дня пролетел незаметно и приятно. Расслабленно. Воспитателю даже не пришлось перенапрягаться. После вечерней сказки детям ему тоже прочитали на ночь сказку… продемонстрировали сказку: Венцель все делал сам и исключительно на благо воспитателя, а тому приходилось лежать, как принцесса (благо не маленькая, кудрявая и в махровых носочках), и получать удовольствие от владения директора оральными навыками.       На следующее утро, погрузив спящие картофелины в машину, они двинулись на конюшню.Там воспитателя неожиданно подстерегла знатная засада. Лошадей Янко Петрович любил страстно и взаимно. Даже самые норовистые скакуны смирялись под его рукой и пятой точкой. Поэтому часто большую часть отпуска он проводил именно на конюшне, носясь по полям целыми днями.       В этот раз, без зазрения совести оставив детей на попечение директора и трех конюшенных, Янко Петрович вывел из стойла любимого вороного по кличке Перышко и отдался дикой скачке, взяв прямо с места в карьер. Часа два бешеного свиста ветра в ушах, перестука копыт и мощного лошадиного дыхания и тепла в очередной раз примирили воспитателя с действительностью. Поиграв с аллюрами на ровном поле, он прогнал Перышко по приспособленной под прыжки опушке и вернулся к леваде. Илюша и Мишенька чинно тряслись на спинах мохнатых пони по кругу. Директор наблюдал.       Перышко, недовольный короткой прогулкой, всхрапнул. Венцель погладил его по носу.       — Полегчало? — спросил он, разглядывая удачно повернутый к нему зад воспитателя в обтягивающих лосинах.       — Немного, — Янко Петрович хмыкнул, пошагал вороного и присел рядом с директором на нагретую солнцем деревянную лавку.       Щебетали птички, ветерок играл. Илюша вопил, потеряв стремя. Янко Петрович скормил Перышку яблоко, потрепал по шее и бросил повод конюшенному.       — А где Сема с Колей? — воспитатель покрутил головой, обнаружил двух порожних и уже успевших задремать пони у входа в леваду.       Директор кивнул на приземистое здание.       — Ушли на экскурсию. Они разумные, поэтому за ними присмотрит персонал. Мне интересно, кто кого раньше доведет — кудрявые пони или наоборот?       Воспитатель хмыкнул:       — Раньше они доведут девочку-инструктора.       Венцель рассмеялся.       — Мало кто способен выдержать напор детской энергии. Это должен быть талант.       Янко Петрович подозрительно сощурился.       — Что случилось? — в лоб спросил он. — Ты как-то странно себя ведешь.       — Пока ничего, — директор беззаботно пожал плечами. — Но может. Поэтому приходится принимать срочные меры. На следующей неделе мы со Славой уедем. Недели на две, возможно, на месяц. Дела требуют присутствия. Их, в отличие от детей, мне доверить некому.       Сюрприз на сюрпризе. Янко Петрович не стал комментировать, оставив остроумие при себе. Венцель хитро косил на него, ожидая реакции или подвоха. Опасно. Похоже, директор действительно затеял игру, и детский садик, как тихая гавань, где Венцеслав Альбертович, по его же словам, больше отдыхал, чем работал, отодвигалась на второй план. Вот и думай: то ли гордиться, что тебе настолько доверяют, то ли наоборот, разочаровываться, что свалили кучу проблем на отработанный материал. Отличный выбор, в пору присматривать сосенку попрочнее и веревку с мылом закупать.       Янко Петрович отложил размышления на потом, хмыкнул и пошел проверять, где там остальные. Директор, конечно, прав, Сема с Колей — это не так опасно, как их приятели, но дети есть дети.       Рыцари копошились в сене с таким упоением, что стоящий рядом тяжеловес Авдотья забыла, что она вообще-то стерва и не любит посторонних, а тем более мелких и наглых, и в целом беременной женщине положены тишина и покой, и, вывернув шею, наблюдала за процессом мышкования. Воспитатель присоединился. Авдотья скосила на него глаз, задумчиво подергала левым ухом и всхрапнула.       — Держи! — вдруг вскрикнул Сема.       Кобыла и воспитатель одинаково присели. Пришлось подвинуть немелкую тушу лошади, протиснуться мимо выпяченного бока и подойти поближе. В сене торчали два задних фасада, облаченных в верховые штанишки. Один замер, второй активно двигался, помогая себе ногами.       — Помочь? — вежливо поинтересовался воспитатель, перебирая все возможные варианты причин такого поведения.       — Нет, мы все!       Заулыбавшийся, Николаша сдал назад, втиснув воспитателя в упитанный Авдотий зад. Кобыла задумчиво пришлепнула воспитателя хвостом, но лягаться, к счастью, не стала — самой было интересно, чего там у нее копошились столько времени. В исцарапанных руках мальчишка держал котячьего подростка, месяцев пять-шесть. Когда лапы уже вытянулись, а морду еще совсем от сиськи только оторвали. Этого оторвали явно от другого места и против воли: одно ухо воинственно торчало, второе зияло большой проплешиной от свежей царапины. Котенок был тощим и агрессивным. Выворачивался в цепких детских пальчиках, пытался подкогтить задними лапами, но молчал.       — Осторожнее, — Сема тоже выбрался из соломы, потер свежие царапины на щеке, и прикрыл котенка какой-то тряпкой.       Животина притихла, зыркая по сторонам. Авдотья тоже притихла, потанцевала на месте, намекая, что хватит уже ее нервировать. Осторожно вытащив всех троих и себя заодно из стойла, Янко Петрович вывел юных охотников с добычей на свет.       — Зачем вы его поймали? — воспитатель присел на корточки, поглядывая на притихшего котенка.       — У него лапка ранена, — отрапортовал Сема. — Задняя. Надо лечить.       — И царапин много, подрался, — вторил приятелю Николаша. — Можно мы отнесем его к Роману Александровичу?       — Нет, Роман Александрович лечит людей, но мы можем его отдать кому-нибудь из местных работников, они покажут его ветеринару.       Николаша мгновенно помрачнел, как только было произнесено сакральное слово «отдать».       — Что у вас тут? — Венцель, подойдя, глянул на сгрудившуюся троицу и кота.       Николаша протянул сверток.       — Вот. Ему надо к доктору.       Директор приподнял бровь, двумя пальцами отвернул резко приунывшей животинке голову в сторону, открывая еще царапины на шее.       — Хорошо, Янко Петрович возьмет сейчас машину и съездите в больницу для котиков, это недалеко, а потом возвращайтесь за нами.              Надо ли добавлять, что после процедур и кормежки на халяву кот отказался выходить из машины на конюшне, уехал с ними домой, был мыт, под яростные вопли и неприятие действительности, обмазан тем, что посоветовали в клинике, и оставлен ночевать с детьми.       Воспитатель позубоскалил, что кто-то становится слишком сентиментальным, получил на орехи и, вздохнув, задремал на широком плече директора, с отвращением предвкушая рабочий понедельник.       С котом…