Детский С.Ад

      Бессонная ночь была пятой или шестой по счету. Янко Петрович сбился, хотя первых две ставил галочки на полированной поверхности стола. С садистским удовлетворением представляя, что бы сказал тот же Виктор. Потом приноровился забывать.       Попытка съездить в собственную конуру потерпела крах. Точнее, крах потерпел воспитатель, буквально. Приложился к стене. Два крепеньких мужичка радостно облапили добычу и попытались вытрясти из него подробности. Янко Петрович сначала старался через рот объяснить, что подробностей у него нет, потом перешел к беседе другими местами. Не помогло. Пришлось уже без объяснений ретироваться.       Иван, открыв дверь, в ужасе всплеснул руками и поволок Янко Петровича в ванную. Промыл ссадины, чем-то прижег. Воспитатель только досадливо отмахивался. Вообще Иван Дмитриевич оказался… надежным. Упрямо оставался рядом, не давая впасть в хандру, что-то рассказывал, приносил новости. Хотя какие могут быть новости. Ждали аукциона.       Утром третьего дня совместного проживания у воспитателя внезапно зазвонил телефон. Янко Петрович покосился на совершенно незнакомый номер, но все же ответил:       — Янко Петрович, а почему мы не ходим в садик? — осведомилась трубка голосом Гошеньки.       На заднем плане что-то активно громыхало и истошно орало голосом сильно недовольного младенца.       — Гоша, — воспитатель заулыбался против воли: надо же, скучают, — лето на носу, каникулы.       — Уже? — Гоша явно смешался, забубнил, подсчитывая на пальцах, но не разобрался. — Ладно… а когда мы в садик вернемся?       Янко Петрович про себя хмыкнул. Ему бы кто сказал.       — В сентябре, — клятвенно заверил он ребенка. — Когда лето кончится.       Трубка недовольно засопела.       — Жалко, — Гоша расстроенно хлюпнул носом. — А можно я вам звонить буду?       — Можно, Гоша, но не часто. Летом надо отдыхать, загорать и бегать на улице.       Гоша еще посопел и попрощался.       — Соскучились? — выставляя кружку с кофе перед коллегой, Иван уселся за стол, подобрал ноги и скомочился.       — Похоже на то, — воспитатель не успел сделать глоток, телефон затрезвонил снова. — Алло?       — Янко Петрович, Янко Петрович, а когда новая смена в садике? — близнецы орали вдвоем, их аппарат явно стоял на громкой связи.       — В сентябре, — воспитатель засмеялся.       — А нам уже скучно, — заныл один, по голосу не различишь кто, второй подхватил: — Заберите!       — Подожгите фонтан! — громко выдал Иван Дмитриевич.       На том конце виртуального провода разлилась задумчивая тишина.       — А как? — спросил один.       — А кто это у вас? — спросил второй.       Янко Петрович показал коллеге кулак.       — Как — придумайте, будет вам развлечение.       Близнецы зашушукались.       — Спасибо большое, — вежливо выдали они в унисон, и связь прервалась.       Иван Дмитриевич и Янко Петрович переглянулись.       — Мир праху их дома, — возвестил Иван, и они дружно захохотали, напугав кота.       Кайс фыркнул в сторону ненормальных людей, задрал лапу и принялся с достоинством приводить в порядок меховые штаны.       В следующие часы и дни Янко Петровичу звонила вся группа. Кто с нытьем, что соскучился, кто с предложениями забрать их без садика на лето. Степа предлагал план побега, а Алеша грозился ради этого угнать родительский лимузин. Иван Дмитриевич посмеивался, вздыхал и заявлял, что откровенно завидует. Завидовать особо было нечему, по мнению воспитателя, но звонки действенно отвлекали.       По вечерам Иван присаживался рядышком на диван и тихонько сопел, как Гошенька, когда хотел на ручки, но стеснялся попроситься. Янко Петрович делал вид, что не замечает. Даже когда его трогали за колено, пытались погладить по плечу и всячески напрашивались. Воспитатель ждал аукциона. Как точку в предложении, после которой можно будет вздохнуть свободно и двигаться дальше. Куда — потом подумает.       Спали они тоже вместе. Ну, как вместе, на огромной кровати Венцеслава можно было спать взводом и не толкаться. Иван в первые пару раз намекал, что ему страшно и одиноко, воспитатель невозмутимо выдал ему второе одеяло и плюшевого кролика, с которым спал первую неделю Мишенька. Полночи Иван обижался, потом передумал и засопел. Янко Петрович сканировал потолок, варил кофе, читал что-то, кажется, новости, и пялился в окно на ранний ясный рассвет.              — Ты не можешь все время не спать и лезть на стену, — Иван Дмитриевич, босой-сонный-растрепанный, притулился рядом на стуле, поджал губы — настроился на серьезный разговор.       Янко Петрович потер глаза.       — Не могу, подремлю днем. Или погуляю.       — Олег просил не выходить. За домом присматривают его люди.       Воспитатель покивал. Видел, видел. Время испытывало его терпение, и оно было уже на исходе.       Про аукцион, как ни странно, они узнали не от Олега. Просто один из не определившихся номеров, высветившихся на экране телефона Янко Петровича, оказался не детским. Незнакомый, традиционно киношно-электронный, сообщил, что если некто (не очень лестный отзыв о половых связях мамы Янко Петровича с различными животными) хочет выкупить этих (вариации продукта совокупления различных животных и мифических существ), то следует прибыть завтра в восемь вечера. Адрес не сказал ничего, кроме что квартал не из светских. Иван, ходивший кругами вместе с Кайсом и пытавшийся отрастить ухо, чтоб услышать все, едва Янко Петрович отложил телефон, насел с вопросами.       Воспитатель честно передал.       — Странно, почему Олег еще не позвонил? — Иван закопался в свой телефон, но тот не внял мольбам и оставался глух.       — Позвонит еще, — Янко Петрович глубоко вздохнул, напряжение от ожидания понемногу отпускало. — Приглашение всем участникам разошлют.       — То есть… а ну да, не сообразил.       Иван озадаченно почесал макушку.       — Странно это. Я думал, тебя просто будут доставать с вопросами о секретах и деньгах Венцеслава Альбертовича. Зачем тебя пригласили?       Янко Петрович не стал говорить, хотя догадка у него была. Иван снова по-детски обижался, что оказался неполезен — обещал же, что шеф его за всех заступится и всюду с собой возьмет, а теперь выходило, что Янко Петрович почти на равных.       — Понятия не имею, — пожал он плечами. — Сейчас меня волнует лишь одно. Нужных для продажи детей у них двое. Куда денут остальных двух?       — Я не подумал об этом. Съезжу к Олегу, спрошу. Ты… может, со мной?       — Нет, — Янко Петрович старательно зевнул в горсть. — Я останусь и попробую поспать.       Иван тяжко вздохнул. Воспитатель привлек страдальца к себе, мягко поцеловал куда-то в самый уголок губ.       — Все будет хорошо, не обращай внимания. Я не в себе. Не обижайся. Очень ценю твою помощь, поддержку, но не могу пока.       Иван обнял его, притерся всей обиженной тушкой и так и застыл, жарко дыша в шею. Янко погладил его по встрепанной макушке, по спине. Легкая нежность и ничего более. А потом проводить, уверить, что он вот спать-спать и закрыть дверь.       Сейф с пренебрежением включил электронное табло, предупредив, что попыток три, а потом уйди, противный, к черту. Венцель открывал его по отпечатку пальца, Янко Петровичу пришлось поднапрячься и вспомнить резервный код. Недовольно распахнувшаяся дверца показала, что Янко Петрович вполне платежеспособен. Хотя, скорее всего, суммы на аукционе будут заоблачными. Что бы там на самом деле Коленька и Мишенька ни лицезрели, цену им накрутили рекламой. А вот Илюша и Сема шли к ним довеском за бесценок, если шли. На них Янко Петрович и рассчитывал.       Заснуть не получалось, хоть тресни. Янко Петрович крутил телефон, лежа на диване, когда тот вздрогнул.       — Вторая пара детей тебя интересует? — механический голос был другим.       — Да, — воспитатель подпихнул под спину подушку, выпрямился и прикрыл глаза.       Кайс вспрыгнул ему на колени, уши подрагивали, он тыкался носом под руку, явно прислушиваясь к разговору.       — Хорошо. Щенков отдадим за полцены, после аукциона.       — Полцены от?..       — Полцены от итоговой суммы за первых мелких тваренышей.       — Хорошо, — покладисто согласился Янко Петрович. — Надеюсь, на сей раз это будет не аукцион?       — Ты единственный, кто не отказался, — голос хохотнул. — Так что заплатишь — и забирай. Не заплатишь, в разнос и до свидания.       — Я заплачу. Это не зависит от того, кто выкупит других детей?       — Нет. Мне до лампочки, кто заплатит.       И короткие гудки, сменившиеся тишиной. Янко Петрович погладил кота. Тот замурлыкал, забираясь на теплого человека.       Иван Дмитриевич вернулся быстро, ажно запыхался. Сообщил, что Олег хочет встретиться и настаивает, что нужно это сделать. Обговорить детали, сверить часы и не вставлять друг другу палки в колеса. Янко Петрович хмыкнул, что, мол, палка у них одна, и ей воспитатель не вставлял. Про себя хмыкнул. Иван Дмитриевич искреннее старался, и воспитатель даже сочувствовал ему — выбирать тяжело, а выбирать в экстренной ситуации, когда хочется и помочь, и свое не потерять, вдвойне проблематично.              Офис Янко Петровича впечатлил. Светлый, полный зеркал, высоких потолков и панорамных окон. На ресепшн — строгие красавицы и лилии, в приемной — высокая брюнетка, от улыбки которой сразу становится неловко, что ты вообще потревожил покой сильных мира сего. Янко Петрович нагло осклабился в ответ.       Олег Мартынович соизволил встать из-за стола, сухо тронул губами щеку Ивана. Обозначил, так сказать, территорию. Очень благочестиво. Янко Петрович попытался не улыбнуться. Венцель в таких случаях до демонстрации не опускался, он просто знал, что человек его и не сомневался. Иван Дмитриевич зарумянился, неловко отстранился и сел рядом с Янко. Воспитатель рассматривал шефа коллеги. Тот оказался высок, светловолос и сероглаз. Такой рыцарь без страха и упрека. За спиной на стене — пастораль, на столе — фотография миловидной женщины и девочки. Идеальная картина. Интересно, каким боком в нее вписывается Иван Дмитриевич.       Янко Петрович сполз на стуле, закинул ногу на ногу и скрестил руки. Олег смотрел на него, он смотрел на Олега. Рядом тихонько ерзал Иван Дмитриевич. Тоже пастораль, достойная кисти художника: двое и третий посредине.       — Хорошо, что мы наконец познакомились, — тоном прямо противоположным сказанному произнес Олег.       — Действительно, — с ехидцей подтвердил воспитатель. — Что-то удалось узнать?       — Кроме данных по аукциону? — Олег приподнял брови, постучал золотой ручкой по стопке бумаг. — Нет, ничего больше. Про вторую пару детей тоже ничего неизвестно. Возможно, потом их просто вернут домой или…       — Или выбросят в канаву. Трупики маленькие, глядишь, не заметят.       Иван дернул Янко за рукав.       — Ну что ты такое говоришь! — зашипел он. — Всех вернут домой!       Воспитатель погладил парня по плечу, почти физически ощущая, как Олег нарезает его взглядом на отдельные пласты. Выразительно покосившись на фотографию в рамочке, Янко нагло вскинул бровь. У Воронова дернулась щека. Кому ж приятно от такого жирного намека.       — Что вы конкретно хотите от меня? — Олег сцепил пальцы в замок.       — Я? От вас? — воспитателю даже стало смешно.       — Ты должен помочь детям, Олег, — встрепенулся Иван Дмитриевич. — Мы же можем тоже их выкупить. Связаться с родителями, они помогут. У Ильи состоятельный отец, а за Семена можно вскладчину.       У Олега Мартыновича в глазах мелькнуло раздражение. Конечно, связываться с отцом Илюши он не станет. Смысл? Получится, что сунется под горячую руку и станет крайним, взяв на себя обязательства. К тому же, Янко крепко подозревал, что звонивший похититель его не обманул и выкупить «довесок» в виде Илюши с Семочкой предлагали всем, включая Олега и, скорее всего, отца кудрявого проказника. Иван по наивности и жаркому желанию помочь и спасти всех и вся этого не понимал.       — Мы обсудим позже, хорошо? — Олег укоризненно глянул на Иванову ладонь на колене воспитателя. — Ваня, ты не мог бы принести от Камиллы почту? Пожалуйста, там должна быть срочная бумага.       Иван Дмитриевич вякнул было поперек, но передумал на полуслове. Поднялся и вышел. Олег степенно ждал, когда за ним закроется дверь. Янко Петрович предположил, что Камилла — не секретарь, и идти Ивану куда-нибудь прилично далеко. Ровно настолько, чтоб хватило времени Олегу на…       — Итак, я бы хотел предупредить, что тебе ничего не светит. Можешь не рассчитывать. Я против общения, против совместного проживания.       — Олег Мартынович, вы меня, конечно, извините, но я не припомню, чтоб предлагал вам жить вместе, — воспитатель нежно улыбнулся.       Мужчина осекся, нервно поправил волосы и откинулся на спинку кресла.       — Ты знаешь, о чем я. Иван не из той породы, чтобы с ним играть.       — Играть с ним? Мне? — Янко Петрович состроил лицо Алешеньки, когда его спрашивали, где вилка. — Боюсь, у нас с вами разные понятия об игре. Играть — это давать влюбленному мальчишке надежду на что-то больше, чем простой перепих как бонус за хорошо выполненную работу. Играть — это знать, что ничего не будет, но не пускать мальчишку от себя дальше двух шагов. На всякий случай. Вдруг пригодится куда-нибудь отправить. В детский садик, например. Самое место.       У Олега опасно побагровели скулы.       — Что такой, как ты, может вообще знать?       — Олег, — Янко поморщился, поднял руку, прерывая готовую вывалиться на него тираду, — мы не о том говорим сейчас. Я не держу Ивана, он волен хоть сейчас остаться, меня интересуют дети и аукцион. Все.       — То есть, если после аукциона я предложу тебе переехать, спонсирую ваше исчезновение из города, ты оставишь Ваню в покое?       Ответить воспитатель не успел. Иван явно проигнорировал лифт и бегал по лестнице. На первый этаж.       — Что случилось? — спросил он, выкладывая стопку бумаг на стол Олега.       — Ничего, — Воронов улыбнулся. — Останься, надо кое-что уточнить насчет вечера аукциона. Нашего гостя проводят.       — Но…       — Ваня, пожалуйста, — надавил Олег.       Янко Петрович ретировался за дверь, чтобы не продлевать агонию. Иван разрывался между ними двумя, пусть пообщаются без свидетелей. Все, что надо, Янко Петрович узнал. И расклад его вполне устроил.       Оставалось только дождаться завтрашнего вечера… и его пережить.