~*~
Джорно сидел, наблюдая за развернувшемся на мысе Канаверал сражением. Пуччи побеждал. Его враги были в отчаянии. Джорно даже не нужно было ничего делать. Он просто сидел, закинув ногу на ногу и положив руки на колено. Это была поза превосходства. Он был выше. Выше в смысле его положения в пространстве, и выше, чтобы принять участие в сражении. Пуччи ликовал. Он чувствовал вкус победы. Его враги не могли ничего поделать. Они умирали один за другим. Не беспокойтесь, он сполна заплатит за ваши страдания. Эмпорио сбежал. Джолин, умирая, спасла его. Но это было бесполезно. Пуччи полностью контролировал течение времени. От него нельзя было спастись. — Это победа, Джорно. Теперь нас ничто не остановит! Блондин сладко улыбался. Он сидел на упавшем шаттле, возвышаясь над священником, всем своим видом показывая свое превосходство. Этим он до ужаса напоминал своего отца. Но Пуччи, казалось, был лишь рад. В его глазах горел огонь торжества. Превосходно. За спиной Джорно появился Реквием. Он внимательно посмотрил на хозяина. — Погоди, когда ты… Пуччи не успел закончить свою мысль. МУДА! Кулак Реквиема ударил по воздуху перед Джорно. Пространство вокруг озарилось разноцветными вспышками. Джорно поднялся. Он парил в воздухе. — Осталось совсем немного до победы, — сказал он. — Я освобожу эту спящую рабыню, Бруно. Пуччи оглядывался по сторонам, пытаясь понять, что происходит. Все возвращалось назад. Все, чего он достиг, все, кого он уничтожил… Все его усилия шли прахом. Все это было… бесполезно. — Что ты делаешь, Джорно?! — в ужасе вскричал он. Все возвращалось назад, все дальше и дальше. — Вы даже не заметили, — на лице блондина играла приторная улыбка, но теперь-то Пуччи понял: она была пропитана фальшью насквозь. — Ваш стенд не воздействует на Вас, это логично… Но, как Вы думаете, почему он не действовал на меня? — Бесполезно… — почти пропел Реквием. — Это и есть Реквием. Джорно стал приближаться к священнику. — Зачем ты это делаешь, Джорно?! Мы ведь собирались… Улыбка все еще играла на губах блондина, но его взгляд резал, словно ножом. Медленно и с упоением. Точка сингулярности. В обратном порядке. Они вернулись в прошлую вселенную. — Как… Как такое вообще возможно?! Яркие вспышки исчезли. И в эту же секунду лица Пуччи коснулся кулак Gold Experience Requiem. Мужчина отлетел. — Да как ты смеешь, малолетний- Он осекся, удивленно уставившись в сторону Джорно. — Что это… На что я смотрю?! А видел он… себя. Он все еще был там. Кулак Реквиема все еще касался его лица, медленно продвигаясь вперед. Пуччи огляделся. Время должно было быть ускоренным. Но тогда почему все двигалось так медленно? Нет. Это он двигался быстро. Жгучая боль коснулась щеки. Пуччи попытался заставить себя двигаться, но его тело не реагировало. Боль разливалась по лицу, усиливаясь с каждой секундой. Он хотел, чтобы стенд уже закончил проводить удар, но он двигался так медленно. Боль тысячей иголок пронзала его. Оно не заканчивалось. Долго. Мучительно долго. Хватит. Прекрати. Остановись. Ударь меня уже. Это невыносимо. Пожалуйста, хватит… Тело мужчины отбросило. Его сознание и тело наконец вновь слились воедино. Он истошно закричал, забившись в агонии. Простой удар. Но Пуччи выглядел так, словно это была сильнейшая боль в его жизни. — Что произошло? — удивленно воскликнула Джолин. Пуччи вскочил в ярости. Похоже, боль добавила ему адреналина. Но он не атаковал. Он говорил что-то, но двигался слишком быстро, чтобы кто-то мог понять, что он говорит. Но… — Время замедляется, — заметил Джотаро. Все уставились на него. — Он отменяет действие стенда? — Не совсем, — отвечал Джорно. — Скорее не может им управлять. Made In Heaven метался в агонии. Боль, что он ощутил от удара Реквиема, заставила его сломаться. Он больше не отвечал на призывы хозяина. Время и в самом деле замедлялось. — Я стимулировал его ощущения. Они вышли за грань понимания человека. Из-за этого удар, что он получил, ощущался, как тысяча ударов. Он пережил это, но, похоже, для его стенда это оказалось слишком. Время замедлилось настолько, что стало возможным разобрать слова Пуччи. — Я пригрел тебя под своим крылом, и так ты меня благодаришь?! Я даровал тебе свою любовь, и вот, что я получаю взамен?! Я отдал все для тебя! Я просто хотел, чтобы ты был счастлив! Мы бы достигли Небес вместе! Как всегда и хотели! Что, скажи мне, что я сделал, чтобы заслужить это?! Я всегда жил только ради тебя! Я любил тебя так же, как я любил Дио! Почему?! Что мне еще сделать, чтобы ты понял?! Что я сделал не так? Джорно прикусил губу. Перед его глазами вновь возникла сцена того, как душа Буччеллати улетает в небо. Он смеет спрашивать что?! Слезы навернулись на глаза. Перед глазами витали воспоминания. Глаза Буччеллати, смотревшие на него пустым взглядом, несмотря на то, что на его теле уже не было ран. Тело Аббаккио с огромной дырой в груди, которую он даже залечить не смог, потому что было слишком поздно. Наранча, повисший на стальных прутьях решетки. Душа Бруно, улетавшая в облака… Вновь и вновь его заставляли переживать все это. За что? Что он сделал не так?! Джорно обессиленно опустился на землю. — Мастер… — сочувственно протянул Реквием. Парень был пуст. Он хотел все исправить, он хотел все вернуть, но не смог. Обманут, потерян… Джорно вскинул голову и потянулся рукой к небу. Среди облаков он увидел лицо бывшего капо. Он помнил каждую мельчайшую деталь, словно видел его буквально только что. — Я тону, Буччеллати, — простонал он. — Помоги мне. Приди, направь, подтолкни… Или просто потащи за собой, как ты всегда это делал… Но ответом ему была тишина. Джорно согнулся пополам, пытаясь унять душевную боль, но это не помогало. Слезы текли из глаз, Джорно не мог их контролировать. Да и не хотел. Ничто теперь не имело значения. Его жизнь больше не имела значения. Отчаяние диким криком вырвалось из груди. В руках Джорно сжимал призрачную алую нить. Держался за нее, как за последнюю соломинку, не желая отпускать. Много раз пытался, но просто не мог. Реквием коснулся нити, которую невозможно было увидеть человеку. Она была тепла. Кто бы ни был на другом конце, он тоже держался за эту нить. Но, при ближайшем рассмотрении, можно было заметить, что вокруг этой нити было оплетено еще две. Они были столь же яркими, но… холодными. Когда Реквием дотрунулся до этих нитей, чувства хозяина передались ему. Если бы стенд мог заплакать, он бы это сделал. Глубокая печаль Джорно Джованны, копившаяся в его сердце годами, его сожаления и сомнения мягко разлились по нутру стенда. Он оторвал взгляд от мастера и посмотрел на Пуччи. — Все в этом мире имеет свою цену, — прошипел он. — За все нужно платить равнозначно. Я заставлю тебя заплатить за боль, что ты причинил моему мастеру, сполна. Он вновь посмотрел на Джорно. Тот смотрел перед собой пустым взглядом. — Судьба и в самом деле спящая рабыня, мастер Джованна, — сказал он. — Но сегодня она проснется. Время почти достигло своей обычной скорости. Реквием с привычным кличем ударил по ближайшей стене. На ней появились трещины, и несколько крупных булыжников отделились от нее и упали позади Джорно. Пальцы стенда мягко прошлись по нити, посылая через нее разряд в противоположную от Джованны сторону. Он вновь поднял глаза на Пуччи и щелкнул пальцами. Время достигло той скорости, с которой оно обычно шло, но на этом не остановилось. Оно продолжило замедляться. — Посмотри, что ты наделал! — кричал Пуччи. — Теперь даже я не знаю, чем это все обернется! А главное — как это исправить! Джорно поднялся. Его глаза были пусты. Ни слез. Ни злости. Ни страха. На его лице не было никаких эмоций. Он подошел к Пуччи. Тот был в ярости, но не атаковал Джорно. Да и как он мог? Он просто покорно склонил голову, смиряя свою злость. — Ты — худший кусок дерьма, что я когда-либо встречал, — холодно сказал Джорно. — Я люблю тебя, как я люблю Бога, — тихо и тепло отозвался мужчина. — Vai al Diavolo.* Все вновь пошло вспять, но ровно до момента, когда время почти начало идти так, как ему положено. Джорно и Пуччи вновь разделяло приличное расстояние, но блондин очень быстро его сократил. Он схватил священника за шиворот и приподнял над землей. Его физическую силу было несложно недооценить. Град ударов посыпался на Пуччи, сопровождаемый его любимым «Муда-Муда-Муда!» Удар за ударом пронзал тело священника, каждый активируя Gold Experience. Каждый удар был переполнен яростью стенда. Теперь он был квинтэссенцией эмоций хозяина. Вся та боль, что он пережил за все эти годы, выливалась в одном избиении. Пуччи был мертв уже после второго удара.~*~
Много кому было знакомо имя босса Пассионе. Много кто говорил ему, как прекрасны его золотистые волосы. Но никто из них не знал, что и то, и другое было у него не всегда. Харуно Шиобана. Такое имя ему дала мать. Японка по происхождению и шлюха по натуре. Судьба сына ее никогда не заботила. Если бы однажды он просто ушел и не вернулся — она бы и не заметила. Она частенько заваливалась домой не одна. Ей было плевать на присутствие сына. Однажды, она решила, что хочет, наконец, тихой семейной жизни, и вышла замуж. Мнение сына ее не интересовало. Его волосы всегда были черными, а глаза серыми. Один мальчик среди сотен других мальчиков в Италии. У него никогда не было друзей. Сверстники над ним издевались, отчим избивал. Джорно не испытывал ненависти к кому-либо из них. Он лишь чувствовал себя бесконечно одиноко. Все изменилось в тот день, когда он встретил того человека. Джорно помог ему. Не из жалости, вовсе нет, но из сочувствия. Этот человек был так же одинок, как он сам. Этот человек был гангстером. И оказался первым человеком, кто стал дорог Джорно. Они никогда не говорили, но он оберегал мальчика, а тот многое у него перенял. Сострадание, доброта, любовь… То, что он не получил от родителей. И желание стать гангстером. После, Джорно много раз пытался найти его, или хотя бы узнать имя, но тот словно сквозь землю провалился. Парень порой мечтал, что они встретятся, и Джорно просто обнимет его. И назовет папой. Кроме него у Джорно никогда никого не было. Ни семьи, ни друзей. Лишь сплошная ложь и фальшь. В этом прогнившем городе не было никого, у кого еще осталось доброта в сердце. То, каким он был теперь… Это произошло в один день. Однажды он просто проснулся с золотистыми волосами и изумрудными глазами. И никто не знал почему. Ему было пятнадцать. А потом он встретил Бруно Буччеллати. Джорно понял, что у этого человека доброе сердце. Он напоминал ему о том гангстере. Джорно поведал ему о своей мечте, и Бруно взял его за руку и повел за собой. И познакомил с Аббаккио, Наранчей, Мистой и Фуго. В этом прогнившем мире они казались лучиками света, по странному стечению обстоятельств собравшимися в одном месте. Джорно казалось, что он видит их всех насквозь. А на самом деле, видели насквозь его. Всего за неделю эти люди стали самыми дорогими людьми для Джорно. Они были добры к нему, а он был готов отдать жизнь за каждого из них. Да, Аббаккио был особенным, но Джорно понимал, что он тоже хороший человек, просто он был глубоко ранен. Как и все они. Он чувствовал себя совершенно беспомощным. Они умирали прямо у него на глазах. Один за другим. И он ничего не мог сделать. Его стенд создавал жизнь, но он не мог сохранить жизни тех, кто был ему дорог. Иронично.~*~
Боль в груди с новой силой вырвалась из Джорно, обретя форму крика. Слезы текли не переставая. Но сквозь боль и собственный крик блондин услышал голоса, до боли ему знакомые. — Ууу, Джорно визжит, как девчонка! Наваждение. — Что ты от него хотел? Этот парень ничего не может сделать нормально! — голос усмехнулся. — Даже реветь. Схожу с ума. — Хватит вам! — одернул друзей третий голос, настолько знакомый, что у Джорно засосало под ложечкой. Буччеллати. Он попытался выпрямиться, собирая в кулак осколки своего достоинства, но это было бесполезно. Он выглядел в крайней степени помято: коса распустилась, заставив золотистые волосы развалиться по плечам, а завитки на лбу обмякли, упав безжизненными прядями на лицо. Его некогда изумрудные глаза потухли, превратившись в пустое болото. Вдруг рука стукнула его в грудь, заставив пошатнуться так, что он чуть не упал. — Давай, Джорно, просыпайся! А то выглядишь хуже, чем Аббаккио после пьянки! — Это точно. Ты хоть закусывал? — Наранча задорно рассмеялся в ответ. Джорно поднял взгляд. Белый костюм своей яркостью ударил по глазам парня, заставив того прищуриться. Лицо, обрамленное короткими темными волосами, грустно ему улыбалось. Шок наконец ударил по лицу Джорно, заставив его глаза широко распахнуться. Это был он. Такой, каким его помнил Джорно: высокий, статный, прекрасный. Джованна поднял руку и нежно прикоснулся к щеке Бруно. Его глаза вновь загорелись. — Теплый… — прошептал он. Глаза Буччеллати изменились. Он улыбался, но теперь эта улыбка не была грустной от того, что он видел вместо Джорно. Она была мягкой и доброй. И — возможно, Джорно просто показалось, но — она была счастливой. — Живой, — прошептал в ответ Бруно, мягко беря руку Джорно своей рукой. Противясь желанию кинуться ему на грудь и разреветься прямо у всех на глазах, Джорно собрал в кулак свою гордость и остатки собственного достоинства, выпрямился, легким движением смахнул волосы с лица, сложил руки на груди и сказал: — Ты заставил меня ждать слишком долго.