« Ты — мерзкий урод! »
Ребята одновременно поворачиваются, навострив уши. По голосу понятно — это мать кричит с первого этажа.« Истеричка! »
Макс настороженно выглядывает из-за дверного косяка в коридор, рассматривает лестницу и прислушивается к разговору, не совсем понятному. Чтобы различить больше фраз, необходимо спуститься вниз.« Я клянусь, это последняя капля! »
Оба переглядываются. Если раньше ребята слышали, что их мать, в очередной раз, грозилась подать на развод с отцом, проговаривая заветные слова в том тоне, который вряд ли несёт в себе хоть частичку правды, то сейчас им кажется, что она будто бы сама не своя: голос другой, сорванный, хриплый и тяжёлый.« Ты о детях подумала, дура?»
Макс закипает от злости в секунду: он — не маменькин сынок, поскольку любит отца чуть больше из-за присущей тому мужской солидности, добродушия, однако в момент, когда он позволяет себе ругательства в адрес матери, парень буквально начинает ненавидеть мужчину. Лили просто привыкла: девчонка находится в среде, где все чуть ли ни матом друг друга кроют – и учителя, и ученики, и просто её друзья — двадцать четыре часа в сутки.« А ты думал о них, когда вы с этой …»
Мать снижает тон и, кажется, шепчет, поэтому ни одному, ни другому не удаётся уловить дальнейший разговор, остаётся для размышлений лишь обрывок последней фразы. Макс набирает воздуха в лёгкие и собирается что-то сказать, но тут же осекается. Младший не хочет, чтобы это было произнесено вслух, вдруг его предположения окажутся правдой. — Это то, о чём я думаю? — сглатывает парень, прикрывая дверь. Всё-таки подслушивать нехорошо — его так воспитывали. Уилсон-то не особо волнует, как там её учили в детстве. — Возможно, — зеленоглазая пожимает плечами. Лили готова выбежать из комнаты, к родителями, и заткнуть каждому рот. Отношения с ними и так испорчены, — хуже некуда — и девчонка просто не может допустить, чтобы ещё и брат имел жуткую неприязнь к отцу или матери. Это горько по отношению и к Максу, и к ним. Уилсон поджимает губы, теребит край юбки, стоит посреди комнаты и не знает, что сказать младшему. Брат выглядит и растерянным, и подавленным. И удивлённым, и озлобленным. — Блять, — выдыхает тот. — Они правда подадут на развод теперь? — Понятия не имею. — А мама об этом давно знает, как думаешь? Уилсон никак не думает. Зеленоглазая настолько утопает в своих проблемах, и истериках, и привязанностях, что не замечает очевидного прямо под носом: отец изменяет (самое удивительное, поскольку характер у него не ахти какой отчаянный), мать спивается под предлогом «трудного дня», доставая из домашнего бара бутылку крепкого дорогого коньяка, которая на следующее утро предстаёт на кухонном столе опустошённой. Лили не знает, что отвечать, как утешить, почему парень задаёт подобные вопросы. — Мне кажется, что нет, — наконец выдавливает из себя, даже не подумав. — Может, давно, да не говорит? — Возможно. Возможно, возможно, возможно … Лили облизывает губы, кусает их до крови, уже позабыв, что прошлые ранки не заживают, чувствует металл на языке. Вспоминает о лекарственном послевкусии и пытается отогнать настойчивые мысли. Брат, уставившись в пол, отходит от двери и усаживается на кровать. Кладёт локти на колени, голову — подпирает ладонями. — С кем ты останешься? — Милый, — восклицает Уилсон, недоумевающее переводя взгляд со своего бледного лица на брата, отражающегося в зеркале. — Даже не думай, — оборачивается полностью. — Они не сделают этого, знаешь же. — А если … — Нет никаких «если», — раздражённо возражает зеленоглазая. — И не будет. Макс недовольно хмурится, поскольку сестра опять начинает нервничать. Смотрит на девчонку исподлобья, сжимает сильно челюсть и думает уже пойти с ней на школьные танцы, лишь бы не слышать ругань родителей. Однако тут же отталкивает сомнительную идею, потому что догадывается, что ему там не место, да и не особо рады. Все его друзья-ровесники сидят дома, и, может быть, парочка лузеров из класса идут в этот вечер в Либерти, чтобы напиться. — Ты со мной? — Уилсон знает, что парень скорее всего наденет огромные наушники, включит музыку на всю, ляжет на пол в своей комнате: лишь бы не слышать, лишь бы только не слышать … Она вроде как тоже согласна забрать брата из этого дурдома. Тот почему-то мотает головой. — Тогда, может, мне спуститься и поговорить с ними? Хотя бы, чтобы потише были. — Вот это можно, — сухо произносит младший. Лили, как всегда, запускает пальцы в шевелюру брата и взъерошивает кудрявые волосы, которые он старательно каждое утро выпрямляет и укладывает гелем. Тот всячески избегает: вскакивает с кровати, носится по всей комнате, и зеленоглазой приходится догонять, отталкивает руки и вертится, но в итоге сдаётся. Уилсон с самодовольной ухмылкой на губах забирает сумку с крючка, прикреплённого к внутренней стороне двери, хватает телефон с тумбочки, аккуратно целует младшего в лоб (тот опять строит недовольную физиономию). — Юбку поправь, — брат пытается выдать это в наиболее строгой форме, но улыбка, что сдавливает скулы, вырывается в свет. Уилсон демонстративно одёргивает одежду и оставляет парня одного в своей комнате. Макс думает, что, хоть юбка и короткая, с девчонкой не может ничего случиться: во-первых, это школа, и повсюду шастают учителя, во-вторых, Шейвер собирается сопровождать зеленоглазую на протяжении всего вечера — Лили лично показывает его сообщение с обещанием. Правда, что может произойти, когда вокруг его сестры столько нянек и внимания. Ведь так, да?[…]
Уилсон стоит около стола сххх
— Ты о ней подумал? Вот скажи Лили в лицо, почему мы хотим развестись, давай, — мать размахивает руками, изрядно выпившая, и тычет указательным пальцем мужу прямо в лицо. — Что, молчишь? Молчишь! Уилсон в испуге пытается высвободиться из хватки, но женщина не отпускает и крепче сжимает тонкими пальцами руку. У матери длинные ногти, с хорошим маникюром, и зеленоглазая чувствует, как они впиваются в кожу, оставляя неглубокие рубцы. — Мам! Пусти, — просит девчонка, но Элизабет в бешенстве — не слышит. До женщины не пробиться и не докричаться, как бы Уилсон не старалась. Лили смотрит на отца, который глаз поднять не в состоянии. Мужчина потирает лоб, усаживаясь на стул у барной стойки, и тяжело вздыхает. Уилсон видит, как мать стервозно ухмыляется. Как щёки женщины приобретают нездоровый пунцовый оттенок, как пелена застилает глаза. На этом этапе, кажется, разборки прекращаются и наступает молчание. Элизабет сосредотачивается, опускает плечи, сутулясь, пытается дышать ровно. Лили трёт покрасневший участок кожи, выжидает момент, когда можно вставить своё слово — не зря же она пришла сюда, попав под горячую руку. Тем более, Максу обещала, что это закончится. Элизабет медленно садится на диван, кладёт ногу на ногу, обхватывает колено обеими ладонями. Трясёт головой, чтобы взбодриться, и оглядывает дочь снизу вверх. — А почему у тебя юбка такая короткая? — сдавленно спрашивает женщина. « Какая, нахуй, юбка, мам?! » — Это не важно сейчас, — огрызается Лили, поправляя ремешок сумки, подобный ленточке на плече. — Ну, как не важно? Я хочу, чтобы ты переоделась, иначе никуда не пойдёшь. — Не строй из себя правильную. Отец Лили всё ещё держится за лоб, притупляя головную боль, и смотрит то на одну, то на вторую. Мистер Уилсон давно привык, что женщины в этой чёртовой семье просто не могут уживаться вместе — так было всегда, и, кажется, будет. — Я сейчас вполне серьёзно. Что там у тебя? Танцы? Тем более, я тебя в таком виде не пущу. — Да ты даже не знаешь, блять, куда я иду, мам. Элизабет в удивлении выгибает бровь, хотя такое происходит частенько в последнее время. — Следи за языком! — вмешивается мужчина. — Знаете, что? — Лили чувствует, как внутри всё закипает, в груди — снова неприятное жжение. Настаёт время нагло вмешаться. – Макс сейчас спросил у меня, с кем я останусь после развода, — девчонка понижает тон, чтобы братец не услышал, потому что она до последнего держалась и не хотела выкладывать больше, чем планировала. — Так вот, если вы сейчас же не прекратите, то он не останется ни с кем из вас, ясно?! Поверьте, я сделаю все ради этого. Вы причиняете боль в первую очередь не друг другу, — цедит сквозь зубы, а потом усмехается. — И тем более, не мне. Вы делаете больно своему сыну. Он выслушивает каждое гневное слово и твои ругательства, тем более, — Лили смотрит на отца, который внимательно в мыслях вторит каждой фразе, а мать, видимо, пропадает в прострации, не любит, видите ли, когда её отчитывают. –И думает, когда же вы прекратите покрывать грязью друг друга? Уилсон поглядывает на лестницу в надежде, что младшего там не увидит. К счастью, ступеньки пусты. — Либо вы перестаёте вообще ругаться, либо делаете это как можно тише. Да хоть в подвал уходите, мне поебать. Если Макс вдруг скажет мне, что вы не остановились, и он многого наслушался, я забираю его и увожу к дяде, понятно? И меня никто, — девчонка поднимает палец вверх, привлекая внимание родителей. — - Повторяю, ни-кто не остановит.ххх
Уилсон давненько не чувствует границ между старшим поколением и младшим, они просто стираются в её больном сознании. Лили не понимает, почему родители ведут себя, как последние мерзавцы по отношению друг к другу. Она так хочет защитить брата от разлада в семье. Ладно-то девчонка — многое повидала и ощутила, поняла и приняла. Младший совсем же ребёнок ещё. Он морально не готов, мать с отцом, ну, должны же это понимать. Лили фыркает от всплывших воспоминаний. От стен зала эхом отражается громкая музыка из школьных старых колонок, за пультом диджея стоит Тони, как, в прочем, и на прошлом, и на позапрошлом балу. Уилсон теряет Райана в толпе ещё на первых минутах, когда тот говорит, что ему душно, и поспешно выбирается в коридор. У Шейвера потеют ладони, кровь стынет в жилах, и под лёгкими что-то скребётся, трётся об косточки. Лили закатывает глаза, не догадываясь, зачем друг сам зовёт её на школьный вечер, а затем сбегает, как последний трус (при этом обвиняя Падиллу в невероятной трусливости). В этом весь Райан Шейвер, что поделать. Парень приходит, чтобы посмотреть. Да, вот так просто. Посмотреть. Насладится всем, так сказать, видом украшенного спортзала, девчонками из группы поддержки в обтягивающих платьях, парнями в костюмах, и, в особенности, каким-то там бесперспективным диджеем, что крутит пластинки с песнями 90-х. Блондину, кстати, нравится музыка того периода. Ему очень даже подобает музыкальный вкус мальчика за аппаратурой. Лили одёргивает вновь задравшуюся клетчатую юбку и видит поблизости Дженсена. — Я думала, что в этот раз ты не придёшь, но, — Лили усмехается, подойдя к парню, и делится вторым стаканом пунша, а тот без промедлений принимает его. — Клэй Дженсен меня удивляет всё больше и больше. — Видел тебя ещё у входа, но подойти боялся, — признаётся парень, отпивая. — Вдруг пошлёшь. — Стараюсь справляться с эмоциями. — И как, получается? — Заметь, я тебя ещё никуда не отправила, — улыбается Уилсон и облокачивается о край стола, предварительно оценив, насколько испачкан участок белой скатерти. Девчонка оставляет стакан с остатками пунша на дне. Приторный напиток стоит уже поперёк горла. — Мне кажется, что все вокруг какие-то особо бодрые для школьной вечеринки, — Клэй указывает мизинцем на пьяную Шери и Уокера, которые энергично прыгают в центре толпы, вертят головами так, что волосы разлетаются во все стороны, и поднимают вверх руки. — Уверена, что половина давным-давно закинулась колёсами или ЛСД. Дженсен фыркает. — Лучше бы меня накачали сегодня, — протягивает парень. — А то здесь скучно даже для человека, который никогда не тусуется по-полной. — Хочешь организуем? — вполне серьёзно спрашивает Лили. Дженсен поворачивает голову в сторону девчонки, надеясь, что та понимает его шутку, но, кажется, Уилсон уже готовится идти в толпу и высматривает человека, который смог бы дать несколько маленьких капсул. Лили действительно всматривается в сборище школьников, чтобы найти Джесс. Где Дэвис — там алкоголь. Где Дэвис — там Джастин, а вместе с ним какие-нибудь не сильно действующие препараты. Лили не может больше: у девчонки не остаётся энергии, и, если ей выпадает такой шанс — авось у Фоули найдутся её таблетки — почему им не воспользоваться ежесекундно? — Нет, я-я, — Клэй собирается уже остановить зеленоглазую — Я же пошутил. Лили недовольно хмурится, уставившись на Дженсена. — Сам же говорил, что скучно. — Да, но я не сторонник всего вот этого. — Чего всего? — Ну, наркотиков там… Лили перебивает парня своим смехом и, успокоившись, продолжает. — Это не наркотики, Дженсен, а лёгкие препараты. И вообще, я тоже не сторонница, но один раз-то можно. Первое — поверь, Дженсен, девчонка знает, о чём говорит, и второе — ага, не сторонница. Как биться головой об стену и кожу ногтями сдирать с себя после очередного нервного срыва — так не любитель, ни в коем случае. — А где Ханна? — интересуется Лили. — Она, кажется, не пришла сегодня. — Ага, — выдыхая, отзывается парень. — Бейкер больше не ходит на вечеринки. Она и со мною не разговаривает особо. — Я видела её на днях в аптеке. Выглядела не очень жизнерадостной. Лили пожимает плечами, и Клэй тоже. Ребята замечают, что одновременно делают одно и то же движение, и начинают смеяться по глупости. Вдруг откуда не возьмись из толпы выскакивает Джессика, шатается, слегка спотыкается, шагая на высоких каблуках, и направляется, не замечая никого вокруг, к столу, где стоят Дженсен с Уилсон. — О, — протягивает зеленоглазая и приближается ближе к Клэю. — Дохлый номер. Дженсен почему-то считает, что Лили немного перебарщивает с эмоциями: то ли у девчонки непроизвольно выходит сначала нервно грызть край пластикового стакана, а потом смеяться во всю глотку своим заразительным смехом, то ли Уилсон на публику играет. Или же, думает Клэй, зеленоглазая снова не в себе. — Лили-и-и! Дэвис виснет на девчонке, обхватывая её за шею; она пытается перекричать музыку, но получается, что своим пронзительным писклявым визгом оглушает зеленоглазую. Лили морщится, отводит голову подальше от подруги, придерживая ту за талию. — Я думала, что это не ты, — Дэвис, наконец, отлипает и смеётся. — А оказалось, что ты! « Конечно, ты настолько нахерачилась, что вряд ли видишь что-то в двадцати сантиметрах от себя » — думает Уилсон. — Посмотрите-ка на неё, — девчонка перебирает кудри подруги и разглядывает на груди маленькую подвеску, которая блестит и переливается под прямыми лучами светодиодных прожекторов. — Уилсон пришла, чтобы сразить всех в этот вечер? Потрясающе выглядишь. — Спасибо, — уголки губ Лили чуть заметно поднимаются. Джесс берёт банку сладкой клубничной газировки, что стоит за спиной у зеленоглазой, открывает. Раздаётся мягкий хлопок и приятное шипение, похожее на то, хранившееся в памяти Уилсон, после которого вещество растворялось во рту. Лили отрывисто вздыхает и массирует виски, за этот день она думает о таблетках значительное количество раз. — Будешь? — предлагает брюнетка, когда замечает, как подруга прикрывает глаза. — Или тебе что покрепче? — Безусловно, второе, — сходу выдаёт девчонка. — Ха-а-а, — протягивает Дэвис, постукивая ногтём по жестяной поверхности банки. — Тогда пошли, — бодро разворачивается и направляется обратно в гущу народа. — За мной! Уилсон кидает многозначительный взгляд на Дженсена, который, кажется, понимает, что с Лили что-то происходит, она будто сбита с толку, по крайней мере, парень замечает это по уставшему виду. — Ты, Уилсон, ещё та оторва, я же знаю! — кричит Джессика сквозь гул толпы, сцепившись ладонями с подругой. Дэвис оглядывается по сторонам, выискивает своего ухажёра. «Хорошо, что не Уокера» — думает Лили: к счастью, Брайс облепляет Холланд со всех сторон и не даёт выбраться бедной девушке из медвежьего капкана. — Смотри, кого я нашла, — улыбается брюнетка, похлопав Фоули сзади по плечу. Тот от неожиданности судорожно поворачивается. — Уилсон? Ты-то что тут делаешь? — Стою, — саркастично выдаёт зеленоглазая, но голос срывается и получается сердито. — Как видишь. Уилсон спустя минуту вручают чёрную металлическую фляжку, по прошествии ещё тридцати секунд — содержимое жадно заглатывается и разлагается теплом внутри. Лили не успевает понять, что только выпивает, однако зеленоглазую в данный момент не особо это волнует. Джессика, чёртова хулиганка, похищает у кого-то ещё одну, такую же, чёрную, но уже с виски, и делит её напополам с Лили.< Mr.Kitty — AfterDark >
Уилсон достаточно капли алкоголя, и зеленоглазая чувствует, как горло обжигающе дерёт. Помимо того, предметы вокруг теряют очертания, а докучающие мозг соображения отходят на второй план. Зеленоглазая откидывает голову назад, держится за плечо Дэвис, чтобы не свалится на пол, и через непродолжительное время приходит в норму. Лили о чём-то спрашивают, и девчонка отвечает, не расслышав вопроса и не подумав после. Уилсон тащат в центр зала, где на полу белой краской вычерчен громадный круг. Зеленоглазая дальше не особо понимает, что происходит: музыка и крики сливаются воедино и в висках пульсирует, становится так хорошо, спокойно. Спокойствие странное, конечно, но реальное. Лили не заботит то, что сейчас происходит дома, её не беспокоит, что Шейвер до сих пор не возвращается и не устраивает здесь собственную королевскую вечеринку. Уилсон становится плевать, что будут думать другие, когда зеленоглазая вместе с Джессикой громко подпевает небольшой компании ребят из младших классов, неразборчиво горлопанящих припев популярного трека. Уилсон изящно извивается в такт музыки, прикрывает глаза и покачивает бёдрами, Дэвис вторит её движениям. У Лили мысли смешиваются и растворяются, тела вокруг кружатся и смазываются в одно единое пятно, а юбка — та, что слишком короткая — поднимается до неприличия высоко. Девчонка каждой клеткой тела чувствует этот момент, когда можно беззаботно танцевать, не задумываясь о последующих днях, улыбаться и быть переполненным счастьем хотя бы на миг. Это необъяснимое чувство, расстилающееся по всему периметру, объединяющее людей вокруг, пусть и на время, пока продолжается песня, даже пробуждает жажду к жизни. Ей так давно не хватало по меньшей мере секунды, чтобы просто расслабиться, по-настоящему, забыться, быть где-то не здесь и испытывать что-то не то. А лучше — вообще ничего. Зеленоглазая словно мечется меж двух огней, не может, бедняга, откопать золотую середину — либо чувствуй самое меньшее из всего спектра ощущений, либо довольствуйся полностью всем и сразу. Однако губительный эффект приносит это «всё», им никак не насладишься. Дэвис активно размахивает руками и подпрыгивает, ребята как-то незаметно для Уилсон прибиваются к бейсболистам, около зеленоглазой кольцо, состоящее из Рида, Джерси, нескольких девчонок, Кортни, которая о чём-то разговаривает с Монтгомери. Уилсон старается не думать о последнем — расстояние между обоими значительное, ничего не может случиться. Правда, алкоголь даёт о себе знать: Лили не может определить, что ощущает к парню. Девчонка с точностью до каждой детали помнит ту тренировку, иногда вновь прокручивает в воспоминаниях и чувствует, как в первый раз, горячие следы от его ладоней — зеленоглазая ёжится. Следующая песня — медленная. Лили берут за руку и крутят вокруг своей оси, она не обращает внимания на того, кто это делает, просто поддаётся очередному глупому танцевальному движению. Вообще-то, Уилсон немного занята тут: наблюдает за тем, как Монтгомери, притянув ближе Кортни, шепчет той что-то на ухо, потом девчонка проделывает то же самое, держась за плечи парня. Лили понять не может, что за желчь съедает её внутренности. Де ла Круз, может, и кажется безразличным, но за Уилсон наблюдает весь вечер. Оценивает ситуацию — остыла ли девчонка — и надеется, что под действием алкоголя её паскудный характер немного смягчится. Пьяной до беспамятства Лили, конечно, ещё не была, Монтгомери это понимает, потому и следит: вдруг Брайс станет распускать свои блудливые ручонки, воспользовавшись ситуацией. Та же не успеет очнуться — окажется в его машине, или, поправочка, ещё хуже — под парнем в его машине. Де ла Круз, несмотря на покорность и собачью преданность, собственными игрушками с друзьями делиться не любит. Значит, Уилсон — только в его распоряжении. Парень встречается с Лили взглядом, а на ухо Кримсен болтает очередную неразборчивую чепуху, так и вынуждает прям грубо оттолкнуть и заняться зеленоглазой. Монтгомери, в принципе, не церемонится — отпихивает Кортни на полуслове и, ничего не объясняя, направляется к девчонке. Говорили ли тебе, Уилсон, что лучше не лезть на рожон? Не слушаешься, вот и получай теперь. Лили поворачивается к незнакомому парню, стоящему рядом, и пытается отвлечь себя. Точнее старается избежать того, что обязательно произойдет, как бы того не хотелось. Девчонку, честно говоря, даже забавляет то, как быстро Де ла Круз переводит внимание на её персону. Уилсон подсознательно понимает, что именно этого и добивается, казалось бы — зеленоглазая предупреждает парня, чтобы тот и на метр к ней не приближался. — Прости, чувак, но ты сегодня в пролёте, — с фирменным звериным оскалом говорит Монтгомери незнакомцу, с которым она танцует. Парень обхватывает Лили за плечи и отводит в другую сторону, а зеленоглазая, словно заворожённая, вовсе не сопротивляется. Уилсон от< empfinden — bliss >
— Нет, Уилсон. Парень пытается держать не только себя в руках, но и свои руки при себе. Де ла Круз до последнего избегает её взгляда, и эта дикая ситуация с не менее безумной девчонкой его начинает выводить. Нет, только не в этот раз. У Лили — мутный взгляд и по-детски милое выражение лица. Она всё ещё непроизвольно кусает губы и тихо дышит. Монтгомери думает, что, если он не совладает с собой, то, скорее всего, зеленоглазая его никогда не простит, и тем более — к себе не подпустит. А Де ла Крузу Уилсон необходима для подпитки. Девчонка — единственная, с кем можно устроить достойную словесную перепалку, причём, равную по силам. А ещё — единственная, кто будоражит его совесть: он, в конце концов, признаёт это, да. Завтра Лили всё вспомнит, будет метаться в ярости, может, даже пощёчину влепит — что угодно придёт в её сумасшедшую голову. Зеленоглазая всё же дотрагивается до парня– просто тот позволяет — и поправляет ворот рубашки. — Уилсон, ты же ненавидеть меня потом будешь, — тот тяжело дышит, наблюдая за уголком рта, где наиболее ярко размазывается помада. — За что? — спрашивает так, будто совсем не вникает. — За это. И спустя секунду Монти жадно впивается в чёртовы губы вишнёвого оттенка, влажные и мягкие. Доигрался, в конце концов. Уислон тут же отвечает, не задумываясь о последствиях. Вокруг всё плывет, а совесть на прощанье тихо машет ручкой. Она, если честно, вообще сейчас ни о чём не думает, лишь ощущает, как грубо прикусывают её нижнюю губу, и глухо стонет. Девчонка пятится назад, когда её заставляют это сделать, и чувствует, как поясницей врезается во что-то твёрдое. Де ла Круз бесцеремонно подхватывает Лили и усаживает на подоконник, впивается ногтями в бёдра Уилсон, параллельно кусает ключицу без мысли, что той больно. Монти добирается до кристально — белой шеи, которую девчонка тут же подставляет под ласки. Уилсон шипит и слегка дёргается. Ей бы сейчас отпихнуть, сказать, мол, «никаких следов», но она лишь сильнее выгибает тонкую шею, просит, на удивление, большего. « Мне же это не нужно » Думает Монтгомери, снова залезая руками под юбку. Его ладони холодные, из-за чего девчонка покрывается мурашками. Он снова проделывает те же самые махинации: впивается ногтями, сжимает, и, чуть приподнимая ноги, притягивает её к себе. Целует жадно, грубо — чувствует металлический привкус во рту, и знает, что потом за это получит — губы Лили и так искусанные, ранки до сих пор не заживают. « Мне не нужна ты, правда » Думает парень, и ловкий язык девчонки оказывается у него во рту, выделывает там такое, что голову кружит. Уилсон уже и вовсе ребёнком не назвать — умеют ли дети так? Значит, любит притворяться. Монтгомери это бесит, потому парень и начинает играть: Лили тянется к его губам, но тот не позволяет прикоснуться с довольной ухмылкой на лице. Придурок. Вновь переходит на шею, когда девчонка откидывает голову и обхватывает ногами его торс. Уилсон, хоть и пьяная, но понимает, что сейчас происходит. Алкоголь лишь подначивает эмоции — у Лили крышу сносит, когда ледяные проворные пальцы пробираются под футболку, исследуя всё тело, весьма неторопливо (в сравнении с тем, что происходило секунду назад). Монтгомери сквозь её ребра чувствует, как бешено колотится сердце, и в его обезумевшую голову что-то ударяет. И, наверное, это можно назвать отголосками трезвого разума, который норовит вот-вот исчезнуть, но перед уходом говорит о том, что пора бы отрываться от страстной зеленоглазой Уилсон, пока не стало слишком поздно. Де ла Круз медленно отстраняется, так нехотя, но поднимает взгляд на Лили, которая, кажется, тоже потихоньку трезвеет. Монтгомери спокойно наблюдает за растерянной девчонкой, которая всё еще находится слишком близко. Опьянённые уже не алкоголем, а возникшими (да что вы, абсолютно внезапно) чувствами, оба смотрят друг другу в глаза, не отрываясь несколько секунд. Уилсон ехидная ухмылочка на лице футболиста уже не кажется неправильной. Лили облизывает губы, понимая, что вся помада в буквальном смысле съедается, ни одной частички не остаётся. — Ты простишь меня за то, что … — медлит, подбирая слова. — За то, что сказала тогда про отца? — Я подумаю, — выдаёт парень с иронией, но, конечно же, несерьезно. — Это ты сейчас за это извинялась? — играет бровями. — Придурок ты, Монти. И во второй раз, когда бессознательно Уилсон проговаривает имя, которые смеют произносить лишь друзья Де ла Круза, внутри что-то щёлкает. Монтгомери нравится, как звучит в её исполнении: сладко. Парень усмехается, но это больше походит на настоящий смех, чем на привычный звериный оскал — Лили радует. Уилсон тоже смеётся и оставляет мимолетный поцелуй на губах, — правда, получается дольше, чем необходимо, но слаще, чем кажется девчонке — потом слезает с подоконника и поправляет задравшуюся юбку. — Пошли обратно, а то готова поспорить — твои дружки тебя потеряли, — спокойно проговаривает Лили и шагает к выходу из мужской раздевалки. Они не обсуждают это после: Уилсон находит Райана, который выглядит мрачнее самой чёрной тучи, но при этом не теряет самообладания и показывает всем, как нужно веселиться; Монти присоединяется к Уокеру и остальным, пьющим и закидывающим в себя непонятную дрянь, прямо на школьной дискотеке. Лишь кидают взгляды в сторону друг друга. Алекс Стэнделл, как проклятый купидон со стрелами, с такими же белоснежными волосами и гладкой кожей, подозревает, — уже очень сильно! — что засосы на шее Уилсон появляются не абы какие и не хрен знает, от кого. Блондин замечает их переглядывания, будучи даже в таком состоянии, что собственный нос сложно заметить. Монтгомери нравится их игра: он самодовольно одёргивает пиджак, догадываясь, что, возможно, он становится той новой зависимостью, на которую стоит перепрыгнуть зеленоглазой с каких-то грёбанных таблеток, прописанных психологом, и от которых девчонка «не в себе» (в принципе, как и он).[…]
спустя неделю.
« Шейвер, я знаю, что ты обижен, но, пожалуйста, ответь на сообщение, я прошу тебя…» Уилсон использует голосовую почту, потому что не в личных сообщениях, не по обычному звонку — до друга не достучаться. « …Я умоляю тебя, вставая на колени. Нет, серьёзно, я буквально готова опуститься к твоим ногам, если ты, блять, ответишь… » Девчонка усмехается, ведь с Шейвером, его величеством, надо, как подобает, разговаривать: будто ты чёртов нищий, просящий подаяния. « … Прости меня. Я знаю всё, о чём ты думаешь, но я хочу объяснить то… » В комнату внезапно врывается мать, и Лили блокирует запись, обрываясь на полуслове. Зеленоглазая иногда забывает закрыть дверь на замок: приходится запираться, поскольку женщина предварительно не стучится, в отличие от отца — у того ещё остается капля понимания фразы «личное пространство человека».Элизабет, ничего не говоря при этом, бросает чистую одежду, только что снятую с сушилки, на кровать, и поспешно удаляется из комнаты, захлопнув дверь за собой. Зеленоглазая не общается с матерью уже на протяжении недели — та даже не удостаивает девчонку обычным «доброе утро», когда встречает к восьми часам на кухне. Уилсон не понимает её обиды: вроде Лили говорила по факту в тот вечер, а если правда глаза режет, так нужно для начала начать с самого себя, а не придираться к другим, чтобы что-либо исправить. Зеленоглазая откидывается назад. «… В общем, если ты всё-таки перестанешь выделываться, то позвони прямо в ту же секунду, хорошо? Только не думай, что всё так легко, я тебе объясню, обязательно…» Смеётся. « … Постскриптум : люблю тебя. » Лили просто-напросто устаёт как нормальный человек (в кои-то веки). На Уилсон обрушивается комом столько событий, и из хороших всего одно: младшего официально принимают в команду. Брат теперь футболист; станет таким же отморозком, как половина сборной, Лили клянётся, — самолично выбьет из Макса всю дурость. Хотя девчонка насчёт того не особо беспокоится, ведь у брата перед глазами с самого детства в качестве великолепного примера был Джефф. К плохим событиям относим тот факт, что Лили, во-первых, всё ещё собачится с окружающими и, во-вторых, не слезает с препарата, поскольку зеленоглазая находит личного поставщика, и, как бы это не казалось забавным, — она точно не наркоманка. Зависимость есть, безусловно. А к чему вообще в жизни не бывает привязанности? Лили считает, что, пока не найдя подходящей замены, она продолжит запихивать их в рот, чтобы не портить жизнь ни себе, ни другим людям. Отвратительная, глупая, до чёртиков рисковая идея. Однако, Уилсон любит же наживать себе проблем по собственной воле. Есть ещё один момент, но зеленоглазая даже не знает, каков он может оказаться на вкус: Лили вновь ошивается в компании Брайса. Точнее, девчонка продолжает слепо верить, что к Уокеру она никакого отношения не имеет. Уилсон даже смиряется с тем, что Фоули вертится рядом — его она тоже не шибко уважает. Вот с Джессикой, Алексом и Монтгомери отношения более, чем хорошие. Из-за этого Шейвер и нервничает: парень чуть ли не взрывается, когда слышит хотя бы единожды какое-либо упоминание о «чёртовой компашке недоделанных ублюдков». Лили, подложив подушку под голову, закидывает ногу на ногу и листает ленту инстаграма. Среди остальных публикаций замечает лицо Райана: парень с очередным любовником, которого он бросит спустя день, если не через час, этим же вечером. В малознакомом месте, скорее всего — в клубе, судя по красным лицам и неоновым бликам. Вот, значит, как. Уилсон звонит, беспокоится, печётся об их отношениях и старается — на минуточку! — удержать дружбу. Лили понимает, что виновата: сама ходит постоянно с ребятами из другой компании, но и Шейвер, однако, вон, выделывает, что вздумается, а потом приходит весь мрачный, съежившийся, как побитый в подворотне щенок, и ничего, абсолютно н и ч е г о не рассказывает. Лишь кивает, не вслушиваясь. Уилсон осознаёт, что виновата: сама бросает парня в момент, когда лучше остаться и вытереть сопли, потому и трясётся, будто осиновый лист, хватается за каждую ниточку, чтобы только вернуть его королевское величество. Принца глянцевых кровей, без которого, кажется, жить Лили не сможет. Заменил Шейвер Джеффа полностью, и с этим ничего уже не поделать. Снова отрывать частичку сердца — так девчонка и вовсе откинется. После таких вечеринок, о которых лучший друг не оповещает, после десятка телефонных звонков и кучи сообщений, а потом извинений и оправданий, Уилсон остаётся лишь идти к новым приятелям. С Дэвис зеленоглазая засиживается допоздна в «Моне», заедая печаль и скуку, с Алексом и Монтгомери — продолжает кататься. Её собственный скейтборд стоит в углу, Лили даже шлем покупает, так, на всякий случай. Доска пока чистая, то есть обычная, бордовая, без всяких росписей, но блондин обещает, что притащит в следующий раз наклейки, потому что: «ну, что это за хуйня унылая?». С Де ла Крузом дела обстоят неплохо — они даже не всегда берут Алекса с собой, катаются вместе, держа это в строжайшем секрете, а обзываются теперь ребята без какого-либо подтекста, в шутку. Ну, у них особенное общение, преград в котором практически не остается после того случая в раздевалке. Кстати, они его не обговаривают. Вообще ни разу не заикаются. И, когда Лили снова приходит с замазанной тональным кремом шеей, Монтгомери осматривает со стороны, чтобы убедиться, что работа-то хорошая, и опускает эту тему. И в то время, когда Уокер цепляется к новым пометкам, Монти сглаживает ситуацию, переводя внимание друзей на что-то более важное. Только Стэнделл почему-то улыбается, как дурак. Уилсон считает, что во всем виноват алкоголь, Монти, в принципе, придерживается того же мнения. На этом и расходятся. Лили лежит на красном покрывале, под головой покоится мягкая подушка, а руки затекают от напряжения — девчонка печатает последнее сообщение с предупреждениями дорогому другу и отшвыривает телефон. Уилсон давно перестаёт замечать, как резко меняется её настроение. Более того, зеленоглазая просто смиряется с каждым: если расстроена, то смысла вытаскивать себя из внезапной меланхолии и делать вид, что всё нормально — нет; если до ужаса радостна, прям до той степени, что дышать становится невозможно, то лучше оставить восторг при себе, совершая время от времени нелепые вещи. Уилсон слышит, как на нижнем этаже мать во всю гремит посудой, поскольку через час в гости заглянет семья Аткинсов, исключая отца — тот с папой Лили уехал в долгосрочную командировку. Ну, бизнес же общий. Зеленоглазая с братом облегчённо выдыхают, потому что в доме, как минимум, на неделю будет царить полное спокойствие и тишина. Девчонка осознаёт, что Аткинсы приходят не напрасно: матери, по крайней мере, будет с кем обсудить возникшие проблемы за бутылкой чего-нибудь крепкого. Однако Лили, если честно, не знает, как разговаривать с давней подругой, и придумывает в голове множество вариантов. Девчонка не пишет, не звонит и не встречается с Аткинс на протяжении целого месяца после того, как они вместе разбирают вещи в комнате Джеффа, так как Алиша с матерью, настрадавшиеся по горло, решают взять отпуск, улетая в Нью-Йорк. Проходит много времени, чтобы, не вспоминая друг о друге, перестать держаться за статус лучших подруг. Лили не знает, осталось ли между ними та связь, что скрепляла их целыми годами. Может, Джефф и был той нитью — зеленоглазая, правда, не может понять.< Bastille feat. Ella Eyre — No Angels >
Лили волнуется, как перед первой встречей, когда девчонка со своей семьей приходит к Аткинсам на ужин, как к партнерам по бизнесу. Подумать только: вообще никто из Уилсонов не подозревает на тот момент, насколько близкими станут эти люди. Когда зеленоглазая, познакомившаяся с Джеффом ещё в школе, видит его сестру — в красном платье и с уложенными длинными волосами, пушистыми ресницами и большими глазами, оставляющими неуловимый мерцающий след в сердцах других. Когда Алиша, светясь от лучезарной улыбки, жмёт ей руку и спрашивает, любит ли та сидеть с краю за столом. Уилсон, конечно же, отвечает «да», потому что оттуда видно каждого, и можно свалить по-быстрому. Потом всё крутится и вертится так, что девушки становятся чуть ли не сёстрами, хоть Алиша младше Лили на год. Уилсон чувствует, как бешено колотится сердце от предвкушения, потеют ладони и сбивается дыхание. Зеленоглазая бегом спускается вниз, когда слышит долгожданный звонок в дверь, чуть ли не падая с предпоследней ступеньки. Элизабет как раз кричит, чтобы дочь открыла, поскольку женщина немного занята на кухне. Секунда. Щелчок замка. Дверь открывается. Уилсон ощущает невесомый поцелуй на своей щеке от миссис Аткинс, поддакивает всему, что она говорит, и немного отходит назад, чтобы дать женщине пройти. Ещё секунда — вот она, давняя подруга. Они встречаются взглядом. Внутри обеих всё переворачивается, а в районе груди неприятно жжёт, нечто хочет вырваться наружу. Может, сердца, что в буквальном смысле бьются об стенки, желая выпрыгнуть, чёрт знает. Алиша, с веснушками на загорелом лице и теми же сверкающими глазами, уже исполненными радости, с ярко накрашенными губами, красными, словно свежие розы, стоящие на прикроватной тумбочке, расплывается в улыбке. — Ну, — девчонка тянет руки для объятий. — Привет? Уилсон, с живым, но всё ещё болезненно-бледным лицом, с румянцем на щеках, поджимает искусанные губы и подаётся чуть ближе. — Привет, — отвечает тихо и обвивает шею брюнетки руками. Обе понятия не имеют, как начать разговор, ведь столько накапливается в их головах: куча вопросов, столько же ответов и предположений, множество историй и утаённые слёзы — грех не рассказать. — Когда вы прилетели? — выдаёт Лили первой, когда закрывает дверь за собой и подругой. — Вчера вечером, — Аткинс осматривается: в гостиной, в котором они проводили с братом достаточное количество времени, ничего не изменилось. Единственное, тут на редкость тихо. — Где-то часов в девять. Уилсон кивает, принимая ответ. — А Макс где? — брюнетка поворачивается к зеленоглазой. — Я хочу видеть своего сладенького маленького мальчика. Лили усмехается. — На тренировке. И этот маленький мальчик выше тебя примерно на голову. Глаза Алиши расширяются в изумлении, и рот немного приоткрывается. — Не говори мне, нет, не… — произносит на выдохе. — Н-не может быть! Его взяли? — Да. — Его взяли! Чёрт побери, он же так мечтал о том, что будет играть! Аткинс, восторженная, размахивает руками и кричит на весь дом, из-за чего из кухни слышатся голоса её матери: — Кого и куда взяли? — Макса взяли в школьную сборную, — отзывается Алиша, находясь в другой комнате и нарушая тишину своими возгласами. — Правда? — Да! Теперь он, как Джефф! — Это прекрасно, милая. Алиша притупляет взгляд, поскольку слышит в интонации матери знакомые ноты, когда речь заходит о погибшем брате — сколько времени бы не прошло, а горечь всё равно остается, оседая пылью на сердце. Иногда смахиваешь, сдуваешь, живёшь, как обычно, но частички её все равно потом возвращаются на место. — Мне нужно многое тебе рассказать, — кивает брюнетка, складывая руки на груди. — Надеюсь, что будет интересно, потому что потом я буду ныть о своих проблемах, — признаётся зеленоглазая с усмешкой на губах. — Эй, — Алиша легонько трясёт подругу за предплечье. — Сначала мы поговорим о плохом, а потом резко перейдем к хорошему. Как в былые времена. — Когда мы обсуждали сплетни в «Золотом драконе»? — Ну, можно и так сказать. — Когда вы расстались с Томасом, и ты плакала почти всю ночь? — Ты помнишь это? — фыркает девчонка, акцентируя внимание на последнем слове. — Я бросила его в седьмом классе, Лили. Даже не знаю, где он теперь. — Когда мы напились, и нас поймали родители, посадили под домашний арест, а потом ты залезла ко мне в окно, и тебя выр… — Так, это уже перебор, — восклицает Алиша, перебивая Уилсон и затыкая ей рот ладонью. В тот вечер они впервые осмеливаются взять бутылку виски из отцовского бара и делят на двоих содержимое. Впервые знакомятся с похмельем на следующее утро и другими неприятными последствиями. Впервые взрослеют на один пунктик, и понимают, что вся жизнь впереди. Сегодня, обе — не по годам сообразительные, с зашитыми ранами и минувшими трагедиями — лежат на полу в комнате Лили, забрав китайскую еду в маленьких коробках, что заказывает Элизабет накануне вечера, щёлкают деревянными палочками в такт музыке, изображая игру на барабанах, ждут, пока вернётся Макс. Начинают, хоть и договорились о другом, почему-то с хорошего. Алиша успевает рассказать о временной стажировке в Нью-Йорке в качестве дизайнера одной рекламной компании, о новых знакомствах на рабочих вечеринках, пляже и утренних пробежках у залива. Уилсон рассказывает подруге про тайное место под пирсом, как меняется «Моне», открываются хипстерские кафе, как в родном городе проходят экологические митинги и появляются новые друзья. Когда за окном начинается гроза, Лили звонит младшему, чтобы удостовериться, что тот доберётся до дома. — Ты уверен, что за тобой не надо заезжать? — Успокойся, Уилсон, — слышится по ту сторону телефона, когда Лили переключает на громкую связь. Аткинс слышит далеко не детский тембр, и девчонка начинает прикрывать рот рукой, чтобы братец зеленоглазой не смог услышать её смех. Сказать, что Алиша поражена, восхищена, практически визжит от восторга — всё равно не описать в точности её состояние. — А как ты, вашу мать, добираться будешь? Там такой ливень, что всё к чертям смывает. — Меня довезут, и мать, кстати, не трогай! — Кто? — Ну, Зак обещал, вроде. Лили облегчённо выдыхает, поскольку Демпси — парень надёжный. Уилсон с лёгкостью бы доверила тому своего брата, будучи полностью уверенной в том, что Зак не только довезет его в целости и сохранности, но и пылинки лишние с одежды сдует. У парня самого есть младшая сестра, о которой он печётся настолько, что, кажется, бедной девчонке трудно дышать становится от постоянного контроля. — Ладно, я ему доверяю, — протягивает лениво девчонка. — Тут для тебя кое-что есть. — Что? Я не слышу, Лили, — вопит брат. — Связь плохая, наверно. — Сюрприз, говорю, для тебя! Видимо, происходят помехи из-за дождя: брат отключается с недовольными ругательствами, но не перезванивает. — Его голос так изменился, — удивляется Аткинс, распечатывая новую коробку с китайской лапшой. — Демпси, небось, так себе подружку и не нашёл? Когда-то Зак неплохо общался с Алишей, но у брюнетки на этот счёт несколько другие представления и вкусы. — Нет, — усмехается Уилсон. –Демпси стал немного … слащавым. Нет, он добрый, милый, — Лили случайно открывает ленту инстаграма. — Но слишком хороший, наверно. И правильный, как — Лили задерживается на несколько секунд, рассматривая лицо Шейвера на новых фотографиях. — Как Клэй. — Что там? — тут же спрашивает подруга, заметив, как хмурится зеленоглазая, уставившись в экран. — Да так, пустяки, — Лили мотает головой и разворачивает телефон, на котором красуется его величество. — Помнишь Райана? — Это тот, который гей? И ненавидит всех? — Почти, — выдавливает улыбку девчонка. — Он не всех не любит. Мы с Шейвером стали чем-то вроде тандема после матча в память о Джеффе. Уилсон рассказывает о той встрече. Потом резко переходит на настоящее время и жалуется на скотское поведение парня. С этого-то момента обе переходят на плохие истории. Оказывается, у обеих — родители не в ладах друг с другом: у Алиши и так отец — никудышный, постоянно пропадает на работе, совершенно не интересуясь, что происходит дома, с семьей, с детьми. Поправка — зачеркнуть последнее — ребёнком. До того, как брюнетка с матерью отправляются на отдых, они напрочь ругаются с мистером Аткинсом. По словам Алиши, в основном, родители спорят насчёт всяческой херни, но в этот раз затрагивают тему-табу, про гибель сына. Обвиняют друг друга. Переходят на личности. Девчонка не общается с отцом целыми неделями, а потом приезжает, узнаёт, что тот в командировке. С матерью брюнетке ещё хоть везёт: она понимающая, и практически ничего не запрещает. То есть, с ней нет необходимости ругаться, чтобы отстоять своё мнение; миссис Аткинс как-то перебарывает в себе, видимо, материнские порывы и предупреждает дочь, что ошибки, без которых не обойтись, будут лишь на совести Алиши. Уилсон рассказывает о возможной измене отца, и это приводит подругу в полнейший ступор– да чтобы мистер Уилсон, да ещё и с таким покладистым и правильным характером, нашёл себе кого-то другого? Ни в коем случае. Однако Лили, уверенная глубоко внутри на сотню процентов, настоятельно убеждает ту в обратном. Зеленоглазая выдаёт практически всё, кроме двух нюансов: таблеток и Монтгомери. Последний, будто бы въевшийся под кожу вирус, не даёт в последнее время покоя. Не то что бы Лили волновало, что там с ним происходит. Просто девчонка не понимает, зачем это всё — вроде в отношениях не состоят, не любовники, даже не друзья, а так, приятели по случаю. Это раздражает зеленоглазую, иногда Де ла Круз бывает невыносимым, — так и хочется отобрать биту да заехать по его нахальной физиономии, — а на следующий день парень отшучивается и ведёт себя с Лили по-человечески. Алиша раскрывает небольшую тайну о том, что может в будущем учиться в Нью-Йорке, поскольку матери нравится атмосфера, царящая в сумасшествии города. Девчонки обсуждают ещё кое-что по мелочи, пока снизу не раздаётся мужской голос. Когда они спускаются, то посередине гостиной видят промокшего Макса, пораженного неожиданным присутствием миссис Аткинс. — Алиша? — парень удивлённо рассматривает брюнетку несколько секунд, а потом с ехидной ухмылкой на лице растягивает руки в разные стороны. — Нет, не лезь ко мне, — предупреждает девчонка, спокойно пятясь назад. — Ты весь мокрый! — Давай же, обними старого друга. Братец расплывается в нахальной улыбке, петляя по всей комнате за Алишей, которая отнекивается, не прерываясь. Сначала спокойно расхаживает, нарезая круги около дивана, затем Макс начинает бежать за ней, и Аткинс пулей врывается на кухню, потом в коридор. Где-то около ванной парень ловит девчонку. — Уйди-и-и! — протягивает брюнетка, но, кажется, Уилсон младший делает вид, что не слышит её мольбы. — Я скучал, Аткинс, а ты даже не удостоилась поздороваться, — усмехается мальчишка, ослабляя хватку. — Да иди к чёрту! Теперь и слова тебе не скажу. Лили жадно заглатывает воздух, потому как смеётся без остановки, опираясь о стену рядом. Уилсон давно, признаться, мечтает о таких проделках, когда они с Алишей, маленькие и несмышленые, бегали точно также от Джеффа, громили всё подряд и впоследствии получали тумаков от родителей. Сейчас время-то другое: экзамены, подростковые загоны, травля со стороны одноклассников, настоящие взрослые чувства — чёртовы нескончаемые проблемы. И никакого ребячества. Никакой беззаботности. Стресс, расшатанная нервная система, глубочайше непосильная ответственность за собственные поступки, и одиночество. В том плане, что никто помогать не будет — ты же взрослая, ты сама должна справляться. Мир слишком велик и опасен. И от этого, признаться, частенько бросает в дрожь. — Макс, — внезапно выдаёт Лили. Это будто бы не Уилсон вовсе говорит — язык её, неуправляемый враг. Она снова попадает в прострацию собственных размышлений и неожиданно для всех принимает серьёзное выражение лица вместе с тоном. — Оставайся всегда маленьким. — Ты, что, — непонимающе переспрашивает братец. — Кайфуешь? Напилась? — он щёлкает пальцами перед её носом. — Я всего лишь на два года младше тебя. Она ударилась где-то, ей богу. — Просто не взрослей, ладно? — слишком сурово отзывается зеленоглазая, и это приводит мальчишку в растерянность. — Л-ладно, — встревожено мямлит тот, хмурится, и смотрит на Аткинс, которая тоже ничего не понимает. — Всё нормально? Лили отмирает и потерянно осматривается вокруг, сглатывает ком в горле. — Да, — кивает, закусывая нижнюю губу. Где там лежат её таблетки, в рюкзаке, да?..