< Pouya — Suicidal Thoughts In The Back Of The Cadillac >
— Чур, я на переднем, — Лили поднимает руку вверх для привлечения внимания, когда оба подходят к Тони и машине. — Святая Мадонна, — Уилсон вспоминая личную фразу Шейвера, усмехается. — Это просто произведение искусства! Девчонка, проводя рукой по обжигающей поверхности металла, морщится, но продолжает осматривать старый «мустанг», на которой ей не приходилось ещё ездить ни разу. — Уилсон, стой, — выпаливает парень в байкерской куртке, пригрозив пальцем. — Ничего не трогать без разрешения, — парень всерьёз извещает девчонку о правилах, что он создаёт, когда получает от отца машину. — Мусор не бросать, — открывает дверь перед ней. — Не пачкать сиденье, — заглядывает в глаза Лили, и, когда принимает её вникающий взгляд, добавляет, проводя рукой в пригласительном жесте. — Прошу. — Поняла, босс. Лили аккуратно присаживается на кресло, обитое чёрной кожей. Дженсен устраивается поудобнее на заднем сидении. Уилсон с интересом рассматривает переднюю панель, радио-плеер, зеркало заднего вида: Клэй хмурится в привычной манере и откидывает голову назад, прикрывая глаза. Парня, явно, что-то беспокоит. Уилсон наблюдает за тем, как Тони делает все махинации с ключом зажигания и остальными штуками в машине, как резко жмёт на педаль газа. Окна опущены, свежий ветер бьёт Лили прямо в лицо, путает волосы, и она визжит от восторга, смеётся во весь голос, а парни в машине переглядываются и усмехаются. Затем тоже подхватывают её смех, и всем в старом «мустанге» становится легкомысленно весело. По дороге Уилсон замечает, как известные ей районы города сменяются на унылые серые улицы, без всяких светящихся витрин, ухоженных газонов и белых фасадов двухэтажных домов, без высоток и чистых тротуаров, без фонарей, не разбитых, и ярких неоновых вывесок. Лили знает, что Тони живёт в неблагополучном районе, где зависает практически вся часть иммигрировавших латиноамериканцев. Не любит Уилсон предрассудков и, тем более, каких-либо проявлений расизма — пожалуйста, чистый пример: парень, что сейчас сидит за рулем машины. Смуглая кожа, байкерская куртка, берцы на ногах и складной ножик в кармане. Кулаки с разбитыми костяшками, с одного удара могут уложить кого-нибудь на спину, да ещё и с повреждённой челюстью. Стереотипы являются самой глупой вещью на свете, поскольку Тони Падилла со всем этим описанием — самый добрый и справедливый человек из всех, что Уилсон знает. Абсолютная его противоположность — Де ла Круз, мудак и психопат в одном лице, не с чисто американской фамилией. Люди просто разные, вот и всё. Независимо от расы, ориентации и пола. Правда, становится как-то не по себе, когда девчонка видит шумную компанию из пяти человек, шатающихся около подъезда одного из домов на обочине. Она осматривает каждого с головы до ног через открытое окно, не может оторваться, и всё сборище как-то странно скалится, провожая взглядом красную машину (даже Монтгомери до их оскала ещё расти и расти). Уилсон пытается отогнать от себя чёртовы предубеждения, честно … Как это сделать, когда видишь такое и вжимаешься в сидение от страха? В автомастерской пахнет бензином и машинным маслом, на полу раскиданы железки, гайки и щипцы, у стен, облицованных в белый кирпич, стоят стеллажи с хламом, а в углу, на обычной маленькой табуретке — выключенный радиоприёмник. Отца Падиллы нет на месте, потому что тот срывается с работы и уезжает по делам в другой город. У Тони —несколько взрослых братьев, которые спокойно могут присмотреть за мастерской, но выбор падает почему-то на самого младшего. Лили расхаживает по помещению, бывшему гаражу, и рассматривает каждую деталь, вплоть до маленького шурупа на одной из деревянных полок. Дженсен, видимо, тут бывал, и не раз. Парень просто опускается на пол, прикладывая лёд к свежему синяку на коленке. — Откуда? — кивает Уилсон, когда замечает темно-синее пятно. — Да так, — произносит Клэй, приподнимая уголки губ. — С велика упал. Зеленоглазая подходит к Тони, который стоит у чужой иномарки, открывая капот впереди. — Как долго ты здесь, — Лили на миг останавливается, чтобы найти подходящее слово. — Работаешь? — С двенадцати лет подрабатываю по-настоящему, часть отдаю отцу, что-то забираю себе, если ты хочешь знать о выручке, — парень наклоняется, чтобы поближе разглядеть провода, выходящие из странного короба. Уилсон понятия не имеет, что находится внутри машины. Девчонка также никогда не сидела за рулём, не проехала ни одного метра, и вряд ли может различить педаль газа и тормоза. — А так, с самого детства с братьями тусуемся. На самом-то деле, в моём районе мало, чем можно заняться. Ну, я имею в виду — легально, — он усмехается, а затем прищуривается, когда нажимает на кнопку фонарика с третьего раза, и свет бьёт прямо в глаза. — Это самое приятное место лично для меня. — Тут круто, — Лили жмёт плечами. — Я бы не подумала, что здание находится в районе, где творится полнейшая анархия. — Видела бы ты, как здесь было раньше. Мой дед рассказывал, что этот гараж нахрен никому не сдался, тут куча мусора повсюду лежала, шприцы всякие, осколки от разбитых бутылок … Родители отца здание выкупили и в порядок привели, а потом тут появилась мастерская. Уилсон вздыхает в упоении, потому что зеленоглазой нравится, когда люди не сидят на месте, а делают, продвигаются, в прямом смысле из пепла создают что-то новое, полезное, уникальное. — Я схожу за газировкой, ок? — кричит Дженсен с улицы. — Вам надо что-нибудь? Тони не обращает внимания, и Уилсон отрицательно кивает головой за обоих. Девчонка, если честно, не понимает, почему Клэй идёт в магазин один, когда в нескольких метрах отсюда шайка непонятных отморозков была готова буквально сожрать ребят с потрохами. Может, Дженсен просто — парень, а Лили — девчонка? Сдачи могут дать оба, только вот вряд ли Клэю будут свистеть в спину, оглядывая с головы до ног. Хотя, кто знает, что творится в окрестностях… Проходит около двадцати минут: Тони всё ещё возится с машиной, Клэй не возвращается, Уилсон, развалившись в кресле у входа, слушает песни из радио «мустанга», — на кассетах, что ставит Падилла, записаны классные старые треки. Лили начинает волноваться за приятеля, поглядывает временами то на поднятые ворота, откуда открывается вид на улицу, то на Тони, парня, что в любой ситуации, даже самой пиздецовой, будет оставаться спокойным, словно удав. Уилсон достаёт телефон — иногда зеленоглазой кажется, что социальная зависимость и она — вещи, не существующие друг без друга. Смотрит новые посты, фотографии, видео. Шейвер. Лили видит две галочки, окрашенные в синий цвет, под всеми сообщениями, что отправлены другу в чат. Он прочитал. Он не ответил. Уилсон от злости сжимает экран в руках, челюсть, пальцы — да всё, даже нервные клеточки стягиваются одна за другой. Его величество онлайн. Лили: 02:38 pm Будем в молчанку играть? Лили трясёт от гнева, зеленоглазая нервно постукивает пальцами по подлокотнику.Три минуты спустя на экране высвечивается оповещение. смертельная булочка с корицей: 02:41 pm Я давно всё понял, нам нечего обсуждать. — Блядский Шейвер! — Уилсон откидывает телефон на колени и выдыхает, закрывая лицо руками. Падилла медленно распрямляется и выглядывает из-под капота. — Что случилось? Лили молчит, замерев в одном положении — парень спокойно ожидает ответа. Уилсон так хочется взять Шейвера за воротник его блядской рубашки, заглянуть в его блядскую морду и сказать всё, что она о нём, блядском зазнайке, думает. — У вас с Шейвером что-то было? — неожиданно для самой себя выпаливает зеленоглазая. Тони, признаться, может затрагивать любые темы, но парень никак не ожидал, что речь пойдет об этом. — А он тебе что-то рассказывал? — Нет, он мало вообще говорит о своей личной жизни. Ну, о каких-то там парнях из тиндера — пожалуй, всегда. А о личной жизни, настоящей, не часто. Райан сказал недавно, что он признался в своих чувствах, а ты его отверг. Уилсон, что ты творишь, куда ты лезешь?! В помещении повисает неловкая тишина, ведущая за собой продолжительную паузу. — Так было? — Слушай, зачем? — брови взметаются вверх, и Тони с силой захлопывает капот иномарки. — Ну, было, но нахуя тебе это сдалось? Всё, что произошло между нами — остаётся в прошлом. — Почему? Лили впервые видит, как он злится: смахивает на Монти — также сжимает кулаки, ноздри расширяются от частого дыхания и желваки играют на скулах. — У меня есть человек в жизни, которого я уважаю и не хочу терять, понятно? И нахрен Шейвера, иначе он всё испортит. Тони осекается и притупляет взгляд, часто моргая, потому что чувствует, что немного перебарщивает. Падилла пытается ровно дышать и думать о другом. Парень опирается на крышку капота, сминая почерневшие от мазута пальцы. Ребята молчат, смотрят иногда по сторонам. На улице откуда-то гремит музыка, и из радио красной машины льются песни — всё смешивается и переплетается. До ушей Лили доносятся детские голоса, потом мимо здания на велосипеде проезжает паренёк, на вид которому лет восемь, с колонкой в руках. За ним бегут две маленькие девочки и мальчишка. Радостные до жути, кричащие на весь двор, правда, зеленоглазая не может разобрать слов. Бегут, наверно, домой. Или в супермаркет воровать мармелад, пока никто не видит. Или на озеро неподалёку, ребята проезжали мимо. Лили вспоминает своё детство в другом городе: оно в некоторой степени походит на то, что девчонка видит несколько секунд назад. Тони задумывается: может, если Уилсон узнает обо всём именно от него, не по рассказам Шейвера, то хотя бы получит правду, а не преувеличенное нытьё, каким наградит зеленоглазую его высочество. — Мы переспали несколько раз, — признаётся неожиданно Падилла. — Но на этом всё закончилось. Он делал вид, — парень ёрзает, выискивает, как в более точно передать то, что происходило. — Будто ему вообще плевать на то, что я чувствовал. — В этом весь Шейвер, — ухмыляется Лили. — Именно, — серьёзно произносит парень. — Поэтому я просто прекратил общение. Это и отношениями назвать сложно было. — А сейчас? — Уилсон осторожничает, поднимая голову. — Сейчас ты к нему что-нибудь чувствуешь? Для Тони происходящая ситуация сродни сцене расстрела в каком-нибудь знаменитом боевике. Парень складывает руки на груди, чтобы унять беспокойство. — Нет. Уилсон думает, что в Тони скрывается глубокая, пожирающая изнутри обида, желчная, беспощадная. — А он чувствует, — вздыхает зеленоглазая. — Он сохнет по тебе, как четырнадцатилетний мальчишка. — Мне всё равно, — говорит Падилла. — Прости, Лили, что так прямо. Ты, вроде, его подруга, и всё такое. Но мне, правда, наплевать. У меня сейчас всё отлично: с семьёй, с молодым человеком, со школой. И, если Шейвер появится на горизонте — беды не миновать, — усмехается. — Ну, я думаю, ты знаешь, — Понимаю тебя, — Уилсон улыбается, берёт телефон в руки и начинает искать вчерашние публикации. Теперь Лили злится на Шейвера пуще прежнего. — Он сейчас пустился во все тяжкие, — разворачивает экран, приводя в пример видео из социальной сети, где Шейвер с незнакомцем танцует, словно последняя проститутка, слишком вызывающе. — Вообще не пишет мне. — Идиот, — качает головой парень. — Таких либо терпят, либо посылают на все четыре стороны, — Тони снова разминает пальцы, заглядывает девчонке в глаза, пожимая плечами. — Я думал всегда, что ты из последних. Уилсон на миг выпадает из реальности: слова Падиллы задевают душу — в какой момент она теряет присущую непоколебимость? Лили полностью соглашается с парнем, однако поведением девчонка совершенно не соответствует своему образу мыслей. — Я тоже, — шепчет зеленоглазая, уставившись в пол. — Но, кажется, я теряю себя. Взгляд Падиллы способен пробираться в самую глубь, выискивать тайные уголки в сердце, что заполнены мраком — парень странно смотрит на девчонку, поджимая губы. Тони не признаёт ту, что сидит рядом. Он видит её в коридорах школы, полную жизненной силы, улыбающуюся. Правда, вертится Лили не в очень хорошей компании, и, в особенности, не с самым приятным человеком, но девчонка хотя бы чувствует себя хорошо среди них. Здесь же бледнеет в секунду, а на лице вырисовывается такая безнадёжность, что к зеленоглазой не остается ничего, кроме чувства жалости. Тони не знает, что творится в её жизни, но догадывается, что, по крайней мере, не всё так радужно и сладко. Падилла видит маску, Падилла замечает блеск в глазах. Тони всегда рассуждает здраво: если девчонка захочет, то обязательно расскажет обо всём. Уилсон молчит — значит, он не является тем человеком, который должен знать, несмотря на всю искренность и образ самого безопасного в плане доверчивости парня. — Как твой брат? — Тони переводит тему, чтобы отвлечь Уилсон от дурных мыслей. — Слышал, что его взяли в команду. — Д-да, — Лили отмирает. — Макс только об этом и мечтал. Падилла частенько видит этого мальчишку в Либерти: веснушки, не сползающая с лица улыбка, капюшон на голове. Уилсон с ним– практически противоположности, даже во внешности нет общих черт. Лили внешним видом была даже больше похожа на Джеффа, чем на собственного брата. Тони долго не понимает: общее-то есть, только что? Сегодня не остаётся ни капли сомнений. Смех. Уилсон смеётся во весь голос, морщит нос и слегка подаётся вперёд, младший проделывает те же самые движения. — Передай мои поздравления, — парень расплывается в улыбке. — Конечно, — произносит та на выдохе. — Без проблем. Раздаётся звон: Дженсен задевает канистру с бензином, когда шагает вперёд и не смотрит под ноги, будучи занятым открыванием газировки. Жидкость лимонного вкуса ещё и шипит, расплескиваясь на синюю кофту и бетонную поверхность пола. — Бля, Клэй, — протягивает Падилла, подрываясь с места и ставя канистру — слава богам, закрытую — на место. Дженсен пятится назад, стряхивая оставшиеся капли газировки с ткани. — Невозможно быть таким неуклюжим! — Ну, как видишь, — усмехается парень, но, видя укоризненный взгляд друга, прокашливается и принимает серьёзное выражение лица. — Извини. Уилсон давно не с ними: девчонка ощущает острую боль в районе груди, одновременно с этим и злость, и нервозность, ещё параллельно думает, как всё-таки объяснить Шейверу, почему она отвечает в тот вечер одному человеку взаимностью. Лили уже корит себя за то, что вообще рассказывает Райану, которому, оказывается, действительно на чувства остальных плевать с высокой башни. Надо, пожалуй, таблетку под язык — и успокоиться.[…]
Макс с взъерошенными волосами и диким восторгом нарезает круги по полю вместе с остальными новобранцами. Уилсон сидит на трибунах, потому что мать вновь забирает обоих после обеденной тренировки на машине. Лили, если честно, всё равно теперь, где ждать братца, главное, чтобы не в комнате на втором этаже, с теми белыми стенами. Девчонке настолько осточертел собственный дом, что зеленоглазая просто, порой, шатается на улице и приходит ровно в назначенной время, ни на минуту раньше. Она всё чаще зависает с Монтгомери, потому что тот вообще, считай, лютый бездельник. Алекс изредка присоединяется, если отец не выносит ему мозг с учёбой и музыкой. Стэнделл, оказалось, в талантливых гитаристов заделывается, его даже берут в школьный хор аккомпанировать. С Джессикой они не контактируют за пределами школы, потому что та полностью отдаёт свободное время любовничку. А Уилсон — нахуй ей эта любовь вообще сдалась? Шейвер всё ещё не разговаривает. — Ты подготовил все документы? — спрашивает мистер Патрик парня, занятого восстановлением дыхания после пробежки. — Д-да, — обрывисто произносит Макс. Мужчина утыкается в блокнот, перелистывая страницу. — Давай сюда. Вдох. Выдох. Уилсон-младший складывается пополам, упираясь ладонями в колени, и смотрит исподлобья. — Они в раздевалке, тренер. Мистер Патрик хмыкает. — Я м-могу прям сейчас сбегать за ними, — тут же выпаливает Макс. — Куда ты побежишь? И так уже чуть ли не ползаешь по полю, — признаться, тренер любит поиздеваться над подчинёнными. — Вон, Уилсон принесёт, — мужчина замечает его сестру на трибунах. –Уилсон! Уилсон! Сюда иди, — машет девчонке. Лили лениво поднимается со скамьи и спускается по ступенькам, еле переставляя ноги. — Быстрее, Лили, — протягивает мистер Патрик. — Я-то думаю, почему ты так зачёты плохо сдаёшь, а? — Я не в спорте, тренер, — парирует зеленоглазая. — Вот так уж получилось. — Заберёшь документы брата из раздевалки? Она кивает. — Где мой шкафчик, знаешь? — где-то сбоку доносится обессиленный голос братца. — Да. Лили знает, поверьте, всё: и ячейку, и пароль, и то, что там лежит. Макс прожужжал все уши. — Там, в жёлтом файле, и… — Я поняла! — Уилсон, что так хиленько? — язвит мужчина, когда девчонка плетётся вдоль асфальтированной дорожки, освобождая проход толпе двухметровых громил-бейсболистов. — Давай, побежала. — Избавьте меня, тренер, — кричит девчонка, не оборачиваясь, и надеется, что мистер Патрик наконец-то прекратит этот балаган. Демпси, который идёт позади всех, как всегда, вытягивает руку, чтобы дать зеленоглазой «пять», и та с удовольствием хлопает в ответ по ладони, потом ребята мимолётно улыбаются друг другу. Девчонка заходит через запасной выход в спортивный зал, преодолевает расстояние до нужной двери по диагонали и врывается в раздевалку, молясь, чтобы там никого не было: видеть обнаженных спортсменов, конечно, в данный момент не очень хочется. Это же неправильно, ну — нарушение личных границ. В помещении прохладно и пусто. Уилсон обходит ряд шкафов, на следующем — наверху, третья с конца ячейка — открывает, вбивая нужные цифры, и вытаскивает тонкий файл с бумагами, что прижат спортивной сумкой. Помимо того лежит красная любимая толстовка братца и электронные часы, подаренные на рождество отцом. Девчонка захлопывает шкафчик и уже собирается уходить, как слышит отдалённые голоса. Застывает на месте, думая, что ей говорить, когда какие-нибудь парни зайдут в свою, мужскую, раздевалку, будучи порядком удивлёнными, увидев девчонку.«Я тебя предупреждал»
Этот голос. До жути, до отвращения знакомый. Девчонка вдруг слышит глухой удар об железную поверхность дверцы — от неожиданности дёргается, и документы чуть ли не выпадают из рук. Зеленоглазая прикрывает рот ладонью, после того, как непроизвольно вырывается хриплый вздох. Уокер не должен услышать её. — Мы обсуждали уже это, — цедит сквозь зубы Брайс, видимо, прижимая кого-то к шкафчику. — Ты всё никак успокоиться не можешь? Девчонка, учитывая, что ребят разделяет стена из двух рядов ячеек, всё равно жмётся в угол и надеется, что её не заметят. Почему ты, блять, всегда оказываешься не в тех местах и не в то время? — Чувак, она была без сознания, — усмехается второй. Уилсон частенько потешается над этим тембром, она догадывается, кто может быть по ту сторону. — Ты её изнасиловал, — девчонка слышит, как надрывается голос парня. — Заткнись, Фоули, — шипит Уокер. — Я не всё помню, но, по крайней мере, этого быть точно не могло. Пиздец. Уилсон цепенеет и сползает бесшумно на пол. Зеленоглазая знает, что про Уокера, помимо лести и постоянных комплиментов в сторону его персоны, распускают по школе слухи — как, в принципе, и про всех. Либерти является таким местом, что здесь даже про королей, бывает, расходятся отнюдь не прославляющие их величество сплетни. Однако, кто угодно (даже чёртов Стэнделл) мог соврать одной девчонке-черлидерше, которая бы разнесла весть по всем остальным ушам, но никак не Джастин Фоули. Он же друг –с детства и до гробовой доски. — Всё было по обоюдному, — Уокер в миг становится до жути спокойным, таким, что мурашки бегают по коже зеленоглазой от перемены в тоне. — Но ты же не будешь никому разбалтывать, так? Боится, ублюдок. Фоули резко отталкивает друга. — Конечно, — выплёвывает тому в лицо, смотря несколько секунд прямо в глаза, и быстрым шагом направляется к выходу, в школьный коридор. Брайс тоже, вроде, спустя время идёт за другом. Когда в раздевалке становится тихо до той степени, что зеленоглазая слышит, как бешено бьётся собственное сердце, девчонка стремительно поднимается с пола, опираясь рукой о стену. Почему-то ноги трясутся, и в носу щиплет. Привычное ощущение: вязкий, чернющий, как мазут, обволакивающий со всех сторон страх — только непонятно, из-за чего. Вроде бы с ней-то всё в порядке, Лили остаётся незамеченной. Правда, зеленоглазую пробирает до дрожи от одной мысли, что Уокердействительно мог сделать то, о чём болталДжастин. В голове вырисовывается картина, от которой только и дело, что блевать тянет. Кто, вашу мать, на этот раз стал его жертвой? Уилсон сильно сжимает в руках файл и торопится выйти из укрытия. Чёрт. Видит открытую дверь. Девчонка столбенеет. Она поворачивает голову в сторону, прикусывая губу до крови, и бегает глазами по окружающему пространству. Боковым зрением улавливает силуэт. — Что ты здесь делаешь? — спрашивает Брайс, прищуриваясь. Уилсон охватывает паника, она поначалу молчит, но внутри-то понимает, что ответить необходимо, чтобы самолично не выдать собственной ошибки. Девчонка сглатывает ком в горле и выдавливает из себя парочку слов: — Как видишь, кое-что искала. — В мужской раздевалке? — Да. Бумаги брата, нужно тренеру отдать. Он напрягается, непроизвольно сжимает несколько раз кулаки, впиваясь ногтями в кожу на ладонях.Ей совсем не нравится ликующее выражение лица парня. — Ты всё слышала, — внезапно констатирует Брайс, ухмыляясь. — Не понимаю, о чём ты говоришь, — Уилсон притворно хмурится, но вряд ли бейсболист не замечает, как дёргаются в коротком рваном вдохе её губы, которые девчонка тут же облизывает. — Не строй из себя дурочку, когда таковой не являешься. Непродолжительная пауза, во время которой зеленоглазая осознаёт, что настает конец её конспирации: Уилсон пытается расслабиться (по крайней мере, вид сделать), кривит язвительную улыбку и заглядывает в расширенные чёрные зрачки — что там, Брайс, внутри? Пустота брошенного одинокого мальчишки? Лили неторопливо смахивает пряди волос с лица, поправляет белые листы в файле. — Да, ты чертовски прав сейчас, — зеленоглазая понимает, что лучше строить из себя последнюю суку, чтобы, во-первых, быть с парнем на равных, и, во-вторых, не дать себя в обиду. — Я далеко не глупая и понимаю, что ты натворил. Вот только мне-то никто не поверит, если расскажу, — девчонка произносит это с жалостным тоном и отточенным выражением лица. — Но я не волнуюсь, потому что правда в скором времени откроется, всё тайное становится явным, помнишь? В глазах бейсболиста зажигается такой огонь ненависти и гнева, что Уилсон уже жалеет о сказанном, он делает ей навстречу несколько шагов, а зеленоглазая пятится назад. Лили стоит огромных усилий собрать в кулак всю выдержку, чтобы не отшатнуться. — И когда тебя исключат или, ещё лучше, посадят в тюрьму, как насильника, — Уилсон не собирается сдаваться и специально подмечает, акцентируя внимание на последнем слове. — Сколько им там дают, лет… восемь? Когда ты — будешь гнить за решеткой, я — буду безмерно ликовать. Уилсон, может, и выглядит смелой в глазах Брайса, но внутри нервы натянуты до предела. Если дать волю чувствам, хоть на секунду — будет дрожать, как осиновый лист. — Послушай сюда, — он заносит руки, чтобы схватить эту дрянь и вытрясти из неё остатки смелости, но даёт осечку: пугать сильно не хочет (думает, что стоило бы). Вместо того парень похлопывает Лили легонько по плечам с двух сторон. — Знаешь, что тех, кто лезет не в своё дело, порой, наказывают, причём жестоко? Тебе часто об этом, наверно, говорили. Так вот, — Брайс наклоняется прям к уху, Лили чувствует его учащённое сердцебиение, от чего и коленки подкашиваются, и тошнить начинает. Отвращение и страх одновременно от одного человека, браво. — Если ты хоть кому-нибудь скажешь о том, что слышала, то пожалеешь, что вообще перешла в эту школу, ясно? — Ясно, — фыркает девчонка, нагло отталкивая Уокера, и поднимает ладони в доброжелательном жесте. Издевается. — Жду не дождусь твоего конца, только в стороне. Тот как-то даже ошеломлён чрезмерной храбростью зеленоглазой — неужто Уилсон в действительности такая? А помнится, года два назад всё было по-другому … В раздевалку, наконец, заходит тот, кого Лили на данный момент хочется видеть больше всего. Парень замечает сначала Уокера, который, кажется, краснеет от ярости, потом переводит взгляд на бледную Лили с бешеными и сверкающими глазами. Думает, что вовремя пришёл, несмотря на непонятную ситуацию, что происходит сейчас между этими двоими. Ещё чуть-чуть — и Брайс, срываясь, прижал бы девчонку к стенке и начал запугивать похлеще, чем всяких фриков из параллельных классов, а Уилсон напрочь слетела бы с катушек и натворила дел, из которых не выпуталась бы по край жизни. — Я не вовремя? — спрашивает Монти, на всякий случай. Ты, что, совсем придурок? Спаси меня, черт побери! Забери меня отсюда! Оба наготове, как дикие звери перед схваткой: Лили ежесекундно представляет неописуемое наслаждение после того, как выцарапает этой мрази, Уокеру, глаза. — Нет, всё нормально. Уилсон пришла забрать документы брата, — лениво протягивает парень. — Я показал, где его шкафчик. Изворотливый урод же ты, Брайс. До жути смышлёный. — Я уже ухожу, — выпаливает Уилсон. Девчонка прорывается, задевая плечом Уокера и кидая мимолетный взгляд на Монтгомери. Де ла Круз смотрит вслед, поскольку, конечно, он, блять, обеспокоен. Внутри всё закипает при виде одной самодовольной ухмылки, появляющейся на лице друга. Монти не догоняет, с какого хуя они зависают в раздевалке вдвоём. Уилсон с Брайсом за всё время, как девчонка попадает в компанию, и словом хорошим не перекидываются — это всем известно и понятно по давним причинам. Вот вопрос и возникает, совершенно не из воздуха появляясь: что Лили тут забыла, сцепившись в кои-то веки с ним языком? Вдох. Раз. Старая считалочка — как ключ к спасению — вытаскивает из омута. Уилсон, захлопывая за собой дверь, задерживает дыхание и на ватных ногах пытается добраться до конца коридора. Сил хватает лишь на совершение нескольких быстрых шагов, о беге можно только мечтать. Выдох. Три. Заворачивает. Понимает, что воздух становится слишком густым, в лёгкие не пробивается. Машет перед собой файлом: душно. Разгоняет лишь частички пыли вокруг, а дышать всё ещё трудно. Вдох. Пять. Отвратительное, отвратительное чувство беспомощности. Лили со всхлипом ударяется спиной об стену и сползает вниз, откидывая незначительную стопку документов и хватаясь за голову. Повсюду — пусто, ни единой души, но Уилсон до невыносимости тесно. Выдох. Семь. Здравствуй, паническая атака, старая подруга. Психика девчонки после тебя и так раздроблена в щепки, в мельчайшие щепки. Она выдержит и в этот день, ведь крепкая: не раз с тобой справляется. Только рюкзак остаётся на трибунах, и помощи ждать бессмысленно. Вдох. Девять. Прикрывает веки, широко расставляет пальцы и прижимает ладонь к прохладной поверхности напольной плитки. Слёзы стекают по скулам, но удушье и дрожь стихают, огонёк внутри — потихоньку угасает. Вместо этого истерика зарождается где-то в районе солнечного сплетения, с каждым мгновением давая прочувствовать себя более отчётливо. Уилсон, неестественно изгибая улыбку, срывается на звонкий смех, отражающийся от стен безлюдных коридоров.[…]
«Я не пойду туда»
Кричит Лили, а ноги сами по себе несут девчонку, минуя несколько железных дверей по бокам.«Я не сумасшедшая»
Кричит Лили и срывается на мать в машине, когда женщина приезжает забрать своих детей с тренировки. Зеленоглазая случайно заикается про таблетки — Элизабет после ничего не остаётся делать, кроме как завести утром ту к мистеру Клиффорду.«Ёбаный четырнадцатый кабинет» и «Лили, не выражайся!»
В ноздри бьёт запах индийских специй и цитруса — Уилсон этот аромат ненавидит до трясучки. Девчонку за руку придерживает мать, чтобы та не убежала ненароком. Лили на ходу цепляет маску на крючки. — Присаживайся, — монотонно произносит мужчина, кивает Элизабет, давая понять, что мать зеленоглазой обязана покинуть помещение, и расслабляется, откидываясь на спинку кожаного стула. Уилсон спокойно опускается на кресло напротив письменного стола, уставленного по последним правилам перфекционизма: тетрадь к тетради, бумага к бумаге, три ручки синего цвета, покоящиеся в одинаковом положении, и маленький, но остро источенный чёрный карандаш. Кажется, больным человеком прославилась точно не Лили. — Мне тут сказали, что ты прогуливаешь школу, — говорит мистер Клиффорд, складывая руки в замок. — Не расскажешь, почему? — Ну, знаете, — Уилсон фыркает. — Подростковый возраст, гормончики играют, хочется испробовать всё. — Правда? — забавно прищуривает мужчина. — А мне казалось, что это происходит уже не в первый раз. — Хочется пробовать ещё и ещё, вы же понимаете. — Как таблетки? Уилсон ловит его лукавый взгляд, и, закусывая губу, расплывается в язвительном оскале. — Доктор, — протягивает девчонка, затем качает головой, отрицая. — Я уже их не принимаю. Зеленоглазая собирается стоять до конца: черта с два он поймает сегодня её на лжи. — Во-первых, я психолог, а не врач. Во-вторых — странно, твоя мама сказала, что как раз-таки наоборот. — Она соврала, мистер психолог. — Не называй меня так, Лили. — Замётано, босс. — Стало ещё хуже. — Мозгоправ? — Грубовато, не находишь? — Врачеватель душ? Мистер Клиффорд вздыхает. — По имени, Лили, по имени, — он отпивает немного кофе из кружки. — Как и договаривались на первой встрече. — Скучно, — фыркает девчонка. В кабинете воцаряется молчание: мужчина поглядывает в приоткрытое окно, вслушивается на миг в беседу двух женщин на улице, зеленоглазая вырисовывает пальцами круги и изредка постукивает ногтями. — Зачем твоей маме так нагло врать? — Не знаю, — Лили пожимает плечами. — Может, у неё на меня давняя обида. Уилсон сидит, сминает край клетчатой рубашки и строит из себя глупую девочку, которая, якобы, ничего не понимает, но всё подряд отрицает. — А из-за чего у твоей матери может быть какое-либо огорчение насчёт тебя? — Ну, возможно, я не удалась, — глаза девчонки бегают по стеллажам с книгами: там не только психологическая литература и справочники по специальности, но и старые романы Стивена Кинга в красочных обложках. — Мама хотела двоих мальчиков, но на первом разе, кажется, уже облажалась. Уилсон усмехается с собственного поведения — это противно, но, порой, очень даже занимательно. У мистера Клиффорда на лице ни единая мышца не дрогнет: вот он, настоящий специалист, просто мастер своего дела, зеленоглазая готова встать и похлопать, восклицая торжественное «Браво!» через каждые две секунды. — Скажи, а ты часто с ней ссоришься? — Да нет, мы почти не разговариваем в последнее время. — Что, вообще ни словом не обмениваетесь? — Бывает с утреца пожелает хорошего дня нам обоим, но, мне кажется, это больше брату адресовано, — увлечённо рассуждает девчонка, пока мужчина вырисовывает ручкой непонятные круги на полях блокнота. — А вообще, мама ни с кем не говорит, особенно с отцом, — Лили наблюдает за плавными черными линиями, и не контролирует свое языкоблудие. На столе стоит чашка с горячим кофе, пена на поверхности постепенно лопается, зеленоглазая отвлекается на возникшие пузыри, но со временем продолжает. — Он сейчас, кстати, в командировке. Две недели уже, как дома тихо и спокойно. — И, получается, Элизабет, — мистер Клиффорд предпочитает называть близких родственников своих подопечных по имени. — Ни разу не позвонила мужу? — Ага. — На то есть весомая причина, не так ли? Уилсон, лениво развалившись на кресле, с непоколебимым выражением лица а-ля «вы меня не раскусите», глубоко вздыхает, удовлетворённая тем, что удаётся взять беседу в собственные руки, выдвигая темы, какие только захочешь — главное, увести от подноготной. Мужчина заканчивает с одной страницей, полностью покрывая поля неведомыми самому символами и узорами, и переворачивает лист, подложив кулак под щёку. — Да, на самом деле, в их отношениях сейчас не всё гладко. То есть … Н-нет, по-другому. Не то что бы раньше они прекрасно ладили, нет. Просто в данный период больше кричат друг на друга, ругаются. — Пустяки, да? — М-м-м, н-нет, — протягивает зеленоглазая. — Всё более, чем серьёзно, если честно. — Честность и порядочность является основой доверия, помнишь? Будь искренней Лили, здесь тебя точно никто не осудит. — Да-да, — отмахивается Уилсон и ложится в кресло, свешивая ноги с подлокотника. Девчонка откидывает голову назад и складывает руки на груди, укутавшись в рубашку, что на несколько размеров больше самой зеленоглазой. — Так вот, — продолжает она. — Нам с Максом кажется, что у отца появился кто-то другой. То есть, другая женщина, девушка, — мотает головой. — Не знаю. Мы не уверены, но по высказываниям матери, которые слышали со второго этажа, между прочим, — привлекает внимание, повышая тон. — Отец изменяет. Мистер Клиффорд на миг отвлекается, переводя взгляд на девчонку, рассматривающую, прищурившись, люстру под потолком. — Тебе не кажется, что твоей матери не хватает поддержки? — Ну, возможно. А кому поддержки-то вообще хватает? — Ты не хочешь её подбодрить? — А она меня поддерживала, когда я по Джеффу убивалась? — обозлённо процеживает Лили и ухмыляется. — Нет, и вы знаете это. — Поэтому ты, Лили, с ней не разговариваешь, — удостоверяется психолог. — Это она со мной не разговаривает. Я не против. — Но, тем не менее, — ровно произносит мужчина. — Ты не делаешь первый шаг. Уилсон выдыхает. — Да, вы правы. — Но, если ты с ней не разговариваешь, — мужчина протягивает фразу, и его голос резко становится тихим, еле уловимым. — Тогда кто тебе таблетки покупает? — Да я нашла одного парня, что поставляет всякую дурь в районе, — выпаливает Лили. Остановитесь, что это было сейчас? Когда до девчонки доходит, что только что произошло, в кабинете повисает гробовая тишина, и зеленоглазая перестаёт дышать, улавливая едва принимаемый человеческим слухом скрежет металлического наконечника ручки по ворсу бумаги. Лили прикрывает ладонями лицо, массируя веки. — Нет! — восклицает с восторгом зеленоглазая. — Не может быть! Мистер Клиффорд смотрит на Уилсон, будто не понимая, о чем та говорит, однако Лили-то знает: её подловили, выудив нужную информацию буквально из ничего — ведь девчонка не смеет заикаться о зависимости в пользу своей безопасности. — Как вы делаете это?! — Что делаю? — спрашивает мужчина в притворном недоумении, а мимолетная хитрая улыбка так и проскальзывает на губах. Глупо, наверно, всё это со стороны выглядит. — Я даю тебе последний шанс, — проговаривает Клиффорд, отвлекаясь от своего занятия. — Ты, Лили, сильная личность, всё, о чём я говорю, ставишь в штыки, поэтому если ты не постараешься взять себя в руки, то нам придётся идти на крайние меры. — Какие? — девчонка с опаской смотрит на мужчину, потом на его пальцы с коротко подстриженными ногтями, которые крутят ручку, затем на настенные часы за спиной. До конца сеанса остаётся достаточно много времени, но зеленоглазой уже хочется выбежать из кабинета. — Ты не можешь взять ситуацию под контроль, значит ею займется кто-то другой, — психолог неторопливо объясняет, поглядывая на подопечную. Мужчине, признаться, жаль Лили, потерянную девочку, которая запутывается в собственном сознании; его поражает, насколько сильно Уилсон мешает исключительное упрямство в борьбе с собственным «я». Клиффорд ручается, что зеленоглазая вовсе не сходит с ума, отклонения видимых ведь нет, и то, что её мать уверяет об обратном — полная чушь. Родители, что с них взять. Такая у него работа: Клиффорд существенно не хочет, чтобы девчонка довела себя до состояния, когда вещи перестают быть значимыми и не дают собой управлять — он, правда, не желает «идти на крайние меры». «Ждёт тебя, Уилсон, психушка, поздравляю» — думает девчонка. У Клиффорда работа такая: помогать отчаявшимся. Нельзя идти против психологических законов, проще говоря, если отмечаешь хотя бы маленький пунктик, незначительный сдвиг — следуй по инструкции и не задумывайся о дальнейшей судьбе того, кто сидит в кресле напротив. Правда, он психолог, академик наук, но человеческая душа-то остаётся в теле; Клиффорд видит отклонения, да, и по причине глубокого сожаления считает, что Уилсон справится. По крайней мере, надеется, поскольку знает, что «крайние меры» маленькой девочке жизнь сломают. Ей всего лишь семнадцать. — Не подведи меня, и, в первую очередь, себя, Уилсон.[…]
Лили на протяжении двух дней думает. Каждую секунду мысли лезут в голову, смешиваются, переплетаются, превращаются в огромный ком, способный взорвать мозг и пробить вместе с тем череп. Хочется кричать. Она утыкается в подушку, сильно-сильно прижимается. Девчонка кричит. Так больше не может. Уилсон думает о Брайсе в большинстве, поскольку там два выхода и куча последствий, исходящих из обоих: первый — Уокер, хоть и больной ублюдок, но не совершает ничего подобного, а Фоули просто больше не является тому другом, поэтому и разносит слухи (мало ли, чего они там не поделили), второй — парень, вероятнее, всё-таки вновь напивается и запирается с какой-нибудь девчонкой в комнате, а дальше происходит то, что перед глазами Уилсон всплывает практически каждый миг. Лили колошматить начинает от этих воображений, поскольку не выдуманные они. Уилсон помнит до мельчайших подробностей, что произошло в позапрошлом году. Только тогда Уокер был в стельку пьяным, но не таким бесцеремонным, парень даже извинился на следующее утро. Сейчас же — Брайсу восемнадцать, он становится лютым мудаком, каких ещё потрудиться поискать на всём белом свете, неуправляемым, вообще не видящим перед собой преград. Лили представить не может, на что он способен в этот раз: воспоминания зеленоглазой, хоть и гнилые, хоть и жуткие до дрожи, но не переходящие в крайность. Уилсон по сей день не понимает, как ей удаётся остановить Уокера в тот вечер. Девчонка думает о таблетках. Привычно, и не стоит обсуждать. После сеанса с психологом, Лили осознаёт, что попадает в кромешную западню, из которой ей никто не поможет выбраться, исключительно никто. Лили думает о бейсболистах и ненавидит каждого ещё больше — если Уокер действительно способен опуститься до низшей планки, то горазды и другие под давлением предводителя. Правда, Лили не уверена, что кто-то, кроме самого Джастина Фоули, знает.ххх
— Ты весь день избегаешь меня. Монтгомери уверенно преследует девчонку в течение нескольких минут, тащась за зеленоглазой по пятам через бесконечные школьные коридоры и толпы спешащих учеников, которые, порой, не видят перед собой никого и врезаются нечаянно в его плечо. Правда, тут же с ошарашенной физиономией проходят мимо, преследуемые гневным взглядом, и желают скрыться поскорее из поля зрения парня. — Не только тебя, — огрызается Лили. — Блять, — слышится нервный вздох отстающего. — И почему? — Потому что вы — грёбанныеублюдки. До Уилсон спустя несколько часов после той тренировки доходит, что шайке Брайса не только известно о его деяниях — они, небось, ещё и замешаны в них, прикрывая друга и собственные задницы. Лили прибавляет шагу, чтобы поскорее избавить себя от назойливого Де лаКруза. Больше всего ей обидно, что он узнаёт о ситуации, по всей видимости, в первый же момент. — Не убегай от разговора, — Монти резко разворачивает Уилсон, вцепившись в её руку. Девчонка дёргается, хватает кисть парня и с силой тянет её вниз, потом пытается выбраться хоть на секунду, изворачиваясь, пока тот мотает головой, выискивая что-то. Лили почти удаётся сбросить его крепкую руку, когда зеленоглазая впивается ногтями в кожу на пальцах, надеясь, что из-за еле ощутимой боли тот всё-таки ослабит хватку. Однако Монтгомери обхватывает девчонку за запястье и тянет за собой к двери по правую сторону коридора — в подсобку. Уилсон ничего не остается: зеленоглазая сдаётся, потому что от его напористости вряд ли возможно отвязаться. По сравнению с Де ла Крузом Лили, конечно же, слаба, поэтому Уилсон сопротивляется на словах. — Что, прижмёшь меня так же, как и Брайс? — язвительно усмехается, когда её буквально запихивают в небольшое тёмное помещение. Девчонка освобождается и ищет выключатель, нажимает, когда захлопывается дверь. — Что он сделал? — Монти настораживается, с требовательным видом уставившись на зеленоглазую. — Не притворяйся! Господи, будто не знаешь, — Лили подходит ближе, складывая руки на груди. Де ла Круз в действительности не знает, что такого он мог натворить: ну, прижал Тайлера к стенке пару раз, да и то — не пиздил, лишь на словах объяснялся. Парень выдыхает и в голосе слышится привычная агрессия, поскольку Уилсон иногда ходит вокруг да около, что раздражает. Он нихуя не понимает. Шипит и психует. — Я нихуя не понимаю. — Ответь мне лишь на один вопрос: зачем вы его покрываете? — Если ты не объяснишь, что произошло, то я, блять, отведу тебя к Уокеру и вы оба будете отчитываться перед остальными, — тон непроизвольно повышается. Парень, честно, сам не знает, в какой момент переключается кнопка, и сдают нервы. — Не беси меня, твою ж мать! Уилсон растерянно хлопает глазами и хмурится. — Т-ты, — додумывает, наконец. — Ты реально не знаешь? Де лаКруз вскидывает брови и разводит руки в стороны, сверля при этом Лили взглядом. Уилсон именно в данный момент понимает, что собственная жизнь, как и говорил Клиффорд, уплывает из-под её контроля. Зеленоглазая чувствует себя последней идиоткой из-за того, что делает поспешные выводы и прямо обвиняет парня – ведь изнасилование Уокером какой-то бедняги даже не подтверждено, лишь слух. — Поклянись, что ничего не знал, — девчонка тыкает пальцем в грудь Монтгомери. Как бы то ни было, если Де ла Крузу известно, то в данный момент он просто строит из себя хорошего друга и нагло врёт, если он ни о чём не подозревает, то обязательно даст слово. Обязательно. — Я никогда не предоставляю обещаний, помнишь? — протягивает парень с лёгким оскалом, немного морщась. Сейчас сомнений не остается: парень не врёт, потому что включает несерьёзного Монтгомери, которому всё — словно шутка. — Поклянись, — повторяет Лили, на всякий случай, тыкая ещё раз пальцем в то же место, и замирает. Де ла Круз мешкается. Никто раньше не позволял себе подобного: да чтобы сам Монтгомери и клялся кому-то, удивительно. Однако, как там сам говорил? «Слова лишь режут слух и, по сути, ничего не значат». — Клянусь, — выходит тяжко и даже как-то на-отъебись, но Уилсон достаточно и этого. — Я не знаю, о чём ты сейчас тут болтаешь. Уилсон старается абстрагироваться от угрызения совести, потому что упрекает себя за то, что подслушивает чужие разговоры, за то, что подставляет Монтгомери, втягивает парня в эту херню и становится подлой сплетницей. «Куда же ты катишься …» — Ладно, — выдыхает. Есть время всё исправить. — Я расскажу тебе, — поджимает губы. — В семь — у меня. — Ты, бля, издеваешься? — стонет парень, не успевая ничего понять, когда Лили мимолетно заглядывает в глаза и без промедлений выбегает из подсобки, захлопывается дверь. «Ну и странная же ты сучка, Уилсон»ххх
Лили думает о Райане, у того, кажется, врождённое биполярное расстройство и внезапная маниакальная стадия: парень ведёт себя неадекватно настолько, что теряет всё королевское достоинство где-то по пути к круглосуточному бару на окраине, в котором ищет очередную жертву на одну ночь. Шейвер приходит в школу в шмотках, что остались с вечера, с размазанной тушью под глазами и огромными синяками на шее, которых даже не скрывает под шарфом. Ученики смотрят на него, как на дешёвую шлюху, но, помните же, Райану, который «я грёбанное великолепие ничтожной Земли», Шейверу просто плевать с Эмпайер Стейта. Сегодняшним утром их дружба полностью искореняется. Сегодняшним утром девчонка подставляет, оказывается, трёх людей: себя — полбеды, Монтгомери — лишь отчасти её вина, и Шейвера. Перед последним она решает жестоко облажаться.ххх
— Лили Уилсон, какая встреча! — восклицает парень, когда они вместе с Кримсен, по пути бурно обсуждая что-то, проходят мимо стола. Лили снова сидит, отбившись от своих приятелей, с малознакомыми людьми из других классов, потому что Уокер точно от скромности не умрёт: видеть его довольную рожу сродни чему-то, что вызывает неотвратимые чувства, серьезно. Уилсон злится, поскольку на этот раз оказывается в проигрыше. «1:1», Уокер. Посмотрим, кто переплюнет. — Вау, его высочество соизволило заговорить со своим покорным рабом, — саркастично выдавливает зеленоглазая и прикладывает ладонь к груди, нарочито поклонившись. — Вся к вашим услугам. — Я пришёл сказать кое-что очень важное. Кортни, наблюдая за перепалкой со стороны, смущается, потому что видит несколько посторонних глаз. И неважно, что девчонка не является объектом или причиной, Кримсен просто не любит конфликтов и никогда в них не вступает. Шейвер опирается руками о край стола и приближается к лицу бывшей подруги. — Иди нахуй, Уилсон, — сладко протягивает парень прямо перед носом Лили, которая от неожиданности даже рот приоткрывает. — Что, прости? — Что слышала. — Шейвер, ты совсем ёбнулся? Парень расплывается в язвительной улыбке и наклоняется, чтобы прошептать на ухо: — Не надо разбалтывать всем подряд мои тайны. — Ты чё несёшь? — одёргивается Уилсон. — Я знаю, о чём вы говорили с Тони, — кивает парень, совершенно не заботясь о том, что рядом сидящие ребята во всю подслушивают их ссору. — Друзья так не поступают. Уилсон ошарашено выпучивает глаза. — Вот так, значит? Друзья знаешь, как не поступают? — Как? — Они не игнорируют тебя на протяжении недели и не ведут себя, как последние долбоёбы, а стремятся услышать хоть какие-то объяснения … — Так давай, объясни мне, — цедит сквозь зубы Шейвер, перебивая. — Зачем ты сказала ему обо мне? — Я хотела помочь, — возмущённо проговаривает девчонка, но тот, кажется, её не слышит и возвращается в привычное положение. — Блять, и сделала всё только хуже, это в духе Лили Уилсон, конечно. Видеть тебя больше не желаю. Шейвер поправляет волосы, высокомерно подняв нос, и отворачивается к Кримсен. Кортни спешит взять того за руку, чтобы увести со сцены (люди, пялясь, буквально превращают раскатившуюся драму в реалити-шоу), и кидает сочувствующий взгляд.ххх
< xxxtentacion — depression >
или
< Wolf Colony — Holy >
Он, в принципе, прав: Лили только и делает, что всё портит. Уилсон ломает дружбу с Алишей когда-то, задевает за живое одного мальчика с потрёпанной судьбой, дерзит матери, совсем не уважает отца, рушит планы Шейвера и уничтожает всем этим собственную жизнь к ебеням. Уилсон гадает, сказать ли Де ла Крузу правду или снова соврать, придумав любую другую историю. Сделает только хуже? Казалось бы, куда уже. Будь, что будет: Лили решает выдать Брайса целиком и полностью — может тогда Монтгомери очнётся и перестанет быть личным цепным псом. Услышав, как скрипит оконная рама, Лили резко переворачивается на другой бок и подскакивает. — Ты с ума сошёл? — восклицает зеленоглазая, жестикулируя руками. — Напугал меня чертовски! Парень усмехается, перелезая через подоконник. — Я ещё ни разу в жизни не пугал тебя по-настоящему. — Почему через окно? Ты вообще знаешь, что такое дверь? — А ты хотела, чтобы я позвонил в звонок, и мне открыла твоя мать? Уилсон садится на кровать, подложив под себя ноги, и ждёт, пока Де ла Круз задёрнет штору. Лили до сих пор не понимает, как за столь короткое время Монти становится человеком, которому вот так просто разрешено залезать ей в окно. — Нет, — проговаривает Лили. — И будь тише. — Рассказывай, — кивает парень и валится на кожаное кресло, разворачивая другой стороной, чтобы облокотиться локтями об спинку. — Что Брайс от тебя хотел? Монтгомери выглядит сосредоточенней, чем обычно — видимо, приходит именно за объяснениями. Уилсон от беспокойства начинает теребить в руках одеяло, поначалу молчит, подготавливая речь, в большей степени описывающую проблему, потом тяжело вздыхает и начинает. — Я была в раздевалке позавчера, потому что правда искала документы брата, и, когда собиралась уходить, услышала крики. Я спряталась, потому что … — девчонка приходит недавно к выводу: по сути, а зачем пряталась? — Ну, наверно, не хотела, чтобы задавали глупые вопросы, не знаю … Не важно! Пришёл Уокер с Фоули, и Джастин сказал, что … — медлит. А раньше-то казалось, что секреты выдавать легче лёгкого. — Брайс изнасиловал какую-то девушку. Монтгомери выгибает бровь и заметно напрягается. — Он тебя заметил? — Да, — кивает Лили. — И предупредил, что, если кому скажу — сильно пожалею. Правда, — ухмыляется. — Вряд ли мне поверят. — Ты уверена, что слышала именно … — парень облизывает пересохшие губы, хмурясь. У Де ла Круза в голове не укладывается подобная ситуация. — Ну, то есть, Фоули произнёс точь-в-точь эту фразу? — Ты не веришь? Уилсон-то думает, что Монтгомери — единственный, кто не побоится поверить. Правда, на что та надеется, если знает, что парень — по правую руку от Уокера, словно брат-близнец: никогда не отходит на большое расстояние без надобности, ни разу не прерывает крепкую связь и не обходится без наставлений. — Брайс, конечно, бывает ещё тем мудаком, но он не способен на такое, — объясняется парень. — Джастин сказал, что она была без сознания, — Лили сводит брови к переносице и плотно сжимает края одеяла в руках. — И произнёс: «чувак, ты её изнасиловал». Почему же люди иногда так слепы? — Лили, бля, ты на сто процентов уверена, что слышала именно это? Тебе не показалось? Ты различила каждое слово? Уилсон не верит своим глазам: перед ней, на её, между прочим, любимом кресле сидит парень, которого девчонка ненавидит с самого первого дня Либерти — сидит и изредка глубоко вздыхает, разминает костяшки и смотрит на неё … слегка обеспокоенно? Лили не верит своим ушам: он сидит и отрицает такое, когда является одним из самых приближенных к Уокеру людей, входит в разряд тех, кто и «горы свернет» ради дружбы с Брайсом, и узнает одним из первых самые скрытые секреты его проделок. — Да, чёрт возьми! — она срывается практически на крик, и, когда за дверью слышит тихие шаги по лестнице, на секунду замирает, прикладывая палец к губам, чтобы Монтгомери и звука не издал: ей сейчас не нужны проблемы со своей шаблонной мамашей. — Нет, невозможно, — шепчет парень после того, как звуки стихают. — Этого не может быть, Брайс не такой отбитый. — Монти, я не вру. — Да причём тут ты, Уилсон? Может, Фоули в шутку сказал? Лили на миг задумывается. Девчонка в точности не помнит, что говорили ребята, потому что на тот момент зеленоглазой было настолько страшно, что мысли залетали в голову, врезались в память, но не отпечатывались — тут же возвращались обратно, растворяясь в воздухе.«Ты её изнасиловал»
Эта фраза четко проигрывается, с тем же тоном и дрожью в голосе, что были у Фоули.» Всё было по обоюдному »
Знает, к сожалению, Лили, какое согласие ты, Брайс, принимаешь: всё, что не чёткое «отъебись, ублюдок» засчитывается за положительный ответ. Может, тем зеленоглазая и отпугивает, что орёт на парня на той вечеринке. — Вряд ли, — неуверенно мямлит Уилсон. Они сидят несколько минут в полнейшем молчании: из комнаты напротив слышится музыка, поскольку брат обычно любит включать её в колонках (наушники ведь лишь для случаев, когда родители ругаются). Уилсон чувствует себя дурой; девчонка вроде доверяет Де ла Крузу, но в то же время, опомнившись, подозревает, что их сегодняшний разговор непременно дойдет до Уокера, и тогда, чёрт знает — произойдёт расправа, однако хуже быть не может после всего случившегося, так? — Когда представляю, как это происходило, — произносит Лили куда-то в пустоту, уставившись на свои обгрызанные ногти. Ёжится, потому что давние воспоминания маячат перед глазами. — Она, наверняка, даже не подозревает сейчас, потому что не помнит. А если и вспомнила, что чувствует … — говорит Уилсон, судя по собственному опыту. — Это отвратительно. Девчонка ощущает, как силы покидают её с каждым произнесённым звуком и возникшим в голове соображениям; хочется спрятаться или провалится под землю, да ещё и в сон клонит. — Ты не можешь просто так пойти и рассказать кому-то, — на всякий случай предупреждает Монтгомери. — Понимаешь? — Уокеру сойдет всё с рук, — стонет Уилсон, опускает голову и обхватывает её ладонями. — Он выкрутится из любой, даже самой хуёвой ситуации, как крыса. Кромешной тьмой опечатана эта история, без выхода. Остаётся лишь надеяться, что бедолагу хорошенько накачали; хранить в себе подобного рода воспоминания неимоверно трудно, Уилсон по себе знает. О реальном насилии даже заикаться страшно. — Ты осознаёшь, что будет, если ты хоть на секунду рот откроешь? — Да знаю я! На самом деле, представить не может. Прикусывает губу до крови. Больно. Лили переключается на эту боль, пытается думать только о ней, наполняя назойливым ощущением всё тело ради того, чтобы не сорваться. Зеленоглазая старается наиболее незаметно вытереть маленькую красную струю пальцами. Именно в этот момент Уилсон в какой-то степени понимает состояние Монтгомери, когда тот злиться: парень не может остановить агрессию точно так же, как и Лили не в состоянии справиться с нервами. Он сметает всё на пути, поскольку злоба поражает каждую клетку, а девчонка впадает в помутненное состояние — истерика зарождается под коркой. — А что, — вызывающе спрашивает зеленоглазая. — Он ударит меня? Прижмёт к стенке? Начнет приставать, угрожая изнасилованием? Проходили, ничего страшного. — Что значит «проходили»? — выпаливает Монти, вскидывая брови. — Неважно, — не замечает, как губа приобретает более темный оттенок, и капля крови стекает потихоньку по подбородку. Де ла Круз и не напрашивается на откровения — пусть лучше расскажет, когда будет готова. Главное, чтобы не Уокер. Честное слово, главное, чтобы не он, иначе парень собственноручно выроет тому могилу на заднем дворе его дома, испортив идеально подстриженный газон. Монтгомери показывает на себе, стуча по подбородку, имея в виду подсохший след на коже. — Вытри. Девчонка проводит тыльной стороной ладони, потом смотрит в зеркало — и правда, кровь. Лили с силой трёт это место, и, когда снова цепляется за своё отражение, пугается: неужели она в действительно выглядит настолько беспомощной? Тот самый блеск в глазах заставляет отвернуться и взять себя в руки. Только не сейчас, Лили. — Что будем делать? — она отворачивается, чтобы парень не видел слёз. — Ничего, — Монти пожимает плечами и встает с кресла, потом облокачивается о край подоконника, отодвигая штору. — Я не горю желанием разгребать проблемы Брайса. Уилсон соображает: она всегда, всегда суёт нос туда, куда не нужно, и порядком удивляется, когда ей преподносят правду на блюдечке. Прав Монтгомери, как никогда. Лили шмыгает носом, прикрывает пальцами рот и разглядывает крошечные трещины на стенах. Уже наплевать, что он подумает. — Вот только давай без нытья тут, — укоризненно произносит Де ла Круз. — Да, — через мимолетную паузу Уилсон трясет головой, резко поднимаясь с кровати. Зеленоглазая предварительно делает несколько глубоких вздохов и расхаживает туда-сюда в поисках, расставив руки по бокам. — Да, ты прав Уилсон роется в коробках на комоде, переворачивает буквально всю комнату, Монтгомери вообще не понимает: за минуту Лили меняется четыре раза. Напуганная — гневная — беспомощная — истеричка. Зеленоглазая подхватывает рюкзак с пола, судорожно открывая застежку, и копается в содержимом. — Нужно просто успокоиться. Монти слышит, как ломается голос. Парень закусывает щёку, как всегда — какое-то незнакомое чувство зарождается внутри. У неё трясутся руки и слёзы безотчётно стекают по щекам. Уилсон крутит серебряную пачку с таблетками (с чем же еще), пытается выдавить одну, лихорадочно дышит и психует, когда не получается. — Чёрт! «Всё, это край» — думает парень и срывается с места. — Нахуй убери эту дрянь, — бесится Де ла Круз, поспешно вырывая блистер из рук девчонки. Монтгомери отбрасывает его куда-то в сторону, на кровать, кажется, и смотрит сердито — Лили замирает, потом следит за тем, как пачка с таблетками сползает и падает на пол, за изголовье. — Ты идиот, — с удивительным спокойствием констатирует зеленоглазая. Будто высказывает всем известный факт, как о погоде, например. — Посмотри на меня, — держит девчонку за плечи, но хватка не сильная, его ладони еле ощутимы. — Уилсон. Всё смешивается — бессилие, боль, сожаление и растерянность, внезапный гнев. Лили плотно сжимает губы, отрывисто дышит через ноздри, контролирует, чтобы отчаянный вопль не вырвался наружу. — Спокойно, — Монтгомери тоже пытается расслабиться, и у парня, честно признать, выходит в этот раз намного лучше. — Посмотри на меня, — девчонка поднимает глаза. — Теперь забудь о них. У Лили выражение лица, как у маленького ребёнка, загнанного в угол незнакомцем, такое враждебное и недоверчивое. Только в глазах различается просьба о помощи, внутри — сдавленный крик трепещется и рвётся в глотку. — Не могу, — шепчет, когда утыкается носом в синюю мягкую толстовку. Монтгомери прижимает девчонку настолько сильно, насколько позволяет его совесть. Она кричит где-то под сердцем, мол, ! сломанная девочка!, а ты, придурок, не можешь же быть аккуратным и доломаешь её до конца. Однако Де ла Круз шлёт совесть далеко-далеко, ну, как раньше. Что она вообще там понимает. — Не могу, — повышает голос и мотает головой, выдыхая прямо в шею парня. — Ну не могу я! Лили размахивает руками, напрягая их до кончиков пальцев. — Не думай о них. Монтгомери чувствует, как бьётся её сердце — Уилсон так близко. И не важно, собственно говоря, что на ткани его любимой толстовки останутся влажные следы от всхлипов зеленоглазой. — Думай обо мне, — усмехается, ведь Де ла Круз без шуток в самый серьезный момент — не он вовсе. Лили обхватывает парня, теперь это смахивает на крепкие объятия, а не на оцепляющую веревку-удавку из сплетения его рук. Девчонка сжимается вся, морщится; в конечном итоге загоняет добровольно в голову мысли о нём, непонятном человеке, занимающем какое-то промежуточное место в жизни — то есть, Уилсон уже хочется прекратить этот балаган и разобраться с чувствами, но вряд ли Монти понравится эта идея, поэтому завтра они вновь не будут ничего обсуждать. Уилсон всё-таки даёт волю слезам, сама, и это уже маленький шажочек к обретению нового контроля над эмоциями. — Я знаю, что это не последняя пачка, — тихо проговаривает парень. — Так что сейчас ты достанешь всё, что есть, и выкинешь к чертям, ясно? — Да. Оба не отпускают друг друга около минуты. Не то что бы Лили не слушается потом — зеленоглазая в действительности находит упаковку в шкафу, спрятанную меж вещей, и под матрасом, незаконченную. Монтгомери в изумлении наблюдает за её действиями, поскольку не догадывается даже, где это можно прятать, Уилсон пожимает плечами, и только. — Погнали на улицу, — Де ла Круз забирает из её рук блистеры (вдруг, что) и кивает в сторону скейтборда в углу стены. — Захвати. Уилсон после того, как парень вылезает из окна, спускается вниз, стараясь проскользнуть незамеченной, и ей до чрезвычайности легко удаётся проползти мимо заснувшей на диване в гостиной матери. Она бесшумно прикрывает дверь за собой, не запирая на ключ. Кто знает, может зеленоглазая вернётся и сможет пробраться в дом через главный вход. Если что, окно в её комнату остаётся открытым — девчонка абсолютно не умеет забираться, но сегодня придётся пройти не одно испытание. Она не готова. Уже на улице натягивает через голову жёлтую ветровку, встаёт на скейт и настраивается на предстоящие приключения. Лицо приятно обдувают незначительные порывы ветра, в воздухе чувствуется вечерняя прохлада. — Готова распрощаться с этой хернёй? — с вызовом переспрашивает Монтгомери. Она не готова. — Как никогда, — выдаёт Лили, отталкиваясь правой ногой от асфальта. — Только подальше от дома, — кричит вслед парень, давая зеленоглазой форы. Монти понятия не имеет, куда её поведёт, но когда-нибудь он покажет Уилсон тайное место на окраине города. Де ла Круз отталкивается левой — ему так удобнее, и через несколько метров уже догоняет девчонку.