« Ты такой же, как и отец, ей богу »
У Лили на языке уже вертится: спасибо, что хотя бы на тебя не похож. Девчонка поджимает губы, когда слышит, как братец обижается и хлопает дверью, забегая на второй этаж, и молчит. Уилсон хотелось бы не быть похожей на родную мать, да только от неё у девчонки практически всё, включая самое паршивое — упрямый характер.[…]
6LACK — Luving U
— Да чтоб тебя! Отвечай, какому дьяволу ты продал душу, чтобы всё время выигрывать? Стэнделл судорожно жмёт на кнопки джойстика: может, что-то не так с этой штукой, а не с его навыками? — Чёрт, да он и есть сам дьявол, — усмехается Уилсон, отпивая глоток яблочного сидра, и наблюдает, как герой блондина в видеоигре бьётся в конвульсиях. Алексу сегодня не очень-то везёт, парень проигрывает раз за разом. Неизвестно уже, какой по счёту раунд, хотя оба планировали провести за этим делом всего пару часов; время — штука коварная, и за окном уже темнеет. Посиделки в доме Брайса, на минуточку, начинаются в шесть вечера. — Просто сегодня не твой день, олух, — скалится Монтгомери с самодовольной ухмылкой на лице. — Как и в прошлую субботу, — подмечает зеленоглазая, не отрываясь от экрана. — И вчера. Алекс, да он подкупил всех демонов, которые портят тебе жизнь. Стэнделл по очереди смотрит сначала на Лили, потом на друга: идеальная, блять, парочка. Если бы взглядом можно было истреблять, ребята давно превратились бы в пепел — уверенности и наглости обоим не занимать, и блондина это порядком раздражает.Игра закончена.
Алекс прекрасно знает, что не сможет одержать победу, но предлагает ещё партию. — Вы, ребята, скучные, — произносит кажущаяся изрядно подвыпившей Уилсон, вручая полупустую бутылку с сидром в руки блондину. — Наступаете по нескольку раз на одни и те же грабли. — Кто бы говорил, — язвит Де ла Круз и сразу же получает толчок в плечо. — Заткнись. Стэнделл ставит бутылку на пол, поскольку не пьёт подобную херню, и поджимает ноги под себя, освобождая проход, чтобы Лили могла выйти. У девчонки немного кружится голова от алкоголя, но зеленоглазую давно перестаёт волновать собственное самочувствие. Уилсон обходит диван, на котором сидят парни, и валится на свободное кресло, рядом с Джессикой, та сидит на коленях у Фоули и спорит на абсолютно глупую тему с Демпси. Джастин морщится каждый раз, когда она повышает голос, чтобы яростно доказать Заку его неправоту. Уилсон кажется, что парня Джессика иногда даже раздражает, судя по его недовольной физиономии в конце, когда девчонка вообще несёт какую-то чепуху. Лили до чёртиков забавно наблюдать за тем, как подруга строит из себя наивную дурочку тогда, как за маской скрывается довольно-таки разумное существо. Ну, ещё и выпивка даёт плоды: Джесс обычно вообще теряет настоящую себя под этим делом. Уилсон увлечённо вслушивается в разговор ребят, изредка поглядывая в телефон. Где-то сзади раздаются недовольные вопли, и девчонка оборачивается, чтобы взглянуть на парней, раздражённая, ведь ей мешают слушать. Лили замечает, как двое подначивают друг друга и даже пихаются иногда, чтобы отвлечь от игры. Рядом Рид стоит и наблюдает с тонкой иронией на лице. Они с Уилсон переглядываются и многозначительно хмыкают. Скотт, на самом деле, самый адекватный в компании — ни к кому не лезет, не доёбывается, шутит иногда не очень лестно, но смешно. Парень вообще на всех вечеринках в стороне от других; непонятно, то ли пожизненный одиночка, то ли просто устаёт от шумных приятелей. Рид, как прибившийся не к той стае мальчик, который понимает, что если уйдет, то автоматически станет одним из неприятелей по ту сторону. Парень, видимо, выбирает лучший исход — быть одиночкой, при этом примкнув к толпе. — Что, дети, развлекаетесь? Уокер появляется совсем неожиданно, никто, к слову, даже не замечает, что его не было на протяжении целого часа. Брайс лениво плетётся из кухни с личным рифлёным бокалом в руках, наполненным до краев, наверно, виски, и валится на диван, прямо напротив Лили. — Херово выглядишь, — проговаривает девчонка. Уилсон до сих пор трясёт от противной рожи, она просто удержаться не может, чтобы не подкинуть в его сторону очередной ехидный комплимент. — Спасибо за беспокойство, — ухмыляется Уокер, отпивая немного, и кладет ногу на ногу. — Ты реально помятый какой-то, — протягивает Джессика, и Фоули заметно напрягается. — Может, тебе поспать немного? — Одному, в своей кровати. Уокер утомлённо потирает переносицу и лениво поднимает глаза на Лили, которая прожигает в парне дыру. Столько ненависти, сколько накапливается в миг во взгляде девчонки, Брайсу видеть ещё не доводилось. Парень устало вздыхает и улыбается, мотая головой. — Уилсон, — произносит с неподдельным спокойствием. — Угомонись уже, — он ставит стакан на стол и откидывается на спинку дивана, обхватив её руками с обеих сторон. — Кстати, ты помнишь, что пари-то проиграла? Бассейн ждёт тебя уже очень долго. — Да! — вдруг выпаливает Джессика. Вот тебе и женская дружба. — Сегодня жарко на улице, почему бы и не поплавать? Фоули не отрывает глаз от Уилсон с фразы «одному, в своей кровати», и Лили, конечно же, замечая это, старается засунуть отвращение поглубже, чтобы парень не придумывал — она, вообще-то, ничего не знает об их разговоре. — Так, что? — провокационно спрашивает Брайс и осматривает всех собравшихся вокруг. — Это типичная вечеринка с бассейном? Уилсон знает, что сама его провоцирует. А ещё Лили догадывается, кому сегодня придётся уезжать домой с насквозь мокрыми шмотками. И с этим, девчонке, правда, сейчас — всё до фонаря. Лили медленно встаёт, не разрывая зрительного контакта с Уокером, который поигрывает бровями, занятый поглощением виски. Девчонка выдавливает самую подлую улыбку — чтобы тот наверняка понимал, что зеленоглазая не шутит. Уилсон одним движением расстёгивает замочек и снимает подвеску, бросает её обратно на кресло и уверенно направляется к выходу на задний двор. Брайс с остальными переглядываются, потом пожимает плечами и, когда слышит хлопок стеклянных раздвижных дверей, следует в том же направлении. За ним и светящаяся от восторга Джессика, и Фоули, нахмурившийся, тянутся. Больше в гостиной, кажется, никто не изъявляет желания превратить обычный вечер в типичную вечеринку с бассейном. — Идиоты, — смеётся Демпси, уткнувшись вновь в телефон. Рид поддакивает и удаляется куда-то, Монти со Стэнделлом, увлеченные игрой, прерываются, услышав громкие крики снаружи. Парни оборачиваются, и вроде бы ничего особенного: пьяная Дэвис бегает туда-сюда от Джастина, Уокер допивает содержимое стакана и ставит его на плитку рядом с шезлонгом, а Уилсон … Ну, Уилсон стягивает с себя футболку. — Ебать, — протягивает блондин. — Она совсем что ли напилась? Монтгомери молчит, потому что в горле пересыхает от такого вида, а сердце начинает отбивать неровный ритм. Взгляд прикипает к бледной коже на оголённых плечах, потом оценивающе спускается ниже.« Ты в курсе, что пялишься, придурок? »
Де ла Круз нехотя отрывается, возвращаясь к чёртовой видеоигре. Там, около бассейна, сейчас намного интереснее. Там Уилсон — его личная игрушка, что стоит почти в одном нижнем белье и ловит чужие взоры. И там Уокер, который любит распускать руки. Монтгомери вновь оборачивается: Лили — у самого края, переминается с ноги на ногу. Секунда. Уилсон закрывает глаза и шагает в пустоту, раскинув руки. Спустя мгновение чёрная гладь бассейна превращается в кипящее месиво, на дне которого дрожат тёмные квадраты кафеля. Плеск разносится по периметру многократным эхом, а вода, ломаясь, взбивает брызги. Она уходит до самого дна, ныряя с головой и не пытаясь выплыть. — Иди уже, — неожиданно произносит Алекс, выдыхая. — Что? — парень, нахмурившись, поворачивается. Нет, он всё расслышал, просто не понял, что имеет в виду блондин. — Ну, к Уилсон своей, — Стэнделл выдавливает хитрую ухмылку, загадочно поглядывая на друга. — А то Уокер же не знает, вдруг, — подносит к губам горлышко стеклянной бутылки. — Ну, приставать начнёт. Парень вскидывает брови в изумлении. — Мы с тобой поговорим ещё, — качает головой Де ла Круз, пока Алекс отпивает немного пива. Парень быстро поднимается с дивана, предварительно ставя на паузу игру, кладёт джойстик рядом с блондином, и, оказавшись у двери, добавляет. — Если продолжишь — тебе конец. Стэнделл поджимает губы, притворно кивая, поскольку, господи, естественно он собирается это сделать. Де ла Круз уже практически задвигает дверь за собой, и Алекс тянется к джойстику. — Блять, чувак, я серьёзно, — слышится нервный голос Монтгомери спустя секунду. — Я руки тебе оторву. Блондин поднимает ладони в мирном жесте и ждёт, когда парень, наконец, исчезнет, провожая взглядом. Свет от фонарей над головой прекращает дрожать — поверхность бассейна возвращается в состояние покоя. Уилсон выныривает из-под толщи воды и вдыхает побольше воздуха в лёгкие, подставив прохладе разгорячённое лицо с раскрасневшимися и влажными щеками. Девчонка проводит по нему и волосам ладонями, смахивая оставшуюся влагу. От хлорированной воды щиплет глаза, Лили зажмуривается сильно-сильно.« На дно хочется »
— Эй, Демпси, — зовёт Стэнделл, оборачиваясь. — Сыграем? Парень крутит два джойстика. — Он же реально тебе руки оторвёт, — твердит Зак, пересаживаясь ближе к блондину. — А потом и до меня доберётся. Азиат забирает из рук второй, который всегда, сколько помнит их дружбу в одной компании, принадлежит Монтгомери. — Не-е, — протягивает Алекс, начиная новый раунд. — Он будет слишком занят. Уилсон снова ныряет, касаясь пальцами дна. Брайс скупится на подсветке, и под водой ничего не видно. Слышно лишь слабое эхо реального мира. Лили хочет остаться под водной толщей навсегда, поскольку там — никаких проблем. Монтгомери поначалу садится на бортик, отнекивается, но, когда Уокер начинает брызгаться и зазывать, парень резко сползает и окунается с головой, после сразу же поднимаясь на поверхность. Де ла Круз смотрит на этого идиота, который всё время ныряет, наглатываясь воды, а потом кашляет, проклиная всех, но не самого себя. И от этого зрелища Джессика, которая успевает подплыть ближе, начинает смеяться. — Знаете, — начинает брюнетка. — Это было, правда, хорошей идеей. В гостиной так душно! — Всё, — говорит Фоули, приближаясь к девчонке. — Тебе пора. Он усмехается и топит её, ради шутки, но Джессика не теряется — цепляется за шею и тянет парня за собой. Вот они вместе оказываются под водой, барахтаются долго, так, что брызги летят на остальных, и зеленоглазая прикрывает ладонью лицо, слегка поворачиваясь в сторону; Дэвис наваливается и пихается, изворачиваясь, пытаясь удержать позицию, а Фоули так и норовит обхватить талию подруги и просто вышвырнуть ту через плечо куда-нибудь. Все смеются, кроме Брайса. Тот улыбку выдавливает, вздыхая в бессилии. Уилсон никогда не подумала бы раньше, что когда-нибудь к этому человеку у неё появится капля жалости — это казалось невозможным, недопустимым. Однако в момент, когда все, счастливые, пытаюсь обрызгать и утопить друг друга, Уокер, кажется, сторонится и отплывает подальше. Он в какой-то момент вообще приближается к самому краю и одним движением выбрасывается на борт, подтянувшись на руках. — Если что, я принесу полотенца, — мимолетно кидает и быстро уходит. — Что это с ним? — интересуется Джесс. — Не важно, — отрезает Фоули, поглядывая на Лили. Он догадывается, что Уилсон знает один из важных секретов лучшего друга, только парень, честно говоря, робеет спросить напрямую. Иначе зачем зеленоглазая, не перставая, пялится на Уокера? Монтгомери откидывается назад, затылком ощущает поверхность ледяного кафеля около бассейна и прикрывает веки: он задумывается о ситуации с изнасилованием, опасается, что услышанное зеленоглазой окажется правдой. Парень нагло врёт самому себе, уверяя, что лучший друг не способен на такое — куда там — Уокеру не составит труда подмешать какую-нибудь дрянь в стакан очередной девице, отчего та через пару минут сознание потеряет, и, блять, совесть потом совсем же его не мучает. Даже Де ла Круза она уже заёбывает, а Брайса, хоть разорвись, — нет. Во всяком случае, можно же вылезать, ведь Уокер уже шагает по лестнице, поднимаясь на второй этаж, где, скорее всего, просидит до конца вечера, и ничего не представляет опасности для беспомощной дурочки-Уилсон? Или же парень здесь не из-за этого вовсе? Лили с Джессикой между делом обсуждают, как мало времени они проводят друг с другом, ведь обе, вроде — хорошие подруги. Дэвис предлагает сходить на неделе в «Моне», и зеленоглазая, естественно, соглашается. Только Шейвера не увидеть бы там, а то его высочество снова скандал закатит. Райан теперь обходит девчонку стороной, избегая её внимания. Уилсон догадывается, что Шейверу пиздец, как херово, потому что друзей-то больше не остаётся — была, вот, одна, но предательницей оказалась. Парень окунается в ночную жизнь, трахаясь в туалете в незнакомцами, судя по фотографиям из клубов, и захлёбывается слезами от собственной ничтожности. Дэвис мурлычет что-то Фоули на ухо, и тот без промедлений выпаливает: — Мы пойдем. — Да, — подхватывает брюнетка, оглядывается вокруг и ёжится. — Мы уже освежились. — Становится прохладно. — Слабаки уходят, и остаются избранные? — усмехается Уилсон вслед. Ребята, вылезая из бассейна, шлют Лили нахуй, одновременно выставляя средние пальцы на всеобщее обозрение. Зеленоглазая, как и следовало ожидать, отвечает тем же. Ветер поднимается, и Уилсон опускается в воду, примерно чуть выше уровня плеч. На улице смеркается, лёгкие тени в виде силуэтов от крон деревьев ползут по стенам. Становится действительно холодно, особенно в воде, но Лили всё равно: девчонка никого не желает видеть, поэтому в дом и не идёт. Совершенно неважно, что пробирает до дрожи. — Знаешь, — спустя время произносит Уилсон. — А Уокер вроде бы не такой уж и плохой. Де ла Круз тут же выходит из раздумий, открывая глаза, и ошарашено смотрит на Лили — неужели она фактически сказала это? — Ты вообще понимаешь, что сейчас говоришь? После всех истерик, что она закатывала, после всех выебонов, ненависти, ругательств в сторону Уокера, которые, между прочим, Де ла Круз терпел, девчонка так просто посмела произнести перед Монтгомери, что Брайс, выясняется, у нас хороший человек. — Мне кажется, что он очень одинок, — зеленоглазая наблюдает за рябью на поверхности, всматриваясь в искажённое отражение. — Ты ебёшь всем мозг, Лили, — шипит Монти, переворачиваясь, и отталкивается ногами от бортика, отплывая на середину. — Сначала говоришь, что он полный ублюдок, хочешь, чтобы его посадили за решётку, — он снижает тон, чтобы никто не слышал. — Потом внезапно оправдываешь и думаешь, что он вполне сойдёт за нормального человека. Сама-то веришь в то, что несёшь? — Я говорю, что Брайс не такой уж и плохой, а не хороший, это же разные вещи, — протягивает Уилсон. Девчонка замечает, что Монтгомери не на шутку злится. — Погоди-ка, — зеленоглазая щурится, догадываясь, в чём дело. Она, может быть, даже хочет подобного исхода. — Ты, что, ревнуешь? — Брайса к тебе? — парень усмехается и оглядывает Уилсон сверху вниз. — Очень сильно. — Ты ревнуешь, Монти, признай, — произносит девчонка, выдыхая. Де ла Круз выгибает бровь, и на лице вырисовывается тот самый ехидный оскал. — Было бы с чего. — А если прямо сейчас пойду к Уокеру? Что, проверим твою ревность на достоверность? Лили широко улыбается — играет, чертовка. — «Эй, милый, не передашь мне полотенчико?» — язвит зеленоглазая. — «Да, конечно, вот, держи! О, красивые у тебя плечи, да и ноги ничего так … » Она метится в сторону, но парень преграждает путь, реакция молниеносная. Монтгомери уже хочет заикнуться: «хочешь, чтобы тебя изнасиловали — пожалуйста, мешать не буду», но потом вспоминает её «проходили» и осекается. Он об этой фразе думает чуть ли ни каждый день — что вообще это значит? Уилсон вроде та ещё недотрога, и рукам чужим не позволяет лезть, куда не надо. Уилсон внимательно следит за парнем, пятится назад. Монтгомери это забавляет и одновременно бесит: этими дурацкими действиями девчонка испытывает всё его терпение. Де ла Круз не спешит, приближаясь.« Ты, Уилсон, опять пьяная, опять будешь жалеть «.
Он ошибается. Лили выпивает лишь одну бутылку яблочного сидра, и вторую опустошает наполовину — оставшееся отдает Стэнделлу. Уилсон осознаёт, что делает. Девчонка, отходившая до той степени, что чувствует спиной противоположный от лестницы бортик, оказывается зажатой в углу. — Теперь тебе некуда бежать, — кривит ухмылку на одну сторону, как обычно, демонстрируя превосходство. Его пальцы в тот момент медленно проходятся по шее Уилсон, и та, закусив губу, ведёт плечами, словно пытаясь избавиться от этих прикосновений, в то же время чуть подавшись вперёд, навстречу им. Лили приближается к лицу, ведь должна же она отыграться за тот поцелуй в раздевалке. Девчонка останавливается буквально в сантиметре и медлит. Терпение испытывает. А что, пусть помучается. Облегчить ему задачу — словно признать, что ты податливая, как любая другая из школы. Девчонка медленно прижимается к его губам, и, кажется, Де ла Круз ведётся, словно заворожённый. Но парень просто выжидает, что Уилсон будет делать дальше. Честно говоря, это в тысячу раз интереснее, чем какие-то новые видеоигры с Алексом. В миллион. Лили углубляет поцелуй, жадно впивается, и их языки уже соприкасаются. Кажется, что вот-вот грянет гром на всех задворках сознания. Монти успел попользоваться многими девушками в Либерти, да и за пределами школы, вот только все девицы, что висли на его шее, были одинаковыми — размалёванными, отчаянными и развязными. Даже дело не в этом; Круз мало, когда испытывал настоящее удовлетворение от всех этих связей. Парень, не разрывая поцелуя, прижимается вместе с Уилсон к бортику бассейна, и чувствует, как она начинает улыбаться. Оторвавшись от неё, смотрит прямиком в потемневшие глаза. — Ревность всё ещё играет? — шепчет девчонка. Монтгомери пользуется моментом: касается губами её мокрой кожи на шее. Лили, которая откидывает голову назад, блаженно прикрывая глаза, невольно стонет.« Кажется я нашёл твоё слабое место, Уилсон »
Парень начинает прикусывать маленький участок кожи на ключице. В воде всё кажется таким лёгким, поэтому разгорячённое тело зеленоглазой Монти чувствует лишь тогда, когда Лили, обхватив корпус ногами, прижимается ближе. Она в миг перемещает свои руки с плеч, обхватывая ими лицо Круза, и жадно, даже довольно грубо целует. Затем резко разрывает поцелуй, но не даёт ему уйти далеко, зубами прихватив нижнюю губу. Шатен отрывается, когда, кажется, совсем не хватает кислорода, когда кружится голова и тихий смех Уилсон срывает крышу, он выдыхает ей в шею, обжигая кожу. Лили тихонько гладит его плечи, в которых сосредоточено всё напряжение. — Я нашла выход, — отрывисто шепчет девчонка на ухо. Лили отталкивает Монтгомери, пока тот ничего не понимает, и быстро проплывает мимо сбившегося с толку парня. — Ты всегда обламываешь на самом интересном, — недовольно доносится сзади. — Такова моя натура, — проговаривает девчонка, когда вылезает из бассейна, схватившись за перила железной лестницы. Ну, хоть в чём-то везёт Де ла Крузу: он после всего может пялиться на то, как капли стекают с почти обнажённого тела, без зазрения совести. Уилсон хватает вещи с шезлонга, футболку с шортами, потом заглядывает в пустой стакан, оставленный после Уокера — там ни капли. Чёрт. Девчонка медленно направляется в сторону дома, но на полпути останавливается, оборачиваясь. — Ну, ты идёшь? — нежно спрашивает Лили. — Или будешь мёрзнуть тут один? Де ла Круз усмехается. Конечно же, он пойдёт — за тобой, Уилсон, куда угодно. Только не говорите ей, ладно? Девчонка заходит внутрь без стеснения, ловя на себе провожающие взгляды Алекса и Демпси, потом встречает Рида на кухне, и парень старательно пытается отводить взгляд от нижнего белья, когда они мечутся в стороны, чтобы понять, кто куда пойдет, влево или вправо — ну, как обычно бывает в неловких ситуациях. Наконец, Уокера видит, сидящего за кухонным столом и печатающим что-то на телефоне. — Ты за полотенцем? — спрашивает парень, замечая полуголую девчонку, прикрывающуюся футболкой и шортами, и это, на самом деле, не даёт ровным счётом никакого результата. — Ага, — бросает Лили. — Сейчас принесу. Вскоре подходит Монти: парень, будто у себя дома — открывает подвесной шкаф и достает с верхней полки стакан, наливает воду из фильтра, разворачивается и облокачивается на тумбу. Смотрит на Уилсон и думает, с каких пор та лезет к нему, будучи в совершенно трезвом по прошлым меркам состоянии. Лили ответа пока найти не может, но точно не ощущает какой-то неправильности. Для обоих такие выходки — привычное дело. — Это тебе, — Уокер спускается по лестнице, кидая полотенце другу, и тот тут же подхватывает его в воздухе, а Лили отдаёт в руки. — А это тебе. Ванная там, — указывает рукой. — Только ничего не громить, не ломать и не пачкать, — добавляет с неким подтекстом. Ребята переглядываются. — Я первая, — выпаливает Уилсон. Одновременно с этим: — Я первый, — проговаривает Монти. Оба смотрят на Брайса, который умывает руки, не желая разрешать их спор, и исчезает за долю секунды из вида. — С чего это ты — первый? — А я тебе что ли уступать должен? — Да! После всего, что произошло. — Вместе? — предлагает Монти, выгибая бровь. — Ни за что, — поддельно морщится Лили. — Ладно, иди. — Ну, если тебе прям невмоготу, то прошу, — он жестикулирует руками, приглашая девчонку пройти вперед. — Нет-нет, иди. — Блять! — кричит откуда-то Брайс, так, что доносится до коридора. — Вы, что, идиоты? Пусть Уилсон первой зайдёт, иначе её Демпси сейчас глазами сожрёт, — восклицает, обманывая: Заку девчонки даже не видно с места, на котором он сидит, и, тем более, парень оказывается всецело захваченным триумфом победы. Стэнделл горазд проигрывать не только Де ла Крузу. Но Монти, на всякий случай, проверяет, пока Лили рядом стоит.[…]
< TheNeighbourhood — Lurk >
— Это чей? — Уилсон пальцем указывает на лежащий рядом с блондином бомбер. — Не ебу, — отзывается Стэнделл, даже не удосужившись отвлечься от экрана. — Монтгомери, наверно.« Ну, раз так … »
Уилсон хватает куртку, накидывает её на плечи: всё равно, чья она, девчонка промерзает до самых костей, потому что футболка и шорты пропитываются влагой, пока Лили развлекается в бассейне. А если и Де ла Круза, то зеленоглазая, как раз, отнесёт парню — она ищет его уже несколько минут, предполагая, что шатен пропадает на улице. Уилсон оглядывается и сквозь открытые жалюзи высматривает силуэт на заднем дворе, потом никого не обнаруживает и понимает, что он у входа с проезжей части — закидывает в себя порции никотина. Парень курит теперь так, будто бы скоро наступит конец света — жадно, и всё никак насытиться не может. Монтгомери скалится, оглядывается, кривыми пальцами сжимая сигарету сильней, и облизывает зубы, пытаясь согнать никотиновый след с них. Сигаретный дым окружает со всех сторон, сизым облаком наседая, но он не отмахивается — плевать, что запах табака останется на одежде и пропитанной никотином коже. Уилсон открывает входную дверь, и ветер бьёт в лицо, путаясь потом в волосах и пробираясь под тонкую ткань футболки. Девчонка сжимает края бомбера и укутывается поплотнее, со временем ощущая, как крепкий, едкий аромат ударяет в нос. Лили морщится: ей сигареты не нравится ни вкусом, ни запахом. Парень боком облокачивается о чёрные перила, ограждающие узкую площадку перед домом и лестницу, ведущую вниз, к тротуару. На выбежавшую девчонку не обращает внимания, пока зеленоглазая не подходит чуть ближе, складывая руки на груди и прижимаясь спиной к стене. Уилсон ничего не говорит, лишь одергивает рукава с запястий, чтобы спрятать полностью ладони от назойливых порывов. Куртка больше на несколько размеров, потому из сохранившегося тепла создаётся вакуум, охватывающий практически всё тело. Де ла Круз делает затяжку, более продолжительную и глубокую, нежели предпочитал ещё немногим ранее. Парень даже сквозь темноту сможет различить ярко-голубую ткань, что так приятна на ощупь, и маленькое красное пятно на рукаве, не отстиравшееся после стольких стараний. Чёрт знает, чья эта кровь — может, в один момент не уследил и вытер разбитые костяшки. — Это, что, — хрипло спрашивает, прежде медленно выдыхая густой, немного тягучий дым, и прокашливается от переизбытка. — Мой бомбер? Де ла Круз, естественно, до предельной точности различает, но задаёт вопрос чисто, чтобы в очередной раз уколоть Уилсон; парень с завышенном чувством собственного достоинства хочет услышать добровольное признание зеленоглазой, что она берёт именно его куртку, когда повсюду есть куча других тёплых вещей, принадлежащих прочим людям. Однако Лили продолжает молчать, уставившись в сверкающие карие глаза, отражающие свет из окон первого этажа. Потом переходит на губы, с нахальной дерзостью обхватывающие край сигареты, и рассеивающийся в воздухе дым, пропускающийся через фильтр наружу. Уилсон без конца путается по жизни, но в этом случае неясность перерастает в настойчивую головную боль. Лили до такой крайности не может разобраться в собственных чувствах, думая, что и сейчас они с Монтгомери, по сути-то — никто. У них за всё время знакомства была лишь мнимая ненависть, переросшая в непонятную и, как показывает время, короткую «дружбу», даже с отношениями по типу «старший брат — сестра» и « наставник — новичок» проебались. Оба, будто бы попадая под обстоятельства судьбы, сходятся, но с какой-то другой основой. Будто попросту заключают удачную сделку с равнозначным обменом. Уилсон, честно говоря, разобраться мешает незнакомое ощущение чего-то большего. Они, вроде как, с парнем общаются, делят на двоих секреты и проводят вместе больше времени, чем с остальными, но это на общепринятую дружбу мало похоже, ведь друзья ради друг друга готовы чуть ли не в жертву себя принести. Вряд ли Де ла Круз пренебрежёт чем-то ради зеленоглазой. Опять-таки, Уилсон так считает, а внутри к нему — более значительное, более ценное. Зато целовать друг друга получается идеально. Будто так и надо. — Просто холодно стало, — проговаривает девчонка, догадываясь, что пристальным вниманием к его персоне она приводит парня в растерянность, и разрывает задержавшийся зрительный контакт. — Думала, тебе отнести. Лили догадывается, потому что успевает выучить несколько особенностей: парень говорит «спасибо» лишь в действительно важных случаях, проницательные взгляды других людей, пытающихся покопаться внутри, приводят его в смятение, и ещё Монти никогда не позволяет прикасаться к себе, если сам того не хочет. И на этот раз Де ла Круз не благодарит, отворачивается, спеша побыстрее избавиться от её глаз, просто пронизывающих нутро, и выбрасывает тлеющий остаток от сигареты в сторону, предварительно потушив.«Ничерта она не думала».
«Уилсон вообще думать не умеет».
Она не думает, когда оставляет сладкие следы на его губах, взъерошивает волосы и прижимается щекой к грудной клетке. Не думает, когда ищет парня глазами в толпе, лишь бы понять, что всё хорошо, и найти собственное успокоение в его сдержанном на эмоции лице. Не думает, когда обращается за помощью к нему, прячась в синей толстовке от чёртового Уокера, поскольку Монтгомери и сам, порой, пытается сбегать от друга и кома грехов, что тот приносит за собой, раздаривая каждому налево и направо. Делится, так сказать, и гостевым домом у бассейна, и халявной выпивкой, и дурью, и нечестивыми проступками с друзьями. Уилсон не думает, когда напрашивается на взаимность, обвивая сначала шею руками, а потом убегая, а затем снова припадая к губам и разрывая поцелуй — ему-то это чертовски нравится. Лили не думает, что является поначалу игрушкой, но в скором времени превращается чуть ли не в кукловода, водя за нос при удобном случае. В самом деле, если бы она была не девчонкой, Монтгомери при первой же встрече выбил бы всю дурость и таинственность, выводящую из колеи, просто изгибающую парня пополам. Обычно через кулаки у него все быстрее решается.«Пора бы заканчивать с ней».
Уилсон отрывается от стены и подходит к парню, нахмурившись. — Почему ты молчишь? Де ла Круз просто не хочет говорить о том, что вертится на самом кончике языка.« Уйди и забудь. Я все ещё ненавижу тебя, Уилсон. Ты долбишь мне мозг. Ты слишком сложная. »
— Хотела принести мне, и сама надела, — ухмыляется вместо этого парень. — А, ну, я сейчас отдам, — быстро выпаливает девчонка и поспешно дёргает за рукав, чтобы высунуть руку. — Да забей хуй, — говорит Монти, кривясь. — Я в порядке. А он, на минуточку, стоит в одной футболке и с набухшими от холода венами на руках, что просачиваются сквозь прозрачную кожу. Впервые между ними наступает неловкая, давящая тишина. То есть, ребятам часто при встрече приходится молчать, поскольку ни один, ни другой поначалу не стремится выдавать всё, что произошло в жизни за последнюю пару часов — им, в принципе, не надоедает, и оба не чувствуют себя «не в своей тарелке». Однако такого молчания между ними ещё не было. Молчания, при котором в воздухе от недосказанности крутятся громкие фразы.« Ну, да, а чего ты, Лили, собственно хочешь от него? Вы просто ублажаете друг друга. Выпростоникто. »
[…]
< xxxtentacion — orlando >
или особенно
< James Harris — Sweater Weather >
Через несколько дней. Ручка. Ручка. Где долбанная ручка? Уилсон поднимает одеяло — под ним пусто. Все тетрадные листы и книги падают с оглушительным грохотом на пол. Девчонка подпрыгивает от неожиданности, протирает глаза ладонями и судорожно бросается на колени, собирая всё в охапку. Оказывается, ручка закатилась под кровать. Лили, бросая тетради обратно, смотрит на настенные часы и понимает, что до полночи засиделась с домашним заданием по математике. Чертовы цифры, вы двоитесь в глазах. Ей точно нужен перерыв. Уилсон валится на любимое кожаное кресло у стола, утыкаясь носом в телефон. Подсознательно девчонка понимает, что зависимость возьмёт верх, и к математике зеленоглазая уже не вернется — ей не привыкать доделывать работы на переменах между уроками (или вообще не доделывать их). Средний балл по предмету — худшее, что она может представить себе в начале года — вроде бы нужно готовиться. Куда там: «новое сообщение» — высвечивается на экране мобильника. Монти: 00:12 am ты не спишь. Номер в телефоне забит давно — да с того же девятого класса, когда Лили только перешла в Либерти. Так, на всякий случай, если Аткинс где-то пропадал, зависая в компании бейсболистов, а на звонки не отвечали … все, без исключений, ребята, тысяча с лишним человек, числившихся в списках учеников школы. Сравнительно недавно из «ублюдка» парень переименовывается в простое: «Монти». И в жизни — тоже. Уилсон как-то даже параллель проводит. Монтгомери никогда не задаёт вопросов — не в его стиле. Либо утверждения, которые он выдаёт, верные, либо в скором времени они станут верными. Лили: 00:12 am Уже нет Врёт. Сама не знает, зачем. Видимо, привычка-то остаётся. Монти: 00:12 am могу переночевать у тебя? Уилсон, не думая, что родители находятся дома и частенько заглядывают без стука в комнату, соглашается. Шаблонная мамаша, что на сотню процентов устроит скандал и оставит дочь под домашним арестом, как минимум, на следующий месяц, всё равно в принципе, не помешает ей принять парня, поскольку Лили не особо волнует это; ей известно, что, если Де ла Круз обращается к ней — к последнему человеку, к которому он мог бы обратиться — значит у него проблемы и с отцом, и с Брайсом. Девчонка даже не знает, кого из этих двоих ненавидит больше. Лили: 00:13 am Конечно Монти: 00:16 am буду через час. Уилсон понятия не имеет, что парень будет делать целый час на улице, но, если заявится к ней домой пьяным, — точно получит тумаков. Но выгнанным не будет. Лили оставляет окно открытым, чтобы Монти смог без труда залезть в комнату, как делал это в прошлый раз. Зеленоглазая, на удивление самой себе, возвращается к математике: всё-таки за тройку с небольшой натяжкой мать с отцом по голове не погладят, а уступать брату должность самого умного в семье не входит в её планы. Цифры. Цифры. Цифры. Алгоритмы и уравнения. Легче, наверно, перестать гнобить Уокера, чем решить хотя бы один пример из тех, что напечатаны на листах. Лили царапает ручкой поверхность бумаги, вырисовывает круги на полях, перечёркивает, пишет заново и опять перечёркивает. Мысли в голову лезут, но не те, что помогут в решении математических задач. Что с Брайсом? Уокер никогда не отказывал в просьбе переночевать, и более того — сам частенько забирал Монтгомери из дома в тайне от отца, который в любое время в порыве ярости мог угандошить собственного сына (видимо, чрезмерная агрессия — это у них наследственное). В связи с этим Брайсу — ещё один плюс в копилку. Друг из него, конечно, паршивый, но, если хорошенько задуматься, парень действительно помогает ребятам из команды. Идёт на все — лишь бы сохранить свою свиту. Личную группу поддержки БрайсаУокера (наверно, очень одинокого). Уилсон не может отвязаться от навязчивой идеи по перемещению парня в разряд «нормальных людей». Проходит чуть больше обещанного времени: Лили начинает волноваться, думая не случилось ли чего — так, ради приличия. Когда парень не отвечает на её сообщения, психует и чувствует, как нервы сдают. В последнее время без таблеток, спасающих жизнь, Лили же заводится моментально: стоит только пальцами щёлкнуть, и слетает с катушек. Она не хочет возвращаться к прошлому и ворошить его таким способом. Да катись ты к чёрту, Монтгомери — думает девчонка. Однако, когда в окне Уилсон замечает знакомый силуэт, на душе в миг становится легче. И опять только потому, что волнение отпускает. Только ради приличия. Кто-нибудь ей когда-нибудь объяснит, что Уилсон волнуется из-за парня не из вежливости? Монтгомери спустя минуту перелазит через подоконник, на правую сторону лица падает свет от настольной лампы. Лили поворачивается, в растерянности уставившись на парня. В уголке нижней губы — лопнувшая рана с запекшейся по краям кровью, на скуле красуется синяк с кровоподтеком, а на виске — ссадина. Монтгомери продолжает молчать: ни «здравствуй», ни «что уставилась?». Стоит посреди комнаты, потупив взгляд, и сбрасывает рюкзак с плеч. Становится так тихо, что слышно тяжёлое дыхание парня и то, как на нижнем этаже мать Лили ругается с кем-то по телефону. Наконец, очнувшись, девчонка подскакивает с кровати и в секунду преодолевает расстояние между ними. — Тебя так отец? — спрашивает она, стараясь скрыть испуг, и с опаской протягивает руку к лицу Монтгомери, чтобы лучше рассмотреть его лицо. Старается заранее продумать в голове предстоящий разговор, да так, чтобы не задеть за живое, но, казалось бы, что тут безобидного можно сказать? Парень торопливо отталкивает её ладонь, как озлобленный уличный пёс, не дающий прохожим себя погладить; тот, что рычит и щёлкает пастью, так и норовит укусить в ответ. Уилсон не ожидает другой реакции, знает, что Де ла Круз не привык к прикосновениям. Точнее, не то что бы не привык: как пообжиматься с кем-нибудь в углу на вечеринках — это пожалуйста. Но другим личные границы нарушать только с его позволения. — Не важно, — Монтгомери огрызается. Парень видит по глазам: пугает он её в таком виде. Нахер вообще пришёл, думает. — Сейчас аптечку принесу. Вон, салфетки на столе лежат, — девчонка указывает на них рукой. — Только будь тише, а то мать, видимо, ещё не спит. — На кухне свет горел, — сухо произносит Монти. Он берёт пачку салфеток, и достаёт несколько штук. Те приятно пахнут апельсином. Вытирает кровь сначала на губах, потом добирается до скулы и виска. В зеркале — уже привычное отражение. Со временем перестаёшь пугаться самого себя, не отпрыгиваешь, не зажмуриваешься, а принимаешь реальность, какой она и является. Знать бы, что творится под футболкой. Ставим ставки: синяка три от силы, не больше. На этот раз парень постарался не попасться под горячие руки. Кулаки, точнее. Спустя минуту Лили вбегает в комнату, судорожно защёлкивая дверь на замок. Не хватает ещё, чтобы родители и об этом узнали. Весь месяц и так контроль вели жесточайший: каждую секунду отчитываться заставляли в сообщениях. Где, что, как и с кем. Особенно — с кем. Кидает аптечку на кровать, доставая оттуда все необходимое: зеленку и йод, пластыри, ватные диски, перекись. Монтгомери аккуратно присаживается рядом. — Я сам могу это сделать, — парень вертит головой, чтобы руки Уилсон оставили его, наконец, в покое. — Я тебе, что, блять, ребёнок маленький? Мне не нужна помощь. Лили усмехается. — Ты уже ей воспользовался, когда в окно лез. Так что заткнись и будь паинькой, придурок. Он зовёт её по фамилии, она продолжает кидать в его сторону «придурок». Вроде бы ничего не меняется. Девчонка ведёт ватным диском, пропитанным перекисью, по бордовому синяку на скуле. Да, врач, конечно, из Лили — никакой. Хуевый врач из неё. Уилсон, совершенно не зная, как оказывать первую помощь, делает всё на собственное усмотрение. Вроде Монтгомери не плюются ядовитой слюной — и то хорошо. — Сейчас, думаю будет больно, — говорит уже после того, как прижимает диск к уголку губы. Монтгомери болезненно шипит, чуть дёргаясь, но продолжает сидеть молча. Пялится в телефон, хмурясь, и после полностью выключает его, отбрасывая в сторону. Когда дело доходит до виска, Уилсон без церемоний, вцепившись в подбородок, поворачивает голову парня влево и старается, как можно осторожнее, вытереть кровь вокруг ссадины. — Бля, — Де ла Круз вновь дёргается, уклоняясь. — Ну не вертись ты! — Уилсон укоризненно смотрит на парня. — Это неприятно вообще-то. — Если ты не будешь вертеться, как пришибленный, больно не будет, — девчонка кивает. — Обещаю. Де ла Круз не привык к тому, чтоб с ним нянчились. Он вообще мало знает о всяких аптечках и пластырях: умылся, избавившись от ярко-алых следов, прождал несколько часов, чтобы спали отеки и пожалуйста — ври всем, что подрался в подворотне с какими-то отморозками. Что там говорят, шрамы украшают мужчину? Ну, вот. Нахуй тогда всё это. — Что с Брайсом? — она почти закончила обрабатывать лицо. — Король не в духе — рвёт и мечет? — Типа того. Сухо и без особо выраженных эмоций. — Ты можешь мне рассказать, — уверяет Уилсон. — И про отца тоже. Это же он сделал? Девчонка закручивает флакон с перекисью и убирает оставшиеся бутылочки в небольшой кейс, в котором хранятся лекарства. «Знала бы ты, Уилсон, во что мы вляпались» Монтгомери лишь кивает головой в ответ, но продолжает упорно молчать. Парень не будет ей говорить о том, что они натворили вместе с Уокером, точнее — во что Брайс ввязал ребят из бейсбольной команды. Он вообще не будет обсуждать с ней этого ублюдка никогда более, потому что знает, что не удержится и когда-нибудь выдаст всю подноготную. Последнее, чего он хочет: втягивать Лили в эту хуйню, несмотря на то, что Уилсон уже по случаю замешена в одной тайне. Парень почти уверен, что сделает всё — лишь бы эта неугомонная девчонка держалась подальше от их грязных делишек. Если учитывать, что Уилсон постоянно суёт свой милый курносый нос, куда не надо, такое провернуть будет неимоверно сложно, но Монти сам лоб в кровь расшибёт и добьется своего. — Математика? — спрашивает Де ла Круз, чтобы хоть как-то разбавить затянувшееся неловкое молчание, замечая тетрадные листы с кучей зачеркнутых строчек. — Ты, что, домашку делаешь? — Да, в отличии от тебя. Мой средний балл — не выше тройки, так что… Тебе тоже стоит подтянуть. — Не пизди, с математикой у меня всё отлично. Получше даже, чем у тебя. Он видел её табель с оценками. И потом около минуты смеялся, как дурак, пока не получил тумаков. — Врёшь. — Это ты постоянно врёшь, — наконец, на лице выходит что-то вроде фирменной ехидной улыбки. Натянуто, конечно. — Соврала, что спишь, а тут сидишь и зубришь до часу ночи. У меня-то твёрдая четвёрка. Лили разочарована. Даже у такого раздолбая, как Монтгомери, с математикой складывается. Что вообще не так с миром? — Матрас теперь валяется у родителей в комнате, так что будешь спать на кровати, — девчонка поджимает губы, собирая все учебники и тетради. — Классно, — выдаёт Монтгомери. На самом деле, его более чем устраивает эта идея. — Мне нравится твоя кровать, — он похлопывает ладонями по поверхности одеяла. — Она мягкая. — Тебе нравится моя кровать только лишь потому, что на ней сплю я. — Вместе со мной, кто бы мог подумать. Монти нравится, как расширяются её глаза и поднимаются брови — это вообще его любимое выражение лица Уилсон. Несмотря на хоть какие-то отношения, — на самом деле чёрти что — сложившиеся за пару месяцев, он все ещё считает правильным доводить Лили своим нахальным поведением. Уилсон знает, что, занятый ею, Монтгомери хотя бы на пару дней оставляет Тайлера и других школьных лузеров в покое. Она чувствует, что имеет контроль над его поведением — и это необычайно льстит девчонке. Де ла Круз действительно обращает меньше внимания на Доуна. Монтгомери кажется, что тот просто редко попадается ему на глаза, и, убеждаясь в том, что парень вроде ничего паскудного не делает, идёт веселиться вместе с Лили. Кто-нибудь скажет же ему, что это далеко не причина, по которой он с каждым разом возвращается к ней? Подумаешь — общаются. Подумаешь — сидят вместе в столовой и ходят вместе по школьному коридору. Подумаешь — ненавидят (делают вид ради шутки) друг друга, а потом на вечеринках Брайса целуются в самой дальней комнате — лишь бы никто не заподозрил. И в школьных раздевалках. И в бассейне. Тоже же было разок. И главное, всё по пьяни, поэтому не так уж серьёзно. Подумаешь — они никогда это не обсуждают, но с каждым разом, когда остаются наедине, сильнее хотят сказать друг другу что-то, однако оба не могут вдолбить — что именно. — Слушай, твой отец — мудак ещё тот. Ты прости, конечно, за прямоту. — Не поверишь, сколько раз я это слышал от самых разных людей. Монтгомери скалится. Его правда забавляет, что люди, которые узнают об отношениях в его семье, думают, что он всё еще ими дорожит. Считают правильным высказаться в сторону отца и передают слова поддержки Де ла Крузу. Жалеют. Извиняются за наглость и твердят, что отец — последний ублюдок на земле, будто у самих в жизни родители — святые. — Каким бы ни был мой отец, я же не могу его бросить, — сглатывает. Изливать душу всегда тяжело, вплоть до того, что внутри чувствуется неприятное жжение. — Тем более, он оплачивает всё, что мне нужно, и старается, как самые настоящие правильные родители, — Монтгомери несколько секунд нервно разминает костяшки пальцев, пытаясь успокоиться, переходит на толстовку — начинает дёргать края рукавов, то поправляет, то обратно натягивает на ладони. — Обеспечить мне будущее. — Будущее загнанного мальчика? Парень усмехается. — Нихуя ты не понимаешь, Уилсон. Девчонка наблюдает за тем, как блекнут глаза, как тоска затягивается жгутом вокруг шеи — что так не похоже на то бесстрастное, жестокое выражение его лица. — Он хочет, чтобы я поступил в колледж и продолжил играть в футбол. — А ты чего хочешь? — Да того же, — парень морщится. — Порой, он просто требует невозможного. — Например? — Он раньше приходил на матчи, и, когда ему не нравилось, как я выкладываюсь на поле, давал понять об этом потом. Лили даже объяснять не надо, как. Она уже увидела. — Но что я, блять, сделаю? И так выкладываюсь, как могу, скоро с катушек слечу. — Ты сейчас в клочья разорвёшь толстовку, — подмечает Лили. — Хватит её теребить. Уилсон это бесит не меньше, чем Монтгомери, который, начав с минувшего понедельника, старается каждый день контролировать свои эмоции. Однако Де ла Круз не думал, что держать себя в руках — значит быть раздражённым, как последняя сука, вспыльчивым и ненавидящим весь ёбаный мир. Тяжело выстраивать в ряд то, что происходит в последнее время. Отец, такой, что невыносимо терпеть его более, БрайсУокер и его вечные животные проблемы, бейсбол, новый сезон, в котором они должны в лучшем случае — одержать победу, а в худшем — не вылететь после первой же игры, да ещё и эта Уилсон, постоянно маячащая перед глазами. Или это уже новая привязанность, и парень сам повсюду выискивает девчонку взглядом. Его теперь вообще не волнует, что с ней творится, совсем не волнует — он решил так, ведь «пора завязывать с ней», фраза, что въедается в кору головного мозга. Только, вот, дышать легче, когда зеленоглазая где-то неподалеку трётся. Так сказать, в его поле зрения. И это не объяснить. Или объяснить, но лишь тогда, когда обоих посадят на диван и выложат всё на тарелочке, разложат по полочкам, всё-всё — про их отношения и не только. — Ладно, вставай. Уже поздно. Спасибо, Уилсон, что прерываешь этот неясный разговор. Пока девчонка вытаскивает дополнительное одеяло из шкафа, выбивает каждую подушку по очереди и кидает одну в Монтгомери ради шутки, пока тот меняет унылое выражение лица на неподдельную улыбку, с чего становится теплее и спокойнее на душе у Лили (Монти же никогда не улыбается, помните?) — проходит примерно полчаса. Когда Де ла Круз стягивает толстовку, а потом, пораздумав несколько секунд, и футболку, Уилсон замечает багровые пятна. Даже на секунду позволяет себе не отводить взгляда и сосчитать их: примерно около трёх, два — под ребром, и один — чуть ниже ключицы. Знал бы Монтгомери, что ставки верные — вот что действительно бы обрадовало. — Ты не снимаешь штаны в знак того, что не будешь домогаться до меня? — губы Лили кривятся в довольной ухмылке, доводить парня, чтобы вернуть его в прежнее беззаботное состояние — её хобби на эту ночь. — Да ты сама не удержишься и начнёшь приставать, — фыркает Монти, удобнее устраиваясь на кровати Уилсон и поджимая ноги, чтобы согреться. Да, Монтгомери возвращается. Они лежат довольно долго, уже с выключенным светом и наполовину приоткрытым окном — чтобы сквозняка не было, но прохладный воздух с улицы пробирался в комнату, убивая парящую духоту. Однако ни один не может заснуть: ворочаются и думают о своём. Уилсон никогда напрямую не лезла в жизнь Монтгомери. И не из-за того, что парень запретил, буквально прокричав со всей своей мужланской грубостью, что та не имеет права — она и не имела, и понимала это — девчонка не вмешивалась, потому что знала, что ей же будет хуже. Оправившись после смерти Джеффа, избавившись от чёртовых наркоманских наклонностей, но получив взамен несколько недель жуткой ломки, Уилсон не имела сил на новую привязанность, но, как бы того не хотелось, она появилась. Да и к кому — разбитому мальчику, вокруг которого и так слишком много проблем? Да нет, вранье всё это. Уилсон настаивает на том, чтобы привязанность оказалась ложной — как ни крути, взвали гору его проблем на свои плечи и получи в дополнение последний повод, чтобы сорваться и заглотнуть таблеток, судорожно набрав номер того двадцатилетнего парня, с которым девчонка раньше встречалась недалеко от школы, забирая антидепрессанты. Монтгомери думает, что ей все равно. Кому вообще нужна вот эта заноза в сердце — разбираться в чьих-то чувствах? Кому вообще он-то нужен? То, что Лили разрешила остаться ему на ночь, как бродячему псу — жест доброй воли. И чувства эти — полное враньё. Надо отвязываться от девчонки, потому что ни к чему хорошему их общение не приведёт. Вот пытается она быть доброй и надежной. Ноги об неё не вытрет только ленивый. Монти думает, что надо заканчивать, пока он не оказался в числе тех, кто вытер. — Это бред какой-то, — неожиданно выносит вердикт Лили, ложась на спину. — Так иногда хочется съебать отсюда. Из города. — Отличная идея, — Монти отвечает без всяких эмоций. А что тут сказать: правда же. — Много думал об этом. — Я ненавижу это место, — девчонка в миг приподнимается на локтях, чувствуя прилив бешеной энергии, убивающий всю усталость. В этот вечер, плавно уже перешедший в ночь, прям пробивает на откровения. — Я ненавижу это место так, блять, сильно. И парень смотрит на неё с невероятным пониманием, будто она читает его собственные мысли. Он ненавидит этот город с самого рождения, в частности — из-за отца. Даже, когда мать была жива, повсюду преследовало ощущение, что вокруг — непреступные стены, и ты будто находишься в клетке или в ящике, не имея возможности подняться наверх и глотнуть свежего воздуха. — Можно уехать и взять новые имена. У меня знакомый подделывает паспорта — только пальцем щёлкни, и ты уже родилась в Мексике. — Будешь Джорджем из Канады? — предлагает девчонка. — Какое-то пидорское имя мне придумала, — Монти морщится. — Ничего оно не пидорское, — Лили возмущается, переворачиваясь на бок. — И вообще, как можно по имени судить? — Легко. Пидоров вообще сразу выкупаешь, — парень, на секунду показавшийся чересчур задумчивым, перебирает в голове варианты. — Изабелла из Арканзаса. Уилсон пробирает на смех от абсурдности, она прикрывает рукой рот, чтобы среди тишины в соседних комнатах её никто не услышал. И правда — имена до жути дурацкие. Иногда девчонка делает безумные вещи, не поддающиеся объяснению. Странные вещи. Нелепые и не несущие в себе смысла. Как тогда, на вечеринке, не отвязавшись от навязчивых идей и азарта и не последовав за Аткинсом — о чём жалеет до сих пор — так и сейчас. Лили в смятении думает, что вот теперь-то отступать поздно, когда обхватывает руку Монтгомери и прижимается к ней, как ребенок к любимой игрушке перед сном. Делает, порой, опасные вещи. Правда, на самом деле выходит как-то слабо и несерьёзно — прикасается щекой еле-еле, будто боится ошпариться в этом огнище невыплеснутых эмоций. Тот молчит, молчит, молчит. Уилсон принимает это за долгожданный сигнал: приподнимает руку, проскальзывает под ней и головой укладывается на плечо. Его нерушимые личные границы нарушены. И Монтгомери осознаёт — осознаёт всю бессмысленность ситуации. Он недавно яростно пытается убедить себя, что не твоё это — привязываться к Лили. Не твоё, и не трогай даже. Сейчас же неуверенно (от странного чувства) притягивает ту за талию. Это какой-то новый вид близости, даже не схожий с поцелуями и вздорными объятиями. Уилсон, окончательно забывшись, утыкается носом в шею и нахально закидывает руку на этого странного парня. Снова — не сопротивляется, не кричит, не отталкивает, самое главное. — Я же говорил, что сама приставать начнёшь, — шепчет Монти, боясь спугнуть. Ему почти страшно, что всё может прекратиться. Лили полагает, что этот подъёб слишком очевидный, но всё равно улыбается, даже тихонько смеется. Ей правда кажется это смешным. Они переплетают пальцы. И оба только сильнее прижимаются друг к другу. И попробуйте объяснить этим двоим, что их действия не несут какого-либо смысла. Да в них — пиздец, сколько смысла. Оба разрушены, потеряны и одиноки. Сейчас лежат в обнимку и знают, что не будут обсуждать это утром, но в каждом мельком надежда проскальзывает — может, всё-таки получится. Математика — не доделана, разговор об отце — стоить заново обсудить (возможно, утешить), Брайса — к чёрту, а личное пространство — становится общим.