Ожидание боли приносит столько же страданий, как и сама боль. (В. Рот, «Дивергент»)
Эрик
У Кровавого Сорокопута красивые стройные ноги. Это первое, о чем я подумал, вернувшись с берега реки, где проверял состояние лошади. Конечно, Элен попросила не смотреть на нее, но я обладал так кстати пригодившейся сейчас способностью быть отстраненным и при этом замечать важные детали. Ее ноги важной деталью не были, но невольно, незаметно для Сорокопута, попали в поле моего зрения, отчего я долго не мог настроить мысли на конструктивный лад. Лишиться коня сейчас, находясь в далеких от городов Империи степях и пустынях, было, блять, так себе везением. Как и то, что за нами охотились какие-то мифические существа — ифриты. Я машинально коснулся ладонью затылка, вспомнив о них, и вновь быстро мазнул взглядом по дремавшей фигуре Элен в углу. В глубине души я был благодарен ей, но гребаная гордость не позволяла раскрыть рта и озвучить «спасибо» вслух. Интересно, какова истинная причина того, что она вылечила меня? Не проще ли было оставить всё как есть, наблюдая мою мучительную смерть от заражения крови? Скинула бы меня, чужака, как лишний балласт — я уверен, что она сама бы прекрасно справилась с поимкой этого Элиаса без моей помощи, потому что до встречи со мной и так планировала это сделать. Что именно взыграло в этой светловолосой ожесточенной девчонке с пустыми голубыми глазами — доброта по отношению ко мне? Милосердие и сочувствие? Желание помочь ближнему? Чем больше я подбирал варианты ее человеческих качеств и причин совершить исцеляющие действия, тем больше понимал, что ни одно из них не подходит. Да блять. Какая, нахуй, разница? Вылечила и вылечила. Я откинул эти спорные мысли в сторону, как опостылевший хлам, и попытался сосредоточиться на наших дальнейших действиях. И в эти новые раздумья почему-то настойчиво лезло никуда не исчезнувшее послевкусие от прикосновений Элен на протяжении последних часов, на которые я отвечал не меньшим количеством касаний — с того момента, как в начале ночи она взяла меня за ладонь, распевая какую-то песню, мне все время хотелось нарушить ее личное пространство и лишний раз дотронуться до нее. Слишком много зудящих мыслей в голове — поскорее бы вернуться в Чикаго и забыть обо всем, как о страшном сне. Я прикрыл глаза на пару мгновений, стараясь игнорировать прохладу от влажный брюк, прилипших к телу, и, когда открыл их вновь, чуть было не вздрогнул. Элен, уже полностью одетая в ту же мокрую одежду, но без доспех нависла надо мной. Ее глаза внимательно изучали мое лицо, пытаясь что-то найти в его застывшем выражении. Твою мать. Как она так, блять, неслышно оделась и подкралась ко мне?! — Нам пора, Лидер, — я нахмурил брови, когда она тихо произнесла это. Несмотря на договоренность между нами, я вдруг остро осознал нежелание слышать официальное обращение по должности из ее уст. Но, не подав и виду, я лишь молча поднялся со своего места, попутно стараясь размять мышцы шеи и плеч. Сорокопут закусила нижнюю губу изнутри — это было заметно по натянувшейся коже — и отвела свой взгляд от моего голого торса. Я знал, что привожу ее в смятение, и от этого в районе ребер что-то уж слишком довольно заурчало, сбив меня самого с толку. Солнечные лучи пробивались сквозь водную завесу, пытаясь проникнуть в пещеру. В воздухе повисли разноцветные капельки пара, переливаясь всеми оттенками радуги. Я надеялся, что снаружи будет достаточно жарко и душно, чтобы наша одежда на охлажденных телах окончательно высохла. — Не наденешь? — искоса посмотрев на доспехи, которые призывно блестели в углу, немного осипшим от холода голосом спросил я. Она проследовала за моим взглядом и покачала головой. — Этот нагрудник и наплечники — боевые. Не для пеших марш-бросков… — затем Элен посмотрела на меня и уловила следующий не заданный вслух вопрос, отразившийся на моем лице, — Да, я знаю. Это опрометчиво и неправильно, но мне остается лишь надеяться на силу своего меча и на дальнейшее отсутствие врагов на пути к крепости. Через пустыню я их просто не дотащу. Договорив, она взволнованно поджала губы, словно, собираясь бросить в пещере доспехи, отрывала от сердца самое дорогое. Я же, обдумывая услышанное, на глаз оценивал вес ее экипировки, и, когда Сорокопут отвернулась, пройдя к рушившимся сверху потокам водопада, с легким безразличием в голосе предложил ее спине: — Не нужно их здесь оставлять. Я возьму твои доспехи, но имей в виду — в случае нападения ты должна будешь успеть нацепить их обратно. Я видел, как она хотела возразить мне, приоткрыв рот, но тут же закрыла его, когда я молча подошел к ней с правильно наложенными друг на друга металлическими листами брони. В голубых глазах читалась плохо скрываемая благодарность и легкий стыд от проявленной слабости. — Вперед, Сорокопут, — молчание затянулось, и я коротко кивнул на водопад перед нами, саркастично усмехнувшись, — пока на нас опять не напали какие-нибудь несуществующие ублюдки. При свете дня, вновь попав под потоки и выбравшись на камни рядом, мы увидели, что совсем необязательно плыть по реке до берега — до него можно было дойти по виднеющимся из воды булыжникам неподалеку. Хотя, это нас уже никак бы не спасло — из насквозь промокшей одежды можно было выжать еще одну такую же горную реку. Элен подошла к своему лежащему коню первой. Животное тихо фыркало, то и дело прикрывая глаза, и я на секунду представил ту боль, которую оно испытывало. Правая нога была неестественно вывернута под углом, а на крупе виднелись полученные от скачки в ущелье царапины, которые успели облепить мухи. Сорокопут опустилась перед своим боевым товарищем на колени, преданно поглаживая его по красивой изогнутой шее. Честно говоря, мне захотелось отвести свой взгляд, словно пришлось наблюдать за неким интимным действием, но я в итоге не стал этого делать, упорно продолжая смотреть в светлую макушку Элен перед собой. Она что-то прошептала страдающему коню и после повернула ко мне голову, философски заметив: — Если бы у тебя были патроны, он бы ведь умер быстрее и без боли? Я сглотнул и кивнул ей в ответ. — Хочешь, это сделаю я? — Нет — в ее словах появилась решимость и твердость, — Я должна сама. И только тогда, услышав это, я решил отвернуться, зная, что за этим последует. Кровавый Сорокопут, при имеющейся глубоко спрятанной женской натуре, в первую очередь всё же была воином, бойцом, который если и тратил время на слова, то только для того, чтобы после моментально скрепить их делом. Тишину ущелья легким эхом нарушил характерный звук вонзающегося в плоть меча и предсмертный, последний хрип коня. Я решил отойти к разбросанным на земле вещам в двух шагах от тела лошади, которые во время погони слетели с седла, и проверить остатки провизии. Солнце начинало нещадно палить, поднимаясь все выше по небосклону, и глаза машинально щурились от света. — Ты в любом случае знаешь эту местность лучше, — медленно начал я, слушая шорохи за спиной. Встав с корточек и держа в руках пустой бурдюк, я продолжил, — Мы можем использовать воду из реки, как питьевую? — Да, можем, — глухо ответила подошедшая ко мне Элен, которая встала рядом и случайно коснулась моего плеча своим, оценивающе оглядывая содержимое походной котомки. Я повернул к ней голову и взглядом зацепился за следы крови ее коня, забрызгавшие серебряную маску. В представшей картине было что-то не сочетаемое. Она заметила мое внимание и прямо посмотрела в ответ, — Нам бы еще поймать кого-нибудь на завтрак, а то с собой только сухари… — Как насчет ифритов? — бросил я с усмешкой, отойдя от нее и направившись к реке, чтобы наполнить емкость. Готов был поклясться — она сейчас улыбалась за моей спиной. — Думаю, на вкус они так себе, — с еле заметными нотками веселья в голосе ответила Элен, продолжая собирать оставшиеся вещи. Набрав достаточно воды, я неспешным шагом вернулся к ней. Проверить бы промокший пистолет, да времени не было, а вот одежда уже постепенно высыхала под жарящим солнцем, и, закинув на одно плечо свою куртку с футболкой, а на другую ее доспехи, я потянулся взять из ее рук собранную котомку. — Я могла бы и сама… — нехотя отдавая ее мне, промолвила Элен. — Могла бы, если бы была одна, — спокойно парировал я, закрепляя кожаную сумку на спине и отвоеванный клинок сбоку. Сорокопут на долю секунды проницательно уставилась в мое лицо, но не сказала больше ни слова. Поправив собственный меч в ножнах на поясе, она молча и неторопливо двинулась вперед, вдоль реки. Пейзаж был довольно однообразен — мы продвигались по ущелью, то и дело перескакивая, обходя булыжники и камни из красной породы. В ноздри забивались пыль и песок, поднимаемые налетающим теплым ветром. Периодически я или Сорокопут останавливались и прислушивались к звукам вокруг — встречаться с ифритами здесь было бы верной погибелью, так как водопад остался далеко, а горные потоки реки поредели настолько, что сейчас нам она была по щиколотку. Мы шли наравне, периодически уступая друг другу в сложных, непроходимых местах, где один из нас, не раздумывая, протягивал руку помощи другому. Злость, постоянно захлестывающая меня с момента ее удара в челюсть в шатре до последних часов, и неприязнь между мною и Элен, казалось, осталась там, в пещере за водопадом. Сейчас мы были лишь голодными, измотанными борцами за жизнь, стремящимися выбраться обратно к цивилизации. В какое-то мгновение, когда Сорокопут прошла по горячим камням вперед, я неожиданно для себя сумел разглядеть на ее шее сзади татуировку — четырехгранный черный алмаз с изогнутыми сторонами. Металлический воротник доспехов до этого полностью закрывал ее. Я загадочно улыбнулся, вспомнив кое-что, и, откашлявшись от песка, воскликнул, отчего она чуть вздрогнула и обернулась ко мне: — Клеймо? Элен не сразу поняла, что я имею ввиду, и мне пришлось пальцами постучать по своей шее и кивнуть в ее сторону. Уголки привлекательных губ вздрогнули, стремясь подняться наверх. — Татуировка, — она уловила мою иронию, ответив в том же стиле, а затем задумчиво добавила, — Ее накалывают каждому курсанту Блэклифа. Да… Общего между нами было гораздо больше, чем казалось на первый взгляд, и, судя по ее задержавшимся глазам на моих забитых черными лабиринтами предплечьях, Элен подумала о том же. Но не говоря ни слова, она продолжила движение, и я поспешил последовать за ней. Наши голоса тихим эхом раздавались в ущелье. — Ты, кстати, обещала рассказать мне о Пророках. Кто они такие? И как они могут мне помочь? Впереди оказался невысокий выступ, сойдя с которого, мы бы выбрались на ровную, усыпанную мелким щебнем дорогу. Вглядевшись вдаль, я заметил, что она ведет к выходу из ущелья. Сорокопут, еле слышно кряхтя, повисла с выступа на руках и ловко спрыгнула вниз. — Мой народ, меченосцы, верят, что Пророки завладевают душами мертвых. Говорят, в этом кроется секрет их силы. Солдаты-Маски же в особенности почитают Пророков, ибо они решают, кто из детей меченосцев будет учиться в Блэклифе. Они же преподносят нам маски. Еще считается, что именно Пророки основали Академию пять сотен лет назад, — она тяжело выдохнула, отряхнув черную форму. Через секунду-другую я оказался рядом с ней, и, поправив съехавшие с плеч одежду и сумку, скептически поджал губы: — Тебе не кажется, что как-то слишком много «говорят», «считается» для людей, которые собираются мне помочь перескочить обратно в иной мир, да еще и лет так на тысячу или две вперед? — Я не говорила, что они точно собираются тебе помочь, я лишь обещала обратиться к ним и попробовать. Многие первые лица Империи — генералы, Кровавый Сорокопут, даже Император — ежегодно совершают паломничество к горной берлоге Пророков, ища совета по государственным вопросам, так почему бы и нам не попытаться? Это в любом случае лучше, чем ждать чего-то свыше годами, понятия не имея, как вернуться обратно, — проигнорировав мое недовольство, хладнокровно проговорила Элен. — И как мы доберемся до их берлоги? — ее аргументы меня не очень убедили, но мне ничего другого не оставалось, кроме как постараться принять их и ждать. — Сначала покончим с основной миссией, а затем найдем Пророков, — Сорокопут старательно избегала лишнего упоминания об Элиасе. Теперь мы шагали рядом, и я заметил, как ее брови под маской строго нахмурились, — Если они не найдут нас раньше. — Даже так… — только и смог сказать я. В силу своего не задавленного Бесстрашием любопытства и стремления во всем разбираться досконально, я почувствовал, как меня начинают напрягать определенные недомолвки, и, не заботясь о чувствах Кровавого Сорокопута, я с легкой прохладой в голосе спросил ее: — Кто такой этот, блять, Элиас, и почему он стал так неугоден тебе и Императору? Мы прошли еще пару шагов, прежде чем Элен резко развернулась ко мне. — Я буду тебе крайне благодарна, Лидер, если ты оставишь свои расспросы при себе, — отчеканила она, глядя мне в глаза, на что я остановился и медленно скрестил руки на груди. Мои губы тут же тронула самодовольная улыбка. Кажется, я понял. — Хм, дай-ка угадаю… Бессердечного Кровавого Сорокопута влюбил в себя беглец по имени Элиас? — я даже не успел договорить, как Элен вскинула свой меч, направив его прямо в мое горло. Острие впилось мне в кадык, причиняя дискомфорт, но единственное, что выдало мое замешательство, это исчезнувшая ухмылка. Я поспешил вскинуть руки в примирительном жесте, будто сдавался, и цепким взглядом оценил обстановку. Сорокопут тяжело дышала, словно пробежала несколько километров, и ее глаза метали молнии в мою сторону: — Не смей. Слышишь? Не смей говорить такое. Ты ничего не знаешь… — на последних словах металл в ее голосе исчез, оставив только отголоски боли, и я невольно нахмурился от ощущения собственной неправоты, которую почти никогда не признавал. Элен очень медленно отвела клинок в сторону, спрятав его обратно в ножны одним профессиональным движением. Напустив на лицо самое отстраненное и бесстрастное выражение на которое была способна, она отвернулась и пошла дальше. Я же всё еще стоял, осмысливая произошедшее, и почему-то чувствовал нарастающие внутри странное гложущее чувство и ярую злость — во-первых, на самого себя, во-вторых на нее и на скрытую боль в голубых глазах, а в-третьих… на этого придурка Элиаса. Попутно в память настойчиво лезли воспоминания о ее пальцах в моей руке ночью, об обнимающих меня сзади во время скачки на коне ладонях… Мне резко захотелось как-то задеть Элен снова, потому что именно во времена этих провокаций она словно оживала, переставая быть такой холодной и неприступной, а во взгляде загорался огонь вызова. Сделав шаг, чтобы догнать ее, я, не долго обдумывая свою реплику, громко и насмешливо воскликнул: — Сдается мне, все твои проблемы из-за отсутствия нормального мужика. Я бы на месте Элиаса не отказался бы от такой женщины. О да. Сработало. Сорокопут вновь обернулась ко мне — крылья ее носа вздувались от охватившей ее ярости, а та часть скул, что не была скрыта маской, порозовела. Смутилась, девчонка, да еще как смутилась… — Ты закроешь свой рот или… — она не успела договорить, потому что я приблизился к ней на максимально близкое расстояние и перебил это возмущение, склонившись к точеному лицу, продолжив шепотом: — Лично я бы на его месте сутками не выпускал бы тебя из своей спальни… Я окинул ее фигуру вызывающим взглядом, добавляя масло в разгоревшееся между нами пламя эмоций. В ее глазах вспыхнуло что-то неведомое, что тут же ускользнуло от меня, не успев принять форму, а через мгновение Элен со всей силы ударила меня ладонями в плечи, впечатывая в каменную стену ущелья сзади. Опешив от ее действий, я хотел было что-то сказать, но она моментально накрыла мои губы ладонью, случайно царапнув по щеке ногтем. Прижавшись ко мне сама, Элен сильнее надавила рукой на мой рот и тихо протянула: — Ш-ш-ш… — она настороженно повернула голову, вглядываясь в конец ущелья, где виднелись барханы золотистого песка начинающейся после горной цепи пустыни, — Вслушайся. Надо отдать ей должное — Сорокопут с идеальной скоростью поменялась в лице и в настроении, приняв боевую готовность, чего мне лично пока не удавалось сделать. И виной тому — ее стройное тело, которое я чувствовал сквозь тонкую черную ткань, прижимающееся к моим оголенным мышцами, и горячие пальцы на моих губах. Кое-как настроившись на потенциальную опасность рядом, я постарался уловить то, что расслышала она. Вдалеке, в пустыне очень и очень тихо раздавались голоса и какое-то бренчание. Все-таки, я вновь недооценил Сорокопута — слух у нее был что надо. Я бы никогда в жизни не почувствовал и не услышал бы звуки угрозы на таком расстоянии. Либо я слишком отвлекся сейчас, в чем не хотел, блять, себе признаваться… Элен осторожно убрала ладонь с моего рта, убедившись в том, что и я теперь пристально вслушиваюсь в тишину и не собираюсь выдавать нас, но при этом не отошла от меня ни на йоту. Она все так же всматривалась вдаль, навострив уши, а мне оставалось только молча разглядывать ее профиль в паре сантиметров от своего лица. — Это работорговцы, — я понял ее слова лишь по движению губ, настолько тихо она это произнесла, и все думал — она не отходит от меня потому, что так нас не будет видно, или потому, что ей нравится прижиматься ко мне? Облизав пересохшие губы, что не ускользнуло от ее внимания, ведь она наблюдала за мной краем глаза, я шепотом спросил: — И что нам это дает? — Лошадь и пищу, если сможем их обокрасть, — Элен отвернулась от созерцания дороги впереди и слегка коснулась кончиком носа моего, — Или же смерть, потому что себя и свой товар они будут защищать до последнего. Я не удержался от дерзкой улыбки, глядя ей в глаза, и с иронией подметил: — Ты, блять, чертов Кровавый Сорокопут. И боишься смерти от каких-то работорговцев? — Врага не стоит недооценивать, — проницательно ответила она, не отводя своего взгляда от моего. Что-то в ее фразе дало мне понять, что она имеет ввиду не только этих нежданных гостей пустыни. Я видел и почти физически чувствовал, как ее тянет к моим губам, как она хочет забрать этот поцелуй, который так был нужен нам обоим и так неуместен в данной ситуации. Но, собравшись с мыслями и силами, я первый прервал наш зрительный контакт, в котором снова возник водоворот эмоций, и с наглым видом кивнул в сторону прохода: — Сколько там в среднем бывает человек в караване и перевозят ли они шлюх? Элен, кажется, тоже избавилась от наваждения и еле заметно скривила губы, услышав последнее, но сначала ответила на первую часть вопроса: — По-разному. Может быть и пять человек, а может, и двадцать пять. Далее на ее лице, всё так же скрытом этой уже раздражающей меня маской, отразилось недоумение: — Конечно, они перевозят девиц на продажу, но зачем тебе это? Удовлетворившись ее ответами, я медленно выпрямил плечи, теперь смотря на нее исподлобья торжествующим взглядом человека, у которого созрел окончательный план. Да, он был крайне рискованным и сыроватым, но я был уверен в своих силах — в конце концов, я, блять, Бесстрашный, я — Лидер, и привык идти ва-банк. — Есть одна идея, но, думаю, она тебе не понравится, — пока я говорил ей это, плохо скрывая веселье в голосе и предвкушение от предстоящей бойни за ресурсы, попутно осторожно поднимал свои ладони по ее телу, будто обнимая: от талии — наверх, к шее и затылку. Она застыла, не двигаясь и не понимая моих маневров, и, как ни странно, это польстило моему самолюбию. Но потом Сорокопут, кажется, наконец-то осознала мои намерения и уже хотела было набрать в легкие побольше воздуха, чтобы высказать всё, что думает обо мне и придуманном невысказанном плане, как вдруг тут же обмякла в моих руках. Я довольно ощутимо, но не сильно стукнул ее по затылку рукояткой метательного ножа, который успел достать в тот момент, когда она прижала меня к стене. Этого удара в определенную точку было достаточно, чтобы Элен на время потеряла сознание — плюс на руку сыграли ее истощение и усталость. Я тут же спокойно подхватил ее, не дав осесть на землю, и с первого раза взвалил хоть и стройное, но все же тяжелое тело, на свое плечо, предварительно оставив вещи у торчавших камней. Элен наполовину перевалилась назад, безвольно свесив голову и руки за моей спиной. Без добычи возвращаться за сумкой и одеждой я не собирался, планируя биться до победного. Не удержавшись от легкого шлепка по привлекательной ягодице своей жертвы, которой предстояло сыграть роль живого товара, я поудобнее устроил пребывающую в отключке Сорокопута на плече и уверенной походкой двинулся в сторону виднеющихся песков. Навстречу работорговцам и судьбе.