В лесу

      Мэйк рассматривает увечья на своём теле: занозы на пальцах, много ссадин; рана на руке, постепенно гноящаяся, синяки повсюду; глаза уже привычно резало.       Зато пена больше изо рта не шла, а тошнота не заставляла сгибаться пополам. Нет, всё-таки судьба слабо наказала клеточного парня. Где же температура? Где же потеря сознания? Мэйку это нужно, он не может без этого!       Потому что Мэйк не мог быть злым.       Он посмотрел налево и испуганно шарахнулся. От приветливой природы остались лишь последствия урагана: вырванные с корнем кусты беспорядочно валялись на земле, пятна крови на траве, поломанные ветки, трупик затоптанной мышки.       И всё это сделал он — Мэйк.       Саднящая, нудящая и прогрызающая боль разом атаковали тело, заставив лишь закрыть глаза и застонать. Хотелось большего, — кричать, пробежаться по лесу, вымещая никчёмность! — но тело предательски ломило, а голос охрип.       Лучший успокоитель сейчас — побыть одному.       — А вот и водичка.       По обрыву поднималась Мэйби, тряся бутылкой с водой, набранной внизу.       Чем она выделялась на фоне этого ужаса? Может, пружинистой походкой? Приветливым махом рукой вместо траурного выражения лица? Или…улыбкой?       Кусты скоро засохнут, мышка сгниёт, сам Мэйк отбросит коньки дней через пять, а Мэйби улыбается. Улыбается, блять.       — Привет! — Крикнула она, бухнувшись рядом и глотнув из бутылки. Мэйк молча наблюдал за ней, подмечая, что позитив нисколько не наигранный.       В ней столько счастья? Откуда?!       Аскорбинка устало зевнула, потянувшись. Клеточный подумал: «Это она из-за меня не выспалась.» Её футболка задралась, и парень заметил большой синяк на животе. Задержал дыхание, глянул выше. На запястьях много царапин. «Там же рядом вены!», хватился Мэйк. Взгляд упал в ноги. На щиколотке красовался укус, оставленный им самим. Лав закрыл глаза.       — Эй, тебе снова плохо? — Мэйби затрясла друга за плечи. Теперь не смотреть на Мальвину было невозможно. Он открыл глаза, глянув на это доброжелательные личико.       — Всё нормально, — еле выдавил он, убрав руки с плеч. Аскорбинку этот ответ не устроил. Сощурившись, она всмотрелась в каждую клеточку парня.       Но у Мэйка кружилась голова. У него всегда так было при муках совести.       От чего ему было стыдно? Да хоть от того, что он причинил вред природе. Или от того, что обидел Мэйби. Избил её, как последний мудак, как типичный оффник.       Мэйк снова взирал на свои руки, ноги. Странно, что этой ночью его конечности непроизвольно дергались, а мозг не работал так, как надо.       Жаль, ничего уже не исправить. Он подохнет в яме, посреди испорченной красоты.       — Мэйки, что-то не так? — с волнением спросила Мэйби, попытавшись словить взгляд ослабевшего мальчика. Тот отвернулся, затылком чувствуя, что его пожирают взглядом. Как он мог её обидеть?       Эта беззащитная девочка о нём заботилась. Даже сейчас — пришла с водой, порванной на бинты одеждой и куском пенопласта. «Ну замотай уже себя! Самой же больно!» — но не подает виду. Обидеть-то Лав обидел, но она не обижалась. Ни косого взгляда, ни презрительной усмешки. Мэйки считал, что поднять руку на Мэйби — преступление. А она даже этого не осознаёт.       — Раз ты не хочешь отвечать, послушай меня, — всё отвлекала Мэйби от самобичевания. — Ты посмотри, что я нашла.       В руке у покоился тот самый пенопласт.        — Это — дождевик, — похвасталась Мэйби. — Я его тут рядом нашла. Говорят, что он помогает лечить раны. Ну-ка…       «Что девочки хотят? Счастья, любви, богатства. Что хочет Мэйби? Использовать гриб», — мимолётно подумал Мэйк, с деланным пофигизмом глядя то на гриб, то на Тарзанку Мэйби.       Она приложила его к самой большой ране. В голове клеточного стало неприятно горячо, пока она спустя минуту рассматривала грязь и кровь на новом лекарстве.       Мэйк пораженно посмотрел на гриб.       — Чудодейственное средство бабушки Хавроньи, не более, — едко выплюнул он.       Мэйби промолчала, но пристально прошлась по каждой клеточке Мэйка, и наконец, зыркнула в глаза.       …Чтобы маленький Лав признавался, в своих проступках, мама всегда награждала его таким взглядом — рентгеновским, просвечивающем насквозь. Ох, не любил он такие моменты. Сразу кажешься немощным, слабым. Но никуда от этого не денешься, и парень упёрто пытался смотреть сквозь Мэйби, покрываясь потом.       — Ну ты что? — ласково спросила она. Тот не ответил. Пока смотрел в сторону, заслезились глаза. Бедняга судорожно выдохнул.       Без слов Мэйби положила голову на плечо, обняла за торс и затихла.       «Я обидел девушку, а она жмется ко мне», — вспыхнул Лав, почувствовав новый укол совести. Чтобы совсем не потерять честь, он не сбросил с себя Мэйби. Так и сидел: держал трясущиеся руки на весу, пытался втянуть в себя слёзы и не поддаться приступу истерики.

***

      Мир крутился отдельно от друзей, совсем не разделяя их печальный настрой. Все так же светило солнышко, стояла жара. Насекомые не желали тратить время на нытьё, занимаясь более полезных делом — они строили соты.       «Какие милые осы», — умилилась Мэйби, заглядываясь на чёрно-жёлтый клубок.       А Мэйка раздражало их жужжание.       «Божьи твари», — хмуро подумал он. Но всё же было то, что занимало — слаженная работа этих безмозглых. Шмыгнул носом, заломил бровь и, принимая на себя высокомерный вид, который только может принять человек с красными глазами и подрагиввющими губами, удовлетворенно кивал головой. Ничего, скоро два человека — фанатка К-попа и грустный парень — тоже смогут найти общий язык.       — Скажи… бешенство всегда заканчивается летально? — выдавил Мэйк. Его самоуверенность резко спала, как и улыбка девушки.       Мэйби знала случаи, когда люди умирали от этой болезни, просто забросив её. А они чем хуже, не имея нормальных лекарств?       Мэйби не собиралась говорить, в каких муках Лав ещё будет колебаться. Он и так почти достиг пика, зачем делать ещё хуже?       Снова умолкли. В тишине раздался плохо прикрытый всхлип.       Был у Аскорбинки один минус в характере, который был совсем некстати. Не умела она успокаивать людей. Обнять, сказать, что всё будет хорошо — этот бред не всегда помогал.       А что, если поставить себя на его место?       Что бы Мэйби делала в такой ситуации? Ревела. Но Мэйк, видимо, пока ограничивался двумя слезинками. Что делать, Аскорбинка решительно не знала, а Лав, видимо, решил вымещать негатив на словах.       — Последний раз мне было так плохо, когда я с девушкой расстался, — бесцветно сказал он, казалось, сам себе.       «У Мэйка была девушка?!», — вспыхнула Мэйби.       Она, конечно, не считала Лава каким-то слабаком-ботаником, но и не могла представить этого парня в обнимку со второй половинкой.       А как вообще может выглядеть его девушка? «Как крашеная проститутка, конечно же. С высокомерным взглядом, и умением водить за нос, » — молниеносно решила Аскорбинка, почувствовав ниоткуда подступающий гнев.       Нелепо, просто нелепо!       — Ты даже собираешься спрашивать, что со мной случилось? — Спросил Мэйк, напрягшийся её молчанием. Мэйби едва успела прикрыть ревность, заговорив ровным голосом:       — Зачем? — Вопросом на вопрос ответила она. — Когда ты будешь готов, расскажешь о своей проблеме. Я тебя пытать не хочу.       Мэйк промолчал, с благодарностью посмотрев на лохматую голову.       — А расскажи мне что-нибудь, — внезапно попросил Мэйк и тут же пожалел об этом. Теперь ему слушать её голос, чувствовать руки на поясе и задыхаться?       — Что?       — Что угодно.       Девушке в голову сразу пришли подруги из города, с которыми и случалось большинство историй.       — Ну, у меня всегда была своя компания, — начала Мэйби. — Мы дружим с пятого класса. Однажды мы…       «Вряд ли Мэйку это будет интересно», — думала Мэйби. Но, на удивление, парень её внимательно слушал.       Как забавно — домоседа-интроверта увлекает рассказ о том, как куча девушек-девятиклассниц проехали свою автобусную остановку и ночевали на лавочке.       «Дружим с пятого класса. Попадали в приключения», — белая зависть проникла в Мэйка.       «Ненавижу проходить рядом с группами ровесников. Как же противно склонять голову, стараться не дышать, прятать руки в карманы, и чувствовать на себе презрительное взгляды», — писал тринадцатилетний эмо в своём дневнике. — «Но и другая мысль в том, что на меня никто и не смотрит. Грёбаные одноклассники. Я знаю их с первого класса, они никогда не хотели говорить со мной. Лживые, высокомерные…и как они могут быть вечно в компании?»       И вот-те раз — лживый и высокомерный человек оказался совершенно нормальным.       — Так ты хочешь домой? Поэтому ты грустишь? — Не выдержала Мэйби.       — Не то что бы… — Мэйк действительно скучал по городу, но ведь не поэтому каждое слово при разговоре с Мэйби давалось тяжело. — Можно я всё расскажу? — вдруг утих он.       Аскорбинка кивнула. «Так, сейчас главное — ничего не упустить», — настраивалась она.       — Понимаешь, когда я был бешеным, я много чего натворил. Вот, тебя побил, деревья поломал. Я причинил тебе много неудобств и не могу смотреть, как ты меня лечишь. Я причинил тебе зло, понимаешь? Почему ты мне помогаешь?       Мэйби удивлённо похлопала ресницами. Мэйк сгибал и разгибал пальцы. От того, что он всё выплеснул наружу, лучше не стало. Тем не менее, один из них начал разговор:       — Мэйк, ты не зверь. Ты человек, и это видно не только по твоим поступкам и манерам. Да, ты причинил мне неудобства, но я не боюсь тебя. И даже зная то, что твой разум словно подменили, ты всё равно переживаешь. Думаешь, преступник бы стал раскаиваться и в умышленных убийствах?       Мэйк промолчал. Аскорбинка решила, что всё-таки что-то упустила, но ведь она не увидела, как до Мэйка доходил смысл слов. Неприятные ощущения в груди сменились теплотой. Слёзы засохли. Осознание слов Мэйби просто-напросто открыло глаза.       Почему уже ничего не исправить? Это же маленький участок, в мире ещё столько лесов!       Он не подохнет в яме, ведь они обязательно выберутся отсюда и победят болезнь!       — Будем лечиться? — Робко предложила Мэйби, подёргав сияющего парня за рукав. Но она даже не подозревала, что лучшее лекарство — её слова.