***
Тихиро не опускала рук с плеч, следуя за мужчиной в полной тишине. Палящее солнце Конохи больно резало глаза, но широкая спина джонина надежно прятала невысокую куноичи от назойливых лучей. Огава шла почти бесшумно, следуя за Какаши подобно тени. — Зайдем в Ичираку… — тихо шепнула Тихиро, не надеясь на согласие. — А ты так хочешь? — на выдохе произнёс Какаши. Всю дорогу девушка пыталась с ним заговорить. Находила самые нелепые темы, вроде «такая замечательная погода» или «я слышала, что в этой забегаловке самые вкусные бурито». А Какаши, сперва раздраженно отнекивавшийся от любых попыток заговорить, понял, что находил это забавным. А Тихиро уверенно шла к своей цели. Она боялась того, что Какаши её возненавидит после случившегося, и пыталась понять его отношение к себе. В действительности у него и в мыслях такого не было. Но разве кто вообще разберёт, что в голове у девушек? Тихиро ненавидела себя сама. За свои слабость и бессилие. И даже несмотря на то, что Какаши поблагодарил её за лечение Гая, Огава не могла простить себя за то, что втянула людей в этот странный, ещё не до конца понятный мир Тори. Но и собственная эгоистичность не позволяла ей отказаться от присутствия людей в этом мире. Девушка болезненно морщилась, ощущая, как немели пальцы. Пока Какаши вышел на разведку, Гай и Ли уже успели заснуть, а Тихиро все также сидела у ног джонина. Чакры в груди почти не осталось, но Тихиро упрямо брала ее почти из воздуха, пытаясь отдать всю себя без остатка. Лишь бы собранные ею ранее кости Гая не распались на песчинки. — Спасибо, Тихиро, — на тонкое девичье плечо легла тёплая ладонь Какаши. Мужчина присел рядом с ней на колени, устало прикрывая веки и кивая в сторону футона. — К вечеру уже будем в Конохе. Тебе нужно выспаться. Почти дежурная улыбка легла на его губы, хоть мужчина и знал: за маской этого не видно. Общение сейчас казалось тяжким грузом для них обоих. Так думал Хатаке. Но Тихиро цеплялась за любое доброе слово. Эта благодарность, звучавшая почти обыденно, шла от чистого сердца. И девушка чувствовала то, что способна хоть на что-то стоящее. Тихиро панически боялась одиночества. И путь сейчас рядом с ней оказался человек, которому это одиночество казалось спасительной лодкой, девушка хваталась за него, как за соломинку. «Не оставляй меня одну». Какаши ненавидел сам себя. За то, что постоянно люди вокруг него страдали. Но сейчас в его чувствах появилось что-то ещё. Это что-то с самого возвращения в Коноху не отходило от него и вертелось хвостиком. Тихиро не оставляла его одного. И это казалось смешным. Эта девочка больше не просила поддержки. И пыталась помочь всем, кроме себя. Даже Хатаке. Был ли Какаши ей благодарен? Мужчина пока не знал. И возможно поэтому, словно дикий зверь, пытался вернуться в свою берлогу одиночества как можно скорее. — Да, — с надеждой отозвалась Тихиро, появляясь из-за спины Какаши и, слабо, почти испуганно, улыбаясь, добавила: — Очень хочу. Огава обладала удивительной способностью: она каждый раз вытягивала джонина из череды тяжёлых мыслей. Каждый раз находила этот момент. И не упускала его. — Значит, зайдём, — кратко заключил Хатаке. Тихиро была искренне рада тому, что её выходка удалась. Пусть Какаши и не выглядел радостным от того, что ему приходилось возиться с куноичи, девушка не могла отказать себе в его присутствии. Если бы она осталась одна, то точно сорвалась бы. Потеряла бы то хрупкое равновесие, которое обрела по пути в Коноху. — Какаши-сенсей! — звонкий женский голос заставил шиноби обернуться. Тихиро восхищенно ахнула. Запыхавшаяся Сакура выглядела слишком красиво. Вообще, Огава замечала за собой странную тягу к волосам Харуно. Они казались невероятными, яркими и нежными. Почти неземными. Каждый раз хотелось просто прикоснуться к ним для того, чтобы убедиться в том, что на ощупь они были такими же нежными, как лепестки вишни. — Я от госпожи Цунаде, — вытирая со лба выступивший пот, девушка поправила врачебный халат и широко улыбнулась. — С Гаем-сенсеем всё будет хорошо. Мы пока точно не знаем, сможет ли он так активно пользоваться «силой юности»… Да и вообще, ему бы завязывать с этим! Девушка, наконец, смогла перевести дух, закончив краткий отчёт. Тихиро взглянула в тёмную радужку глаз Какаши. Он сдержанно кивнул, но по морщинкам у глаз было видно — он искренне улыбался. — Спасибо, Сакура. «Слава богу», — одними губами шепнула Тихиро, почувствовав, как камень упал с плеч. — А… ты ведь Тихиро, да? — взгляд Сакуры вдруг стал необычайно серьёзным. — Завтра в девять госпожа Цунаде ждёт тебя у себя. И вас, Какаши-сенсей, — тоже. — Ей удалось что-то выяснить? — облегчение всё ещё сквозило в его голосе, но Хатаке выглядел чрезвычайно собрано. Сакура покачала головой: — Она мне ничего толком не сказала. Но, похоже, собирается вся седьмая команда… ну почти… Какаши знал этот тон. Каждый раз, когда дело касалось седьмой команды, Сакура выглядела так, словно её душу резали на куски. И даже за робкой, почти искренней улыбкой, не получалось скрыть беспокойство. Возможно, Хатаке даже завидовал. Он бы никогда не признался даже себе, но в глубине души завидовал Саске. Уж кто и наломал дров, так это он. Но Сакура любила его всей душой. Она с лёгкостью и отдала бы за него жизнь, и пошла бы за ним куда угодно. — Значит, снова миссия?.. — робко спросила Тихиро, сама не заметив того, как снова положила ладони на плечи. Сакура кивнула: — Детали мы узнаем завтра. Так что… выспаться нужно всем. Особенно это вас касается, сенсей, — тонкие светлые брови нахмурились, когда Харуно взглянула на глубокие морщины под глазами Какаши. — Вот каждая миссия у вас заканчивается в госпитале. Какаши почувствовал то, как на его макушку свалился огромный булыжник с надписью «старикан». Он сгорбился от осознания того, насколько немощно выглядел. «С каких пор меня отчитывают собственные ученики?..» Тихиро тихо засмеялась, прикрывая рот ладонью. Ками, она так не хотела обидеть Какаши, но уж очень забавной ей казалась эта сцена. Сакура тоже подхватила это настроение, сдерживая рвавшуюся улыбку, но вдруг ударила кулаком по открытой ладони: — Ладно, у меня в госпитале ещё полно дел. Так что надеюсь, вы оба, — Тихиро удивленно вскинула брови, — не прибавите мне проблем. До завтра! О, и, если встретите Наруто, надавайте за меня подзатыльников! Девушка побежала в сторону, оставляя вокруг шиноби тонкий аромат цветочных духов. Тихиро невольно улыбалась, чувствуя силу в хрупком девичьем теле. Если бы один раз Огава не увидела Сакуру в деле, то точно бы решила, что все слухи о ней — всего лишь выдумка. Но Харуно была одной из самых сильных куноичи, которую Тихиро встречала. И Огава отчаянно хотела стать такой же. Она хотела быть лучше. — Ты, вроде, в Ичираку хотела? — Какаши видел то, как восхищенно смотрела Тихиро на его ученицу. И невольно улыбался про себя. — Вы воспитали отличных шиноби, — неожиданно перейдя на уважительный тон, Тихиро тихо забормотала. Да уж. Возможно, единственное достижение Какаши — это воспитание Седьмой команды. Ну, по крайней мере, так думал Хатаке. — Снова «вы»? — джонин снисходительно прикрыл веки. — Они сами себя воспитали, если подумать. — Но ты гордишься ими. По-моему, это восхитительно, что даже после войны, несмотря на то… — девушка замялась, замедляя шаг, словно подбирать слова было физически трудно. — Несмотря на то, что происходит сейчас, есть такие замечательные люди, как Сакура. Или Наруто. И, думается, среди их заслуг есть и ваша. Твоя. У-у-у…. Тихиро протяжно завыла, почувствовав, как заалели щёки. Она поспешила прикрыть лицо ладонями и отвернулась. Почему-то каждый раз, когда девушка хотела что-то сказать от чистого сердца, она смущалась, как маленький ребенок. И от этого становилось только ещё более неловко! — Если и есть, то лишь минимальная, — мужчина сложил руки в карманы. Какаши искренне улыбнулся, смотря на мотающую головой Тихиро. Она казалась ребёнком. Лёгкой. Искренней. Ищущей свой путь, среди тех обломков, которые ей оставили.— Пустоту в сердце заполняют другие люди, Обито.
Собственные слова сейчас казались дурацкой шуткой. Какаши пытался образумить Обито, хотя сам в них до конца не верил. Ведь пустота в его душе так и осталась пустотой. А одиночество стало отдушиной, позволяя наслаждаться ранами с полна. И болело в груди исправно. День ото дня. Когда Тихиро, в компании джонина, уселась на родной стул в Ичираку, солнце успело осесть над крышами Конохи, разливая приятный, теплый янтарный свет. В голове было только одно — еда. Именно удовлетворением этой потребности девушка и занялась, разломив палочки и приступив к трапезе. — Почему ты так сильно пытаешься меня приободрить? — от этого вопроса Тихиро едва ли не задохнулась, с шумом втянув всю лапшу, которую держала палочками. Какаши пропустил смешок, видя то, как девушка оказалась ошарашена и потому пыталась проглотить почти полную тарелку лапши за раз. — А… я не пытаюсь, — справившись с едой, Тихиро отвела взгляд в сторону. — Разве это выглядит так? — Я просто спросил. — Вообще, — в голосе Огавы, неожиданно даже для неё, появились сильные нотки. — Когда я говорю что-то тебе, мне становится легче. Всё лучше, чем я бы просто плакала и говорила себе под нос: «О, Тихиро, ты сильнее этого. Ты со всем справишься». Раньше я всегда была с Момо. Особенно после смерти матери. А сейчас мне просто хочется также о ком-то заботиться… Это придает мне сил… Если тебя это напрягает, то я больше не буду. Какаши явно не ожидал столь развернутого ответа. Он задал вопрос просто так: желая поставить девушку в неудобное положение и понаблюдать за реакцией. Но, очевидно безобидная шутка вылилась в более серьёзный разговор. — Заботиться обо мне? — хмыкнул джонин, откладывая книгу в сторону, а потом привычным жестом убирая в небольшую сумку на поясе. — Дай руку. Тихиро удивленно смотрела на протянутую ладонь и, не понимая того, что удумал джонин, всё же неуверенно положила руку в его. Контраст поражал: молочно-белая кожа хрупких пальцев, виднеющиеся жилки вен на её руке — и грубая, но тёплая кожа его. — Люди, которые черпают силы в помощи другим, действительно достойны уважения, — медленно заговорил Какаши, мягко сжимая девичью ладонь и сам не понимая, почему чувствовал от этого жеста тепло в груди. — Только любовь к другим делает нас сильнее… даёт надежду на светлое будущее. Но я точно не тот человек, о котором нужно заботиться, Тихиро. Девушка, поражённая такой откровенностью, чувствовала, как сердце бешено трепыхалось в груди. Почему-то такие простые слова ощущались очень личными. Настолько, что неприличным казалось говорить их в закусочной. — Почему же? — разорвав телесный контакт и мягко прижав руку к себе, Тихиро посмотрела на носки темно-синих сандалий. — Ну, всё-таки я куда сильнее и опытнее, — Какаши флегматично откинулся на спинку стула. — Разница в наших силах такая же, как в размере наших ладоней. А на самом дела он всего лишь сам о себе не беспокоился. И как человек, который тратил всю жизнь на заботу о других, мог позволить кому-то проявить заботу о нём? И уж тем более, как он мог позволить себе такую глупость, как разрешить этой девочке заботиться о нем? «Ей самой бы спрятаться за кем-нибудь и носа не показывать». А все эти храбрые слова… такие слова пристало говорить мужчинам. Никак не хрупким девушкам. Тихиро нахмурила тонкие брови, смотря на собственные руки. Она думала о том, что никогда не сказала бы Какаши вслух. Просто не позволила бы себе такой дерзости. «Человек, который отказывается от помощи, не сильный. Он просто боится показаться слабым. И это ли не самая большая слабость?»***
Тихиро, оставшись впервые за эти несколько дней в полном одиночестве, не могла найти себе места. И даже Широ, который с радостью встретил хозяйку после долгой разлуки, казался потерянным. Он крутился у ног, когда девушка пыталась приготовить чай, запрыгнул на стол и преданно смотрел в голубые глаза. Тихиро вымученно улыбнулась, усаживая животное на плечо для того, чтобы он не мешался. — И с каких пор ты стал таким тяжёлым? — потрепав мягкие ушки кота, девушка запарила ромашковый отвар и присела на подоконник. «Ты скучаешь по ним?» — мурчащий голос в ночной тишине показался слишком громким. — Очень, — вдохнув поглубже прохладный воздух, девушка прикрыла веки. — Кажется, что всё это дурной сон. Широ, ты ведь был рядом с Момо всё это время… Ты знал о том, что я всего лишь их задание? «Для человека ты слишком глупая, — кот слабо куснул девушку за ухо, обращая на себя её внимание. Тихиро ойкнула, готовясь разразиться раздражённой тирадой, но Широ смотрел на неё так серьёзно, что слова застряли в горле. — Они обе искренне тебя любили и не пожалели своих жизней, ради твоей защиты. Если ты начнешь сомневаться в искренности чувств госпожи Рико и госпожи Момо, я выгрызу тебе глаза». Девушка напряженно хихикнула: — Для кота ты слишком жесток… «Всё, что хотела тебе сказать Момо, было в письме. Но ты ведь про него забыла, верно?» — янтарные глаза сверкнули в темноте демоническим огнем. — «Бездарность, мяу…» А ведь и правда забыла. За эти несколько дней случилось так много всего, что голова гудела. Сила, взявшаяся буквально из воздуха, оседала на плечах странным, колючим шарфом. И как он вспомнил о письме? Аккуратно спустив кота с плеч, девушка побежала в комнату, чувствуя, как ускорилось дыхание. Как от напряжения скрутило живот. После смерти Момо, Тихиро просто не нашла в себе силы прочесть письмо. А дальше круговорот событий так поглотил её, что Огава забывала даже о том, как дышать. Миссия. Пугающие люди. Бой. Гай, лежавший в больнице. Чувства, забивавшие голову получше пробки для бутылки вина. И вот сейчас, дрожащими руками девушка вскрывала маленький конвертик. От него пахло ландышами. «Тихиро, Ты самый светлый человек, которого я только знаю. Я старалась беречь тебя, как только могла, но от судьбы не убежишь. И раз уж я не смогла сказать тебе все лично, то надеюсь, что ты просишь меня за эту оплошность. Ты же всегда меня прощала… По пунктам: Наша мать передала мне твою защиту. Я вместе с ней — члены АНБУ, и нашей миссией было защищать тебя от любых бед до твоего совершеннолетия. Думается, мы с ней справились. И, зная твою сентиментальность и глупость, скажу, что мы до безумия тебя любили. Так что, если усомнишься, спроси Широ об этом. Он знает, что делать. Тихиро вымученно улыбнулась. Читать письмо было физически тяжело. Но взгляд неумолимо цеплялся за каждую строчку, выведенную стройным почерком. Второе… Ты — член древнего, таинственного клана. Тори — жестокие кровожадные убийцы и возвышенные лекари. Инь и Ян, какими они задумывались, текут в твоих жилах. Возможно, поэтому ты не смогла овладеть ни одной из стихий. Ещё один важный момент. «Тёмные птицы» — те, кто познал вкус крови. Именно поэтому я надеюсь, что ты не станешь мстить за меня. Если станешь, всё будет напрасно. Ты потеряешь себя. Подробнее я ничего не знаю. Ками, я так хотела бы знать больше… Третье…Прости, что все это случилось на твой день рождения. Я бы предпочла просто посидеть с тобой в этой идиотской закусочной и поесть вредной еды. Ты ведь это любишь… Но совершеннолетие — момент, когда в тебе просыпаются силы твоего клана. Ты обретаешь свои крылья. И… я знаю, что за мной придут, попытаются вызвать твою ярость. Они сделают всё, чтобы ты из маленького, невинного птенчика превратилась в кровожадную гарпию. Не позволяй этому произойти. Тихиро, я люблю тебя, как никого в жизни не любила. Расправь крылья и лети так высоко, чтобы я гордилась тобой. Открой мой шкаф. Там лежит твой подарок».***
Кровь. Запах металла пропитал все вокруг. От этого запаха хотелось сойти с ума. Он был настолько сильным, что казался практически осязаемым. Мигал свет. Тёмная комната дышала смертью. Трупный запах бил по горлу. Перед глазами — её лицо. Она такая милая. Какаши резко открыл веки. Тикали настенные часы. Стрелка неумолимо показывала на пять и тридцать одну минуту. За окном робкими бликами алел рассвет. Деревья отбрасывали длинные тени, но пока не слышалось пение птиц. «После стольких лет…» — рука потянулась к лицу, и мужчина вымученно прикрыл веки, теперь полностью осознавая, что сна ему в ближайшее время не видать. В доме у Хатаке всегда было прохладно. Всё — потому что он никогда не закрывал окна. Даже зимой. За столько лет службы в АНБУ он, наверное, просто разучился чувствовать холод. Бессонные ночи в заснеженных лесах с минимумом еды, хочешь не хочешь, но закаляют тело. И сейчас, стоя босыми ногами на ледяном полу, Какаши не чувствовал неудобства. Лишь приятный контраст: горячие струи воды на руках, едкое мыло и спасительная прохлада дуновения свежего ветра. Кто бы мог подумать, что кошмары снова вернутся? Какаши точно не думал. По крайней мере, после победы в войне хотелось верить в то, что все ужасы прошлого останутся там же. Но подсознание не обмануть. Демоны ехидно хихикали и ликовали. Негативные эмоции, переживания… Ну же, Какаши, вспомни всё. То, как от твоей руки погибла Рин. То, как дважды ты увидел смерть друга. То, как ты одинок. И умрешь один, всеми забытый. И какая разница, будешь ты Хокаге или нет? Ты будешь худшим Хокаге. Душевный покой — дело тонкое. И Какаши знал, как справиться с назойливыми мыслями, которые мешали жизни. Наспех одевшись, джонин выпрыгнул в окно на соседнюю крышу. Тенью он пересёк большую часть деревни, вдыхая аромат ночной прохлады, ещё витавшей отголосками в воздухе. Послышалось первое звонкое пение птиц. Кладбище становилось больше с каждым годом. Это напоминало о неизбежном. О боли и счастье. Предательствах и подвигах. О дружбе и ненависти. Для большинства людей кладбище было местом, где покоился близкий человек. Но для Какаши в этом слове таился глубокий смысл. Он видел фатальность в каждом своём действии. И поразительную цикличность. Кладбище стало своеобразным символом его жизни. Которая тут и обещала закончиться. Рядом с друзьями и родителями. — Йо, Обито, — длинная тень Хатаке привычно упала на могильный камень с фамилией Учиха. — Не думал, что так скоро встретимся. Какаши любил рассказывать «о наболевшем» своим друзьям. Просто потому что они молчали, наверное. Вот и сейчас, Хатаке начал рассказ, но запнулся. Знакомый свежий запах ударил в нос. Не зря мужчина почувствовал чакру неподалёку, но Какаши не думал, что всё так плохо. Цепкий взгляд уцепился за лежащую фигуру метрах в пятидесяти от джонина. Пока солнечные лучи не упали на белоснежные волосы, разбросанные на могильном камне, Какаши бы и не обратил внимание на девушку. Точнее на то, что она спала на кладбище. Хатаке медленно поравнялся с Тихиро. Девушка, свернувшись клубком, жмурясь во сне, лежала рядом с могилой сестры. На лице всё ещё краснели дорожки от высохших слёз. Какаши сочувственно вздохнул. — Простудится ведь… Словно взвешивая «за» и «против», мужчина взглянул на зарождающуюся синеву небосвода. Очередной вздох, шуршание одежды — и вот, Какаши поднял спящую на руки, всеми силами стараясь не разбудить. Тихиро казалась куклой: так безвольно она расположилась в его руках. И такой холодной на ощупь была её кожа. Ловко перепрыгивая с крыши на крышу, шиноби поддерживал голову куноичи и невольно бросал взгляд на расслабившееся лицо. Видимо, тепло его тела все же согревало. В её квартире всё также горел свет. Какаши открыл окно снаружи, проскальзывая в спальню и укладывая девушку на заправленную постель. Широ, увидевший эту картину, потянулся и уселся на подоконнике. Какаши жестом приказал ему не шуметь. Но кошки — существа наглые и непредсказуемые. Лукаво сверкнув глазами, ниннеко махнул длинным хвостом и ваза, стоящая рядом с ним, с глухим стуком ударилась об оконное стекло. Какаши такой подставы явно не ожидал. Расширившимися от неожиданности глазами, джонин смотрел в испуганные и заспанные. Тихиро соображала быстро, но неэффективно. — Чёртов извращенец! — вскричала девушка, нанося быстрый удар в солнечное сплетение Какаши. Мужчина избежал опасного удара, понимая, насколько до глупости неловкой была ситуация. — Ты всё не так поняла!.. — джонин попытался оправдаться, но прежде, чем он смог договорить, пришлось уворачиваться от будильника. Даже под маской был видел слабый румянец. — Я принёс тебя сюда! Успокойся же, Тихиро! — Да что ты говоришь! — девушка буквально пылала от гнева, кидаясь в джонина всеми подручными предметами. Широ тоже не остался без дела. Кот бесшумно приземлился и воспользовался своей врожденной способностью - скрывать чакру. Это позволило ему незаметно подойти к Хатаке сзади и, уловив момент, сделать вид, будто ему наступили на хвост. Громкое, протяжно-жалобное мяуканье отвлекло Какаши, и один из снарядов попал ему прямо по щеке.***
— Ками-сама, прости меня, пожалуйста, — подавая джонину лёд, Тихиро в тысячный раз кланялась и приносила извинения. — Я утром сама на себя не похожу… — Ха. Да ничего, я понимаю. Неловкая ситуация вышла… — Какаши с благодарностью принял лёд из рук девушки, прикладывая к едва заметно опухшей щеке. Тихиро, чувствуя, настолько покраснели её щеки, помотала головой из стороны в сторону: — Глупая, глупая, глупая! Чёрт меня дёрнул пойти туда. Ещё и уснуть умудрилась!.. Тихиро слабо помнила прошлый вечер, после прочитанного письма. Боль и горечь окутали сознание. Она помнила то, как долго сидела над могилой Момо. Как долго плакала. А дальше… какой-то туман. — Тихиро. Эй. Всё нормально, — Какаши обратил на себя внимание коротким прикосновением к девичьей руке. — Всё же моя вина в этом тоже есть. Не стоило в женскую спальню заваливаться. «Но это блохастое чудовище я запомнил…» — джонин бросил беглый взгляд на невинно вылизывавшегося кота. Тихиро виновато всматривалась в закрытое маской лицо джонина. А он невольно тонул в огромной искрящейся голубой радужке. Невольно приводил параллель с книгой, зачитанной до пожелтевших страниц. И отмахивался от этих мыслей. — Ты не злишься? — глупый вопрос разрушил неловкую паузу. Какаши моргнул, избавляясь от наваждения. — Конечно, нет, — Хатаке умиляло лицо девушки: она была невероятно искренней в любой своей эмоции. — Будешь чай? — Ну, вообще-то… — Нет-нет, я настаиваю. Всё-таки я тебе так обязана… Какаши отнекивался, пытаясь вернуться домой под глупыми предлогами, но Тихиро не сдавалась. Она чувствовала свою вину и пыталась хоть как-то отблагодарить мужчину за заботу. А Какаши уже и сомневался: хотел ли он в пустую квартиру? Широ, улёгшийся на подоконнике, самодовольно повёл усами: «Ничего-то вы без меня не можете. Бездари, мяу».