Дай мне побыть в Аду счастливым

      За час перед ужином, когда сумерки уже сгустились, самое время утащить одного интересного мальчика в библиотеку. Туда, к дальней стене, за самые дальние стеллажи, где между книжным шкафом и тумбой уютно примостился невысокий диванчик. Кажется, масляная лампа, что стоит на тумбе, светит несколько ярче, чем обычно; но это не важно. Её огонёк всё равно не сможет разогнать царящий полумрак, а такой полумрак, как известно, самая подходящая обстановка для истории.       Рей шипит сквозь стиснутые зубы, упираясь ладонями Норману в грудь, отворачивает лицо, чувствуя совсем рядом горячую щёку и колючие губы:       — Не здесь, прекрати, — и жмурится, неосознанно подставляя под чужие губы шею.       — Тут всё равно никого нет, — насмешливо бросает Норман, перехватывая тонкие запястья и притягивая ребёнка ближе. Зарывается носом в чёрные жёсткие волосы, вдыхает и растягивает бледные губы в ужасающей улыбке. Прекрасно. Непонятный вкус свободы начинает пьянить. Пожалуй, об этом необъяснимом чувстве лёгкости, которое появляется рядом с этим ребёнком, он мечтал всю жизнь.       Юноша прижимается щекой к тёмной макушке, крепко обнимает мальчика за плечи, а потом хватает и резко заваливается на диван вместе с ним, заставляя того лечь на себя.       Рей ошарашен, хочет вскочить, упирается ладонями в крепкую грудь, но руки взрослого не дают дёрнуться, давят на лопатки и поясницу, заставляют лечь обратно. В итоге мальчик сдаётся, кое-как удобно устраивается, кладёт голову на сложенные горячие ладони и недоверчиво глядит исподлобья. Не любит, когда всё происходит так. Не хочет, чтобы кто-нибудь их увидел. От страха, что кто-то может войти, сердце начинает ускорять ритм, а кровь приливает к щекам. Хочется провалиться. А Норман даже не смотрит на него, лежит с закрытыми глазами, удобно устроив голову на подлокотнике, и, кажется, вот-вот начнёт мурлыкать, поглаживая Рея по спине. Снова медлит. Рей не любит, когда он медлит, не может понять, зачем всё это.       — Кажется, я обещал рассказать тебе сказку? — низкий полушёпот затекает в уши. Норман приподнимает веки, с лукавой улыбкой заглядывает в большие чёрные глаза.       — Эта сказка должна быть на ночь, — в тон ему язвит Рей, а сам думает, что до ужина Норман не посмеет ничего ему сделать.       — Хочешь ждать до ночи? Но я не хочу. Это так утомительно.       Рей чувствует, как чужая рука мягко опускается на затылок, поглаживает, перебирает волосы. По телу растекается мнимое спокойствие, а приятный голос Нормана, наконец, звучит снова:       — Мальчик был со странностями. Когда он родился, в округе бушевал ураган. — И юноша издаёт притворно весёлый смешок, — нет, — на его губах застывает странная грустная улыбка, а взгляд теперь направлен в тёмный потолок, — такое начало не подходит. Конечно, урагана не было. Давай начнём по-другому. Давным-давно на свет появился мальчик, при рождении которому дали номер 22ХХХ*, он был сиротой. И, конечно, жил в приюте, сколько себя помнил. Это были счастливые дни, — юноша осёкся, улыбка сошла с лица, а голос его опустился почти до шёпота, — относительно счастливые.       Он замолчал, глядел куда-то в пустоту стеклянными глазами, затем тряхнул головой, отгоняя странное наваждение, и продолжил:       — Я уже говорил, что мальчик был со странностями. С самого детства он смотрел на свою семью свысока, и единственным человеком, которого он считал равным себе, была мама. Конечно, он никому не говорил об этом и день за днём носил всё в себе, пряча за улыбкой и хорошим отношением. Мальчик был очень болезненный, но слабое тело с лихвой компенсировал интеллектом. Поэтому утренние тесты не были проблемой и почти всегда написаны на высший балл, поэтому большая часть детских забав казалась ему откровенной чушью. Не стоит также забывать, что мальчик был любопытным. В один прекрасный вечер любопытство сыграло с ним злую шутку. Он часто думал, почему заперты ворота, почему мама не разрешает сопровождать её, когда очередная семья решает усыновить ребёнка. На эти вопросы она обычно отвечала размыто, а потому, когда настал очередной вечер прощаний, мальчик решил тайком последовать за ней. Действительно ли мама не заметила его, или намеренно позволила всему случиться, сказать невозможно. Важно лишь то, что решётка больше не преграждала путь, и, если бы захотел, то мальчик мог бы пройтись по мрачному коридору свободно. Вот только от увиденного он не мог сделать и шага. Огромная чёрная тварь под четыре метра ростом держала в костлявых лапах обнажённое детское тело, из груди которого торчал странный красный цветок. Рядом была большая стеклянная банка, в которую мальчик мог бы с лёгкостью поместиться, грузовик, а под ногами чудовища беспорядочно валялись обрывки одежды. А может и не обрывки, испуганный разум вполне мог приукрасить действительность. Рядом с этим кошмаром стояла мама. Спокойная, словно ничего и не произошло. Демон каким-то чудом не заметил мальчика, но мама наверняка видела, а может даже и услышала его надрывный испуганный вздох. Мальчик зажал себе рот ладонью, метнулся в сторону, пытаясь спрятаться. Его трясло, а из своего укрытия он слышал обрывки фраз, которые не мог воспринять. Сидеть стало невыносимо. Норман замолчал, застыл, и толика бешеного страха отозвалась в его взгляде, словно всё происходило в эту секунду:       — И он побежал. Нёсся так, словно за ним спустили собак. Всё тело ломило, вздохнуть было невозможно, слезились глаза, казалось, что он вот-вот упадёт замертво, а ведь он не пробежал и половины пути. Но мальчик не мог остановиться, страх гнал и гнал его. В конце концов, когда он, обессиленный, добежал до дома, когда дверь закрылась за ним, он упал в ту же секунду. В голове стучало так, будто она сейчас разорвётся, во рту пересохло, перед глазами расплывались тёмные пятна, а вдохи были такие шумные, такие глубокие, но даже их было недостаточно, воздуха всё равно казалось мало. Потом кто-то из детей спустился с лестницы на шум, мальчика отнесли в спальню. Всем казалось, что он заболел в очередной раз. Ха, если бы это было так! Всю ночь мальчик пролежал без сна и боялся каждого шороха, а на утро, когда забрезжил рассвет, он смог позволить себе заплакать. Весь следующий день он был сам не свой, и от мамы, конечно, это не укрылось. Мальчик понимал, что оставаться здесь больше нельзя, но в одиночку ему было не спастись, поэтому он рассказал о случившемся нескольким детям. Конечно, они не поверили, мальчик и не ждал, что они поверят, но день за днём старался убеждать их. Очень скоро на его сторону перешёл один, а где есть один, то со временем обязательно присоединится и второй, и третий. Мальчик взял себя в руки и начал подготовку к побегу, но одного он не взял в расчёт. Он не думал, что кроме мамы существуют другие взрослые. А они были. И маме потребовалась помощница. Стоит сказать, что она была красива, с длинными чёрными косами, вот только никогда не улыбалась и даже не пыталась изображать перед детьми дружелюбие. Однако, по непонятным причинам, они к ней тянулись, и её холодный тяжёлый взгляд их ни капельки не пугал. А она знала своё дело. Следила за всеми и рушила все планы, один за другим. Мальчик понял, что бесконечно это продолжаться не может, а потом… обстоятельства сложились так, что бежать нужно было немедленно. Мальчик поставил на новый план побега всё, даже подверг опасности детей, которые были на его стороне. И ничего не вышло.       Рассказ оборвался горькой усмешкой:       — Он не смог сбежать.       А после короткого вздоха смиренный голос Нормана, пропитанный сожалением, заставил сердце сжаться:       — Он опять не учёл, что в жизни есть обстоятельства, которые невозможно контролировать.       И юноша замолчал, пусто глядя на детские ладони на своей груди. Свалилось что-то тяжёлое, неосязаемое, но удушающее. Возможно, это было отчаяние.       Нечто так и продолжало давить, а потом стало совсем незначительным и исчезло, когда голос Рея разрезал молчание:       — Что стало потом?       — М? — Норман поднял на него вопросительный, в какой-то степени даже наивный взгляд, — потом? Ничего, — он тихо вздохнул, погладил Рея указательным пальцем по щеке и слабо улыбнулся, — мальчик умер.       Теперь была очередь Рея опустить взгляд:       — Если, — тихо зазвучал голос, запнулся. — Нет… Почему он не смог сбежать?       Но Норман не собирался отвечать на этот вопрос, лишь грустно улыбался, глядя на Рея из-под светлых ресниц:       — Попробуй догадаться сам, — плавным движением он убирает чёлку мальчику за ухо, — думаю, у тебя и твоих друзей это получится в скором времени. Ведь… — и тут что-то дикое искажает добрую улыбку, шёпот нещадно врезается мозг, — … одного из вас скоро отправляют.