Смех.
Всё так наивно. Всё так невинно. И стоило ли портить начавшие устанавливаться отношения простым жестоким заявлением? Норман удовлетворённо вздыхает и прислоняется затылком к стволу дерева. Сейчас ему удивительно спокойно, несмотря даже на то, что мальчика нет поблизости. Не было и вчера. Позавчера, может, тоже не было? Юноша сбился, все эти дни так похожи, тянутся и тянутся друг за другом, а потом резко срываются с места. Даже календарь не ответит, какой сегодня день, настолько смешались бестолковые числа. Едва уловимый отголосок чьего-то крика за спиной заставляет распахнуть глаза. С недоумением повернуть голову, небрежно оттолкнуться от дерева, крепко встать на ноги. Что-то интересное намечается. Норман достаёт часы. Судя по всему, Изабелла добралась до кого-то из детей. Странно, он и не обратил внимания, как она выходила из дома. Хотя какая разница, железная леди после истории с ключом перестала давать серьёзные распоряжения, даже позволила прекратить ночные обходы. Не доверяет, это ясно, но, похоже, не настолько, чтобы отослать обратно. Просто держит на расстоянии. У неё же всё под контролем. Однако никто не говорил, что Норман всецело перешёл на чужую сторону, лишь немного спутал карты. И если эти особенные дети начнут действовать открыто и дерзко, ему придётся вмешаться. А так… так интересно наблюдать. Что же будет дальше? Что они все будут делать дальше? Усмешка трогает сухие бледные губы. Нынешнее положение — самое надёжное, какое может занять заскучавший искушённый наблюдатель, а плата за него — ни шага в сторону. Изабелла не может навредить, у неё нет доказательств, а Норман слишком хорошо зарекомендовал себя, чтобы «бабушка» вынесла вердикт, опираясь лишь на слова, путь даже лучшей «мамы». А дети… все как на ладони. Так ли уж сложно манипулировать детскими умами, если захотеть? Но да к чёрту их всех, никакой ценности, пока можно касаться единственного ребёнка. Своевольного и интересного ребёнка. Какой же план он придумал? Хотя, судя по крику, план потерпел неудачу и потерю фигуры. И всё же рано об этом рассуждать, у них в запасе ещё чуть больше двадцати четырёх часов. Если они смогут завтра удивить его, Норман даже поаплодирует. Сердцебиение начинает учащаться, и кровь понемногу бурлит. Что же, что же вы сделаете? До завтра ещё так долго. Почему время не может бежать, когда это так нужно? Норман раздражённо цокает языком, захлопывает крышку часов так громко, как это возможно, и убирает их в карман. Откуда-то снизу к голове подкатывает сжимающее чувство ожидания и нетерпения. Он так заскучал от однообразия? Или……так заскучал без своего ребёнка?
Хочется медленно выдохнуть через рот облачко пара и сорваться с места, снося всё на пути. Что с человеком делает ожидание, что с человеком делает выброс адреналина. Конечно, Норман не побежит, а с безразличным видом двинется к дому, не обращая внимания на шуршащую траву под ногами, на ребятню, дёргающую за одежду — всё это шум на фоне. Резким движением схватится за ручку входной двери и распахнёт её, войдёт в дом и не обратит внимания на крики и грохот, что раздаются с верхних этажей. Поднимется по лестнице, проводя левой ладонью по гладким прохладным перилам, наконец, начнёт вслушиваться в надвигающийся топот нескольких пар ног и застынет, словно поражённый электрическим разрядом, когда в поле зрения попадёт желанная фигура. Мальчишка проносится мимо с испуганным лицом, не бросая на Нормана даже взгляда, не до того; за ним поспевает Дон с застывшей на лице ошарашенной гримасой. Юноше стоит лишь вытянуть руку, чтобы остановить их, но желание этого действа настолько слабое, что удаётся только вяло скользнуть Дону пальцами по плечу. Конечно, мальчик не обращает на это внимания, даже не чувствует. Норман разворачивается, смотрит, как дети сбегают по лестнице, а когда те исчезают из поля зрения, продолжает свой путь. Добраться до комнаты, выглянуть в окно. Похоже, он вовремя; сквозь прозрачное стекло видит, как статная фигура Изабеллы направляется в сторону дома, а на руках крепко и бережно держит маленькое тело с ярко-рыжей копной непослушных волос. Выражение женского лица разглядеть невозможно, но Норман более чем уверен, что оно сияет самодовольством. Кривая усмешка притупляет все вспышки эмоций, что были ранее. Безвольное тело Эммы заставляет разлиться вязкую садистскую радость, а осознание, что именно ей принадлежали обрывки едва услышанного крика, добавляет приятной горчинки.У них не вышло.
Сегодняшний ужин казался небывало вкусным, а гадкая, едва заметная злая усмешка никак не желала сходить с лица. И то ли страх и тревога старших детей были лучшей приправой, то ли отсутствие в столовой несгибаемой девчушки, что сейчас лежит в постели со сломанной ногой. Норман скользит цепким взглядом по детям и задерживается на одном оцепеневшем существе лет десяти. Лицо побледневшее, а ложка в трясущихся руках так и норовит выпасть. Это наводит на мысли. — Мадам Изабелла, — обращение звучит достаточно тихо, чтобы слышно было только ей, — а они знают, кто покинет нас завтра? Лукавый взгляд из-под чёрных ресниц насмешливо скользит по лицу: — А то сам не видишь? — красивыми тонкими пальцами женщина берётся за ручку чашки и не спеша подносит ту к губам. Норман кивает, отворачивается: такого ответа ему достаточно. И только теперь в мысли закралось что-то противоречивое, настырно шепчущее, что следующую поставку нужно обязательно сорвать. Но позже, позже об этом, ещё будет время всё обдумать, а пока что стоит наслаждаться предвкушением будущего дня.