Маг и волшебник

– Но Гарри, ты должен жить со своими родственниками! На следующий день после волшебного дня похода на Косую Аллею, я застал в гостинице волшебника. Это был высокий, седой, с густой бородой, крючковатым носом, который явно не раз ломали, человек. Поверх сюртука была накинута фиолетовая мантия, в которой он выглядел в мире простых людей очень специфично. Он ждал меня в фойе отеля и представился как Альбус Дамблдор. Я пригласил его в свой номер, где предложил освежиться прохладительными или горячительными напитками, на его вкус, а потом речь зашла обо мне… – Прошу простить, сэр, но с чего вы так решили? – я сел в кресло, поманив пальцем бокал с кока-колой. Этот прохладительный напиток имел достаточно приятный вкус и аромат, и на него я подсел в соединённых штатах, где он не то чтобы дико популярен, но традиционный. – Гарри, мальчик мой, – старик проводил взглядом проплывший по воздуху бокал, – почему ты сбежал? У меня было одно свойство, которое меня не раз выручало. Это крайняя чувствительность к обману – ничего хуже фальшивящих людей я в жизни не видел и не хочу видеть – но Дамблдор был искренен в своём недоумении. – На это есть ряд причин, сэр, – сказал я, сделав пару глотков чёрного напитка, – и главная из них – я не увидел ни малейшей причины оставаться в доме Дурслей. Само моё существование для них кажется неприятным фактом, который отравляет жизнь этого семейства. Давайте не будем говорить, что они отвратительны, несдержаны, и на мой взгляд, похожи на людей, которые получили в прошлом психологическую травму. Дамблдор был удивлён. Но удивлён скорее тем, как я держал себя – я не был похож на скромного мальчика из семейства Дурслей. Это конечно так, во-первых – на мою личность влияло само волшебство, а во-вторых – та большая власть, которую оно давало. Большая, но я всегда помнил, что не безграничная, и во многом сильно ограниченная, но всё же… Добавим сюда воспитание у Дурслей, мою любовь к книгам, и перемножим это всё на то, что за время своего свободного путешествия я не то чтобы сильно, а кардинально изменился. Когда покидал Англию, я был глупым мальчиком, мечтавшим о кругосветном путешествии, когда вернулся в Англию, уже был глупым мальчиком, не мечтавшем об этом. Я спросил прямо: – Какой у вас в этом интерес, сэр? Я не считаю Дурслей своими родственниками, а их дом – своим домом, – видя недовольство на лице старого волшебника, поспешил пояснить: – Насколько я понял, миссис Дурсль, в девичестве Эванс, получила глубокую психологическую травму, возненавидев мою маму и считая, что она чудовище, потому что она была волшебницей, к тому же симпатичной, а мисс Петуния Эванс не обладала ни тем ни другим. К тому же здесь сильное влияние имеет отсутствие психологической работы с семьями маглов, в которых появились волшебники, а так же один из самых больших в мире возрастов для начала обучения – одиннадцать лет. Одиннадцать – это уже слишком поздно, чтобы дать детям привыкнуть к особенностям друг друга. Дамблдор задумчиво почесал бороду, помолчал несколько секунд, воцарилась пауза, которую он использовал, чтобы обдумать всё сказанное. – Ну а от родственников ты зачем сбежал? – Вроде бы это очевидно. Атмосфера в доме Дурслей персонально для меня крайне неблагоприятна. Они всем сердцем ненавидят любую магию и всё, что с нею связано, в том числе и меня. Не вижу ни малейшей причины оставаться с ними. Дамблдор напоминал упёртого на своей идее человека, он с ослиной упёртостью ответил: – Но это же твои единственные родственники, Гарри. Ты должен жить с ними. – По-моему, вы мне много чего не договариваете, – улыбнулся я, моё весёлое настроение снова начало появляться, – я вроде бы аргументировал свой отъезд так, что даже самый скудоумный из волшебников признал бы справедливость моего решения, но не думаю, что скудоумный – это про вас. Чем вам так приглянулась эта отвратительная семейка? Дамблдор промолчал. Он вообще взял длинную театральную паузу, думая и решая. Потом ответил: – Я лишь хочу, чтобы ты жил с родственниками, Гарри. – Это эгоистично с вашей стороны, считать, что и я, и Дурсли, должны страдать от присутствия друг друга, потому что вам хочется, чтобы я жил в их доме, на что нет ни малейшей причины. – Но у каждого человека должен быть дом, – уверенно сказал Дамблдор. – Верно. Мой дом – это Британия. Вся, от гор Шотландии на севере до Ла-Манша на юге, у меня нет другого дома. За время своего путешествия я очень хорошо это понял, сэр. Вы хотите, чтобы я жил не дома, а в одном здании с людьми, которые ненавидят меня и магию. Я уже дома, – уверенно сказал я, и, как вы можете видеть, устроился с комфортом. Альбус Дамблдор удивлённо на меня посмотрел, мне кажется, он ожидал, что я буду продолжать ныть про дурслей и то, как мне с ними неприятно соседствовать, но я лишь улыбнулся в ответ. – Хорошо, – Он, кажется, сдался, – я просил в письме Дурслей всё тебе рассказать о том, кто были твои родители и какой подвиг они совершили… Я так понимаю, это не было сделано? – Совершенно верно, сэр. Первое правило в семье Дурслей – не задавать никаких вопросов. Особенно что касается моей истории, они так ненавидели магию, что боялись её упоминать куда больше, чем волшебники боятся упоминать мистера Волдеморта. Магия в их глазах это куда большее зло. Дамблдор растерялся: – Но тогда как ты узнал, что волшебник? – Магия, – пожал плечами, – это очевидно, разве нет? – я щёлкнул пальцами, выбив искры и превратив кожаное кресло, что стояло здесь, в стайку бабочек. Очень плотное облако из бабочек, красивых, больших и маленьких. Бабочки облетели нас и превратились вновь в кресло, но стояло оно уже около стены, – по-моему, это не требует комментариев, сэр. Я волшебник, я всегда мог сделать нечто подобное. – Но где же ваша палочка? – Дамблдор перешёл на вы, что значило, что он стал серьёзен. – Палочка? – я сморщил нос, вспоминая, – она у меня есть. Мне пришлось купить её, чтобы обучаться в Салемской академии, но я с тех пор её не брал в руки. Заклинания и палочки – до сих пор я обходился без них. Другим волшебникам они нужны, но я предпочитаю творить волшбу напрямую, минуя эти переходные стадии из заклинаний и махания палочек. Судя по виду Дамблдора, он был потрясён – его борода встопорщилась, глаза начали особенно волшебно светиться, челюсть слегка отвисла, он посмотрел на кресло в немом изумлении, словно только что увидел чудо, хотя чудеса в волшебном мире – совершенно обыденное дело, после чего поправил свой головной убор, пригладил бороду и поправил очки. Понимая, что нервничает и из-за этого так много телодвижений, сложил руки на коленях: – Но Гарри, как это возможно? Детская магия проходит к началу обучения, это закон! – Детская? – я задумался, – ах, вы об этом? Нет, моя магия не из этой категории. Совершенно точно что произошло мы так никогда и не узнаем, скорее всего, но разве не прекрасно то, что я и магия так хорошо ладим? – я улыбнулся ему, – итак, вы хотите, чтобы я учился в Хогвартсе? – Совершенно верно, – Дамблдор с радостью сменил Тему, – Мистер Поттер, – он поёрзал на диване. – Я уже купил всё необходимое, – уверенно сказал я, – но директор, прошу меня простить, ещё в Салеме я обнаружил проблему – теоретические знания в магии совершенно бесполезная вещь. К примеру как с этим стулом – я не знаю, какие заклинания и жесты палочкой нужны для его превращения в бабочек, но магии не важны и не нужны заклинания, лишь желание волшебника и само волшебство. Можно конечно для точного указания на цель воспользоваться палочкой, но это абсолютно необязательно. Дамблдор задумался: – Что вы хотите сказать, мистер Поттер? Что вам не нужно учиться? – Что вы, совсем нет, – всплеснул я руками. Сам тон дамблдора напоминал мне о том, что сейчас он готов закатить лекцию о пользе и важности любой учёбы, – просто я не хочу, чтобы все ученики Хогвартса почувствовали себя Петуниями Дурсль, находясь рядом с тем, кто может то, что не могут они сами. Серьёзно, директор, покажите самую сложную свою магию и я покажу вам, о чём говорю. Давайте. Директор с готовностью достал палочку, отчего я вздрогнул и по коже у меня пошли мурашки: – Бррр, бросте эту гадость, немедленно! – вырвалось у меня, прежде чем я сдержал себя. – Что? – Дамблдор вздрогнул. – Простите, сэр, вырвалось. Эта палочка… Бросьте. Эту. Гадость. Желательно в камин и сожгите к чертям! Дамблдор посмотрел на свою палочку. Это была длинная, узловатая палка с утолщениями. А ещё она была гордой и злой, очень гордой и очень злой. Я пояснил: – Я чувствую. Волшебники для неё всего лишь инструмент. Она горделивая, она надсмехается над волшебниками, она злая. Она манипулирует волшебниками, она хочет, чтобы её хозяева убивали друг друга, сражаясь за неё. Это злая палочка, очень злая и нехорошая. Никогда не видел таких палочек. Она ведь не ваша, сэр? Проклятый и желанный трофей. Тот, кто её создал, хотел наказать владельца, я уверен в этом, сэр! Дамблдор положил палочку на диван рядом с собой: – Откуда тебе это известно, Гарри? – Он хмуро посмотрел на меня. – Я чувствую это. Возможно, лучше кого бы то ни было, – я поёжился, – хотите добрый совет от того, кто лучше вас чувствует магию? Никогда больше к ней не прикасайтесь. Она очень сильна и очень зла. Зло нельзя использовать против зла – это иллюзия. Зло всегда одно, а огонь не тушат маслом, он лишь станет сильнее, потеряв в одном, приобретёт в другом. – Но… – дамблдор задумался, – ты прав, Гарри, это необычная и древняя палочка, но чтобы она была тёмной? Тем более, что благодаря ней я уже сделал много хороших вещей? Хотя конечно ты отчасти прав, эта палочка мне досталась от побеждённого врага, Грин Де Вальда. Это был очень тёмный волшебник. – Палочке безразлично, как её используют. Вы хотите ею обладать, вы не можете без неё, это то, чего она так хочет. Она не тёмная, но злая. Окажите миру услугу – сожгите её! Дамблдор вздохнул: – Я не буду спешить с этим решением, но раз ты так говоришь, хорошо, я уберу палочку. Обойдёмся без проверки, Гарри, я понял, что ты хотел сказать, – он поднял руку, останавливая меня – я хотел было уже сказать кое-что, но Дамблдор просил возможность закончить, – наш разговор внезапно перешёл совсем не в то русло, в котором должен проходить. Я не знаю, что в таком случае вообще делать. И надеюсь на твою сознательность. Он дал мне возможность высказаться: – Мне хватило неприязненных и завистливых взглядов в Салеме. А Салем – это в штатах, сэр, и нравы там куда более свободные и менее замкнутые и зацикленные. Конечно, ради своих друзей я пользовался палочкой и исправно учил все заклинания, но если я мог обойтись без них без особого труда, это вызывало неприязнь. – Я уверен, что если ты будешь показывать такие результаты, то другие будут видеть в тебе великого волшебника, – наивно сказал Дамблдор. – В Китае, может быть, – покачал я головой, – или в Японии, но не в Англии. Я знаю о чём говорю, сэр, в Салеме я уже столкнулся с этим. Взрослые удивляются, дети же… Завидуют, чёрной завистью. Правда, ума американским детям хватило не лезть на меня – можно влететь на крупный иск, а правосудие в США есть, в отличие от Англии, где волшебный суд – это буффонада. Старик вздохнул тяжело: – Я так надеялся, что ты найдёшь друзей в Хогвартсе и будешь счастлив, но ты прав, как ни странно, совершенно прав. Разве нет из этой ситуации выхода? Может быть в США люди и завидуют твоим успехам… – Скорее врождённым талантам, сэр. – Пусть будет так, – отмахнулся старик, – но я уверен, что в Хогвартсе тебя примут с радостью. Ты же знаменитость, Гарри! – Ещё один повод быть аккуратным. Сэр, боюсь, вы заблуждаетесь в лучших своих чувствах. Я бы не хотел злить людей своей магией, а прятать её от мира не хочу и не буду – эдак всё обучение станет бессмысленным спектаклем. Вообще, если говорить о идеальных условиях, я бы предпочёл нанять эксперта по зельям и обучиться у него. – Но ученики должны сдать обязательный экзамен, Гарри, – упорно сказал Дамблдор, – и для этого им необходимо знать школьную программу, даже если ты так к ней относишься… Хм… Дамблдор был прав, но с другой стороны… – А что с теми, кто обучается не в Хогвартсе? Ведь помимо школы наверняка есть много тех, кто учится дома? – Да, Гарри, они тоже сдают экзамен в министерстве магии. – Ну с этим придётся что-то придумать, – Я вздохнул, – в крайнем случае, придётся ехать опять в штаты и там сдавать экзамен, получить диплом и вернуться в Англию. Дамблдор встал, налил себе в мини-баре чего-то крепкого, кажется, виски и осушил стопку. Видно было, что этот разговор его просто утомил настолько, что он плюнул на порядочность – не пить же при ребёнке, тем более великому волшебнику, и просто пошёл. Получив заветный шот виски, директор Хогвартса постучал рюмкой по столешнице мини-бара и развернулся ко мне. Широкие полы его очаровательной фиолетовой мантии взметнулись: – Я не знаю, что делать, Гарри. Всё пошло не по плану, – он быстро пересёк гостиную, заложив руки за спину и вернулся к дивану, упав на который, впился в меня строгим взглядом, – теперь я понимаю, почему ты сбежал от Дурслей. Палец в рот не клади, а? Даже меня убедил. – Вынужден говорить лишь правду, сэр, – развёл я руками, – впрочем, у меня есть один выход, который может быть имеет шанс на существование. – Да, Гарри? – Дамблдор протёр глаза и вопросительно на меня посмотрел, – если ты что-то хочешь – не молчи, давай обсудим это. – Вы могли бы взять меня в Хогвартс не как ученика школы, а как своего личного ученика, – я улыбнулся, – с одной стороны – я мог бы заниматься с преподавателями, занятия которых мне нужны, с другой – если пристегнуть мои способности к вашей славе, то это существенно упростит положение дел. Волшебники любят простые объяснения, особенно волшебные объяснения. – Хочешь стать моим учеником? – Дамблдор удивился, – однако… – он прищурился и задумался, поглаживая бородку, – хитрый ход, мистер Поттер. Если вы вытворите что-то необычное, то «это же ученик Дамблдора» будет универсальным объяснением. И вас не будут не любить за врождённые способности. В то же время, ваши способности существенно улучшат мою репутацию. – Верно, директор, – согласился я, – Всё всегда идёт не так, как хочется изначально, важно лишь двигаться в правильном направлении, не важно каким путём. – Хорошо, – Дамблдор глубоко вздохнул, словно сам факт того, что ему придётся сделать что-то не по плану, ему казался жуткой авантюрой, – твоё предложение на редкость разумно, Гарри. Поэтому я принимаю его, если мне не изменяет память, мастера в областях магии могут брать себе ученика официально и этот ученик будет пользоваться определёнными привилегиями среди волшебников. Нам необходимо заключить волшебный контракт. – К счастью, у меня есть всё для этого, – я улыбнулся, призывая перед собой шкатулку. Это был неотъемлемый атрибут волшебника в соединённых штатах, помешанных на договорах и законах, в шкатулке хранились бумажные листы из прочной и долговечной зачарованной бумаги, писчие принадлежности, а так же печать волшебника. Печать волшебника в соединённых штатах это одна из трёх волшебных регалий, которые обязан иметь каждый волшебник – палочка, печать и волшебный медальон. Первой покупали палочку, потом делали печать, и медальон вручался лишь после окончания Салема. Все три предмета в той или иной мере служили для идентификации волшебника, а медальон заменял документы об образовании, свидетельствуя о зрелости и юридическом статусе взрослого волшебника. Печать создавалась с помощью магии и была уникальной у каждого, в Англии в качестве печати использовали отпечаток палочки, который так же уникален у каждого изделия – нет двух одинаковых палочек. Печать же – оставляла волшебный оттиск с помощью магии, подделать печать невозможно, так нам объясняли в Салеме, а ещё в отличие от палочки, невозможно оставить оттиск против своей воли – на саму печать была наложена могущественная и сложная магия, предотвращающая, так сказать, незаконное использование – под чужим давлением, под зельями или чарами… да что там говорить – даже я со своей невероятной магией не мог никак заставить волшебника поставить оттиск печати, мы с Сабриной экспериментировали в своё время. Я разложил инструменты, дамблдор улыбнулся: – А ты предусмотрительный, Гарри. Составишь договор сам, или это лучше сделать мне? – Давайте использовать один из типовых. Они достаточно юридически точные. И мы заключили договор. Дамблдор достал из внутреннего кармана сюртука палочку, другую палочку, обычную и на мой взгляд весьма неплохую, добрую, и приложил её к договору, прочитав его. Магия оставила отпечаток палочки, я проделал то же самое, оставив оттиск волшебной печати. Сама печать маленькая, крошечная, но оттиск расползается большой – мой выглядел как расправивший крылья феникс в кольце из двух змей, кусающих друг друга за хвосты и именем по ободу «Гарри Джеймс Поттер». Дамблдор посмотрел на бумагу и взял один экземпляр – волшебный договор это не просто договор, это ещё и артефакт, который позволяет заключить контракт, невыполнение которого ведёт к плохим последствиям. Это ещё одна причина, по которой волшебное правосудие не слишком развито, а волшебное общество не похоже на магловское. Если бы у маглов были такие договора, которые нельзя просто проигнорировать, то всё было бы совсем иначе. Сама магия может следить за клятвами, договорами, и наказывать провинившегося – это сильно меняет дело, министерствам приходится очень скользко лавировать между объективной реальностью и собственными желаниями. После подписания договора, я улыбнулся и запихнув бумагу обратно в ларь, убрал его на край стола. – Что ж, теперь я обязан называть вас учитель. Думаю, вы хотите воспользоваться возможностью и задать мне пару вопросов? – Несомненно, но оставим их на потом, Гарри, – улыбнулся Дамблдор.