На коне

      И началась масштабная исследовательская работа.       — Утречка, капитан!       — Что делает мой любимый мужчина?       — Нетвёрдо держишь руль, красавчик!       — Сладенький, я голодный.       — Как дела, жеребец?       — Господин?       — Сокол?       — Солнышко?       — Мерзкий мужеложец?       За последнее Джека впечатали головой в стену трюма, и тот сделал вывод, что всё-таки Салазар не просил называть его грязными словечками в постели. Зажимая руками уши и чертыхаясь от звона, пират привалился плечом к доскам и посмотрел вслед уходящему, не оглядываясь, испанцу.       — Твой хозяин — самый упёртый осёл Карибского моря, — буркнул пират в стену, и та как-то одобрительно задрожала. — Согласна? Ну, то-то же. Мы с тобой найдём общий язык, — поглаживая стену и задумчиво вглядываясь в фактуру, бороздки и замазанные дырочки. Показалось, что дерево под пальцами потеплело. — Может, ты знаешь, как там он хочет, чтобы его называли, мм? Может, что-то более экзотическое? Испанское? Тореадор? Интересно, он участвовал в корриде?       Тишина неприятно давила. Джек не хотел признавать, но ему хотелось бы спросить об этом испанца напрямую, поговорить, в конце концов, ведь кроме него с ним тут никто и не общался — боялись. А теперь сексуальный голод, разыгравшийся по вине аппетитов Армандо, между прочим, усугубляется голодом по общению.       — Недопустимо. Такое нельзя допускать с живыми людьми. Какая разница, пират я или не пират? Мне и раза в пару недель раньше хватало, пока этот извращенец меня не затрахал! Имею я право на секс или не имею?!       Из-за удара кулаком по стене раздалось обиженное лошадиное ржание, и Джек поспешно принялся наглаживать и даже один раз поцеловал место удара, слёзно извиняясь перед кораблём. И ничего в этом не было странного — уж лучше разговаривать с кораблём, чем с самим собой. С собой он ещё на том свете успел переругаться и перестать разговаривать. А Джек не привык первым подходить мириться.

***

      — Думаешь, избегать меня значит победить? — спросил Джек, войдя в кабинет Салазара и наклонившись над столом. Руки закрыли документ, на который испанец в этот момент смотрел, поэтому недовольный и пронзительный взгляд устремился-таки на Воробья.       — Не припомню, чтобы мне была надобность в чём-то соревноваться с пиратом. Разве что в том, кто раньше заберёт его жизнь, ром или я, — презрительно усмехается.       — Ну, конечно, ты же у нас мистер неприступность. Это ведь все испанские командоры так делают! — он говорит, отойдя от стола и театрально размахивая руками, крутясь на месте и словно обращаясь к невидимой публике. — Гоняются за одним пиратом, наплевав на других, ищут посейдонова благословения, чтобы получше этого пирата запереть, занимаются с ним грязными делишками, не дают прохода, а потом делают вид, что его не существует! — разворачивается резко, смотрит в глаза испанцу, прищурившись, дико, как перед нападением.       И вдруг Салазар — подумать только! — посмеивается. Просто трясётся с приоткрытым ртом, глядя на Джека своими полубезумными-полувесёлыми чёрными глазками. Джек аж оскорблённо выпячивает грудь.       — Кто бы мог подумать, что знаменитый капитан Джек Воробей будет выпрашивать ласки, как течная сука, — настолько доброжелательно говорит, что хочется откусить ему язык. — Что, в твой ограниченный мирок не вписывается то, что тобой можно пресытиться? Что ты можешь стать омерзителен?       — Тогда почему я всё ещё здесь?!       — Это временно. Дело в том, что ты один доставил испанскому правительству так много неприятностей... Уверен, король будет не против взглянуть на твою казнь.       Джек не знал, что задело больше: сообщение о том, что его везут на казнь, что его больше внезапно не хотят или то, что Салазар говорил это с насмешкой?       Неизвестно, в какие ещё дебри занесло бы Воробья по скользкой дорожке мысли «Все мужики козлы!», если бы он тоже не был моряком и не знал, в какой стороне находится Испания. И вот пират, лицо которого только что выражало чистое смятение, вдруг соотносит детали между собой. Брови-домиком сперва выравниваются, а затем приподнимаются саркастически. Джек хмыкает, глядя на довольную физиономию Салазара. Чересчур довольную.       Воробей делает несколько шагов назад и упирается задом в дверь. Та открывается вовнутрь, кстати говоря. Испанец смотрит заинтересованно и всё ещё с явным чувством собственного превосходства.       — А знаешь, — это он протягивает, положив ладонь себе на щёку и начиная медленно вести вниз от неё, не отрывая взгляда от Салазара, — эти разговоры о смерти здорово меня завели.       Хмыкает, замечая, как насмешка стекает с лица Салазара. Воробей прямо чувствует, как сильно тот старается не следить за тем, как игриво рука пирата скользит по груди и животу. Джек готов поклясться, у испанца мурашки по шее пробегают, когда Воробей медленно, со смаком сжимает свой пах и демонстративно закатывает глаза, протягивая: «Ммм».       — Что ты себе… — ну вот, испанец говорит хрипло. Джек его перебивает томным голосом:       — Если ты не возьмёшь ответственность за мой стояк, я сам это сделаю.       И медленно приоткрывает глаза. Смотрит так мутно-мутно. Ему кажется, или он прям видит, как ком застревает у Салазара в горле? Иначе как объяснить то, что он молчит секунд десять, за которые Джек успевает освободить свою эрекция от штанов и начать демонстративно себя ласкать?       — Да что ты о себе возомнил? — спрашивает испанец, сжимая кулаки на столе.       — Что у тебя уже встал. Поэтому ты не встаёшь.       Рука пирата скользит по стволу размашисто, у Джека длинный, требующий много внимания член, такого же цвета, как щеки, и ни на что другое на ощупь не похожий. Нежнее, чем кожа на шее, и крепче, чем напряжённые икры — Воробью нравится себя трогать, это видно невооружённым взглядом. Он знает, что выглядит развратно и восхитительно, и наслаждается этим.       Испанца начинает потряхивать.       — Я убью тебя голыми руками, — цедит сквозь зубы.       — Так чего не подойдёшь?.. Ммм… — прикусывает губу и надрачивает быстрее, шумно выдыхая и немного сползая вниз по двери. — Подойди ко мне, ну же, не стесняйся… Я хочу, чтобы ты ко мне подошёл, Армандо Салазар…       Капитан пытается скрыть, что вздрагивает, но того, как корабль неожиданно затрясся, так просто не спрячешь. Откуда-то с потолка сыплется немного пыли, Джек замирает и смотрит, как потревоженное животное, наверх, а затем — на Салазара. И видит.       Его взгляд!       — Армандо?.. — бормочет, вглядываясь в испанца, а затем губы расползаются в блаженной улыбке. — Армандо-о~ сладко стонет Джек, и морской мясник подскакивает. — Ах, Армандо, я так хочу, чтобы ты прикоснулся ко мне! Пожалуйста, Армандо…       И пират хнычет, выстанывает на разные голоса и интонации это имя, от которого его обладатель начинает пятиться назад, пока не упирается в стену. Салазар не может сквозь неё пройти — корабль не пускает.       Глаза капитана "Немой Марии" судорожно блестят. Он глядит на Воробья со священным ужасом, пока руки, лопатка и голова вжимаются в доски.       А затем пират делает то, от чего у испанца сердце уходит в пятки: падает на колени и ползёт. Джек умоляет трахнуть его и так жалобно, так просяще повторяет имя, хватаясь за ногу, потираясь щекой… Армандо сглатывает, прикрывает глаза и нашаривает одной рукой его голову. Воробей ластится и совершенно по-блядски обсасывает его большой палец.       Салазар так больше не может. Он вытягивает Джека вверх и жадно, торопливо целует, толкая к столу, словно пирата у него вот-вот отберут. Набрасывается, как на добычу, которую нужно сожрать, прежде чем стянутся другие хищники, со всей накопившейся взрывной, невостребованной нежностью. Армандо с восторгом и поскуливанием вылизывает шею Джека, разминая того изнутри пальцами со смазкой, которая лежала в ящике стола. С экзальтическим упоением полушёпотом по-испански просит повторить и удивлённо, совсем как мальчишка, выдыхает каждый раз, когда слышит:       ~ Армандо!..