Молчание

каждая судьба завязана со мной, и в памяти живой давно снесённый дом

                    Происходящее походило на идеальный сюжет для фэнтези с довольно заезженной темой попаданий в другую вселенную и нарушением авторских прав, но, попав, как сказала Сьюзан, в нашу квартиру в Хитерфилде, конечно, имея в виду себя и свою дочь Вилл, я сразу взялась за старый ноутбук с уже поистёршейся наклейкой лягушки на его крышке и влезла в Word, поклявшись себе хотя бы тезисно, но сохранять там всё, что происходит, и всё, что я могу вспомнить о… данном мире, его канонах. Кроме того, первым, что попало в документ, было лаконичное слово «цель». Если верить книгам и фанфикам, которые мне приходилось читать, у попаданцев всегда есть цель, что-то, что ну вот никто, кроме них, не сможет сделать. Или, в другом случае, который я так хотела припасти для своей ситуации, попаданцы просто очень сильно желали оказаться в другой вселенной. К сожалению, именно это мне и не светило: боюсь, нельзя причислять к обожателям этой реальности человека, который, во-первых, смотрел мультфильм слишком давно, а, во-вторых, смотрел его только потому, что «Винкс» начинались чуть позже, а телевизор нужно было занимать быстро.       Третьим вариантом была смерть. Этот вариант я вписывала с болючим комом слёз в горле, что, кажется, было заслугой не одной игры гормонов. В этом участвовала и сила воображения, которая во всех красках показала мне мою горюющую семью и — это было почти отголоском надорванной призрачной надежды — Остина. Здорового, печального Остина, который никак не пострадал, но жизнь которого медленно идёт под откос. Остин любит меня, действительно любит, и, если довериться третьему варианту, именно эта любовь и загоняет его в самую опасную ловушку.        Как оказалось, обладала я меньшей информацией, чем рассчитывала. Рядом с именем Вилл Вандом я написала только два слова: лягушки и квинтэссенция. Добавлять то, что мать Вилл зовут Сьюзан, значит отчаянно пытаться выиграть для себя жалкую маленькую галочку в знании героини мультфильма. Вот с Корнелией Хейл, которая когда-то была у меня в любимчиках из-за своей красоты, как и Блум из «Винкс», было проще. Я вспомнила о силе земли, любви к мятежнику Калебу, об интрижке с братом Тарани и о том, что её сестра владела Землёй. Что-то схожее с Юпитер из «Восхождения Юпитер», но менее масштабное.       Третьей на очереди оказалась Ирма. Без фамилии и с тремя словами рядом: вода, папа полицейский. Потом я вспомнила о Тарани — огонь, и Хай Лин — воздух, бабушка — бывшая стражница и почему-то картина, на которой она изобразила стражниц и Меридиан. Дальше по списку была наследница престола, сестра главного антагониста, о которой я помнила только то, что она являлась для Корнелии подругой; Седрик, большая змея, которая работала в библиотеке, и так я наконец добралась до главного антагониста.       Фобос. Тогда пришлось активно поработать головой и попытаться отделить собственные фантазии от канона мультфильма, и, после долгого мозгового штурма, я со спокойной душой напечатала достаточно, чтобы понять, что, несмотря на все обстоятельства, антагонист был одним из моих подростковых крашей. «Светлые длинные волосы, тяга к могуществу, сбор заклинаний из разных миров, девушки, которые служили ему и спорили, кто будет с ним встречаться». Да, так и было. И свою сестру он искал ради каких-то заклинаний или силы, что-то из этого.       В итоге я создала довольно неплохую опись основных моментов, которые только могла вспомнить. В завершении всего был Бланк, зелёный, наверное, плохо пахнущий гоблин, о котором я вспомнила почти торжествующе, понимая, что есть у меня всё-таки способность запоминать… Всякую фигню.       Сьюзан к моей тяге к ноутбуку и отстранённости относилась негативно, но без особых попыток что-то изменить. Видимо, и до меня у Вилл проходил тот дикий период подростковой жизни, когда ты отстраняешься от родителей настолько, насколько это кажется возможным. У меня было так, и от этого факта становилось только хуже, только больнее принимать то, что мы с Остином так и не добрались до дома моих родителей в тот ужасный день, что, возможно, им звонили из больницы, из морга, из полиции… Страшно представить, что может происходить в моём мире без меня. И, если честно, страшнее всего для меня является странная версия о том, что мы с Вилл поменялись местами не в одностороннем порядке. Злость выкручивала мне руки каждый раз, когда я только допускала мысль о том, что мы одновременно открыли глаза, очнувшись в разных мирах, и о том, что Вилл настороженно-удивлённо наблюдала за непременно здоровым Остином, приближавшимся к ней, хотела закричать, но не могла.       Если Вандом действительно очнулась в моём немом теле две недели назад, то это ровняется варианту со смертью. Глупый, гормонально нестабильный подросток в моём теле… Хуже не придумаешь. Она будет бояться всего, что вокруг, пытаться убеждать всех в том, что она чудом оказалась в чужом теле, а потом, когда всё закончится, я очнусь в своём мире овощем, прикованным к кровати в психиатрической больнице. Если Вилл очнулась в моём теле, то я потеряю всё, совершенно всё: семью, Остина, возможность дописать свою первую книгу, место учителя истории в школе для немых детей.       Я прикусила губу, а глаза защипало от выступивших слёз. Действительно, что будет ждать меня в моём мире, когда я вернусь? У меня не возникнет труда сыграть для Сьюзан её дочь, не составит труда даже попытаться наладить их с Вилл отношения, но что Вилл сделает в ответ? — Вилл? — Сьюзан заглянула в комнату без стука и щёлкнула выключателем. Свет разлился по комнате, заставляя меня жмуриться, а странный ночник в форме лягушки почти потухнуть, проигрывая ярким лампам, вставленным в люстру. — Ты плачешь? — Голова, — тихо соврала я, закрывая ноутбук и медленно сползая на кровати, чтобы улечься головой на подушки. — Голова болит.       Я вру так уже три или даже четыре дня. Мне нужно потянуть время, чтобы столкнуться в школе со Стражницами уже тогда, когда они найдут себе Вилл-заменителя или совсем отчаются её найти. О том, что стоит поступить именно так, я подумала в первый же день, после того, как Сьюзан ушла, оставляя мне немного времени перед приходом медсестры и лечащего врача. Вспоминая детали мультфильма, я поняла, что, столкнувшись с бытом Стражницы, мне придётся иметь дело с монстрами, особенно, с огромной змеёй, которая была самым ярким и жутким воспоминанием, и, кроме того, с самими девочками-подростками, которые точно не в первый день научились первоклассно совладать со своими силами. После таких доводов я быстро поняла, что ничего такого мне не нужно.       Убрав ноутбук со своего тела, я позволила Сьюзан присесть рядом и погладить меня по голове. Она смотрела на меня, как любящая, но немного скованная мать, что снова заставило меня невольно пожалеть её. Года два-три у нас с мамой и Миланой происходил слишком откровенный разговор, построенный на обсуждении нашего прошлого, в основном того, какой одинокой была мама в наш с сестрой период взросления. Никогда прежде мне не было так стыдно перед мамой, даже тогда, когда я впервые привела к ней Остина-всё-ещё-громкого-Уотсона, и теперь, кажется, любое отстранение от родственников было для меня чем-то больным и впечатляющим. Сейчас передо мной сидела не Сьюзан, а моя собственная мама, одинокая и смиренно принимающая это, ждущая, что через год к ней снова вернётся внимание Милы, а через два — моё, и единственным, что пришло мне на ум было странное желание «не повторять прошлых ошибок». — Так больно? — спросила женщина, и я заморгала, снова почувствовав слёзы на глазах. — Может, вызвать врача? — Не стоит, — возразила я. — Я лягу спать, не беспокойся.       Я закрыла глаза, устраиваясь поудобней на своей кровати в ожидании, когда женщина покинет комнату. Сьюзан чуть задержалась, поглаживая меня по голове, но потом всё же поднялась с места и вышла, выключив свет. Я хотела снова открыть ноутбук, чтобы продолжить выжимать из себя мысли о дальнейшем развитии сюжета, но усталость быстро настигла меня, мешая сделать это. Из последних сил я попыталась закрепить в своей голове мысль о том, что всё началось в ресторане семьи Хай Лин, чтобы, проснувшись, оставить её в документе Word'а.              Последующие три дня прошли спокойно, я умело смогла использовать опасения доктора Скивза о периодических головных болях и болях в спине (Сьюзан предпочитала умалчивать о подробностях аварии, в которую они с Вилл попали, но не стала скрывать того, что основные повреждения потерпели голова и спина и что она очень рада, что не подтвердились её самые страшные опасения) по-максимуму, но вчера женщине всё же позвонили из школы, чтобы сообщить о том, что я пропускаю слишком многое, и угрожающе добавить, что, возможно, мне не так интересно образование, чтобы они продолжали делать нам поблажки. Сьюзан это серьёзно напугало, и, не позволив мне до конца изучить Вилл по её личным вещам, женщина отправила меня на занятия. — Удачи, Вилл, — бросила Сьюзан после того, как я вылезла из её машины, не позволяя поцеловать меня на прощание (думаю, настоящая Вилл поступила бы на моём месте точно также), и я отправилась вперёд, чтобы перейти дорогу и оказаться перед зданием школы.       Нужно признаться, что за все эти дни, проведённые в теле Вандом, я впервые чувствую себя настолько нервно и даже неловко. Спасало лишь убеждение о том, что здесь никто ещё не знает настоящую Вилл, и поэтому мне не придётся отыгрывать её образ перед кем-то, кроме Сьюзан. Но всё же как-то странно возвращаться в период мешковатой одежды и комплексов по поводу прыщей, телосложения и роста, будучи в чужом теле. Даже не просто странно, а неправильно, отвратительно неправильно. Я не Вилл Вандом, которой нужно заводить друзей, встречать свою первую любовь и просто нравиться людям. Я другой человек, уже состоявшийся, уже прошедший подобный период, и, если уж мне выпал шанс оказаться здесь в чужом теле, то точно не для того, чтобы помогать ребёнку с социализацией.       Устремившись чуть вперёд из-за случайного толчка от чужого плеча, провожаю взглядом троих спешащих мальчишек и невольно вспоминаю свои школьные годы, наполненные робкой жалостью окружающих к немой девочке и тихой боязнью по отношению к ней же. В школе меня все опасались, считая хрупким недо-человеком, который, по их мнению, не способен ни дружить, ни ненавидеть людей, и, наверное, если бы такое отношение настигло меня и в колледже, то я бы точно взвыла. Я была неким слабым звеном, которое снисходительно приглашали за столик в кафетерии только тогда, когда я сама занимала место рядом с Миланой, пытаясь даже не смотреть на её подружек. В школе мне всегда хотелось провалиться сквозь землю, чтобы эти мелкие дикари не глазели на меня с удивлением, когда я выхожу к доске, чтобы дать письменный ответ на устный вопрос. Единственным хорошим воспоминанием о тех днях является воспоминание о мистере Максвелле, учителе истории, который вёл у меня уроки почти весь шестой класс. Он знал язык жестов немного посредственно, общаясь на нём с глухим дедушкой, но зато он никогда не считал меня какой-то неполноценной и слабой. Помню, как мне было больно, когда мистер Максвелл решил отправиться во Францию по неизвестным личным причинам, и как было неприятно, когда его место заняла молодая мисс Бейн, хорошенькая, но слишком чувствительная девушка, которая снова напомнила мне о моей неполноценности и возродила старый комплекс, зарытый поглубже, своим чёртовым чрезмерным состраданием.       Приближаясь к школе, я понимаю, что для Вилл Вандом этот период её жизни не будет таким ужасным, каким он был для меня. Вилл здоровая обычная девушка, которая может говорить — что ещё надо подросткам для того, чтобы относиться к ней, как ко всем обычным людям? Но как же много тут людей… Для большей уверенности в себе мне приходится сильнее сжать лямку рюкзака, болтавшегося на левом плече, и представить себя Дороти Мэйв, моим идеалом на все времена. Хорошо, что никто ещё не начал глазеть, но с другой стороны я же не Белла Свон, замухрышка, которую сразу замечают и общительные «средненькие» ребята, и супер-красавчик-вампир.       В школу я вхожу, озираясь и пытаясь обязательно зацепить взглядом за лица учеников школы. Из-за этого девочка с косой, которую я со спины приняла за Тарани, ответила на мой взгляд, недовольно нахмурившись, и посоветовала не пялиться так на людей. Ощущая себя пристыженной малолеткой, предпочла просто последовать за двумя девчонками, одна из которых, глянув на стенд с расписанием, горестно вздохнула о уроке экономики, на которую мне и нужно было. Незаметной мышкой я следовала за ними сначала по ступенькам на второй этаж, а потом и по коридору, пока они не вошли в первый встретившийся нам на пути кабинет. Я завернула в него, не думая, но потом мне пришлось остановиться посреди класса, чтобы выбрать себе место. Стараясь максимально быстро осмотреться, я всё равно успела притянуть к себе несколько любопытных взглядов, но нашла свободную парту у окна, выходившего на двор школы, который в расцвете осени казался тоскливо голым и серым из-за грозного свинцового неба.       Заняв место, я старалась исподтишка оглядеть одноклассников, но, когда мой взгляд пересёкся со взглядом какого-то парня, я тут же взволнованно отвернулась и невидящими глазами упёрлась в вид за окном. Длинные стройные голые деревья качались под напором ветра, редкие листья слетались вниз на землю, тучи шустро кучковались. Видимо, мне всё-таки придётся пожалеть о том, что я не послушала Сьюзан, отказавшись от резинового плаща. Но, с другой стороны, я спасла себя от возможности стать посмешищем в первый же день. Подростки ведь ненавидят резиновые плащи, резиновые сапоги и перчатки. Они слишком круты для этого, круты и невозмутимы к возможным последствиям в виде простуды или насморка.       Наручные часы в форме Микки Мауса подсказали мне, что до звонка остаётся достаточно времени для того, чтобы успеть сделать запись в личном дневнике Вилл, найденном мной, к сожалению, лишь вчера. Этот дневник был брошен после двух страниц, полностью исписанных пять месяцев назад нескладными рассуждениями на тему развода родителей. Так я узнала о том, что родители Вилл расстались друг с другом с холодным достоинством, не рассказав ей о причинах своего решения, и о том, что у девочки ужасный почерк. Оставить дневник себе я решила для того, чтобы вести краткую опись моих дней в теле Вандом для подстраховки. Поставив дату на новой странице я скупо написала о том, что скоро начнётся первым урок и что ни одна стражница ещё не попалась мне на глаза, успокоилась. Впихнув дневник обратно в рюкзак, с чистой душой выпрямилась и уже уверенней позволила себе оглянуть класс.       Кабинет действительно был большим и светлым, не похожим на кабинет, в котором преподаю я. Эта бетонная коробка рассчитана почти на тридцать детей, когда в школе для немых детей, конечно, к счастью, едва набирается пятнадцать учеников в класс. Да и окружали меня сейчас более раскованные подростки, раскиданные по компаниям в разные углах кабинета. Интересное наблюдение, что именно лидер каждой компании сидит на своём месте, в то время, как другие бросают свои вещи и лениво кучкуются рядом, сонно моргая. В уже этом помещении было пять таких компаний; пятеро сидящих лидеров: ухоженная шатенка; рыжий лохматый мальчишка, наблюдавший за шатенкой; хихикающая низкая девчонка с поддельным британским акцентом; задумчивая хорошенькая блондинка и красивый парень с волевым подбородком. Каждого из этих подростков окружали от двух до четырёх человек, а те, кто не решился присоединиться ни к одному из кружков, слушали их болтовню со своих мест, как я. Это чем-то напоминало салоны восемнадцатого-девятнадцатого веков. Даже странно, что именно дети, которые даже не знают об этих салонах, создают нечто схожее.       Я рассматривала этих детей до тех пор, пока по собственной неосторожности не встретилась взглядом с входящей девочкой азиатской внешности. Не сразу заметив, что наши взгляды столкнулись, сама позволила ей улыбнуться и заспешить в мою сторону, видимо, с мыслью, что я из тех новеньких, которые хотят побыстрее найти друзей. Незнакомка села впереди меня, откидывая назад два длинных хвостика и разбирая вещи. Я вздохнула с облегчением, тиская пальцами лягушонка Кермита, прикреплённого к замку на рюкзаке, но незнакомка резко развернулась ко мне, подставляя под мой недоверчивый взгляд своё улыбчивое лицо. Оглядев девушку, почувствовала, как трепещет внутри сердце и зарождается паника в голове. Пожалуйста, только не она. — Привет, ты новенькая? Меня зовут Хай Лин.        Я моргаю, смотря на девчонку глазами, полными ужаса, если довериться её поникшему лицу с немым вопросом. Может, прикинуться немой? Я жила так слишком давно, чтобы знать, что людей отпугивает язык жестов, но, боюсь, Сьюзан будет слишком удивлена, когда ей сообщат, что у неё, оказывается, немая дочь. А, возможно, ничего не случится, если я просто позволю Хай Лин узнать имя Вилл. Она ведь не вцепится в меня, как клещ, после этого. У неё есть устоявшаяся компания, как мне известно, и вообще, к новеньким пытаются привязаться в первый же день только те, кто не смог найти друзей раньше. — Вилл Вандом. Приятно познакомиться, — но, судя по тому, каким тоном я это произнесла, девочка прекрасно понимает, что что-то мешает мне действительно воспринимать это знакомство, как что-то приятное.       Мы пялимся друг другу в глаза, пытаясь что-то выжать из себя, а потом Хай Лин со спокойной душой отворачивается от меня при трели звонка. Я ей не понравилась. Отлично, похоже у меня есть все шансы для того, чтобы спасти себя от долга стражницы.              На физкультуре, которая была у меня третьей по счёту, я столкнулась ещё со стражницей земли. Она препиралась с учителем, который заставлял её продемонстрировать прыжок через козла и, к сожалению, именно к ней меня подвела милая блондинка Элион, с которой мы разговорились ещё на литературе, после того, как учитель попросил её дать мне конспекты. Почему из всех тех девчонок и парней, которых я повстречала за этот день, мне удалось разговориться именно с сестрой тирана из средневекового мира? К счастью, своим вниманием великая Корни (я теперь понимаю, почему её подкалывала компания стражниц) меня не удостоила, лишь взглянула мельком, когда Элион представила ей меня, как свою новую знакомую, и отобрала свою подругу, сумев увлечь пустой беседой. Больно надо, подумала я, но, после того, как учительница заприметила одинокую ученицу, поняла, что компания мне пригодилась бы.       За обедом я успела занять столик и, едва притрагиваясь к тому, что мне взгромоздили на поднос, дополнила запись в дневнике записью об уроке физкультуры и характеристикой Корнелии, которая стала для меня заносчивой куклой, и Элион, которую я назвала действительно Сердцем далёкого мира. Убрав дневник в рюкзак, стала обедать. Картофельное пюре было пресным и клейким, мясная подливка напоминала кошачий корм своим видом и запахом, салат был щедро полит уксусом… М-да, в моей школе хоть умели готовить. Теперь большая надежда была возложена на молочный коктейль в пакетике, и, попробовав, я поняла, что не зря.       Попивая молочный напиток, я снова стала таращиться на подростков, рассматривая их и заодно присматривая компанию для себя. Проверенный вариант: если ты состоишь в какой-то компании, то никто к тебе не сунется, если ты не являешься самым популярным человеком в школе. Время тянулось медленно, и я даже стала свидетелем небольшой потасовки, которую разрешила, судя по осуждающему оклику Корнелии, Ирма, вступившаяся за невысокого светловолосого парня в очках и выплеснувшая всё содержимое своего подноса на рыжего парня, который был одним из лидеров компаний на экономике. После несущественных угроз и тыканья пальцем в сторону нахально взиравшей стражницы воды, хулиган исчез со своей свитой, направившись отмываться, и я хмыкнула, решив, что, раз представление окончено, то и мне стоит собираться.       Я только потянулась за рюкзаком, валявшимся у моих ног, как рядом со мной уселась Элион, улыбаясь и рукой подзывая своих подружек. Прикусив губу, вздёрнула бровь в немом вопросе. Пожалуйста, скажи, чтобы я немедленно валила отсюда и не смела мешать вашим посиделкам. — Вилл, ты не против пообедать с нами? — спросила Элион, улыбнувшись мне за секунду до того, как прямо передо мной приземлилась Корнелия с хмурым покер-фэйсом и злостью в глазах. — Вообще-то я, — начала и даже сжала в руке бумажный пакет от молочного коктейля, чтобы оставить их тактично, но кто-то хлопнул меня по плечу и приземлился рядом. — Ты новенькая, да?       Мы с Ирмой столкнулись глаз к глазу, в буквальном смысле. Кроме того, она закрыла мне путь на волю, усадив рядом с собой ещё и спасённого ей парня, поэтому я кивнула, хватая губами трубочку от коктейля и делая вид, что пью. — Именно так, Вилл Вандом, — представилась я. — Ирма, — живо бросила девушка. — А это Мартин, — начав со своего застенчивого друга, сразу уткнувшегося в еду, стала представлять своих товарищей девушка. — Корнелия, Тарани, Хай Лин и Элион.       Хай Лин. Я глянула на девчонку, которая улыбнулась мне также бодро, как на экономике. Интересно, а кто-нибудь зовёт её просто Хай? Хай, Хай? — Мы познакомились на экономике, — бросила азиатка. — Хотя, скорее всего я всё-таки уберу экономику из своего расписания. — А я познакомилась с Вилл на литературе, — живо подхватила Элион. — А Корнелия на физкультуре.       На этих словах я поймала новый испепеляющий взгляд Корнелии и демонстративно закатила глаза, что только одна Хейл и заметила. Снова прижав к губам трубочку, стала молча наблюдать. Тарани, пытаясь выковырять со своего подноса хоть что-то съедобное, невольно задала тему самых ужасных блюд, подаваемых в столовой, а Ирма с удовольствием вспомнила о настоящих куриных лапках на позапрошлый Хэллоуин, из-за чего все сразу приняли такой вид, как будто их всех сейчас вытошнит. После я позволила себе короткий рассказ о том, как папа когда-то решил готовить собственные хот-доги и едва не испортил нашей семье выходные на природе, и почувствовала себя чуть уверенней в новой компании, смело спрашивая Ирму о недавнем инциденте прямо перед обедом.       Так я невольно провела весь получасовой перерыв вместе со стражницами, Элион и Мартином, и только на математике, на которую попала вместе с Тарани, поняла, что творю. Что я творю… Мне нужно держаться от этих девчонок подальше, практически избегать их, а я вела с ними милую беседу, да ещё и наообещала Хай Лин, заговорившей о том, что утром бабушка предложила ей пригласить своих друзей в их семейный ресторан, что обязательно приду. Ресторан, ресторан… Мать моя, ресторан! Это же предлог, чтобы вывалить на детей, в силу своего возраста жаждущих приключений, всю эту магическую лабуду и отправить их воевать с взрослыми опытными воинами за добро и мир. И… и как только получилось? Я зря так долго высиживала в четырёх стенах, корча из себя больную для Сьюзан?       Нужно что-то придумать, что-нибудь правдоподобное и серьёзное. Срочно придумать. Как же не вовремя порой голова не желает думать. — Вилл, — зовёт меня учительница математики, госпожа Рудольф, — я бы хотела, чтобы ты решила это уравнение у доски, — женщина чуть отступает от доски, позволяя мне рассмотреть уравнение, пока я поднимаюсь со своего места.       На этот раз мне досталась парта в самом конце класса, и поэтому, направляясь к доске, я легко могла заметить приличное расстояние между рядами. В одну секунду зародилась мысль о травмированной во время аварии голове и родился план. Меньше двух футов остаётся до доски, когда я решительно валюсь на пол, действительно больно прикладываясь головой об пол и закрывая глаза. Девчонки рядом боязно поднимают визг, который звенит в ушах, заглушая тихий голос Тарани, схватившей меня под руки.       «Прихожу в себя» меньше, чем через минуту, когда госпожа Рудольф придерживает меня и просит Тарани собрать мои вещи, чтобы сопроводить к врачу, который оказывается неподготовленным к моей истории о травмированной голове и сразу же соглашается оповестить об «обмороке» Сьюзан и директора. Уезжая домой и лениво отказывая Сьюзан в немедленном посещении врача, я чувствовала облегчение. Пока у меня есть голова, я буду делать всё возможное, чтобы бегать от обязанностей стражницы и любых других проблем, связанных с магией.