Молчание

Полна надежд. На что — не знаю, Д. Фаулз «Коллекционер».

                           Привет, меня зовут Джоди Морли, мне уже, должно быть, двадцать три, и я неудачница, которая попала в тело подростка-феи и которую главный антагонист спутал с бабкой-ведьмой. И мне все аплодируют, обезьянка с тарелками в голове громче всех. Как же так получилось? Я стою в тронном зале Меридиана перед Фобосом, грозой впечатлительных девочек-подростков наравне с Валтором, рядом с Седриком, который когда-то уже проглотил человека на глазах впечатлительной Джоди Морли, которая торжествующе обернулась потом на Милану Морли и гордо произнесла: «А вот Фобос людей не жрал», — подумала ещё и кратко вздохнула: «Ах, да». А ещё меня спутали с безобразной морщинистой бабкой, которая помешалась на Сердцах и власти и которая была ничего такой в молодости.       Чувствую себя грёбаным Гарри Поттером. Только умным Гарри Поттером, который посмотрел бы на то, что подразумевает под собой статус избранного выжившего ребёнка, и тут же сбежал бы обратно к себе в комнату под лестницу. Но, к сожалению, в этой реальности бежать было некуда: дом далеко, слишком далеко.       Краденая книжка из библиотеки ФОБОСА. Квинтэссенция. Да ты полная дура, Морли. Бежишь от неприятностей только на словах, а на деле делаешь всё, чтобы тебя либо приняли за властолюбивую бабку, либо убили. Руку, обвязанную эластичным бинтом, начало пощипывать, как бы напоминая о том, что проблем у меня сейчас было больше, чем за всю жизнь, и я схватилась за неё, диковато и боязно рассматривая Фобоса. Нужно играть в зашуганную маленькую девчонку, нужно делать всё, чтобы у князя, который, видимо, не по наслышке знает Нериссу, раз может принять другого человека за неё, не цепляясь за внешность, зародились сомнения в его предположениях. — Я не понимаю о ком вы, — говорю максимально тихо, пытаясь изобразить трепетание от вида его величества, но, как мне кажется, больше похоже на желание сходить в туалет. — Я Вилл Вандом, Стражница…       Фобос смотрит в упор, прищуривается. Прищур у него хитрый, лисий и очень вдумчивый. Я прямо вижу, как под лицевыми мышцами, непоколебимо застывшими под аристократично бледной кожей, идёт работа мысли, полный анализ меня и моего поведения. Чудесно, последняя надежда на пусть и злобного, но недалёкого Фобоса тоже рассыпается прямо у меня на глазах. По-детски хмурюсь, потому что именно так делают подростки, когда им приходится долго дожидаться ответа, и пытаюсь, не привлекая особо внимания к этому, невозмутимо чесать забинтованную руку. Уже даже страшно становится от того, что же происходит под повязкой и кожей. Не хочется в довершение всего ещё и конечности лишиться. Уж лучше снова быть немой русалочкой теперь ко всему, для большей правдоподобности, ещё и рыженькой и слоняться с плеером в ушах, представляя, как тебя находит прекрасный принц, который возвращает твой, возможно, никогда не существовавший голос. Эх, незаменимые подростковые мечты Джоди Морли. — Ты произнесла заклинание, которое просто не могла знать, — холодно подметил Фобос, и все мои мечты о прекрасном принце и судьбе русалочки рассыпались о звук его уверенного голоса, исчезая также быстро, как и появились.       Идея с игрой в Вилл Вандом действительно рушится вдребезги, если учитывать знание Фобоса о Нериссе, его возможное знание о том, как поступок этой Стражницы насторожил Кондракар, заставляя принять меры, и его волшебный песок, в котором, судя по всему, было отчётливо видно, как я использую заклинание против Охотника. — Но, видимо, и называя тебя Нериссой, я поспешил с выводами, — продолжил Фобос, вовремя не давая мне вставить скудную и непродуманную выдумку о том, что я из будущего, к примеру. Серьёзно, если бы не он сейчас, то я бы уже активно и неправдоподобно довралась бы до того, что прибыла защищать его от восстания машин. — Ты оказалась неопытна для такого заклинания, что вылилось в боль в теле, — он многозначительно кивнул на мою руку, а я отозвалась доверчивым взглядом. Всё-таки невольно и залюбуешься, когда мультяшный злодей говорит разумные вещи и пользуется логикой без посторонних подачек, — но тебе хватило знаний, чтобы попытаться применить его. К тому же, ты, должно быть, не просто так попыталась забрать эту книгу.       Невольно взглянула на гримуар в руках Седрика и с рассеянным удивлением снова обнаружила знакомые буквы. Как чёрт возьми, это работает?       Любуясь чудесами Меридиана, я не скоро поняла то, что, восхищаясь разумными и логичными предположениями Фобоса, позволила ему загнать себя в клетку. Теперь я не Вилл Вандом, умеющая делать только то, о чём её оповестили, как Стражницу Сердца, Стражницу, к которой относятся с осторожным недоверием. Теперь я не опытная Нерисса, жаждущая власти и хорошо разбирающаяся в колдовстве. Теперь я снова была собой, Джоди Морли, писательницей, которая пытается верить в то, что одно её воображение дороже любого самого мелодичного голоса, дороже любого слова. И у меня есть шанс доказать это в попытке навешать лапши Фобосу на уши, но моя жизнь, возможно, поставленная сейчас на кон, заставляла всё внутри трепетать и сжиматься от лёгкого мандража и немного сбивала с мысли. — Я не из этого мира, — начала я и на секунду прикусила губу от волнения. Ну же, шестерёнки, крутитесь. — Моя душа переместилась в это тело из совершенно другой Вселенной, когда я проводила обряд, — бросила взгляд в сторону мужчины, не получая никаких поспешных выводов о восприятии моего вранья, которые помогли бы расслабиться и говорить уверенней. — В своём мире я была начинающей ведьмой, росла в ковене всю свою жизнь и только теперь, совсем недавно, начала обучение. Я должна была призвать душу из иного мира, чтобы та стала моим фамильяром, когда что-то произошло, какое-то постороннее вмешательство, после чего я очнулась в больнице в этом теле. Позже мне пришлось столкнуться со Стражницами и жизнью этой девушки Вилл. Я искала способ вернуться обратно, но на Земле в этой Вселенной нельзя просто так найти нужные книги. А в библиотеке, когда я нашла этот гримуар, я просто не могла не попытаться, забрала его и только на Земле увидела незнакомые буквы. — На Меридиане действует заклинание, помогающее воспринимать меридианские и иноземные письмена, — вдруг решил прокомментировать Фобос, — тем, кто не знает языков или неграмотен.       Я невольно нахмурилась. Сбил меня с мыслей, когда я уже разогналась и стала ещё более убедительней. И что за глупое заклинание, если тут по всему замку бродят слуги, которые могут выведать что-нибудь секретное и кому надо передать? Может, поэтому Фобос всех так запугивает? Когда-то его заставили усомниться в наложенном заклинании, и он стал проявлять жестокость. Если смотреть на заклинание сквозь эту мысль, то оно даже приобретает пласт в виде здравой идеи для поднятия уровня образованности населения.       Одёрнув себя от поспешных хвалебных дифирамбов, я прочистила горло и продолжила: — Когда мы со Стражницами оказались в опасности, я побоялась потерять книгу и решила действовать самостоятельно, не дожидаясь помощи.       Которой я могла и не дождаться. Мысленно произнесла и убедилась, что действительно так думаю. Это ведь ко мне прибежали с идеей простого и холодного сотрудничества, что, собственно, и стало причиной сомнений. — После всего, что я слышала о Стражнице Сердца, я решила, что такое заклинание должно быть ей под силу, — закончила высказывать все объяснения, которые смогла выдумать, и внимательно посмотрела на Фобоса в ожидании.       В ожидании чего не знала. Наверное, в пассивном ожидании сочувствия и помощи, в которую верила смутно и с позорной насмешкой над своей наивностью. Но я беспомощна. Что мне в действительности осталось, кроме веры в невозможное?       На мгновение над переносицей мужчины залегла морщинка сомнения, вскоре разглаживаясь также размеренно, как произносились слова князя. — И чего ты ждёшь от меня теперь? — спросил Фобос. — Хотя бы возможности уйти отсюда живой, — отвечаю невозможно самонадеянно, но всё ещё сдержанно. — Я думал, ты решишься просить помощи, — произнёс мужчина, смотря на меня с величественной проницательностью.       Сейчас он сидел прямо, чем-то напоминая надменную каменную статую; пафосно смотрящую с портрета фигуру, в которой художник уместил всё своё самодовольство и самолюбование. Я видела ряды таких однообразных надменных портретов в галерее, сделанной под старинный королевский замок, в детстве, и все они внушали мне смешанные чувства, как Фобос сейчас. Мне хотелось трепетать, восхищаться и замирать в полу-испуге-полу-восторге. Эти совершенно противоречивые чувства заставили меня перенять на себя тень холодной деловитости, присущей аристократам, и говорить очень осторожно, гордясь своими словами. — За помощь платят, — разумно заметила, не чувствуя прежнего бурления внутри и восторга от собственных выдумок. Всё сменилось тихой и настороженной задумчивостью. — Мне, кажется, нечего предложить взамен.       Я смотрела вперёд, ожидая того, что Фобос заговорит о Сердце Кондракара, но он не спешил и рассматривал меня так, будто бы оценивая. В пути с Седриком я поняла, что пребывание на Меридиане каким-то образом накидывает Вилл пару дюймов роста и, возможно, даже пару лет в её молодое лицо, но не думаю, что дело в этом. Фобос будто искал во мне что-то для равноценного обмена. У меня уже в висках стучало одно слово «Сердце», которое он так и не произнёс. — Твоя магия, — заговорил правитель. — Я мог бы оказать тебе помощь взамен на магию.       Которой у меня нет. Которой у меня совершенно никогда не было. — Но она ничтожна, — живо спохватилась я. — Мои силы только стали просыпаться, когда я переместилась сюда. — Я обучу тебя, — спокойно ответил мужчина. — После того, как твоя сила возрастёт, ты передашь её мне, а я помогу тебе переместиться домой. — Мне нужны гарантии, — снова оживилась, вскидываясь, как ребёнок, пытающийся казаться серьёзным и взрослым. — Их не будет. Как и у меня гарантий того, что ты не сбежишь с новыми силами.       О, у кого, у кого, а у тебя гарантии будут. Нет сил — нет помешавшейся на них девчонки, передумавшей насчёт сделки. В этом случае у меня вообще ничего нет, чтобы выкупить себе сомнительный путь домой. Внутри стала пробуждаться истерика, которую я натужно сдерживала, убеждая себя, как ребёнка, невозможными аргументами и пытаясь верить в них. Ну неужели в теле Вилл не затерялись силы, которыми можно будет оплатить Фобосу? Или я не смогу придумать ещё что более абсурдное и действенное, раз так отлично уже выиграла себе жизнь и ложную надежду?       Я вздохнула, покорно глядя на блондина. В голове всплыл непреложный обет из «Гарри Поттера», который пригодился бы мне сейчас или погубил бы меня прямо в ту же секунду, как я окончу свою клятву. Шумно втянув носом воздух и поджав губы, я хотела спросить о том, можно ли мне, наконец, отправиться домой, чтобы не оказаться жертвой разъярённой Сьюзан и её домашнего ареста, когда Фобос подался чуть вперёд и спросил: — Какое твоё настоящее имя? — Джоделайн Морли, — ответила слегка заторможено, но правдиво. Всё-таки не хочется потом, если всё хорошо сложится, из-за давней лжи лишиться дома насовсем. — Джоди, — добавила поспешно. «Джоделайн» звучит слишком неприятно для меня, слишком торжественно для такой, как я. — Фобос Эсканор, — произнёс мужчина.       Я поняла его не сразу, хмуря брови, но медленно осознание того, зачем произнесено было это имя, обдало теплом моё впечатлительное нутро и заставило прятать улыбку. Маленькая утешительная клятва, похожая на клятву именем в шумерских племенах*. Очень мило со стороны злобного тирана, если честно. — Завтра днём я буду ждать тебя здесь, Джоделайн. Седрик сопроводит тебя с Земли на Меридиан.       Кивнула, не став говорить о карте так поспешно, и снова поспешила утаить улыбку. Всё-таки шанс у меня будет, и я обязательно схвачусь за него любым способом, не упущу просто так.              Домой я добралась вымотанной нескончаемой ходьбой. Сначала мы с Седриком прошлись по тому страшному лабиринту со сдвигающимися стеллажами, потому что на Меридиане порталы нестабильны, а раз уж змей не упомянул о Сердце Кондракара, то и я не стала искушать такую благосклонную ко мне сегодня судьбу. Когда в начале пути с полки что-то грохнулось, я даже врубила небывалую для меня скорость, но Седрик ненавязчиво остановил меня, заявляя, что кошмар клаустрофоба здесь сбывается только у незваных гостей. А потом я в одиночестве топала от книжного магазина до квартиры и, когда решила, что моим ножкам понравится падение мёртвого лебедя прямо на диван в гостиной, обнаружила там Сьюзан со своим новым учителем по истории, мистером Коллинзом. — Вилл, — женщина удивилась мне так, что даже не стала говорить о времени, пока я крутила лямки рюкзака, бросая быстрые взгляды то на Сьюзан, то на смущённого историка и мысленно жалея свои многострадальные ножки. — Ам, у нас гости. Это мистер Коллинз, мы вместе ходим на исторические курсы. — Мы с Вилл знакомы, — предупредил мужчина, высовываясь из-за плеча Сьюзан. — Я веду у неё историю теперь. Привет, Вилл.       Я ответила на приветствие и засеменила в свою комнату, не отвечая на вопросы об ужине, которое точно означали: «это просто вежливость, иди спать». Всё это живо заставило меня вспомнить тот вечер с Остином в моём доме, когда я была уверена, что все члены моей семьи где-то гуляют, а потом мы оба провели вечер пятницы красные, как раки, за «Монополией», в которую хотел играть только простуженный папа, который, собственно, три раза и победил.       В комнате я скинула портфель у двери и быстро переоделась в пижаму. Упав на кровать, почувствовала, как зачесалась правая рука, и моё живое любопытство не смогло не заставить меня развязать бинт, который потом снова придётся затягивать неумелой левой и зубами.       Удивительно, но тёмный туманный сгусток под кожей свернулся странным и более тёмным синяком посреди запястья. Хмурясь, я надавила на пятно ради эксперимента, и оно живо разлилось, растащилось в стороны от движения, а затем быстро собралось обратно и замерло. Боли нет, только настороженное незнание последствий, которое заставило вспомнить о Фобосе и наивно подумать о помощи. Хмурясь снова, поняла, что глупость. Я ведь не знаю, что это за синяк. Может, он только всё испортит.       Не стану показывать, пока не будет веской причины для этого. Решив оставить руку свободной от бинта до утра, снова упала на подушку, прикрывая глаза. Но в голову вбилось разочаровывающее обстоятельство: несделанные уроки. Школа, чтоб её…                     Утро для меня наступило, к сожалению, слишком ощутимо. Одна половина ночи была проведена за выполнением домашних заданий, вторая — за размышлениями о дальнейших действиях. И, как мне кажется, вторая была намного продуктивней первой. Она хотя бы помогла мне ясно осознать то, что я могу сделать в том случае, если план «А» прогорит, но для этого нужно втираться в доверие и контролировать все свои действия и слова ещё строже. Всё-таки кто знает, вдруг Фобос решит вести круглосуточное наблюдение за мной через песок. Его право, конечно, но в этом случае я уже облажалась, когда вздумала обмануть его и просто натянула на себя кофту с длинным рукавом, который скроет пятно под кожей и не вызовет таких подозрений, как торчащий бинт.       Во всяком случае день после бессонной ночи начинался относительно хорошо. Я проявила сообразительность, разобралась с планом «Б» и даже избежала неловкого разговора о мистере Коллинзе, заверив Сьюзан в том, что это её жизнь, в то время, как изнутри меня швыряло от мыслей о родителях. Каждый год, отмечая юбилей своей свадьбы, они рассказывают одну и ту же историю о девушке с ярко-зелёным зонтом и парне с длинными волосами. Я не знала, почему мне в голову влезло именно это воспоминание, но, думаю, лучше и быть не может, чем, несмотря на всё, каждый год в один и тот же день рассказывать одну и ту же историю своего знакомства своим детям.       Это, как мама говорит, освежает чувства. И мне хочется верить, что это действительно так. У родителей за совместную жизнь многое происходило: мама изменяла папе целых два месяца со своим коллегой; папа уходил из семьи на полгода; они не разговаривали друг с другом на протяжении семи месяцев, когда продолжали жить в одном доме и, более того, в одной комнате. Но они вместе. Милана всегда говорила, что это из-за нас с ней и что никакой любви давно нет, а я всё равно стараюсь придерживаться мысли о том, что любовь всё побеждает, ведь, если нет…       Я искренне боялась, что дойду до такого, но, после дней, наполненных волнительными воспоминаниями об Остине, как о частичке моей настоящей жизни, как о человеке, приносящем мне радость, я стала понимать, как устала от него на самом деле. Он единственный, с кем я когда-либо состояла в отношениях, и иногда я ловлю себя на мысли, что просто боюсь продолжать это дальше. Мне страшно ошибиться, выйти за Остина замуж и тем самым совершенно покончить со всем, что у нас с ним есть.       За все эти годы наши отношения всё более сфабриковываются и теряют краски. Если начинали мы сложно, притираясь и пробуя многое, только начиная изучать мир и себя, то теперь мы теряли всё, что держало нас на плаву. Пропал авантюризм, растворился в переплетённых пальцах, ведёрке с мороженым и фильме по телевизору. Нам больше не нужно доказывать свои чувства, пытаться преподносить себя друг другу, и с этим всё пропадает, весь вкус.       Находясь здесь, в теле Вилл, я всё чаще клянусь себе, что изменю всё, переверну наши отношения, как песочные часы, попытаюсь обнулить счётчик, как делала в самом начале, когда придурковатый Уотсон превращался в моего Остина. — Всё в порядке? — спросила Сьюзан уже в машине, пока я сидела неподвижно, пялясь вперёд. — Ага, — вздохнула, открывая дверцу. — До вечера, Сь-мама.       Сьюзан легко улыбнулась, провожая меня взглядом. За всё то время, что нахожусь в этом теле, впервые попыталась обратиться к ней с помощью этого слова, обозначающего дорогого мне человека. Неправильно, наверное, но всем родителям хотя бы изредка нужно слушать, как дети зовут их мамой и папой.       Весь первый урок, на котором я осталась совершенно одна, даже без настороженной и грубоватой Корнелии, старалась делать пометки в личном дневнике насчёт Фобоса. Учитель экономики всё равно считает меня неспособной, хватит с него и задания, выполненного, как на зло, на твёрдую четвёрку. В своей тетрадке, отступив место от вчерашней краткой записи во время ланча, сделанной на улице, чтобы не сталкиваться в кафетерии со Стражницами, я старалась быть сдержанной и рассудительной, но выходило скверно. Три сердечка с надписью «дом» внутри и одно с большими буквами «МО», что значило: «Мой Остин». Расчувствовалась, да, и так и не смогла и слова вписать о Фобосе и моих идеях насчёт сотрудничества с ним. В один момент я даже замерла на месте совершенно неподвижно, а в голове пронеслась мысль, очень уверенная мысль: «Я не хочу детей. Никогда».       Так странно думать об этом в теле подростка на уроке экономики, что окаменевшие пальцы даже ручку не удержали и она свалилась на раскрытый дневник, замирая. Я привыкла к мрачным мыслям и анализированию своей жизни, сравнению того, что я прошла в том мире, с тем, что происходит со мной в этом мире, но как же жалко и беспомощно задумываться о таком во время урока. Я не хочу, чтобы мои дети рождались немыми. И плевать я хотела на то, что это, возможно, не передаётся наследственно. Не хочу даже думать о таком, опровергать свои мысли или подтверждать с помощью достоверных источников. Закрываем тему, мозг.       Предстоящая встреча с Фобосом. Пятно на руке. Математика. Хоть что-нибудь, чтобы переключить внимание, но я не могу. Не получается просто убегать, перескакивая с одной мысли на другую. Невозможно.       До самой встречи с Остином я представляла себя Ариэль, променявшей жалкий голос на ноги. С самого детства представляла прекрасного принца, который вывернет эту сказку наизнанку и полюбит меня без голоса, которого никогда не слышал, а сейчас вдруг осознавала, насколько плаксиво и дёшево всё это звучит. Даже дешевле шуток о том, что я никогда не достану Остина своими претензиями. Это простая попытка убежать от суровой реальности, которая никуда не ушла спустя столько лет. Мольба о том, чтобы всё прекратилось, несмотря на все мои упёртые мысли о том, что Эрик был дураком, не сумевшим понять красоты безголосой Ариэль, и что в мире есть ещё множество людей, способных любить немого человека.       Любить, да, возможно. Жалеть, конечно. Но ставить себе вровень… Я теперь говорю. Я восхищаюсь своей речью, восхищаюсь голосом Вилл, таким мелодичным, подходящим мне, и понимаю, что тоже глядела бы на немых, как на беззащитных животных, если бы знала всё это с самого детства. И теперь я понимаю маму, которая не могла успокоиться, упорно таская меня по врачам, даже несмотря на корявенькое «болно», которое я писала чаще всего; понимаю Остина, который шарахался, когда вздумал посмеяться надо мной, а потом узнал о немоте. И я не хочу, чтобы в случае чего мы с Уотсоном оба смотрели на наших немых детей, как на раненых зверёнышей. Не хочу, чтобы здоровые, умеющие говорить дети смотрели на меня, как на помирающее зверьё.       Наклонившись над партой пониже, почти полностью скрывшись за парнем впереди, я безмолвно заревела, сжимая края столика и рвано выдыхая. Мне было плевать, что, начав, я могу не остановиться, могу зареветь громче. Мне просто было больно. Больно от того, что, только излечившись от зависти, я снова приобретаю её. Больно от того, что в своих отношениях я человек, который просто не может брать, а затем возвращать всё в том же размере.       Что со мной происходит? Если собрать все худшие дни в моей жизни, в которые я не унывала, то их будет больше, чем дней моего пребывания здесь, а я веду себя так, как будто попала в клетку со змеями. В своей жизни я застревала в лифте, терялась на улицах, была бойкотирована робкими ограниченными дураками с распущенными языками, а здесь я просто умею говорить. Вот, где заканчивается моё жалкое гордое терпение?       Когда зазвенел звонок, кто-то притронулся к моему плечу, отвлекая от сбора вещей. Обернувшись, увидела Мэтта и сразу одним взглядом дала ему понять, что очень раздражена и не готова говорить с ним. — Вилл, ты в порядке? — взволнованно спросил парень. — Я видел, как ты плакала, — пояснил тише. — Отлично, — ответила хмуро, не глядя вталкивая в рюкзак незакрытый пенал. Нужно побыстрее убраться отсюда, убраться от него подальше. — Лучше всех.       Схватившись за раскрытый дневник, увидела, как на него смотрел Мэтт, прямо в середину листа, на сердце с «МО». Цокнула то ли от смеха, то ли от раздражения и, впихнув вещь в рюкзак, двинулась мимо парня. Пусть фантазирует себе всё, что хочет. Мне не жалко.       Нужно отметить, что ситуация с Мэттом вернула меня обратно к жизни из чёрной дыры скверных мыслей. Мысленное посылание парня куда подальше оказалось тем самым перед волейболом с Ирмой в одной команде. Мы вдоволь наорались, без зазрения совести посмеялись над тем, как мяч угодил в симпатичную мордашку какой-то девчонки, вскинувшей вверх руки и замершей, и, казалось, даже избавились от напряжения, повисшего между нами за последнее время. Мне даже ненадолго стало стыдно из-за сделки с Фобосом и своего обмана, но уже на уроке права я отрывистыми фразами записывала и план «Б», и план «В». План «Б» был предельно прост: втираться в доверие, тянуть время, искать информацию. А план «В» не продуман: вызывать жалость и, в случае провала плана «А» и плана «Б», выпрашивать помощь, как обезумевшая.       На истории вела бодрую активность, тем самым угождая немного робкому учителю-тире-вчерашнему-гостю-Сьюзан и заслуживая то, чтобы он не замечал, как мы с Корнелией тихо и беззлобно перефыркиваемся, насчёт учебника, который она всё никак забрать не может из магазина, и немного насчёт надписей, которые она делала в моей книге карандашом. «Вилл — злыдень» я воспринимала, как «Кажется, ты стала мне чуточку менее ненавистна».       На биологии дали невозможно отвратительное задание рассматривать червей в разрезе. Занимая место с Тарани, я надеялась, что она со всем разберётся, но, к сожалению, мне всё равно пришлось глядеть на извивающихся насекомых, а потом в спешке листать учебник и искать хоть что-то, что можно вписать в лабораторный табель. Да, эту работу мы, кажется, провалили по полной. На ланче надо мной даже здорово посмеялись, объяснив, что я выбрала Кук в пару на самом неподвластном ей предмете. Последний урок проходил слишком медленно, я, если честно, была как на иголках.       До меня, кажется, только теперь доходило то, что придётся наведаться к Седрику, пройти ужасную огромную библиотеку-лабиринт и остаться на неопределённое время для занятий с Фобосом. Фобос, он же тиран, он же грамотный обманщик, он же тёмный маг. Нужно быть максимально осторожной и максимально терпеливой. Ради дома. Но, кажется, даже если я повторю это себе раз тридцать, я всё равно буду глупо улыбаться, мысленно повизгивая «А-а, дом» и забывая истинный смысл своих же слов.       До магазина добиралась длинным путём, перед этим немного потоптавшись у школы со Стражницами в нерешительности, обсуждая горнолыжный курорт, куда они намылились, как и половина школы, а потом еле как унесла ноги под шуточки Хейл, которая, узнав о букинистическом, злорадно обвинила меня во влюблённости в Рика Хоффмана. Рик Хоффман. Ну, Седрик, ну, фантазёр. В колледже у меня так звали преподавателя по математическому анализу.       Внутри время от времени сжимался тугой ком предвкушения. То ли я действительно хотела, чтобы всё побыстрее началось, то ли я подсознательно готовилась оказаться привязанной к какому-то кругу, чтобы Фобос попытался отобрать силу, которой нет.       Когда я вошла в помещение, глотая тёплый, почти горячий после улицы воздух, зазвенел колокольчик над дверью. Ненавижу колокольчики. Когда у Остина была ангина, он столько раз успел взбесить меня этим звоном… На звон из-за стеллажа, тень которого мраком разлетелась по помещению, выполз Седрик. Я замерла на месте, глядя на него. И ведь не прикопаешься, действительно выглядит, как типичный представитель данного времени. Ни намёка на средневековое королевство, только если идеальная осанка, по которой Корнелия всё равно записала Рика Хоффмана не в змею, а в бывшую модель. — Добрый день, — скорее не сказала, а скомкано прокашляла эти слова, потому что… Ну «добрый день» злодею-змее говорить как-то очень уж непривычно. — Я… — За мной, — кратко отозвался Седрик, разворачиваясь и снова исчезая в проходе между стеллажами. Я заспешила следом. Молчаливый злодей. Обожаю. Честно, обожаю.       Но не долго. Мы молчали в пути до портала, а потом продолжили молчание в пути по ужасному месту с движущимися стеллажами. Я уже привыкла, что люди, окружающие меня, обожают болтать без умолку: родители, Милана, Остин. Обычно, конечно, они делают это из желания по-доброму посмеяться надо мной, увидеть, как я злюсь, не успевая показать всех жестов или написать все предложения в блокноте, но всё равно молчания Седрика было равносильно фразе «Я буду интригующе молчать, а ты гадай, убью я тебя или действительно поведу к Фобосу».       Мне вообще кажется, что змей ненавидел Стражниц гораздо больше, чем его князь. Это ведь на Седрика сыпались все шишки во время бойни, да ещё и Фобос потом ворчал из-за провалов. Раньше даже жалко было его, но только потому что Милана называла его своим мужем и даже забыла ради Седрика о Ривене из «Винкс». Энергичные сестринские гневные тирады заставляли задаваться жалостью.       Чтобы немного отвлечь себя от бестолкового молчаливого хождения мимо книг, я вытащила из кармана штанов небольшое складное зеркальце, которое нашла в косметичке Вилл, затаившейся в ещё не разобранной коробке, подписанной «старые неинтересные вещи», к которой, кажется, никогда и не притрагивались. Раскрыв его под слегка насмешливым, но всё равно настороженным взглядом змея, который, кажется, слышал даже шелест моих волос, я всмотрелась в изменения в лице Вилл. Она действительно выглядела чуть старше в этом мире: в лице наблюдалась большая ясность линий, чем раньше, мягкость румяных щёк сменилась чёткими очертаниями высоких скул. Даже волосы чуть отросли, мерно качаясь над грудью, и потемнели. Совсем немного, но заметно для того, кто каждый день с утра видит яркие рыжие волосы.       Когда-то мне даже хотелось такие, но теперь я желала лишь поскорее увидеть в зеркале Джоди Морли, которая не любит рассматривать своё отражение. У Джоди обычная внешность: светлая кожа, обсыпанная коричневыми родинками и веснушками, карие глаза, широкие тёмные брови, не имеющие чёткой формы, и каштановые волосы, которые постоянно выцветают на солнце. Но как же я скучаю по этому отражению, по себе самой. Понятно, что в душе заключается больше, чем в лице, но никто из тех, кто так убеждён в этом, кто живёт по этому принципу, никогда не терял своего лица. — Почему она выглядит взрослее в этом мире? — спросила вслух, даже не думая, что Седрик ответит, но он неожиданно отозвался вполне хладнокровно: — Наверное, чтобы выглядеть внуш-шительнее. Эти С-стражницы получили с-силы с-совсем детьми, — опять эти шуршащие звуки в речи.       У меня в этот момент всплыли сразу два вопроса и, чтобы не выбирать, я произнесла их один за другим: — Разве на Меридиане девушки не считаются взрослыми в ещё меньшем возрасте? Ты знал и других Стражниц? — Это кас-сается вс-ступления в брак, но не кас-сается общей зрелос-сти. Родители могут выдать замуж и дес-сятилетнюю, если обучили её готовке и уборке. Тем более с-странно поднимать этот вопрос, ес-сли с-сейчас ты живёшь в мире, где такие порядки больше не в почёте, — несколько скептично ответил Седрик, на что я только нахмурилась. Откуда же мне знать, что этот змей настолько осведомлён о прогрессе на здешней Земле? — А нас-счёт С-стражниц, да, я, к с-сожалению, знал предшес-ственниц этих, ес-сли тебе интерес-сно. — Тогда тебе должно быть, — задумалась, почти видя перед глазами сложные математические формулы от своих замысловатых потугов. Сознательности возраста на примерный возраст бабушки Хай Лин… — Больше, чем тебе дано с-сос-считать, — насмешливо вбросил мужчина. Я приподняла брови в возмущении и удивлении. И язвить умеет, отлично. Может, ему уже давно надо послать Фобоса да перебраться на Землю с такими познаниями и умениями? — Те Стражницы тоже сражались с вами? — полюбопытствовала я. Всё-таки путь немалый, а я всё вижу, как стеллажи схлопываются между собой, превращая меня в лепёшку.        Седрик невозмутимо шёл вперёд, не спеша отвечать, и я поняла, что, кажется, могу получить какую-нибудь любопытную историю, если змей, конечно, не решит, что нельзя просвещать какую-то незнакомку. Пожалуйста, Седрик. Я ведь была убедительна вчера, даже Фобос повёлся. — Неужели никто не прос-светил тебя раньше? — наконец, заговорил змей. — Девочки говорили о тех Стражницах вскользь, передавая слова бабушки одной из них, — честно заговорила, не находя в этом ничего такого. — Я запомнила то, что в рассказе упоминают Стражницу самого Сердца, по каким-то обстоятельствам покинувшую свой пост, а потом им рассказывали уже о трёх Стражницах. Это всё, что я знаю. И, кроме того, у меня есть пара своих теорий, — чтобы расшевелить Седрика ещё больше, улыбнулась я. — Бывшая Стражница Сердца это Нерисса, с которой вы спутали меня, верно? Я решила так, полагаясь на то, что вас насторожила использованная мной магия, и ещё то, что, как вы решили, Нерисса оказалась так близка к Сердцу.       Седрик посмотрел на меня странно, как на ребёнка, от которого, наконец, смог добиться какого-то толка, но всё равно с долей насмешки. — Нерис-са была одержима С-сердцем, — заговорил мужчина спокойно, не отрывая от меня взгляда. — Даже убила за него одну из с-своих подруг, когда той передали С-сердце.       Передали? Я ошарашенно вылупилась вперёд. Просто взяли и ПЕРЕДАЛИ? Почему я этого не помню? Почему, чёрт возьми, бабушка Хай Лин не догадалась до этого, если даже о жизненных силах, которыми этот чёртов кристалл можно наполнить, вспомнила? Что за игра в одни ворота? Мне надо было притвориться, что у меня кукушка тронулась на почве обожания к этому Сердцу, чтобы от меня тоже отстали? Просто передали! А как же «Пятая Стражница важна, вы без неё никто»? Выдох.       Но, с другой стороны, может, так надо? Если бы не статус Стражницы, то я не стащила бы книгу, а не стащила бы книгу, не получила бы шанс вернуться домой. Сомнительный, но шанс, но всё же… ПОЧЕМУ? Почему в одном случае «да, конечно, пусть Сердцем владеет другая», а в моём «Бегай, открывай-закрывай порталы и превращай нас»? — Вижу, ты чем-то рас-строена пос-сле моих с-слов, — наблюдательно подметил Седрик. — Не хотела лезть во всё это, — ответила честно. — Все эти бои непонятно за что, риск, возможная смерть. — Разве ведьмы не живут на грани с-смерти? — выдал змей как-то очень мудрёно. Я даже не сразу поняла, к чему он ведёт. Истребление. — В моём мире ведьм истребляют только в кино. Многие перестали верить в мистику, а те, кто до сих пор пытаются ловить ведьм, оборотней или вампиров попадают в психиатрические больницы. — Твой мир не многим отличается от Земли. — Это и есть Земля, только в другой Вселенной. Они, я заметила, почти ничем и не отличаются, — отметила слегка уклончиво, не желая, чтобы Седрик развивал тему, потому что другого объяснения, кроме как рассказать о мультике, у меня не будет, но вместо этого змей потряс меня удивительно циничным и, нужно сказать, грустным вопросом. — Тогда зачем тебе возвращатьс-ся, — спросил, — ес-сли нет никаких различий?       Такой вопрос говорил о многом, но, самым главным образом, об одиночестве змея. Человек, у которого есть хоть кто-то дорогой, никогда бы не задал такого вопроса. — Там дорогие мне люди, — ответила почти гордо, при этом низко опуская голову и вздыхая. — Вернёмся к Нериссе? — не утвердила, а почему-то спросила, и змей легко и чётко оборвал меня. — Нет, — сухо сообщил он. — Можешь задать вопрос о ней князю, если захочешь. К тому же, мы почти пришли.       Я нахмурилась, смотря вперёд и понимая, что наш путь действительно почти полностью пройден. Видно было, как в бесконечном мраке наконец просыпается свет, который сыпала большая люстра с несколькими сотнями свечей, высоко возвышаясь над небольшим читальным залом. Выглядит, как свет в конце тоннеля. Именно эта мысль заставила меня подумать о том, что не стоит говорить с Фобосом о Нериссе сегодня же. Любопытно. Конечно, но вряд ли Седрик дал мне простодушный хороший дружеский совет. И, чёрт возьми, от этого стало ещё более любопытно.       Выйдя из мрака стеллажей и следуя за Седриком в середину библиотеки, видимо, к выходу, наспех потянула за «собачку», застёгивая лёгкую осеннюю куртку до самого носа, чтобы не сразу показаться знакомой тем слугам, которые успели разглядеть меня во время вчерашнего визита совместно со Стражницами. Но только мои пальцы отпустили собачку, как в поле зрения появился Фобос, в своей странной летучей мантии до пола, которая чуть рассмешила меня, заставляя сдерживаться. Когда он сидит на троне, это смотрится не так, как когда он ходит. Серьёзно, позовите на помощь стилиста Валтора. — Здравствуй, Джоделайн, — кратко поприветствовал меня мужчина, когда я неосознанно замерла на месте рядом с Седриком. — Здравствуй, — кивнула, не решаясь произнести имя, и чуть приблизилась, стараясь выглядеть внимательной и собранной. Теперь я, кажется, начинала понимать тот мандраж, с которым сталкивались мои ученики при нашем общении. — Прежде чем заняться заклинаниями, тебе нужно изучить язык и произношение, — проинформировал Фобос. — Надеюсь, это не займёт слишком много времени, — он хмуро с сомнением взглянул на меня. — Следуй за мной. Седрик, отправляйся к охране.       Языки. У меня совершенно нет языковых способностей. В школе и колледже я долгое время учила итальянский, как иностранный, но всё равно не могу даже фразы составить. А теперь, если учесть специфику этого места, то мне даже страшно становится от того, что Фобос может предложить мне для изучения.       Дойдя до одного из читальных столиков, расположившегося почти под самой люстрой, мы присели. Не удержавшись, сначала вскинула голову вверх, чуть прикрывая глаза, которые слепил яркий свет, а затем только обратила внимание на всё что было передо мной. Фобос разместил на столе книги, настоящие чистые пергаменты и потрясающую чернильницу, от которой исходил приятный резковатый запах. Только перьев не хватало, подумала, но тут же заметила их на другом краю: два вытянутых пера с каким-то железными стержнями на концах. Внутри тут же проснулось детское «хочу», и я внимательно посмотрела на князя, который тем временем спросил: — На каком языке написаны заклинания в твоём мире? — Латынь, — сказала, не думая, но потом поняла, что враньё может выйти мне боком. Всё-таки нужно было учить языки раньше. — Я начала её, — поспешно попыталась оправдать свои будущие погрешности. — Ничего, — спокойно перебил блондин. — У латыни и древнего меридианского нет ничего схожего. — А почему именно древний меридианский? — Безопасный язык. После правок, сделанных более трёх сотен лет назад, старый язык знают только представители моей семьи, проходя обучение. — Но кто-то же учил всех вас, — выразительно глянула на князя. — Все учителя смертны, — неоднозначно произнёс Фобос, опуская передо мной книгу. — Сначала попрактикуешь письмо, чтобы алфавит лучше запомнился. Я помогу с произношением.       И наш урок начался. К сожалению, это был первый мой урок здесь, к которому у меня не было читерских кодов в виде мысли «а, что-то такое я помню». Всё с нуля, с чистого листа, так сказать. Но я очень старалась. И Фобос старался. Он так умело произносил эти буквы, помогая мне быстро составлять английскую транскрипцию рядом с каждой, а ещё один его внимательный взгляд взывал ко всему моему вниманию, не позволяя упустить ни единого хвостика у букв.       Перерисовка у меня выходила складно, я даже успевала включать рассудок, чтобы отвечать на вопросы-попытки-подловить-меня-на-вранье. Так Фобос узнал, что в моём мире ведьмы расцветают поздно, кроме того, из-за подозрительности некоторых людей моё обучение пришлось начать позже. А ещё мне нужно было получать образование, так что не до этого было. Кроме того, появился маленький шанс, и на вопрос о своём мире, я немного рассказала о его политическом устройстве, а затем посмотрела на мужчину очень безмятежно и добавила: — Что там дальше?       Позже Фобос заставил произносить эти буквы так, как я запомнила. Первые три вышли блинным комом, следующие семь сносно, потом провал чередовался с дохлым успехом и три последние оказались превосходными. Эсканор качал головой, но старался терпеливо принимать это. Вообще, думала он будет более вспыльчив и требователен, но, кажется, пока Фобосу хватает спешки в деле с его сестрой. Тем более «моя сила» ему уже обещана на добровольной основе. Но возможно ли это? С Элион ведь он лебезил не ради того, чтобы она сама отсыпала ему своей магии. Этот вопрос заинтересовал меня так, что я даже заговорила об этом. — В моём мире силу можно передать с помощью обряда, а можно забрать, убив человека. Как ты собираешься поступить со мной? — прямо, чуть хмурясь, нарываясь на грозный взгляд перебитого Фобоса. — Мы заключили соглашение, — недовольно напомнил Фобос с тактичным спокойствием. — Да, но ты серьёзно собираешься со мной возиться, чтобы потом получить силу? — мы сидели близко. Мне хватило один раз выдвинуться на стуле так, чтобы смотреть Фобосу прямо в глаза и видеть все эмоции в холодном лице. — Не похоже на… Правду. — Чтобы что-то получить, нужно что-то отдать. Кроме того, мы не слишком хорошо знакомы. — Вот именно. — Джоделайн, у тебя есть причина во мне сомневаться? — прямо спросил мужчина, в упор глядя на меня.       Меня моим же оружием. Я опустила взгляд, смущаясь, и неловко заговорила: — Я… Многое слышала о тебе.       Фобос хмыкнул, свободно наблюдая за мной и усмехаясь одними глазами. — Ты слышала то, что Кондракар желает навязать Стражницам, — уверенно произнёс он. — Они не доверяют не только мне, но и тебе, Джоделайн. Вернее той, кем ты сейчас являешься. После поступка прошлой Стражницы Сердца, своей собственной ошибки, они ограничивают тебя.       Любопытство проснулось снова. Я внимательно смотрела на Фобоса. — Стражницей Сердца раньше была Нерисса, с которой я спутал тебя. Она была частой гостьей Меридиана, даже вышла здесь замуж, но она была помешана на Сердце. В то время, когда Нерисса вместе с ещё четырьмя девушками была Стражницей, их силы были намного больше сил нынешних Стражниц. Кондракар совершил ошибку, раскрыв их силы, поступил непредусмотрительно, и Нерисса помешалась. Она увидела власть, которую подарило ей одно Сердце, и поняла, что желает владеть не только этим Сердцем. Когда Кондракар спохватился, было уже поздно. Нерисса предприняла попытку отнять Сердце, переданное другой Стражнице, и убила её. Тогда силы оставшихся четверых были отозваны, а Сердце отобрано и возвращено на Кондракар. Нерисса стала жительницей Меридиана, но не отступилась от своих планов.       Губы Фобоса поджались. Я видела непростую для него самого историю, которую он произнесёт быстро ледяным голосом. Я была готова даже к тому, что, поделившись со мной этой тайной, мужчина посадит меня в темницу или убьёт. — Спустя несколько лет Нерисса подняла восстание против королевы Меридиана Вейры, моей матери, — мужчина взглянул на меня, придушив в этот момент одними глазами. — Год был тяжёлым, наша столица отходила от прошедшей войны с буйными племенами оборотней из лесов, многие запасы были уничтожены во время битв и переправлены для поддержки армии. Нерисса выбрала отличное время для подъёма мятежа: голод, бедность, едва прошедшая война… Королева даже не успела спохватиться для того, чтобы наладить ситуацию, а Нерисса, одержимая Сердцем Меридиана, последним шансом заполучить его перед тем, как оно перейдёт будущей королеве и примет её, действовала незамедлительно. Когда она и её помощники обрушились, Кондракар даже не подумал вмешаться. Только наблюдал… Нерисса смогла победить королеву, но не смогла добраться до Сердца. Зверское убийство неповинной королевы и её мужа, потеря наследницы престола развязали руки… Одному человеку. Восстание было подавлено, а слабая Нерисса поймана её бывшими соратницами и отправлена на Кондракар сразу после того, как погиб Меридиан и невинные люди.       Фобос избежал упоминания себя в этом рассказе. Ему настолько больно причислять себя к произошедшему, ему не хотелось говорить о матери… — А теперь Кондракар позволяет себе сеять недоверие между нами, — на вздохе произнёс Фобос. — Теперь ты должна быть объективна, Джоделайн, раз тебе известны две правды, — он глубоко вздохнул. — Забери пергамент с алфавитом и подготовься к завтрашнему занятию, как следует. Седрик проводит тебя.       Я молча подхватила свои вещи вместе с пергаментом и покорно встала, двигаясь по направлению к змею, действительно ждавшему меня у проклятых стеллажей. Внутри бушевали смешанные чувства, шла борьба недоверия с жалостью.       Уже стоя в тени громадных стеллажей, я обернулась. Фобос сидел, прикрыв глаза и откинув голову на спинку стула. Такое ощущение, что спал, что меня не удивило бы: вид у него был уставший, глаза красными и сонными.        ________ * — авторская выдумка.