Молчание

Как у ведьмы четыре крыла, а и за плечами воздух дрожит. Нынче ей полыхать синим пламенем, как она горела во лжи.

                    Элион неловко остановилась рядом со скамейкой, на которую Нерисса забралась с ногами, и, поймав её светлый взгляд, смущённо протянула ей бумажный стаканчик с кофе. — Э-это тебе, — запинаясь, обозначила блондинка, и, едва передав стакан девушке, неловко схватилась за край правой косички, рассматривая его, покручивая между пальцами.       Элион показалось, что она услышала, как Нерисса усмехнулась и сделала глоток, что она почувствовала, как её острый взгляд сверху-вниз прожигает её светлую макушку. Вообще, трудно не быть… беззащитной перед такими людьми. Перед Нериссой, перед Корнелией, то есть. Перед такими красивыми и уверенными, то есть. Проходясь ногтем по своему веснушчатому носику, который девушка привыкла считать своей самой некрасивой частью, Элион невольно вспомнила статью о «некрасивых подругах», сильно впечатлившую её несколько дней назад. Она показалась ей достаточно правдивой, достаточно жизненной. Браун даже стала искать в словах и действиях Корнелии нечто надменное и находила. Все признаки, названные в статье, делали из Элион «некрасивую подругу» для Корнелии Хейл.       Нерисса долго наблюдала сверху-вниз, считывая эмоции блондинки и дожидаясь наиболее подходящего момента. Меридианские маги, которых ведьма знала при другой своей, более удачной жизни, называли такой момент магическим созреванием. Ведьма помнила, как веселилась у огромного костра вместе с остальными, выпивала, иногда заботливо поглядывая на подружек, чтобы убедиться, что Галинор ещё не решилась дать ответ на настойчивое предложение руки и сердца от синевласой ведьмы, а Ян Лин ещё не впала в азарт, в очередной раз бросая кости на траву, а Руфус, сидевший подле неё с позолоченным кубком, всё давал ей советы. Расслабившись у самых ног ведьмы, немолодой маг-некромант толковал: — Магическим созреванием мы называем тот процесс, когда переживания мага порождают не только эмоциональный, но и энергетический всплеск. Именно при нём наша магия раскрывается полностью, Нерисса. Обычно маги-учителя выводят своих учеников на эмоции, чтобы узнать уровень его первоначальной энергии или же понять как ситуация изменилась спустя время. Но энергетический всплеск становится настолько сильным, что молодой маг может потерять контроль над силами. Многие дети магов узнают о своих силах ещё с ранненства*, потому что не могут совладать с эмоциями. Поговаривают, принц Фобос однажды не смог совладать с эмоциями и ранил Великой Королеве мизинчик на левой руке на глазах гостей с Фазерты, а Королева в качестве некой воспитательной меры ходила с ранкой до тех пор, пока учитель не доложил, что принц стал старательней в учёбе.       Ведьма опустошила свой кубок одним глотком, задумываясь о Калебе, вылезшем из неё, должно быть, не меньше трёх недель назад, и спросила: — А младенцы на такое способны? — Что? — со смешком откликнулся Руфус. — Думаешь твой от тебя что-то перенял? Извести, птица, когда участь родителей будет переходить на отроков, — напел он.       Нерисса прищурилась, сжав кубок покрепче и запомнив это. Теперь по прошествии стольких лет сидя в своём юном прекрасном облике на скамье, она усмехнулась, с горделивым удовольствием отмечая, что в её ещё не годовалом отроке она чувствовала больше силы, чем в наследнице Меридианского трона. Соскочив со своего места, ведьма посмотрела в глаза встрепенувшейся от страха Элион и коснулась её плеча рукой, проверяя. Печать слабая, готовая вот-вот слечь, чему Нерисса была рада. — Я упомянула то, что хочу рассказать о твоей настоящей семье, Элион, — серьёзно произнесла ведьма, пока блондинка неуверенно замерла на месте, таращась своими огромными яркими глазами. — Ты ведь совсем не обычная девочка.       Элион не оценила этой фразы, неожиданно хмурясь и делая шаг назад. Принцесса выглядела разочарованной, похожей на маленькую девочку, которая после столкновения с жестокими сверстниками не могла больше верить родителям, называющим её лучшей. — Не нужно говорить таких громких слов, — предостерегла блондинка, неожиданно почувствовав себя будто бы равной этой красивой, но такой лживой девушке. — Они всё равно ничего не стоят.       Нерисса усмехнулась, покачивая головой. — Позволь мне показать, чего они стоят в действительности, — попросила девушка, протягивая руку к лицу сопротивляющейся Браун. — Пожалуйста. Ты ведь видела то, что я сделала. Разве ты уже сталкивалась с чем-то подобным здесь?       Нерисса знала, что значат подобные слова для маленькой, но уже разочарованной в жизни девочки. Она знала, что значит быть покинутой и обманутой, изменённой против своей воли. Она знала, что происходит, когда ты касаешься чужих пальцев, а они уплывают из-под твоей ладони, возвращаясь в воспоминаниях, не оставляющих тебя даже в ледяной пещере Таноса. Она знала, что происходит, когда не получается закрыть глаза так, чтобы на веках не отразились другие.       И Элион с некоторых пор понимала, что значит быть обычной, нормальной и одинокой, что значит подсаживаться во время обеденного перерыва к чужой компании, говорить со своей знакомой Сьюзен Бекер примерно минуту, а потом слушать о том, как люди планируют совместный поход на концерт. У тебя, незнакомой им, под носом. Что значит объяснять парням, что ты не можешь передать записку Корнелии Хейл, потому что вы больше не друзья. Что значит снова получить от Урии щелчок по своему конопатому носу, потому что вы с Корнелией Хейл больше не друзья. Элион Браун позволила Нериссе прикоснуться к своему виску.                     Мы снова остались вдвоём. Взгляд к взгляду. И, что самое необычное, в полном молчании. Будто бы ждали чего-то, прислушивались… Это даже для книги было бы нелогично. Когда между персонажами книги осталась хоть малая часть недосказанности, они вступают в диалог, а Фобос молчал, прячась за непроницаемой маской и будто бы всё зная. Я хотела начать разговор и даже знала о чём он будет, но боялась показаться наивной дурой. Всё-таки в этом уже не было той игры, той беспечной попытки воспользоваться чем-то невозможным и достичь своего собственного идеала здесь, в этом мире. Но, кажется, я только испортила себя этим.       Джоделайн Морли никогда не была настолько безрассудной. Она осознавала мир в котором находится и жила по его законам, не рискуя давать ответы на типовые вопросы «А что, если?..» И, я думаю, в этом есть некая заслуга немоты. Немая Джоделайн априори не может позволить себе многого, я же, найдя и голос, и поле игры, косвенно знакомое мне, нереальное для меня, постаралась стать Дороти Мэйв, которой, в сущности, и не существует.       Она всегда была лишь сочетанием переоценённых, гиперболизированных качеств, которые были в списке Немой Джоди под названием «Лучшее в человеке». Гиперболизированная смелость, гиперболизированное умение нравиться абсолютно всем, гиперболизированная, совсем смешная удача. И, таким образом мы получаем не пример для подражания, а куклу, наделённую всем и сразу, созданную не для того, чтобы побороть комплексы, а для того, чтобы прикрыть их лёгким тюлем и отпихнуть в тёмный угол. На время.       Настоящим примером для подражания всегда будет Немая Джоди. Та, которой хватило сил на то, чтобы пойти в колледж и выпуститься из него. Та, которой хватило сил на то, чтобы строить планы на жизнь, чтобы продолжать просыпаться по утрам и выходить на улицу под всё знающие взгляды, оттеняющие солнце. Та, которой хватило сил, влюбить в себя самого невоспитанного парня в мире и помочь ему стать самым лучшим. Немая Джоди не слабая. Она сильнее меня в тысячи раз. Она больше меня в тысячи раз.       Я прислушалась, понимая, что Стражницы и воины Фобоса неумолимо приближаются, готовясь вот-вот, сражаясь, ворваться в залу. Вздохнув, я снова заглянула в непроницаемую маску принца, которая легко опустилась на его веки, как влитая, не касаясь живых глаз. Они сверкнули интересом, и я отвернулась к огромным дверям, всё ещё прислушиваясь к происходящему. — Я кое-что поняла, — тихо проговорила я, когда по ту сторону залы что-то с глухим стуком врезалось в двери. — Только когда не имеешь возможности говорить, ты осознаёшь смысл слов.                     Корнелия извернулась и устремилась вверх, потянув за собой плющ, который, пропуская Тарани между своими изгибающимися сочными лианами, смог оплести три конечности одного из ужасающих на вид воинов Фобоса. Оказавшись под самым потолком, чтобы спастись от лапы огромного змея, блондинка быстро осмотрелась: Калеб, сражаясь чужим оружием, невольно отступал к огромным каменным воротам, Тарани, верно, считая подобное негуманным, отворачивала лицо, метая огненные шары в чудовищ, чтобы хоть как-то помочь парню, Ирма и Хай готовились к новому удару по камню. — Быстрее! — не совладав с голосом, визгливо выкрикнула Хейл, в последний момент отбрасывая врагов Калеба с помощью растений и тут же прикрываясь земельной стеной от лапищи змея. — Это не так легко как могло показаться! — злобно вякнула Ирма, в очередной раз не успев подстроить потоки воды под скорость вихря Хай Лин. — Почему ты просто не можешь сдуть преграду? — несдержанно прикрикнула стражница воды, обрызгивая змея, едва не ухватившего Корнелию за лодыжку водой. — Это тебе не бумага! — хмурясь, крикнула Хай в ответ, опуская руку на горло. — И каждый раз это больно!       Пролетев опасно близко рядом с головой, Хейл на мгновение растерялась от мысли, что в подобной несобранности есть её прямая вина. Быть главной среди стражниц не равно быть президентом модного клуба, указывающим на ошибки в составленном образе и объявляющим цветом месяца персиковый цвет. До этого Корнелия думала лишь о том, что ей не нравится то, что какая-то незнакомая девчонка должна командовать ей, но теперь блондинка понимала, что значит быть настоящим лидером, от которого что-то зависит. И, к сожалению, времени готовиться к этому морально не было. — Тарани, ты боишься сделать больно этим уродам? — выкрикнула Корнелия, пытаясь спуститься пониже, чтобы Кук услышала её. — Либо мы, либо они, понимаешь? И, будь уверена, они нас точно жалеть не собираются. Ирма, Хай Лин, просто соберитесь и бейте из последних сил! — огибая плющ, бросила Хейл и, круто развернувшись в полёте, обратила взгляд ниже. — Калеб! — выкрикнула она, возвышая перед ним стену из земли, и, не дожидаясь ответного взгляда, которым парень проводил её ввысь, снова поднялась к высокому потолку.       Гоблины, если можно так назвать тех безобразных существ, загорелись, падая друг на друга. Одному из них Калеб даже сумел отрубить воюющую руку, принимая второе оружие и продолжая обороняться и продвигаться спиной к каменным дверям, которые распахнулись, впуская внутрь ледяную глыбу, грохнувшуюся на пол залы, и Корнелию, устремившуюся от гонявшихся за ней проворных рук змея.                      Прикрыв рукой лицо от льда, который, распахнув двери в разные стороны, осколками полетел в нашу с Фобосом сторону, я взглянула на принца, дёрнувшего меня за руку на себя в последний момент. Тут же отвернулась, рассматривая Стражниц, влетевших в залу, и Калеба, который, оттесняясь от горящих чудовищ едва не свалился вместе с ними в спасительные обломки льда. Всё ещё чувствуя руку мужчины на своём запястье, я сама перехватила его руку и снова обернулась, смазано замечая в дверях огромного Седрика в змеиной ипостаси. — Я знаю, это уже слишком, но я прошу, дай мне решить всё самой. — Давно ли в тебе проснулась совесть? — усмехнулся Фобос, а я проигнорировала, предпочитая не заострять внимание на том, что кто-то подмечает мои ошибки.       Импульсивно оттолкнула его руку и постаралась двинуться вперёд, но мужчина успел ухватить меня за ворот платья и потянуть назад. — Седрик, хватит, — вальяжно протянул принц над моим ухом. — Я ведь отдал приказ просто доставить их сюда.       Седрик не ответил, замирая у двери. Чудовищные воины поднялись со льда и выстроились рядом с ним. Стражницы же, не собираясь верить показушному великодушию, если можно так назвать временное затишье, всё ещё готовились к атаке, предусмотрительно осматриваясь. Когда осуждающие взгляды всей пятёрки (да, Калеб тоже был любителем осуждающе посмотреть), Ирма выкрикнула: — Ты! Как же ты только смеешь!       Поджав губы, я по привычке ответила ей тем же ненавистным взглядом. У неё было право на осуждение, у меня нет, но с чего это должно меня останавливать. Возможно, я была неправа, доверившись Фобосу, а не Кондракару, но, если тут плата за услугу была понятной, то что со мной делали бы «хорошие»? Заставляли бы подменять Вилл до того момента, как найдут возможность помочь мне? Возможно, Лэр такое пришлось бы по душе с её подростковым максимализмом, но не мне. — Ирма, — мудро осадила подругу Хейл, неожиданно становясь какой-то одухотворённой и праведной, будто взрослея. — Ты должна пойти с нами, — обратилась она ко мне. — Если же ты не понимаешь этого… — То что? — отрывисто пролетело над моим ухом.       Я посмотрела на Фобоса. Опустив руку на моё плечо, он с вызовом улыбался Корнелии. — Вы, должно быть, забываетесь, — продолжал он, неспеша выдвигаясь вперёд. Седрик напрягся, следя за движениями князя. — Ну же, поведай стражница, что ты и твои подруги сделают на территории моего замка, оказавшись под прицелом у моей стражи?       Калеб угрожающе наставил оружие, но Фобос ответил ему тихой усмешкой, насмешливо делая шаг вперёд. И ещё. И ещё, пока залу не прорезал появившийся из неоткуда луч свет. Теперь настала моя очередь таскать самого принца Фобоса за шкирку. Испугавшись неожиданно появившегося нечто, я, щурясь от яркого света, наугад схватила мужчину за одежду и оттянула его назад, не далеко отступив от света, поскольку против своей воли принц не особо хотел отходить.       Я заметила, как на мгновение перед ослепляющим лучом мелькнула рука Фобоса, и свет стал тусклее. Проморгавшись, я увидела, как свет исчез совсем, являя нам тёмную закрытую фигуру в мантии, похожую на дементора из «Гарри Поттера». В руке фигуры обнаружился смутно знакомый посох, который я тут же пожелала быстренько выкинуть из головы, когда капюшон откинулся и раздался мерзкий кашляющий смех.       Всё ещё сжимая в кулаках одежду Фобоса, я чувствовала напряжение его плеч и с любопытством рассматривала ведьму, которая левитировала, продолжая смеяться, в то время как её пугающе живые глаза смотрели на нас с князем. Резким движением повернув голову, женщина бросила взгляд на Стражниц, не замечая Калеба, и усмехнулась. — Видимо, я помешала, князь Фобос, — прошелестела она, рассматривая мужчину. — Нерисса, — хладнокровно произнёс имя ведьмы принц и выпрямился, скидывая мои руки. Ведьма заметила это, ничего не сказав. — А как же ледяная тюрьма, Танос? Должно быть, за это ты отплатила своей красотой? — насмешливо отметил принц, а по взгляду ведьмы я понимала, что нечему здесь смеяться.       Но, будто бы перенимая настроение оппонента, женщина легко сориентировалась: — У меня были столь важные планы, князь Фобос, что оставаться на Таносе было невозможно, — сообщила она насмешливо, но выходило это немного скверно скорее всего от несдержанности, с которой ведьма снова перешла на шипение. — Месть несправедливым судьям и мальчишке, помешавшем всем моим планам, не может быть отложена надолго. Но, — снова насмешливо смягчившись, продолжила Нерисса, — осуществить месть над тобой здесь, в этих стенах... Скучно. Нам уже приходилось биться здесь. Поэтому смею пригласить тебя, князь Фобос, к себе: прямо к ледяному Таносу. И, чтобы это было тебе интересно, я кое-что покажу.       Ведьма взмахнула рукой, зрительно увеличивая завершение своего посоха, и всё, что я могла увидеть в шаре, завершающем её посох, были большие испуганные глаза, которые не позволяли концентрироваться ни на кулаках, ударяющих о шар, ни о смазанных ссадинах на юном лице. — Элион! — вскрикнула Корнелия, поднимая из пола огромный дикий плющ, который успел лишь обжечься оставленным после побега Нериссы светом.       Я взглянула на Фобоса, пытаясь понять, что он уже знает об Элион, а потом обвела взглядом зал. Все понимали, что теперь столкновение условных сил зла с условными силами добра придётся… Отложить? * — раннего детства (просторечие)