Все будет хорошо

— Что, думаешь, уже сможешь? Тогда на моей машине поедем. В ту Волгу я тебя просто не пущу. Она вообще заводится? — Америка явно оживился, радуясь, что России стало лучше. А то он уже порядком устал следить за его землями, и то не везде удавалось. Он — другая страна и просто не может за всем присматривать. США выпутывается из обьятий и садится на постели, поправляя футболку и оглядываясь в поиске очков. — Думаю, смогу. Давай на твоей, только постарайся не влететь в первое же дерево по дороге. Я видел, как ты водишь, лихач. — Россия встаёт, надевая очки на Америку и невесомо касаясь переносицы губами: — И Волга заводится, не переживай за нее. — он уже сам может стоять, даже ходить, осталось только ушанку надеть для пущего эффекта.       Америка фыркает, поправляя очки, но позволяет поцеловать себя: — Я опытный водитель, не придирайся. — они вместе спускаются вниз и США, отыскав собственную куртку, надевает и ее. В принципе, он готов как и Россия, управившийся с волосами: — Идем? Это собрание не будет долгим. Так что сильно устать не должен. Если что, уйдем пораньше.       Россия надевает кофту с длинным рукавом, свежие раны ещё выглядят воспаленными, и согласно кивает: — Я думал, что после собрания сам до дома доберусь. Ты же не нянька мне. Но если хочешь. — РФ мнется, но фразу заканчивает; — Если хочешь, можешь остаться у меня на ночь. Тебе далеко потом добираться. — Ох, ну, думаю, ты еще не до конца восстановился, так что я, наверное, пробуду эту ночь с тобой. — Америка почему-то смутился. Он не хотел быть навязчивым, но и оставлять Россию тоже. Надо же как-то притупить свои странные чувства заботы о нем. Они выходят к дорогому «Lincoln MKZ» и США садится за руль, кивая России. — Мне приятно, что ты не бросаешь меня. — Россия садится на соседнее сидение и пристёгивается: — Я подремлю немножко, пока едем. — сообщает он, чтобы Америка не начинал говорить, и слегка наклоняет голову, закрывает глаза. — Хорошо. — кивает США. Поболтать он любил. Даже просто монологи устраивать. Главное, что бы слушатель был. Но Россия устал, так что пусть отдыхает. Они доехали через час. И даже без опоздания. Хотя время поджимало. — Вставай, приехали. — сообщает США и легонько толкает Россию в плечо. Тот с трудом открыл глаза. Он вырубился сразу же, как машина тронулась, и всю дорогу проспал, но выглядел отдохнувшим: — Так быстро? — Россия зевает, потягиваясь и выходит из машины. Он видит спешащих на собрание Германию и Францию, и ему становится не по себе. Сразу же хочется забиться в машину и никуда не ходить. РФ впал в оцепенение: — Сколько собрание будет по времени? И что обсуждаем? — Час. Может немного больше. — пожимает плечами Америка, выходя из машины, закрывая ее и отправляя ключи в карман узких джинс. Здесь он себя чувствовал куда лучше, чем в одиночестве: — Обсуждаем внутреннюю экономику и, скорее всего, тебя. Очень хорошо, что ты пришел сегодня. Я устал отгонять всех подряд от твоих границ. — они вместе идут в большое здание и поднимаются наверх в зал собрания. — Ты слишком благороден со мной, не находишь? — Россия старается держаться ближе к Америке, уж слишком давно не было его на собраниях. Зал встретил их тишиной. Все страны вылупились на Россию, как на живого мертвеца. Беларусь, вскрикнув, подорвалась с места и набросилась на брата с объятиями. Как долго бы она отсутствовала дома, она всегда любила своего брата. И РФ обнял ее в ответ, крепко прижимая к себе и говоря какие-то ласковые глупости, мол, все хорошо, не переживай. С трудом усадил. А как только сел на свое место, получил от Германии едкое: — Как там твои границы? Кажется, Америка неплохой кусок себе зажал! — Россию как в прорубь окунули. Он не подал виду, что это его задело, но посмотрел в сторону США с немым вопросом в глазах. Германия это заметил и продолжил: — Да, ты же не в курсе! Америка себе Аляску забрал и считай пол Чукотского округа. Хотел еще что-то взять, да ты вот появился. — Германия получил под ребра от злой Беларуси и заткнулся. Обсуждение перешло в другое русло, а Россия сидел, как в воду опущенный. Даже не пытался вникать в совещание. Внутри что-то опять сломалось. И было больно и холодно.       Америка, сидя на своем месте, не мог объясниться в слух. Даже взглядом показать, что все объяснит потом. Темные очки не показывали эмоций. Тяжело вздохнув, он углубился в работу, слушая презентацию Германии, а потом и спор между двумя другими. Потом даже присоединился к дебатам, перетягивая внимание на себя. Другими словами, все шло как обычно. После собрания Америка старался не выпускать Россию из виду, что бы тот не свалил. Может ведь.       Но как только собрание кончилось, Россия поспешил затеряться в толпе своих братьев и сестры, которые все же решились поговорить с ним. Много объятий и пожеланий поскорее встать на ноги. Беларусь сообщила, что они все вернутся, как только РФ справится с внутренним кризисом. А что мог ответить Россия? Он согласился. А после разговора свалил. Доберется домой с Беларусью, которая согласилась его довезти. На Америку ему уже все равно. Не хотел о нем думать. На обратной дороге опять заснул, и только дома отошёл ото сна окончательно. Кровать холодная, и рядом теперь никого нет. Даже слишком одиноко и собаки не спасают. Россия не может поверить. США же обещал, что все будет нормально. Конечно, что же такое слово Америки, одна сплошная ложь. Видимо, все идёт по новой. Новые раны не успели зарасти, как Америка нанес новые, окончательно все разорвав.

***

      США сильно задержался. Он и так слишком долго не был на собраниях, так что его заваливали вопросами и предложениями буквально все. А он вежливо отвечал и улыбался. Как всегда. Смог освободится только к вечеру, а Россия свалил. Американец зло поджал губы. Он ведь действительно ради него старался, а тот даже не попытался спросить. РФ, что с него еще взять.       Он садится в машину и заводит ее, устало выдыхая. Даже входя в легкий ступор. Куда теперь — то ехать? Неужели домой? Но, нет, так нельзя. Он поедет и все обьяснит. Документы лежали на заднем сидении и в любой момент он просто может отдать их России на подпись, тем самым отдать все, что забрал.       А РФ не мог найти себе места. Ходил по пустому дому, собак выслал погулять, и тихонько подвывал от боли внутри. Казалось, сердце просто разорвется. Руки тряслись, а вскоре и ноги стали отказывать от напряжения. Россия не мог заплакать, черт, не мог, а если бы сделал это, то стало бы намного легче. РФ достает свой любимый нож, которым нанес большое количество ран на себе, и принимается за дело. Идёт в ванную, ложится в нее прямо в одежде, лишь ушанку снял со свитером, и методично наносит ужасные повреждения, почти до кости прорезая руку. Естественно, была задета артерия. И только тогда, когда основные эмоции начали выходить наружу с гневом, Россия громко заплакал. Его все оставили, и чего он ожидал от Америки? Тот специально все это делал, лишь бы получить земли. РФ пытается вылезти из ванной, заливая все кровью, и выходит в холл. Нужно передавить руку чуть выше прорезанной артерии, чтобы остановить кровь. Хотя бы несколько часов не будет помнить об этом предательстве.       Америка добирается до его дома довольно быстро, давя на газ больше, чем обычно. Особняк встречает его привычным запустением и США, забрав документы, проходит к двери, нажимая на звонок. Потом еще раз и еще. Что бы уж для верности. Внутри шевелилась странная обида. Он был просто уверен, что Россия теперь просто считает его предателем и лицемером. Не даст объясниться нормально. Так что нужно успеть швырнуть в него документами, пока тот, не узнав его, закроет дверь, навсегда отгораживая от себя. Чертов Германия. Он ему хорошо потом экономику подпортит за слишком длинный язык.       Россия находит жгут и привычным движением перевязывает руку. Кровь останавливается буквально за три минуты, но жгут убирать РФ не спешит, смазывая другие раны. Кровь смыть нельзя, грязь попадет, и ковры загадил вместе с полом. Ещё и в дверь звонят. Россия, более — менее успокоившись, идёт на звук. Смотрит в глазок и удручённо качает головой. Америка решил опять сделать больно? : — Что тебе нужно? — спрашивает Россия неожиданно дрожащим голосом. Он ещё и крови порядочно потерял. Все же РФ снимает жгут. Рука еле функционировала от нанесенных ран и вся была в крови, но на это Россия вообще отказывался обращать свое внимание: — Документы отдать, на территории твои дорогие. — хмыкает Америка и для верности показывает довольно толстую папку:  — Ты свалил и не дал мне объясниться. Я конечно не удивлен, но… — он сжимает папку сильнее чем нужно понимая, что со стороны выглядит уже просто несчастно. Понимает, что не сможет просто оставить это и уйти. Он просто не хочет уходить: — Открой дверь. Пожалуйста.       РФ видит папку, и все складывается в полную картину. Россия очень сильно сглупил, ну не будет возвращать территории Америка, если хотел сделать стране больно. На РФ накатывает натуральная истерика. Он громко смеётся, опускаясь на пол от бессилия, и неожиданно для себя начинает рыдать, прислонившись боком к двери. Он все напутал и опять чуть не убил себя. Хотя, таким глупым жить не нужно. Россия рыдает и плевать он хотел на то, что Америке нужно открыть дверь. Еле выдает: — Ключ под ковром. — потому что сам встать уже не сможет, потерял много крови и от истерики совсем сил лишился.       США тут же наклоняется, заглядывая под ковер. Видит ключ и поднимает его. От чего — то дрожащими пальцами вставляет в замок и поворачивает, открывая дверь. Потоки холодного воздуха моментально заморозили его тело. Почему-то запахло фруктами. Америка садится, прижимает РФ к себе, и Россия захлёбывается новым потоком рыданий, потому что ему становится тепло. Плевать на аптечку: — Россия… — Америка падает рядом на колени тут же обнимая его и только потом замечая сильные и глубокие порезы: — Идиот. Fuck, you. Fuck. — он срывается на английский и с трудом отстраняется: — Нужно… Нужно, что-то сделать. Где аптечка? — Голос почему-то дрожал. США почувствовал, что за все долгое время готов расплакаться сам.       А РФ готов даже умереть в этот момент, если последние мгновения будет счастлив. РФ плечом опирается на стену и сжимает ладонь США; — Не нужно аптечки, я все обработал. Кровь не идёт, просто засохла. Зашить нужно, правда, но плевать, само может зарасти. — Россия немедленно успокаивается, слыша чужую дрожь в голосе. Это как сигнал помочь другому, и РФ притягивает к себе Америку, утыкаясь ему в шею и обнимая за плечи, и плевать, что рукам больно: — Боже, какой я идиот. Я думал, ты меня обманешь, как обманывал других, а я просто не мог этого перенести, я же доверился тебе. — всхлипывает Россия. — Знаю я, знаю. — Америка осторожно обнимает его за шею, стараясь не делать больно другим частям тела и теперь просто мелко дрожит. Он очень давно не плакал. Возможно, даже разучился. Но помощи все равно требовалось не меньше. И Россия понял и это: — Прости, что не говорил об этом раньше. Я просто не смог. Извини.       Россия поднимает заплаканное лицо и смотрит на Америку, прежде чем осторожно вытереть его выступившие слезы: — Пожалуйста, не плачь. Не думаю, что это того стоит. — РФ сам чуть опять не разревелся, губы его дрогнули, и он просто прижался к Америке, слушая сумасшедшее биение его сердца: — Прости меня. Я такой глупый. — Россия гладит его по спине в надежде, что это поможет ему меньше дрожать и быстрее успокоиться.       США снимает очки, отправляя их в карман и давая вытереть себе выступившие слезы. Потом снова прижимается, получая сейчас так нужные обьятья: — Осторожней. У тебя же руки повреждены. — он тихонько всхлипнул, чувствуя, что постепенно успокаивается. — Перемотать их бинтами, и дело с концом. — морщится Россия. — Я даже отрицать не буду твою глупость. И прийти я смог только сейчас. — он снова всхлипывает:  — Забирай свои территории. Я же для тебя…- Россия продолжает гладить Америку, совсем по-отцовски прижимая его к себе сильной хваткой: — Потом, потом с территориями. Я просто думал, что ты меня оставил, а про куски земли даже и думать забыл. Ты представить себе не можешь, как мне полегчало. — РФ приподнимает подбородок Америки, смотрит в эти темные глаза и прижимается в поцелуе, желая забрать эту дрожь, боль и обиды себе, чтобы США больше не страдал.       Америка сразу отвечает на поцелуй, прижимаясь ближе и прикрывая глаза. Это, наверное, именно то, что он хотел сейчас. Россия не сердится на него. Все хорошо. — Russia. — тихо шепчет США, осторожно гладя его по плечам.       РФ любил целоваться и всегда делал это с особой трепетностью, вот и сейчас поцелуй вышел нежным и мягким: — Прости меня, идиота. Прости, что напугал. — хочется прижать его к себе и никогда не отпускать, сделать своим, чтобы была возможность защищать его от любой угрозы, и Россия готов умереть за каждого, кто будет под его крылом, и Америке там есть место.       Но США не нужно крыло. Он справится сам, всегда справлялся. Он готов сделать тоже самое для России. Только тот будет у него первым настоящим. Первым, кого он действительно хочет защищать как любимого. — Прощаю. И ты тоже, ну, извини. — Америка смущенно улыбается. — За что? Ты все делал правильно, это я идиот. — Россия смеётся и снова тянется к губам Америки, целуя его нежно — нежно, как любимое создание: — Пошли наверх. Бумаги на завтра оставим. Поможешь мне? Не думаю, что сейчас я в состоянии даже сполоснуться самостоятельно. Одежда прилипла от крови, а руки еле сгибаются. — Россия все ещё подрагивает и боится, что Америка его оставит, пусть страх и иррационален. — Пойдем, разумеется. — опомнившись, поспешно кивает Америка и отстраняется, помогая встать. Потом они осторожно идут наверх. Сначала в ванную, а потом уже и в спальню, на кровать. — Прости, я не могу сейчас идти быстро. — Россия заходит в ванную и может снять только нижнюю одежду, штаны да белье с носками, а вот с футболкой засада, прилипла: — Неловко, конечно, но я сам не справлюсь. — РФ осторожно залезает в ванную, но руки так сильно болят, что страна, сцепив зубы, чуть не взвыл: — Надо футболку от меня отодрать. — усмехается РФ, сонно глядя на Америку. Потеря крови и истерика дали о себе знать. — Давай я попробую. Может, под водой отлипнет? — США усаживает РФ в ванную и включает теплую воду, но так, чтобы та не попадала на поврежденные руки. Потом осторожно, миллиметр за миллиметром, начиная снимать с него футболку в прилипших местах. — Потерпи немного. — Угу. — теплая вода расслабляет мышцы, и Россия уже выглядит спокойнее. Футболка медленно, но верно отмокает, но пока РФ от этого не легче. Он изредка шипит, когда совсем больно, но все же футболка снимается, и он остаётся полностью обнаженным, но в крови: — Спасибо. — выдыхает РФ, подставляя лицо под струи воды.       США замирает на пару секунд искренне любуясь Россией. Кровь, конечно, портила вид, но не эти в меру накачанные мышцы и торс. — А неплохо. — тихонько выдает он, начиная помогать ему мыться и иногда специально проводя руками по особо аппетитным местам. Приятное с полезным, так сказать.       РФ этого не услышал. Он наконец-то под душем и сейчас с него смоют кровь: — Я никак не привыкну, что у тебя такие мягкие руки. — России удается поймать ладонь Америки и переплести свои не особо длинные пальцы с его, а у США пальцы как у пианиста, длинные и тонкие. Прикосновения Америки вызывали мурашки по всему телу, даже соски затвердели под теплым душем.       США стойко держится, продолжая мыть Россию, чувствуя, что в узких брюках становится тесно. Очень вовремя, конечно. Америка раздраженно вздыхает и продолжает мыть, игнорируя навязчивые ощущения. — Очень мягкие. Да уж. А у тебя все неплохо. — Хах. Тело такое от тяжёлой работы в поле, я же колхозник. Да и сил после работы ухаживать за кожей нет совсем. — он уже избавлен от крови и хочется лишь одного — в кровать. Быть совершенно чистым сущее блаженство: — Поспим в одной кровати или тебе отдельную комнату? Просто, вдруг ты не хочешь, раны все же открыться могут. — конечно, Россия хочет, чтобы Америка остался с ним, но тут все зависит от страны.