***
Три ночи пронеслись одна за другой, лишённые сновидений, без боли в шраме, и без влияния или присутствия Волдеморта. Но Гарри не смел принимать это временное затишье за абсолютное спокойствие. Поведение Тёмного Лорда во время их последней встречи с директором было довольно чудны́м. Даже если бы этот человек не имел жизненной цели увидеть Гарри мёртвым, Волдеморт явно был зол на Дамблдора из-за того, что тот прервал тогда их странный разговор. Гарри был уверен, что ему стоит ожидать ещё одной встречи с Тёмным Лордом в ближайшем будущем. Поэтому каждый раз, когда парень ложился спать очередной ночью, он одновременно ожидал и боялся нежного, но настойчивого рывка, вытягивающего душу из тела в чужие-знакомые руки. В тщетной попытке подготовить себя к этому, Гарри день за днём проводил в библиотеке, штудируя книги в поисках той, о которой Волдеморт говорил в их последнем общем кошмаре. Но мадам Пинс всё время заверяла его, что книги под названием «Рыцарь Снов» не существует во всём Хогвартсе, и даже с помощью Гермионы, единственным, что Гарри сумел найти, был «Странник Снов». Это не было похоже на то, что могло бы заинтересовать Волдеморта или даже Тома Риддла, но Гарри, потеряв надежду найти то, что искал изначально, всё же изучил этот труд от корки до корки. И сейчас, когда уже знакомые рывки стали куда ощутимее и сильнее, Гарри вспомнил о совете из «Странника Снов», который должен был помочь ему удержать контроль над своими сновидениями. «Я — дерево», — уверенно подумал он, при этом чувствуя себя до невозможности глупо, потому что тьма всё продолжала окружать его. — «Я укоренён в земле. Я сильный и крепкий. Я — дерево». Практически сразу он ощутил под своими пальцами древесину, шершавую и грубую. Гарри нахмурился. Это было неправильно: он ведь сам был деревом, а не стоял рядом с ним. «Я — дерево», — с более сильным акцентом вновь повторил парень, его лицо исказила напряжённая судорога. — «Я — дерево. Я — дерево. Я…» Его накрыла вода, холодная и мощная, и Гарри рывком повернулся на бок, захлёбываясь и судорожно цепляясь за дерево под собой, ощущая странную отстранённую радость, что у него вообще есть что-то, за что можно держаться. Его глаза резко распахнулись, и вместо тьмы гриффиндорского общежития он увидел ясное, безоблачное голубое небо, ощутил неприятное пощипытание в носу от солёной морской воды. И вокруг него вообще не было деревьев — ни одного. Он растянулся на своём импровизированном плоту, — дрожа от холода в своих спальных шортах и лёгкой футболке, ощущая, как вода капает с его чёлки — в самом центре океана.***
Гигантский змей вынырнул из воды, встряхивая своей густой гривой из водорослей и едва слышно щёлкая раздвоенным языком меж острыми зубами. Чешуйчатая, отдалённо похожая на лошадиную, голова внезапно повернулась и вновь нырнула, затопляя всё вокруг. Часть чудовищного хвоста хлестнула по воде, почти уничтожая маленький плот, за который цеплялся Поттер. Чешуйчатый нос вынырнул снова, выпуская солёную струю; огромные, золотистые, наполовину погружённые под воду глаза закатились. Он был счастлив. Давным-давно Волдеморт уже посещал эту часть мира, стремясь изучить тёмную магию, практикуемую местными шаманами Помпеи, и с их помощью прочесть мрачные глифы, начертанные на затонувшем Р’льехе. Тогда он по чистой случайности наткнулся на этого Морского Змея, спиралями обвивающегося вокруг океанского прилива. Именно вид этого величественного существа породил того мальчика внутри него… мальчика, открывшего Тайную комнату и подчинившего Короля Змей в ней. — Поттер! — позвал он, летя так низко над водой, что редкие брызги орошали его трепещущую на ветру чёрную мантию. Его бледная, плоская маска-лицо была сейчас слишком змеиной, блестящей, разрисованной водой. Он опустился на плот с грацией чёрной морской птицы, окутанный этой верховной магией, которая, казалось, резвилась и сворачивалась вокруг него, подобно огромной змее под водой.***
Гарри был мокрым с головы до пят, он судорожно ловил ртом воздух. Если бы он не был достаточно напуган, когда огромный, шипастый хвост чуть не перевернул его импровизированный плот, то очень даже мог схлопотать вполне себе маггловский сердечный приступ, когда увидел ужасающую фигуру, окутанную могущественной тёмной магией, подобно некоему вампирскому монстру, несущуюся к нему над гребнями бушующих волн. Он не мог сказать, почувствовал ли облегчение или ещё больше испугался, когда узнал взгляд алых глаз сквозь морские брызги и услышал знакомый голос, зовущий его, как какого-то старого, давно потерянного друга. — Эм… — выдохнул Гарри, не зная, что ещё может сказать. Мокрая футболка неприятно липла к его груди, по лицу стекали струи воды. Морское чудовище снова вынырнуло на поверхность, но на этот раз на достаточно безопасном расстоянии, его огромный хвост показался за ним и снова скрылся под океанической толщей с громким всплеском. Гарри разрывался между желанием истерично рассмеяться и порывом просто скинуть Тёмного Лорда с края плота прямо в объятия бушующих волн. — Странно встретить тебя здесь…***
Волдеморт склонил голову в почти царском поклоне; его губы растянулись в жуткую акулью улыбку. В ужасных глазах плясал дикий огонь, мужчина выглядел почти опьянённым. Его босые ноги скользнули к Поттеру с грацией человека, способного с лёгкостью ходить по воздуху или по воде. — Разве он не прекрасен? — прошептал он, плавным жестом указывая на существо позади, но не сводя испытующего взгляда с Поттера. Мальчишка дрожал, его одежда была насквозь промокшей. И от него несло страхом, таким густым и соблазнительным. — Скажи, ты когда-нибудь ездил на Морском Змее? — Эм… нет, — Поттер зябко поёжился и подтянул колени к груди. — Однажды я сражался с драконом. Не сказал бы, что когда-либо стремился повстречать ещё одного, — он посмотрел из-за плеча Волдеморта на морское чудовище с блестящей чешуёй, огромной мордой и массивными клыками. Волдеморт ухмыльнулся, глядя на промокшего подростка, сидящего на этом сомнительном плоту. — Но ведь ты — Гарри Поттер, не так ли? — хвост змея вновь ударил по воде, снова чуть ли не опрокидывая плот. Он попытался подавить приступ смеха. — Знаменитый гриффиндорский герой и сорвиголова, — и Волдеморт прошипел команду океанскому чудовищу, тисовая палочка послала в сторону Поттера заклинание в тот же момент, когда Тёмный Лорд спрыгнул с плота и нырнул в холодную воду, закрывая одну пару полупрозрачных век и плывя в сторону змея с лёгкостью гриндилоу. Морской Змей зарычал, прерывая шум волн, и прыгнул над поверхностью воды; Волдеморт без особых усилий зацепился за его солёную гриву, запрыгивая на него, как некогда на Василиска Слизерина. Чешуйчатое существо изогнулось в воздухе, прежде чем вновь скрыться под водой, проплывая мимо трепещущих кораллов и ключей светящихся рыб. Но у Тёмного Лорда было достаточно времени, чтобы увидеть, как такое же гигантское существо высовывает влажно блестящую голову из-под воды прямо в том месте, где находился плот с Поттером, поднимая и мальчика, и жалкий кусок дерева с поразительной лёгкостью, прежде чем оба змея рванули вперёд.***
Гарри хотелось кричать и проклинать, но его рот снова и снова наполняла ледяная солёная вода. Его сметало головокружительное ощущение полёта… полёта, а потом нового погружения; он отчаянно цеплялся за свой хрупкий плот, будто это могло спасти его — а потом снова с головой уходил под воду, сметённый огромной могучей волной. Его рот, его глаза, его лёгкие были полны моря. Возможно, это была больная идея Волдеморта пошутить таким образом. Гарри сейчас утонет: его найдут в собственной постели, синего и раздутого, лежащего на мокрых от морской воды простынях. Он задыхался, его тело подбрасывало, словно жалкую тряпичную куклу под толщей океана, и с каждым движением и поворотом огромного змеиного тела — всё больше… каждая клеточка его тела разрывалась, требуя так нужного ему кислорода. Смирившись со своей судьбой, Гарри разомкнул онемевшие губы, ощущая, как жжёт лёгкие солёная вода… и вздохнул. Его тело облегчённо расслабилось, к лицу вновь прилили краски: он снова дышал, дышал водой, но это было так же естественно, как если бы он дышал воздухом на поверхности, так же легко. Почему он не отыскал это заклинание во время второго испытания Турнира Трёх Волшебников? Гарри открыл глаза, — очки сорвало с его лица гневными волнами сразу же, как только он погрузился под воду — но он с поразительной ясностью видел океаническое дно, огромного морского монстра под собой, длинные нити водорослей, растущие из его спины. Импровизированное судно Гарри разбилось на части, осколки древесины вихрились вокруг него. А потом его внезапно подбросило вверх, и он оказался на открытом воздухе в окружении струй воды и морских брызг, сидя на голове существа, как на каком-то нелепом чешуйчатом троне. Вот только монстр не остановил свой стремительный подъём, и Гарри рухнул на колени, крепко сжимая в кулаках гриву существа, пытаясь удержать себя в равновесии; паника и ужас охватили всё его естество, когда он понял, что змей всё ещё несётся вверх. Паника, ужас и — и — и взрыв умопомрачительного адреналина, который Гарри испытывал лишь во время долгих полётов на метле в погоне за снитчем… во время своего самого любимого занятия в мире. Волдеморт командовал своим собственным змеем, таким же огромным и грозным, как и у Гарри. Они на какую-то секунду встретились глазами, но даже этой секунды хватило, чтобы Гарри заметил вызов во взгляде Волдеморта, приглашение на некое странное, океаническое соревнование между ними двоими. А Гарри не мог не принять вызов, не так ли? Особенно тот, который включал в себя полёт и гонку на спине этого могучего волшебного монстра. — Давай, — Гарри услышал собственный голос, легко переходящий на родной язык змей. — Быс-стрее. Принес-си мне победу. Змей издал громкий шипящий рёв перед тем, как снова погрузится под воду. Гарри с ещё большей силой сжал гриву существа, но — ох — это было прекрасно: рыбы самых разных цветов в спешке отплывали от них, прорывающихся сквозь водоворот мелких и больших пузырей и сине-зелёных чешуек, несущихся в сносящей голову гонке. Когда в последний раз он ощущал столь дикое возбуждение? Квиддич потерял всё своё очарование и волшебство с тех пор, как Гарри сделали капитаном команды: он всегда ловил снитч ещё до того, как Малфой успевал сделать хоть что-то, чтобы скинуть Рона с метлы — и что уж говорить о том, чтобы по-настоящему насладиться игрой, ажиотажем, тем ни с чем не сравнимым азартом… Безудержный смех вырвался из горла Гарри приглушёнными пузырями, почти невидимыми в густой океанической воде. И не важно, что всё происходящее было лишь сном; не важно, что такое удовольствие приносит ему идея Волдеморта — всё это не важно, ведь Гарри уже долгие месяцы не чувствовал себя таким живым, и сейчас он собирался насладиться этим чувством в полной мере.***
Волдеморта завораживала далеко не дикая морская гонка. Нет, он был захвачен движениями Морских Змей над лесом сверкающих разноцветных анемонов и мириад призрачных медуз, ощущением полёта над поверхностью океана, — погружением и взлётом, как и много лет назад — но всё же не это порождало в нём это тёплое, головокружительное чувство… Это был его Хоркрукс. Молодая, живая аура Поттера освещала эти давние воспоминания и заставляла сердце Волдеморта заходится от радости и счастья, исходящих от неё. Тёмный Лорд позволил своему Змею отстать, давая чудищу Поттера вырваться вперёд, лишь ради того, чтобы ощутить этот прилив чистого ликования, струящегося по разуму мальчика. Он выбрал именно это воспоминание, чтобы привлечь мальчишку, ведь Северус Снейп упоминал о его тяге к игре в Квиддич… не говоря уже о том, что некогда он сам, — ох, как же давно, кажется, это было — приказал Квиррелу зачаровать метлу Поттера. Но Волдеморт не хотел вновь вспоминать о том болезненном, унизительном, паразитическом существовании. Лорд Волдеморт был совсем не против уступить победу в этой незначительной погоне, если это давало возможность его разуму окунаться в столь тёплые и живые эмоции Поттера — более яркие, чем сам свет солнца; более живые, чем извивающиеся, радостные змеи.***
Громадный змей в очередной раз прорвался сквозь поверхность океана, скользя по воздуху подобно огромной чешуйчатой птице — вот только на этот раз Гарри увидел вдалеке линию берега. Новая волна соперничества поднялась внутри него, и парень ещё крепче вцепился в зелёную гриву существа, подгоняя его шипящими командами на Парселтанге, крепко сжимая коленями его шею так, как сжимал бы древко метлы. Он был так захвачен решительностью победить, что даже не заметил момента, когда Тёмный Лорд скрылся позади него. Когда их змеи достигли берега, Гарри ощутил одновременно удивление и душевный подъём от осознания, что добрался до цели первым. Змей аккуратно опустил голову на берег, давая Гарри возможность с чуть ошалелым видом спешиться. Он не сумел удержаться от широкой, искренней, немного глуповатой улыбки от уха до уха. Тёплый песок чуть покалывал между пальцами ног, прилипал к влажным ступням и голеням, когда парень пьяно ступил на землю, чувствуя себя так, будто только что выиграл Кубок Мира по Квиддичу.***
Волдеморт ловко спешился, давая холодным волнам, бросающимся на береговой песок, омывать свои босые ноги. Он наблюдал, как Поттер в эйфории и бессилии счастливо шатается по пляжу, измученно улыбаясь. Тёмный Лорд уже давно не ощущал такой… наполненности. Нет, даже сейчас он по-настоящему не чувствовал этого, а мог лишь насладиться кратковременным порывом эмоций, перетекающим от Поттера в его собственный разум, окутывающим его, словно кокон. Наверное, он мог бы приравнять это чувство радости мальчика, передающееся ему, к тому ощущению бескомпромиссной правильности, которое появлялось до применения им заклятия Avada Kedavra и к триумфальному удовлетворению от вида врага Лорда Волдеморта, падающего на колени сломанной марионеткой, которой перерезали удерживающие её нити. Казалось, будто наслаждение ускользнуло сквозь его пальцы, исчезая быстрее, чем он успел насладиться им. И при этом он не мог вытянуть это удовольствие, как его верная Беллатрикс. Пытки были наказанием для недовольных, инструментом гнева; это было необходимостью для функционирования в этом грубом, гнилом, низшем мире, в котором он оказался. Всё было иначе до той злополучной ночи Хэллоуина. Он вспомнил, как это было… сейчас, когда сумел ощутить величие гордости своего Хоркрукса. Тринадцать лет боли, помноженной на боль. Никакая мера заклятия Cruciatus, даже карательного, не могла сравниться с той неугасающей, бесконечной агонией, которая поглощала собой всё, кроме безумной жажды вернуться. Это безжалостное желание, выкованное в Албанском лесу, пробило безвозвратную дыру в его характере и разуме. Волдеморт жил в постоянном гневе, постоянной жажде — иногда они притуплялись, но большую часть времени пожирали всё на своём пути. Он всегда был с ним, этот лес, подобно незаживающей ране, которую никто не мог залечить. — Вау, это было превосходно… Вау, — Поттер обернулся, явно не обращая внимания на меланхолию Волдеморта, посылая Тёмному Лорду солнечную улыбку. — Я победил тебя. Получу ли я приз за это? Он желал, чтобы Поттер навсегда оставался в этом легкомысленном счастье, захваченный восторгом от их небольшого развлечения. Он не хотел, чтобы небо темнело за пеленой его собственных мыслей, сосредоточенных на проклятии, которое лишило его силы, и на ребёнке с зелёными глазами, что наблюдал за тем, как он превращается в самое жалкое и слабое существо из всех живущих. — У меня складывалось впечатление, что победа — сама по себе приз, — формальным, тихим тоном произнёс он, его голос почти перекрывал шум бушующих волн. — Но если ты так желаешь, Лорд Волдеморт может наколдовать для тебя несколько безделушек, — он вспомнил о разноцветных облаках дыма, которые Джеймс Поттер создавал ради развлечения сына, и Тёмный Лорд попытался абстрагироваться от злости на этого ребёнка и просто отдаться чувству приятного восторга, исходящего от Поттера. Волдеморт провёл своей волшебной палочкой по воздуху, оставляя кончиком сияющий след расплавленного золота. Он перекручивался и расширялся, разделяясь на двух скачущих Морских Змей, таких же гладких и ярких, как серебряный протез, созданный им для Хвоста. Они помчались к Поттеру — всё ещё соревнуясь — счастливо кружась вокруг него, перешёптываясь между собой и с мальчиком, приземляясь к нему на одно плечо лишь для того, чтобы через секунду перелететь на другое; идеальные золотые симуляторы зверей, на которых они только что ездили.***
Гарри готовил себя к какому-нибудь наговору или даже Тёмному проклятью, но он не ожидал увидеть перед собой это тихое, задумчивое существо, смотрящее на него странным взглядом, когда из кончика палочки Тёмного Лорда вылетело две миниатюрные копии огромных, прекрасных созданий. Гарри на какое-то мгновение отвлёкся, в восхищении наблюдая на этим волшебством, прекрасным в своей простоте и незамысловатости, игриво ласкающемся к нему — к его шее и плечам. Он не сумел сдержать задорный смешок, когда ощутил легонькое тыканье мордочки в своё ухо, щекотку от прикосновения золотого языка к мочке; всё ещё легко улыбаясь, он поднял свою руку к шее, и морские змеи послушно обвились вокруг неё, сворачиваясь друг на друге, вертясь всё выше и выше по его руке. Но было нечто не совсем правильное в этом пейзаже сна, какое-то беспокойство на мирном берегу. Гарри поднял голову и улыбка медленно сползла с его лица. Волдеморт выглядел очень несчастным. Был ли он разочарован тем, что морской монстр не сожрал Гарри? Или же он был просто зол из-за того, что не одолел парня в своей собственной игре? Вдохновлённый, Гарри попросил одну из змеек отделиться от другой. Несколько тихих нашёптываний на Парселтанге, и существо скользнуло обратно к своему создателю, оставляя парня со своим близнецом, всё так же счастливо обвивающим его руку. — Вот, — произнёс Гарри, — теперь мы оба выиграли. В любом случае, у меня против тебя был перевес — я довольно прилично держусь на метле. Полное разоблачение, — он вновь попытался улыбнуться, но на этот раз это у него получилось несколько натянуто. Что-то было неправильное во всей этой ситуации. Лорд Волдеморт ведь хотел убить его, наблюдать за его страданиями… Так зачем он привёл Гарри сюда? И что было не так с самим Гарри, стоящим здесь, ухмыляющимся, дразнящимся и пытающимся шутить со своим потенциальным убийцей? Улыбка вновь исчезла с его лица, пока он обдумывал это, изучая лицо Волдеморта, пытаясь отыскать на нём малейший проблеск или подсказку о его целях.***
Волдеморт наблюдал за тем, как к нему возвращается золотая змейка и начинает танцевать вокруг его тонкого запястья. Он не знал, как ответить, но понимал, что должен сказать хоть что-то. Этот момент надолго занял его разум, и эти размышления наполнили его убедительной ложью. — Ты должен был уже понять, Гарри Поттер, — начал он, пытаясь подавить в себе бушующий гнев и говорить как можно мягче, — что многое между нами переменилось. Тёмный Лорд почувствовал себя обманутым, когда радостная аура Поттера отступила от него. Он хотел приказать мальчишке оставаться таким же довольным; хотел мучить и ломать его за жестокую шутку судьбы, играющей с Лордом Волдемортом. А Поттер только смотрел. — Да. Да, в тот день, в кабинете Дамблдора, ты сказал, что, возможно, не убьёшь меня. — Да, и ты знаешь, что Лорд Волдеморт ничего не делает без причины. Признаюсь, я солгал тебе в том последнем сне, который мы разделили. Хотя, быть может «солгал» — слишком сильное слово… просто упустил кое-что… что-то, что мы оба с Дамблдором узнали в тот день, о котором ты упомянул. Это… это слишком жестоко даже для нас, — змеевидное лицо было абсолютно бесстрастным, как и алые глаза. Чёрные облака проплыли по небу, и Волдеморт вновь попытался побороть волну неконтролируемой ярости, поднявшуюся внутри него вместе с морским серым прибоем, подхваченным ледяным ветром. Поттер отступил, дрожа и проваливаясь пятками в рыхлый песок. Его глаза были полны ужаса и неверия. — Я… я не знаю, о чём ты говоришь. — Твой шрам… проклятье — оно забрало нечто большее, чем просто моё тело, — и следующие слова даже он почти не услышал, хотя едва ли они были сказаны шёпотом: — Я не перепутывал ни с чем нашу связь в том сне.***
Ветер зашёлся в зловещем вое, небеса заволокло чёрными тяжёлыми тучами, отбросившими на остров и океан тень. Но даже сквозь шторм Гарри всё ещё слышал эхо этих ужасных слов, всё ещё видел алые глаза, горящие в сером, холодном свете, отражающие в своих тёмных глубинах его собственный образ. — Нет, — выдохнул Гарри, когда его пальцы инстинктивно взлетели к шраму, словно желая отодрать его прямо со лба. Его глаза были широкими и казались странно обнажёнными без стёкол очков, и они всё сильнее блестели с каждой каплей испытываемого им ужаса. — Нет, это не правда. Но это было правдой. Таким образом всё обретало смысл — сны, мгновения пробуждений в сознании Волдеморта… даже умение говорить на Парселтанге ему не принадлежало. Океан вспенивался позади фигуры Тёмного Лорда, небо, искажённое ужасом этого осознания, стало пурпурно-чёрным. Он хотел, чтобы огромный Морской Змей снова вынырнул из бушующих волн и поглотил его целиком, после чего понёсся назад в океан и наполнял лёгкие водой до тех пор, пока она не смыла бы это невыразимое клеймо с его тела. Сон всё больше темнел и дрожал, распадаясь осколками, как и кошмар Волдеморта… или это был его, Гарри, кошмар?.. Отражение того конфликта, который происходил в его собственном разуме? И действительно ли это имело значение, если их души были соединены одними и теми же швами? Руки Гарри взлетели и вцепились в лоб, его рот открылся, и он закричал. Мир поглотили тьма и боль, они окружили Гарри, и спустя мгновение он обнаружил, что путается в простынях и одеялах, крича и отбиваясь от яркого света чьей-то палочки, освещающего лицо. Он обливался холодным потом и дрожал. Дин принёс ему воды, пока Рон снова и снова спрашивал, уверен ли он, что не хочет позвать директора: и да, он был уверен; да, это был лишь сон, лишь кошмар, всё было совершенно хорошо. Возможно, он сможет убедить себя в этом. Спустя час, когда его всё ещё ошеломлённые соседи по комнате вернулись в свои кровати, он действительно почти сумел сделать это. Да, просто сон, просто невообразимый, невозможный, абсурдный сон. Но когда его голова, наконец, коснулась подушки, а тяжёлые от усталости веки сомкнулись, он ощутил под подушкой нечто прохладное и гладкое. С немым ужасом Гарри медленно выудил длинного, золотого змея с идеально выгравированными чешуйками, чьи глаза сонно поблескивали, глядя на потревожившего его сон парня — живое, извивающееся доказательство того, о чём Гарри мог лгать себе хоть всю жизнь.***
Последним, что увидел Лорд Волдеморт был рот Гарри Поттера, широко раскрывшийся, как линия разлома. Он открывался всё шире и шире, пока эта трещина на коже не поглотила ребёнка, оставляя Тёмного Лорда одного стоять на берегу свирепого, бурлящего моря. Болезненная ярость захватывала его острым жалом мимолётной надежды и горького удовлетворения от произошедшего — вот только первое исчезло со сном, а второе сильнее вскипело с пробуждением. Когда он проснулся, — выплёвывая проклятья на Парселтанге, острыми ногтями раздирая тонкие простыни, ощущая, как магия и разум в нём сражаются за контроль — почувствовал запах страха и пота, услышал отголоски слов, переносимых ветром издали. Зачарованный змей всё ещё обвивал его руку в ласковом браслете. Вот… теперь мы оба выиграли. Раздражённо рыкнул, Волдеморт отбросил его. Змей с жалобным писком ударился о стену и пропал из поля зрения. Раньше, Гарри Поттер был скрытой частью Лорда Волдеморта, неизвестным хозяином голодной частицы души внутри себя. Но сейчас… сейчас Тёмный Лорд был привязан к Поттеру так же, как и Поттер к нему, потому что как и Нагини, он не был неодушевлённым предметом. У него была своя собственная магия, благодаря которой душа Волдеморта могла обрести покой или закричать в агонии. Его часть, скрывающаяся во плоти мальчика, беспокоящаяся за свою оболочку, даже если страстно желала вновь вернуться к своему Лорду. Не имело значения, насколько неопытным и презираемым был юноша, что нёс в себе его сокровище, сейчас Лорд Волдеморт был его хранителем. Ранее, он ревниво относился к боли Поттера, свирепо завладевал его последними муками. Поттер всегда принадлежал ему. Лишь он имел право мучить его, убить его. А сейчас он должен был хранить его. Сила Тёмного Лорда знает… отмечен, как равный мне. На какое-то мгновение Волдеморт ощутил прилив гордости от этого осознания — конечно, Лорд Волдеморт мог сравниться лишь с самим собой. Тёмный Лорд расслабился на подушках и в кольцах Нагини, успокаивая своё дыхание, мстительные чувства и голодную магию, перенасыщенную его болью и гневом. Ему не было надобности вновь взывать к спящему сознанию Поттера. Когда он разумом вкусил неверие и ужас мальчишки, его почти незаметные бледные губы исказились в оскале садистского удовлетворения. Ребёнок был слаб, — легко управляем страданиями других — особенно сейчас, когда это последнее откровение несомненно разорвало нить доверия Поттера директору. Волдеморт продолжит укреплять свои силы и ждать смерти Альбуса Дамблдора, одновременно преследуя самых уязвимых знакомых Поттера. Может быть, семья грязнокровки? И когда Поттер разыщет его, Лорд Волдеморт будет готов.***
Утро перетекло в полдень, а Гарри всё так же не поднимался с постели. Он проводил всё это время то погружаясь, то выныривая из сна без сновидений. И когда он просыпался, то поглаживал кончиками пальцев свой золотой приз и лениво переговаривался с ним на Парселтанге, делая всё что угодно, лишь бы выбросить этот роковой кошмар из своих мыслей. Иногда он думал о том, чтобы запереть змейку в своей прикроватной тумбе, но лишь один взгляд на мирно спящую зверушку, — даже если она была обычным предметом без души, способная дышать и шипеть только благодаря магии Волдеморта — заставлял его чувствовать вину и стыд даже за столь жестокую идею. Золотая чешуя была напоминанием о радости от того полёта во сне; он был его маленьким товарищем, что разделял его ужас, не осуждал и успокаивал, давая ему спать, пока его мысли вновь не возвращались к Волдеморту… Но как только его мысли снова возвращались к событиям прошлой ночи, он сразу же пытался выкинуть их из головы, переворачивался на другой бок и крепко закрывал глаза, позволяя сонному шипению его золотого змея вновь погрузить его в оцепенение тревожной полудрёмы. Три раза дверь в комнату открывалась, и Гарри слышал звук шагов по каменному полу и тихий, осторожный голос Рона, зовущий его по имени. Первые два раза Гарри просто игнорировал его, глубоко дыша и плотно прижимая к груди свой трофей до тех пор, пока его друг не уходил, с тихим хлопком закрывая за собой дверь. На третий раз ничего осторожного в открытии двери не было, и занавески около его кровати раздвинули так резко, что Гарри едва успел спрятать свой золотой приз под подушку. Минут десять ушло на то, чтобы убедить Рона, который на этот раз привёл с собой куда более серьёзное подкрепление в лице Гермионы, что с ним всё в порядке, просто сильно болит голова и он решил провести выходные в отдыхе. Его сон более не прерывали до самого конца вечера. Волдеморт тоже более не появлялся в них. Гарри бы провёл в постели и следующее утро, если бы Гермиона вновь не ворвалась в комнату парней и не пригрозила ему вызвать Дамблдора, если он пропустит занятия. Гарри не разговаривал с ней до конца дня. На самом деле, он вообще мало разговаривал, даже с Роном, который даже предпринял несколько дружеских попыток подурачиться с Гарри и заверил его, что готов выслушать, если ему нужно будет поговорить — о чём угодно. Но Гарри не мог выразить замешательство и ненависть к самому себе, которые нависали над ним подобно чёрному облаку, постоянное напоминание о том, кем он был и чем было наполнено его будущее — тьма, тьма, тень. Я испорчен. Он не мог сосредоточиться ни на одном занятии и даже поставил рекорд — потерял шестьдесят пять баллов на Защите от Тёмных Искусств. А ведь Снейп лишь задал ему вопрос, — до смешного простой, об обычном заклятии, которому Гарри сам обучал других студентов из «Армии Дамблдора» — Мерлин — а Гарри лишь тупо уставился на него, ощущая, как пусто в его мыслях. Я испорчен. Я повреждён. Я никогда не буду прежним. А потом, позже, когда за обедом сверкающее золото его кубка вновь напомнило ему о том проклятом, знакомом медальоне, новые слова присоединились к этой вновь и вновь повторяющейся в его голове мантре… Мне придётся умереть. Гарри рано лёг в постель, и спал, спал, и ещё спал. Он хотел уснуть навечно, чтобы аккуратное прикосновение чьей-то руки к его плечу не вырывало его из сна, на этот яркий, слепящий солнечный свет. — Уже полдень, Гарри, — без тени улыбки произнёс Дамблдор. — Вы знали, — убитым голосом сказал Гарри прежде, чем сумел остановить себя. — Вы знали и никогда ничего не говорили мне. — Гарри, — мягко произнёс Дамблдор, но Гарри не желал слушать его. Он резко сел на кровати. — Вы не сказали ни слова! Делали вид, будто эти воспоминания просто должны помочь мне понять пророчество; делали вид, будто с самого начала не знали о том, что он сделал со своей душой — что он сделал со мной… — Я только подозревал, мой дорогой мальчик. Я не видел смысла пугать тебя, пока ещё сам не был до конца… — Вы обещали, что не будете больше ничего скрывать от меня! — гневно оборвал его Гарри. — И всё же с самого начала учебного года только и делали, что говорили загадками и скрывали правду! — Уверяю, что рассказал тебе всё, что только… — Кислотный леденец, — выпрямился Гарри, вновь обрывая директора. — Что это было? Вы поняли что-то в тот день… почему он не причинил мне никакого вреда? Дамблдор тяжело вздохнул. Он выглядел очень устало. — В тот момент, когда ты вошёл в мой кабинет, Гарри, я ощутил довольно большие изменения в твоей магической подписи. Я подозревал, что, как только Тёмный Лорд понял, что ты несёшь в себе частицу его души, он наложил на тебя некоторые защитные чары. Кислотный леденец подтвердил эту теорию. Гарри лишь смотрел на него несколько минут. — Значит ли это, что я — неуязвимый? — Полагаю, что Волдеморт хотел, чтобы ничего не могло повредить сосуду его души, за исключением, думаю, его самого. Гарри тяжело плюхнулся на подушку. — Ну, это просто замечательно. Прекрасно, что он — единственный, кто сделал нечто подобное для меня, не так ли? — он повернулся на другой бок, спиной к своему профессору. Дамблдор снова вздохнул и без спросу осторожно сел на край кровати парня. Он внезапно словно ещё больше состарился. Как Гарри не замечал его возраста раньше? — Я не ожидаю, что ты будешь делиться каждой деталью жизни со своим старым директором, Гарри, но всё же прошу тебя не отталкивать друзей. Со временем ты обнаружишь, что сила дружбы сослужит тебе куда более верную службу, чем любая магия на свете. Гарри вспомнил, как однажды Дамблдор уже говорил нечто подобное о силе любви, вот только жертва его матери не сумела остановить неизбежный шаг судьбы, заключая часть души Волдеморта в уродливом шраме на лбу Гарри. — Они действительно заботятся о тебе, Гарри. И вот парень в молчании поднялся с кровати и оделся, засовывая своего золотого змея в карман мантии, под такую же надёжную защиту, как и от одного лишь прикосновения палочки. Он пошёл на занятие — Трансфигурацию, немного опоздав, но заработав от МакГонагалл лишь пристальный взгляд, ничего более. Он извинился перед Роном и Гермионой за своё странное поведение, улыбался и смеялся, как всегда, будто ничего и не произошло. Он мог сделать это: мог притворяться ради своих друзей, и ждать неделю, затем ещё одну, ждать, ждать, но никогда не забывать… Ибо в каждой тени, каждом углу, взмахе ресниц тьма шипела его имя, шептала раздвоенным дьявольским языком: Ты испорчен, Гарри. Ты повреждён, Гарри. Тебе придётся умереть.***
Длинные бледные пальцы изящно опустили перо с чёрными перьями в серебряную чернильницу. Лорд Волдеморт нетерпеливо вернул кончик пера на строку, где остановился, перечисляя комбинации рун и чисел, чернила вырисовывали густой лес сложных арифметических уравнений на пергаменте. Он пытался реализовать идею объединения Инфернала с живым хозяином. Это дело требовало умений в наложении тончайших заклинаний Трансфигурации и чар, предупреждающих разрушение тела носителя. Некоторые сказали бы, что с помощью Оборотного зелья тоже можно достичь того же эффекта преображения, но оно было ограничено по времени действия, а Тёмный Лорд был очарован идеей создания живого существа, обладающего мёртвым. Он прикусил тонкую губу, склоняясь над столом так низко, что его плоский нос чуть не коснулся влажных символов на пергаменте. Волдеморт смотрел на диаграммы в течении нескольких минут, после чего отложил перо в сторону и пододвинул к себе редкую копию печально известного «Cultes des Goules» Балфура Блейна, найденную в библиотеке Малфой-мэнора. Было похоже, что до Волдеморта никто не тревожил мрачный том на протяжении, возможно, веков, судя по довольно сильной потрёпанности и запыленности. Даже сам Тёмный Лорд отыскал этот фолиант лишь благодаря ощутимому отпечатку магии тёмных ритуалов, описывающихся на древних страницах. Бледный палец задумчиво обвёл диаграмму с умирающим человеком на последней стадии превращения в гуля. Волдеморт оставил древний том открытым и продолжил делать записи, время от времени сверяя их с несколькими текстами по некромантии, приобретёнными им в Египте. Дождевые капли начали стекать по окну, всё усиливаясь, превращаясь в град. Тёмный Лорд расслабленно откинулся в своём кресле, вслушиваясь в звуки разгорающейся на окном бури. Возможно, скоро пойдёт снег. Когда Волдеморт вновь собрался вернуться к работе, в дверь почтительно постучали. Он рассеянно взмахнул левой рукой, и дверь с тихим скрипом распахнулась. — Задание выполнено, милорд! — Тёмный Лорд даже не удосужился оторвать взгляд от своих исследований, когда Алекто и Амикус Кэрроу склонились перед своим Господином. Они были глупцами, но в данной ситуации именно дураки ему и были нужны. Волдеморту нужны были люди, которые подчинялись бы любым его приказам, даже самым жестоким и кровожадным. Обычные пытки магглов в их дни не привлекали внимание «Ежедневного Пророка», если только они не отличались особой… креативностью. Там, внутренности, украшающие стены, и подобное… У Беллатрикс сейчас были другие дела, как и у Грейбека, который занимался политикой с оборотнями. Кэрроу были его третьим вариантом. — Очень хорошо. Вы принесли тела, как приказал Лорд Волдеморт? — спросил Тёмный Лорд, и угроза в его ледяном голосе заставила слуг дрожать. — Да, милорд! — «Мой Лорд», — с раздражением мысленно поправил Волдеморт, — «всего два слова, необразованный идиот». — Они внизу… под з-замораживающими ч-чарами. — Хорошо, — Волдеморт одним лишь движением тисовой палочки закрыл книгу и грациозно поднялся; его теневые одежды почти превращали его самого в тень, удлиняющуюся на свету свечей. В его разуме бушевали мысли об экспериментальных формулах и жестокое ликование. Лорд Волдеморт спустился вниз по лестнице, в предвкушении от того, как будет знакомить мистера и миссис Грейнджер с последними достижениями искусства некромантии.***
День начинался довольно приятно, практически ничего не предвещало беды. Гермионой и Роном всё ещё не овладел их обычный приступ утренних препирательств, а Снейпа вообще не было видно за столом в Большом Зале. Гарри и Рон провели завтрак за обсуждением возможных недугов, по причине которых Снейп мог не появиться на занятии после полудня, а Гермиона попеременно то неодобрительно одёргивала их, то глухо хихикала, когда они озвучивали совсем уж дикие и невероятные предположения. Впервые за всю неделю Гарри почувствовал себя счастливым… а затем Невилл подошёл к ним на другой конец гриффиндорского стола с крайне серьёзным выражением лица. После разгромной статьи Риты Скитер во время прошлогоднего Турнира Трёх Волшебников и всего того мусора, что она написала тогда о Гарри, никто из них более не уделял должного внимания «Пророку», да и всё то, что было написано после первой страницы не имело для них значения. В конце концов, информация о смертях, разрушениях и Пожирателях Смерти выставлялась как раз-таки на первой странице. Это явно было свидетельством плохого редакционного суждения «Пророка», — или просто его стереотипного предубеждения, как и у любого другого организованного учреждения в волшебном мире — потому что информация о жестоких пытках и похищениях нескольких магглов была размещена в самом конце газеты, зажатая между какими-то ничего не значащими статьями вроде «Десяти способов изгнать Боггарта» или «Любовные советы одиноким ведьмам», колонки Марты Плинк. Они несколько раз перечитали статью в полном молчании. Небольшая часть одного из волшебных фото охватывала изображение места, похожего на гостиную, пол которой устилали обломки мебели и осколки маленького стеклянного стола, и по помещению рыскало несколько магов с палочками в руках. На одной из стен было изображение Тёмной метки — Гарри не нужна была цветная картинка, чтобы понять, что она нарисована кровью. Текст мелким шрифтом под фото гласил, что люди Министерства занимались расследованием происшествия и пытались установить связь между пропажей маггловской семьи и Тем-кого-нельзя-называть. Гермиона очень долго глядела на это фото, кончиками пальцев проводя по изображению камина в углу, её глаза были широкими и влажными. Никто из них не знал, что сказать. — Гермиона, — наконец произнёс Рон, осторожно опуская руку ей на плечо. Казалось, это нежное прикосновение вырвало её из транса: она тихо всхлипнула, слёзы покатились из её глаз, и девушка резко вскочила из-за стола и выбежала из Большого зала, всё ещё сжимая газету в руках. — Вот… дерьмо, — обречённо выдохнул Рон, проводя рукой по побледневшему лицу. Он поднял на Гарри отчаянный взгляд. — Найди Дамблдора. Я пока постараюсь как-нибудь успокоить её, — парень поднялся из-за стола и бросился вслед за Гермионой. Многие студенты провели его взглядами, перешёптываясь. Что-то в груди Гарри болезненно сжалось, по телу разнеслось странное онемение. Это было не простой случайностью или совпадением. Гермиона была лучшим другом Гарри, дочерью двух абсолютно безобидных магглов, которые ничем не угрожали Пожирателям Смерти. Волдеморт преднамеренно зачем-то разыскивал их. Гарри поднялся и скользнул взглядом по лицам тех, кто сидел за преподавательским столом, но среди них не было Дамблдора… его вообще не было в Большом зале. За всеми их обсуждениями возможного недуга Снейпа, они даже не обратили внимания, что директора тоже не было. Следующей мыслью Гарри было обратиться за помощью к МакГонагалл, — она должна была помочь найти Дамблдора, она должна была знать, что им делать — вот только он одёрнул себя, когда заметил, что профессор поглощена разговором со Слагхорном, и совершенно не обращает внимания на волнения внутри собственного факультета. А вообще, хотел ли действительно Гарри довести всё это до ведома директора? В конце-концов, Дамблдор всё время что-то скрывал от него. И Волдеморт не пытался спровоцировать Дамблдора, выделив родителей Гермионы. Именно Гарри был его целью, и с самого начала это была лишь его вина. И сейчас Волдеморт был зол, зол настолько, что даже решился причинить вред друзьям парня. Он заварил всю эту кашу, ему её и расхлёбывать. Гарри отыскал Малфоя в коридоре на седьмом этаже, он нервно расхаживал взад-вперёд, выглядя при этом крайне расстроенным. Вот только выражение его лица резко изменилось, как только он заметил Гарри: страдание и боль сменились раздражением и злобой, в руки стремительно скользнула волшебная палочка. — Поттер. — Я знаю, что ты задумал, Малфой. — У тебя совсем мозги взболтались, Поттер? Я понятия не имею, о чём ты говоришь. Значит, смена тактики. Странно, как легко ему давалась улыбка, когда сердце вырывалось из груди. — Ох, конечно. Я всё время забываю, что твоя семья более не входит в круг любимчиков Волдеморта. Кровь стремительно прилила к лицу Малфоя. — Мой отец страдает в Азкабане. Он самый верный последователь Тёмного Лорда. — Вот почему он так сильно вам доверяет, да? Могу поспорить, что он не позволяет твоей матери даже подносить ему чай. — Не смей говорить о моей матери, Поттер… — А ты? — дразнить Малфоя было одним из самых сладких удовольствий в жизни Гарри. — Когда же в последний раз Лорд Волдеморт освещал тебя своим присутствием? На прощальном торжестве, которым он поощрил твоего истинно-верного отца? Ох, нет, постой — я вообще сомневаюсь, что он хоть шаг сделал около твоего грязного дома. Малфой злобно рыкнул, его глаза налились кровью едва сдерживаемого бешенства. — К твоему сведению, Поттер, Тёмный Лорд находит дом моей семьи более чем достойным его… Он резко осёкся, так и застыв с открытым ртом, тяжело и порывисто дыша. Вот только было уже поздно — он сказал достаточно. Гарри уже развернулся и быстрым шагом пошёл в сторону гриффиндорского общежития, не обращая внимания на нервное, полное паники восклицание Малфоя за спиной. Он думал лишь о золотом змее, спрятанном под его подушкой, созданном магией Волдеморта, а также о множестве защитных чар, предназначенных обезопасить сосуд его души от любого вреда, кроме, разве что, того, что он сам мог нанести. Его метла, — самый быстрый способ покинуть Хогвартс — была спрятана за плакатом. Ему понадобится шарф — день был довольно прохладным для путешествия.***
Нарцисса Малфой выглядела истощённой в утреннем свете, и даже наложенные косметические чары не скрывали мешков под её глазами. Несмотря на богатые бархатные одежды, лицом она походила на испуганную фарфоровую куклу. Она стояла в холле, наполовину скрывшись за статуей; чёрно-белые волосы покровом струились по её плечам, будто пытаясь скрыть её от глаз Лорда Волдеморта. Без мужа и сына, она скиталась по собственному дому, подобно призраку. — Нарцисса, — тихо прошипел Волдеморт, заставив её дёрнуться. Её дрожащие губы были такими же бледными, как и его собственные. — Я буду в подвале… занимать наших маггловских гостей. Если придёт Гарри Поттер — впусти его. — Поттер? — прошептала она. — Как?.. — но Лорд Волдеморт больше не слушал. Полы его длинной чёрной мантии скользнули по роскошным золотистым коврам, портреты, притихшие в присутствии Лорда, тихо зашептались. Каменный пол подвала холодил босые ноги Волдеморта. Как он и ожидал, магглы были здесь, сломанные и окровавленные, окутанные заклинанием. Мужчина был мёртв. Тёмный Лорд приблизился к двум беспомощным фигурам, плавно взмахивая палочкой, заставляя тела медленно вращаться в воздухе. Да, возможно, при небольшом преображении Грейнджеры всё же смогут сослужить Лорду Волдеморту службу. Он начал со стандартных заклинаний создания Инфернала, заставляя миссис Грейнджер смотреть на то, как оно охватывает тело её мужа. Мистер Грейнджер издавал жуткие булькающие звуки, из его открытого рта текла слюна и кровь, когда Лорд Волдеморт методично извлекал из его тела внутренности до тех пор, пока перед ним не осталась пустая оболочка из плоти. В подвале царила кромешная тьма, но это не было помехой для Тёмного Лорда с его по-кошачьи ночным зрением. Только во внезапных, болезненных вспышках света, исходящих от волшебной палочки, женщина могла видеть деформирующееся тело мужа и бледное, злобное лицо демона, беспощадно оскверняющего его труп. И она могла слышать. Слышать звук рвущихся сухожилий; тошнотворный стук капель крови о пол и мерзкое хлюпанье отбрасываемых внутренностей; хруст ломающихся костей и треск разрываемой сухой кожи. Лорд Волдеморт работал дотошно и самозабвенно. Он знал, что Поттер придёт. Знал, что маггловская женщина видит, как он накладывает заклятие за заклятием. Но в тот момент ничего из этого не имело для него значения. Безусловно, он жаждал вновь ощутить то незабываемое чувство, которое окутывало его рядом со своим незапланированным Хоркруксом. И он ощутит. Просто немного позже. Тёмная магия усилилась и сгустилась в пространстве, ликуя. Сейчас именно магия, обещающая сотворить столь злобное создание, взбудораживала Тёмного Лорда, а не сама жестокость его действий. Он не испытывал ни удовольствия, ни вины, слушая крики и завывания миссис Грейнджер, когда он искажал её тело, выворачивая, ломая и меняя её конечности в соответствии со своим замыслом. Его алые глаза ненормально блестели во тьме. Если бы он вообще думал о ней, то просто потому, что эта маггловская женщина должна гордиться тем, что удостоилась чести быть полезной Лорду Волдеморту. Осторожно, почти нежно, тисовая палочка начала танцевать над телами мужчины и женщины, выводя в воздухе замысловатые плетения чар, закрывающих миссис Грейнджер в трупе её мужа. Он наложил на неё заклятие Imperius, продолжая свой эксперимент. Конечно, были ещё некоторые ошибки, которые нужно будет исправить. Существо, на первый взгляд, представляло собой груду судорожно сокращающихся ошмётков плоти, но затем оно изогнулось и начало медленно двигаться, ломаясь и задушено хрипя, когда Волдеморт наложил на своё творение ещё несколько чар. И Тёмный Лорд засмеялся, будто ребёнок, которому подарили новую игрушку. Засмеялся, с болезненным восхищением глядя на собственное чудовищное творение. Маггла внутри утробно завыла, из глаз её мёртвого мужа покатились чёрные смоляные слёзы.***
Утренние тяжёлые тучи были одновременно и благословением, и помехой: они скрывали Гарри от внимания магглов, но в то же время перекрывали обзор и ему, не давая определить, где именно он находится. Каждые несколько минут парень был вынужден сменять направление метлы и спускаться ниже облаков, взглядом окидывая местность внизу в поисках ориентиров, о которых говорил ему Добби; дважды Гарри должен был разворачиваться и менять маршрут, ошибившись в направлении. К концу путешествия он стремительно полетел прямо, сквозь облака, полностью погрузившись в процесс полёта, но не забывая поглядывать вниз, чтобы добраться до мэнора — и Грейнджеров — так быстро, как только возможно. Одновременно с триумфом и страхом, Гарри наблюдал за тем, как на горизонте появляется Малфой-мэнор. Он находился именно там, где и ожидалось — Добби не подвёл. Гарри чуть склонился, пуская «Молнию» быстрее. Холодный пар облаков обдал его лицо, стекая каплями вниз по щекам. Когда парень перелетел и приземлился за высокими, кованными воротами мэнора, он лишний раз уверился в том, что его футболка насквозь промокла, а мантия потяжелела от пропитавшей её влаги. «Молния» была поспешно спрятана под живой изгородью, как и влажная мантия, которая неприятно давила на его плечи, когда он поднялся на две ноги. Гарри зябко поёжился в своей тонкой футболке, идя по гравийной дорожке и потирая ладони в попытке согреть их: в воздухе витала влажная прохлада, не смотря даже на то, что сейчас он находился на юге. Или, может, его пробирал холод вовсе не из-за климата, а просто из-за страха? Он даже не был уверен, что Волдеморт находится здесь, но всё же шёл к дому одного из самых известных Пожирателей Смерти. Его подрагивающие пальцы мягко обвили золотой нож, спрятанный в кармане, трансфигурированный из змейки, которую отдал ему Волдеморт во сне. В конце-концов, Тёмный Лорд утратил над собой контроль, когда узнал, что его медальону угрожает опасность… и если всё действительно так, как думал Гарри, то Волдеморт наверняка отпустит родителей Гермионы, если опасность будет угрожать частице его души, заключённой в шраме парня. Волдеморт явно пытался привлечь его внимание — и это был явный шанс для Гарри отыскать Тёмного Лорда. Но его опасения были напрасными. Дверь перед ним распахнулась ещё прежде, чем юноша успел коснуться ручки, и на пороге появилась Нарцисса Малфой, выглядевшая испуганной, но, как ни странно, не удивлённой. Она без слов впустила его, и Гарри бросил последний взгляд на серое, затянутое тяжёлыми тучами, небо, когда дверь за ним захлопнулась. Нарцисса держалась от него на расстоянии, будто в ожидании, что Гарри в любой момент может наброситься на неё. Он же несколько рассеянно окинул взглядом коридор, не видя других Пожирателей Смерти так же, как и самого Волдеморта. Гарри обернулся, чтобы спросить об этом, но женщина уже обогнула его и с лёгкой неуверенностью подошла к двери в конце коридора. — Сюда, — кинула она через плечо, и её голос опустился почти до шёпота. Она толкнула дверь, открывая взору великолепную гостиную со свисающей с потолка огромной люстрой и расписными красивыми окнами, из которых открывался прекрасный вид на территорию Малфой-мэнора. Элегантная, прекрасная картина, но… такая холодная и пустая. Гарри сделал несколько шагов, отозвавшихся эхом от стен гостиной, прежде чем понял, что Нарцисса более не идёт за ним. Она стояла в дверном проёме, демонстративно не глядя на него. Гарри неловко прочистил горло и произнёс: — Я здесь, чтобы увидеть… — Я знаю, — её голос дрогнул так, словно до этого она много плакала. — Подожди здесь. А потом она обернулась и нервно вышла обратно в коридор, склонив голову, робкая, словно маленькая мышка. Гарри остался один в большой комнате, слыша странные шумы, отдалённые звуки шлепков о камень и хриплые, жалобные стоны… отчаянный вой призраков в стенах поместья. Он подошёл в большому окну, теша себя этой иллюзией свободы, его пальцы огладили спрятанную в кармане палочку. Он поговорит с Волдемортом, узнает, что ему нужно и убедит его отпустить родителей Гермионы невредимыми. Если дела обернуться плохо, Гарри достанет своё секретное оружие, — нож, напитанный магией самого Волдеморта — и выдвинет уже свои требования. Тёмный Лорд не даст ему навредить себе — не сейчас, когда он узнал, что в Гарри спрятана частица его души. Это должно быть просто. Он сможет сделать это.***
Лорд Волдеморт пытался скорректировать черты лица создания. Трудность заключалась в том, что, хоть крики женщины и так были слышны, для полного завершения трансформации ей нужно было шевелить ртом мужа, внутри которого она была заключена. Тёмный Лорд обдумывал, какое же заклинание ему нужно будет создать, чтобы достичь нужного эффекта. В момент, когда челюсть существа безвольно отвисла, его дряблая, мёртвая кожа не порвалась лишь благодаря множеству наложенных оберегов и сохраняющих чар. Быть может, когда Волдеморт сумеет усовершенствовать техники, то сможет даже экспериментировать с сокрытием Нагини в человеческом трупе… Сверху послышались чьи-то шаги, и Волдеморт вздрогнул, ощутив нечто похожее на тёплое дыхание, обдавшее саму душу. Поттер пришёл. Сначала он даже растерялся, не зная, как поступить. Голова сладко закружилась. Поттер пришёл. Конечно, Лорд Волдеморт знал, что так и будет, но всё же предполагал, что это будет сложнее: удача и случайности, — которые так часто сговаривались, магическим образом удерживая Тёмного Лорда подальше от Поттера — могли вновь послужить срыву его планов. Существо беспомощно заскулило на полу, когда Волдеморт небрежно переступил через него, в миг теряя к нему всякий интерес. Тёмный Лорд медленно поднялся по лестнице. Его бледное, змеиное лицо было искажено нагой алчностью; алые глаза сияли триумфом. Он остановился у двери, пытаясь обуздать эмоции и скрыть их за стеной холодного спокойствия. Его лицо будто было выковано из мрамора, багровый взгляд был наполнен нарочитой доверительностью наравне с хладнокровием; раздвоенный язык быстро скользнул по тонким бледным губам, когда он распахнул дверь, выдавая спрятанное внутри Волдеморта предвкушение. — Ты хотел видеть меня, Гарри? — с гипнотическим придыханием спросил Тёмный Лорд. В плену алчного возбуждения, он даже позабыл о крови, резким контрастом оседающей на бледной коже, причудливыми узорами разрисовывающей мантии и окрашивающей босые ноги под цвет его глаз.***
Гарри вздрогнул, услышав собственное имя, так чуждо и ядовито звучащее на раздвоенном языке. Пальцы его свободной руки нащупали нож в кармане, даря успокоение, прежде чем Гарри обернулся, готовый выдвинуть свои требования… но потом он увидел кровь, и слова так и застряли в глотке. Его лицо исказилось в ужасе, а рот приоткрылся. — Ты… — он запнулся, ощущая, как на него накатывает шок и гнев, холодом обдавая внутренности. — Ты… что ты сделал? Его глаза скользнули по мрачному коридору позади Волдеморта, нарочито избегая смотреть на багровые пятна, разрисовывающие мантию Тёмного Лорда. — Ты должен отпустить их, — сказал Гарри, чувствуя себя бесконечно более ничтожным и безнадёжным, чем всего лишь несколько минут назад. Слёзы ярости невольно подступили к глазам, и он сердито сморгнул их, скрипнув зубами. Не может быть уже слишком поздно, он сможет спасти их. — Я не знаю, что сделал, — не знаю, чего ты хочешь от меня — но отдам, что бы это ни было. Просто… просто пожалуйста, ты должен дать им уйти.***
Волдеморт смотрел на свой до омерзения раболепный, дрожащий от слёз, приз. Сейчас он выглядел так жалко… разочаровывающе. Этот мальчишка вмещал в себе частицу души Лорда Волдеморта — и слишком многого ли он ожидал от ребёнка? Сейчас он, можно сказать, скучал по волевому Гарри, который боролся с ним во сне; который раз за разом поднимался и сражался с ним на кладбище. И сейчас слова Поттера, исключая его монументальную глупость, звучали, как уже знакомая жалкая и отчаянная молитва, которую Тёмный Лорд слышал уже на сотнях дрожащих устах… и она уже давно оставляла его совершенно равнодушным. — Ты пришёл, чтобы торговаться с Лордом Волдемортом? — слова слились в довольное насмешливое шипение, когда Волдеморт начал медленно обходить Поттера, будто голодный хищник свою жертву. — И что же у тебя есть, Гарри Поттер, чего ты уже не отдал мне? Магглы были всего лишь приманкой для тебя, ничего более. И я уже убил одного. Длинный палец подцепил подбородок Поттера, заставляя его поднять голову и встретиться глазами с легиллиментным взглядом Тёмного Лорда. Связь пронзила его разум, и маска Волдеморта дала трещину: всё его естество сладко задрожало в жестоком удовольствии, лицо обнажилось в алчной, ненасытной жажде обладания. — Это не сон, глупый ребёнок, ты не можешь проснуться или спрятаться за спиной Дамблдора, — Волдеморт склонился ближе, ближе — пока бледные, смутно очерченные губы, не оказались всего в дюйме от губ Поттера. — С-скаж-ши мне… — он перешёл на Парселтанг — раздвоенный язык едва ощутимо, мимолётно коснулся кожи мальчика. — С-скаж-ши мне, ч-што же Гарри Поттер предлож-шит Лорду Волдеморту за ж-шизнь ж-шенщины?***
Сердце Гарри болезненно сжалось. Отец Гермионы был мёртв. Гарри опоздал и не сумел спасти его, но, быть может, ещё есть шанс для её мамы. Решительность в нём боролась с горечью и ненавистью, окутывающим его сердце, и Гарри опустил глаза, пытаясь скрыться от жестокого взгляда Волдеморта. Попытка оказалась тщетной, ибо изящные пальцы вновь лёгким прикосновением пёрышка провели по его подбородку и щеке. Ладонь Гарри беспомощно обхватила его секретное оружие, спрятанное в кармане. Сейчас оно было абсолютно бесполезным: теперь, когда Волдеморт находился так близко, эффективной угрозы уже не выйдет. И когда только он успел подойти столь близко? И почему стало так сложно думать о чём-то ином, почему все мысли спутались? Снова в голове послышалась уже знакомая странная песня сирены, зов души Волдеморта, передающийся через кончики его пальцев — вместе с чем-то более тёмным, чем-то совершенно чуждым. Это было тревожно и смущающе: жар разлился по его телу от одного лишь простого, холодного прикосновения. Гарри затаил дыхание, и лишь когда раздвоенный язык неожиданно и легко прикоснулся к его коже, он со свистом выдохнул сквозь сжатые зубы. Его ресницы затрепетали, и Гарри попытался вспомнить, зачем вообще пришёл, лишь бы как-то сопротивляться сладкому притяжению души Волдеморта, передающемуся через прикосновения к скулам и щекам Гарри. — Вс-сё ч-што угодно, — выдохнул Гарри, — инстинктивно тоже переходя на Парселтанг — слишком поздно осознавая, что только что сказал. Паника добавилась к путанице эмоций, бурлящих где-то в животе юноши. Что Гарри — обычный, недостойный шестнадцатилетний подросток, мог предложить Волдеморту в обмен на чужую жизнь? Будь всё происходящее сном, кипящее небо и дрожащая земля раскрыли бы смятение и страх парня… вот только это был не сон, и ему стоило постараться, чтобы выиграть эту битву. Гарри глубоко вздохнул и облизнул губы, даже не осознавая… (трепетная дрожь, и жар, и… неправильно-неправильно-неправильно) … как близко его язык прошёлся от губ Тёмного Лорда. — Ты хотел, чтобы я пришёл, — хрипло прошептал Гарри, — на английском в этот раз — его губы всё ещё находились слишком близко к губам Волдеморта. — Я не глупец. Ты нашёл и похитил семью моей подруги — магглов. Это ведь было не спроста, — он удивился, на сколько спокойно смог это произнести, и если бы сердце не вырывалось из его груди пойманной птицей, а глаза не блестели бы таким лихорадочным огнём, его выступление могло бы выглядеть убедительным. — Должно быть что-то, чего ты хочешь. «Пожалуйста, пожалуйста, пусть будет нечто, чего ты желаешь…»***
— Но у меня уж-ше ес-сть то, чего я ж-шелаю, — прозвучало шелковистое шипение Волдеморта, не перешедшего за Поттером назад на английский. Ведь Парселтанг был уникальным подарком от последнего наследника Слизерина — доказательством того, что мальчишка принадлежал лишь ему безраздельно. Священный, интимный шёпот, обволакивающий их лица. Змеиный язык чуть показался меж тонкими губами, смакуя страх, надежду, горе и мускусный аромат возбуждения. Одна его паучья рука мягко ласкала челюсть и скулы Поттера, тогда как вторая бесшумно проникла в его карман и выудила из него остролистовую палочку с пером феникса, которая тут же исчезла в ловких пальцах Тёмного Лорда. Эти зелёные глаза влекли его, как мотылька — пламя. Он не понимал половины эмоций, которые бушевали в Поттере, но всё же жадно поглощал их, будто мальчик был спасительным оазисом в палящей пустыне. И он желал… прикоснуться к нему… с головой уйти под толщу потока чувств. Змеиный язык скользнул по уголку губ Поттера, будто пытаясь раскрыть все его тайны. Связь прошибала его мощными зарядами, заставляя Волдеморта дрожать в желании… — Ты предал себя мне, Гарри. Вс-сё кончено. Ты проиграл.***
Гарри должен был испугаться. Он должен был испугаться до смерти. Волдеморт был прав — всё было точно так же, как и с Сириусом, вот только на этот раз рядом не было Дамблдора, который мог прибраться в беспорядке Гарри. И всё же парень стоял здесь, дрожа, как натянутая струна. Он не сумел бы уйти, даже если бы захотел… и — ох! — он не хотел этого. Гарри желал ещё больше сократить расстояние между ними, слиться с Волдемортом и утонуть в этом электрическом удовольствии, пока всё его тело не запоёт им; желал ещё сильнее ощутить безмолвное обещание, сокрытое в прикосновениях этих холодных пальцев. — Нет, — задушено прошептал он, но это подозрительно сильно походило звучанием на английское «yessss». Руки взметнулись к груди Волдеморта в чистом, — действительном — намерении оттолкнуть, но вместо этого ладони оказались в плену шелковистых одежд Тёмного Лорда, непослушно и предательски лишь безвольно упираясь в его грудь. Это ужасало и сбивало с толку: что Гарри одновременно желал, чтобы между ними было меньше одежды, — и больше нагой кожи, ох, этого удивительного, опьяняющего чувства — и в то же время чего-то, хоть чего-нибудь между ними… может, с неба свалится толстая стена, которая прервёт этот жар, удерживающий их тела так близко друг к другу… которая положит конец этому безумию. Будто через туманную пелену, он смутно осознавал, что его пальцы пачкаются в крови, всё ещё влажной и липкой под его ладонями. И только лишь это служило напоминанием, которое не давало парню полностью погрузиться в эту связь, когда язык Лорда Волдеморта вновь коснулся уголка его губ; в вызванную этим цепную реакцию, что жаром разливалось по его нутру и слабостью отдавалось в, и без того дрожащих, коленях. — Меня, — выдохнул он, изо всех сил пытаясь говорить по-английски, но через каждое слово терпя неудачу. — Ты с-сможеш-шь получить меня. Я могу позволить тебе… прикос-снутьс-ся ко мне. Ведь я — ты — хочешь этого… И Гарри видел то, чего хотел — Лорд Волдеморт был таким же узником этого странного, опасного притяжения, как и сам Гарри. Он мог видеть это в его глазах — в красно-чёрно-жгучем пламени, целиком пожирающем парня; мог ощущать это в пульсации и дрожании воздуха между ними.***
Какой-то инстинкт в сознании Волдеморта умолял его остановиться: он слишком увлёкся плотью Поттера, слишком погрузился в мысли мальчишки, словно в зыбучий песок. Но вопреки здравому смыслу, его алчный язык неистово желал разомкнуть эти розовые, горячие губы. Волдеморт чувствовал, как его душа дрожит под прерывистым дыханием Поттера; чувствовал, как она бьётся внутри него в унисон с сердцем, словно зверь, пойманный в ловушку. Тёмный Лорд не видел смысла в этом исступлённом наслаждении. Ты сможешь получить меня. Я могу позволить тебе… прикоснуться ко мне. Ведь я — ты — хочешь этого. Всё, что он смог сделать — задохнуться в чувствах Поттера. Его когти отчаянно вцепились в одежду парня, алчущий рот жадно пробовал слюну, запах, эмоции мальчишки на вкус — всё, до чего возможно было добраться. Вся грязная, животно-человеческая похоть, от которой Волдеморт отгораживался почти семьдесят лет, сейчас полностью затопила его разбитый разум и Тёмный Лорд потерял контроль. Он вторгся в беззащитные зелёные глаза и, словно огромный змей, свернулся вокруг мимолётного счастья и желания внутри мальчишки. На острых зубах расцвёл медный привкус крови, жадные губы поймали стон боли и наслаждения Поттера. Волдеморт был одурманен и жаден, как голодный дементор, питающийся этим порочным, безумным, нужным поцелуем. «Мой», — словно змеиная мантра, пульсирующая в его ледяной крови. «Мой», — ликование меж двумя половинами одной и той же разорванной души. «Мой», — слово, исступлённо скользнувшее меж их губами, тонущее вместе с ними в бреду.***
Гарри уже целовался раньше, но только единожды. Уста Чжоу Чанг были слишком мягкими по отношению к его грубым и неуклюжим губам, и лишь вкус её слёз на языке действительно запомнился и был единственной вещью, что вызывала в нём какие-то чувства. Сейчас он понимал, что то был не настоящий поцелуй… или, возможно… возможно это не было настоящим поцелуем… этот требовательный, первобытный танец губ, языка и зубов, что одурманивал его, почти ослеплял. Но, нет — Лорд Волдеморт всё же действительно целовал его. Казалось, в его мозгу осталась лишь одна эта видимая мысль: Лорд Волдеморт целовал его. Это было очень странно — одновременно ощущать волнение и страх, а растерянность кружила голову не хуже самого поцелуя. Взволнованный, напуганный… и совершенно неожиданно, беспомощно возбуждённый, как никогда ранее за всю свою жизнь. Дрожь прошибла тело Гарри, подобно горячей волне, тихий стон против воли вырвался из его горла, когда зубы Волдеморта сомкнулись на губах парня. Меж их ртов сплеталось дурманящее тепло, разбитый осколок души в сердце Гарри вспыхивал удовольствием и желанием — всё сильнее с каждым грубым движением языка Волдеморта. Парень беспомощно цеплялся за руки Лорда, отчаянно пытаясь удержаться на ногах, — мышцы в его конечностях, казалось, превратились в желе — но его усилия было совершенно ненужными. Тёмный Лорд удерживал его так крепко, что Гарри не смог бы убежать, даже если бы захотел. Лорд Волдеморт был везде. Вокруг него, позади него, внутри него — действительно… действительно внутри, с неистовой силой врываясь в его разум, с тем же напором, с которым рот и зубы терзали припухшие губы Гарри, разжигая в нём огонь. Тело изогнулось в руках Тёмного Лорда, юноша попытался оттеснить мысленное нападение на свои собственные чувства, безнадёжно и отчаянно доказывая себе, что это просто очередная битва, противостояние их воли и магии… ведь так? «Это неправильно», — отдалённо настаивала часть разума Гарри, но мысль затерялась в прикосновениях пальцев и губ Волдеморта, отслаивая ощущения от голоса рассудка. Ещё один толчок языка, — словно магия тёрлась о его душу — и Гарри издал предательский стон, — низкий, нуждающийся и отчаянный — который тут же потонул в поцелуе.***
Волдеморту была не чужда близость чужих мыслей и воспоминаний. Для Тёмного Лорда человеческий разум был таким же гибким, как и тело. Как легиллимент, который мог со скоростью молнии прорваться сквозь намерения людей; который мог обратиться бесплотным существом, обладающим и прядущим мысли внутри мыслей, словно паутину, связывающим меньших созданий, пока они не становились рабами его воли; и который поглощал чужое здравомыслие, словно воду… Волдеморт не боялся, что в его собственный безжалостный, наглухо запертый разум проникнут. Тёмный Лорд наслаждался путанными воспоминаниями Поттера, — они вдвоём опрокинули позолоченный стол, падая на пол вместе с осколками стекла, водой из вазы и белыми розами Нарциссы — и почувствовал, как Поттер отталкивает его нападение, сражается, пытаясь достичь неизмеримого голода самого Волдеморта, когда Тёмный Лорд достиг его собственного. Волдеморт не думал ни о любви, ни даже о соитии. Он хотел сломать, поймать в ловушку… обладать. Он ласкал и шептал своему Хоркруксу, но упорно набрасывался, как и на любой другой непокорный разум, отказывающийся подчиняться. И любая цель была потеряна в борьбе за дикое господство. Мальчишка под ним издал тихий стон, который, казалось, эхом разнёсся по дрожащему телу Волдеморта, когда он ещё сильнее вдавил сопротивляющегося Поттера в пол, хватая его запястья и прижимая их к богато украшенному ковру, до крови кусая каждый участок мягкой кожи, до которого только мог дотянуться. И всё же, чем сильнее Волдеморт толкался в мысли Поттера, пытаясь покорить его, — захватить в плен звериных инстинктов требовать и управлять — тем больше парень погружался в его собственное сознание. Это было похоже на то необъяснимое противостояние на кладбище или когда песня Феникса проникала в его испуганный дух; вопреки его свирепой, непоколебимой решимости, мальчишка всё же добился успеха — лучи головокружительного света полились к его магии, пока его палочка не завибрировала от палящего сияния. Он не понимал этого, но всё ещё держал её, решительный в своём стремлении полностью овладеть неземными эмоциями этого молодого существа, даже если его окклюментные щиты были разбиты, и грубые мысли самого Волдеморта были обнажены перед Поттером. Тёмный Лорд задрожал и закричал в окровавленные губы — одновременно беспомощно и одурманено, ощутив в этой бреши удовлетворённое ликование мальчишки.***
Сейчас Гарри боролся, боролся столь же неистово, сколь и сопротивлялся жидкому электричеству, угрожающему подчинить его разум и тело. Лорд Волдеморт легко одолел его физически, — хватка на запястьях парня была стальной — но Гарри продвигался по полю битвы их умов, его магия и дух яростно отбивались от мысленного нападения Волдеморта. И, к его вящему удивлению, он ощутил, как напор Тёмного Лорда вдруг начинает ослабевать. Тёмная суть мыслей Волдеморта — алчность, желание и внезапная, сильная паника — смешалась и закружилась с собственными мыслями Гарри, наполняя его, поглощая его… Гарри в путанице разгорячённых конечностей, пылающий возбуждением, тяжело дышащий на полу. Смерть в ужасающем количестве, тьма тел, извивающихся в тёмной комнате, старик с лицом Тома Риддла, падающий на землю. Ошмётки мёртвой, мягкой плоти; ужасающее, маниакальное возбуждение, лишённое счастья, — яркие фантазии о его собственном теле, изогнутом под неестественными углами, окроплённом кровью и покрытом ушибами — трансформирующееся в полыхающую, неистовую жажду обладания… Это было так же жалко, как и ужасно. Гарри вспомнил о сне о Литтл-Хенглтоне, о том, как Волдеморт дрожал в его руках и о том необъяснимом порыве Гарри утешить его и вытащить из кошмара. Пальцы Тёмного Лорда сейчас подрагивали на запястьях парня, страх и ярость парализовали его, когда Гарри проник в его разум. И под воздействием души Волдеморта на душу Гарри, под мощным инстинктом бегства от мыслей этого монстра, было абсурдное и неожиданное желание успокоить дрожащее существо над ним. Парень осторожно освободил свои руки из ослабевшей хватки Волдеморта и осторожно убрал лепесток белой розы с его лица. Он нерешительно провёл пальцами по линии челюсти Тёмного Лорда, медленно заводя руку на заднюю часть его шеи: тёплое покалывание ощущалось в кончиках его пальцев, где они соприкасались с бледной, полупрозрачной кожей.***
Казалось, будто пальцы заразили кожу Волдеморта теплом. Они были чуть влажными от пота, очерчивая линию его лица, останавливаясь на фарфоровом сгибе его шеи. Волдеморт ненавидел, когда его трогали; не жаловал даже грубые рукопожатия или объятия, проскальзывающие между его Пожирателями Смерти. Последний раз, когда человеческая рука касалась его лица, был в тысяча девятьсот сорок седьмом году, когда та толстая, старая ведьма трепала его за щёку. Но то ощущалось совершенно не так, как то, что происходило сейчас. Словно солнечный свет под его хрупкой, холодной кожей. Багровые глаза блестели и были наполнены почти детским удивлением, бледные губы, измазанные сине-пурпурно-алыми цветами ран-укусов и крови, приоткрылись в шоке. Сколь прекрасно ощущались эти пальцы, скользящие по затылку и шее. Сколь правильно. Волдеморт судорожно выдохнул, прикрывая глаза, инстинктивно ластясь и подставляясь под ласку. Момент был прекрасным и мимолётным, словно парящий шустрый снитч. Он увидел чужие пальцы, сжимающие… сжимающие золотую безделушку, и затем Тёмный Лорд ощутил, как сердце в груди сжалось и тошнота подкатила к горлу. Его лицо исказила гримаса отвращения, и хоть черты Волдеморта были столь же гладкими, как расплавленный воск, сейчас он походил на древнее, дикое существо, измученное и отравленное бесконечной ненавистью. Он хотел отстраниться, вновь скрыться под слоями чёрной злобы, которая защищала его столь долго, сколько он себя помнил. Волдеморт скрипнул зубами и опасно зашипел, но не смог найти в себе сил отстраниться от руки Поттера.***
— Нет, — слово выскользнуло само по себе, когда Гарри сильнее сжал шею Тёмного Лорда. Этот мимолётный, чудесный вкус надежды на языке сменился ржавым привкусом крови, возвращая его в реальность… но явь была полна холода и смертей, а кожа под пальцами была тёплой, такой тёплой… — Ты разве не ощущаешь этого? — спросил Гарри низким и тихим голосом. Тепло их связи направило его пальцы к уху Волдеморта, он медленно и нежно потёр кожу за ним. Прикосновение лёгкой дрожью отозвалось в предплечье Гарри. — Это прекрасно, — мягко добавил он, с лёгким удивлённым придыханием. — Не отстраняйся, ещё немного… Просто не думать о том, что это Лорд Волдеморт; не думать о том, что ему до́лжно испытывать отвращение и стыд от одной лишь мысли о том, что он сейчас творит. Гарри не мог даже представить нечто столь негативное, когда жидкий кайф разливался по его венам. Весь мир сошёлся на одной точке соприкосновения; на тёплом дыхании Волдеморта, щекочущем большой палец Гарри; на блеске багровых глаз напротив.***
Острые когти медленно провели линию по щеке Поттера, коснулись его лба. Кончики длинных пальцев были тёмно-синего оттенка, будто Волдеморт страдал от обморожения. Тонкие, костлявые фаланги, туго обтянутые полупрозрачной кожей и призрачные ладони, усеянные вязью светлых вен так неестественно сейчас смотрелись на молодой коже Поттера. — Прекрасно… — тихо и грустно повторил Волдеморт, и его хриплый, высокий голос ещё никогда не звучал более неестественно и менее пугающе. Тёмный Лорд льнул к теплу, ласкающему его уши и гладкий затылок, будто умирающий от жажды — к воде. Бледный палец ещё один раз прошёлся по шраму, который связывал их, и Волдеморт прикрыл глаза, ещё на несколько чудесных мгновений окунаясь в связь двух жаждущих частиц души… они пели, резонировали при взаимодействии и ластились к прикосновениям пальцев Поттера. А потом Лорд Волдеморт отшатнулся, разъяряясь от боли и зияющей потери, которая мгновенно накрыла его, подобно чёрной арктической воде. Какая-то его часть желала вновь схватить Поттера, держать его всегда, никогда не отпускать… «Слабость», — прозвучал жестокий шёпот в голове, заставляющий его сжаться и ухватить себя за плечи, подобно жалкому, напуганному ребёнку. — «Слабость…» «Я не слабый!» — отчаянно воспротивился он насмешливому, издевательскому голосу в своей голове, в то время, как его собственная душа всё ещё беспомощно рвалась к Поттеру. — «Я — Лорд Волдеморт!» — это убеждение придало ему сил встать, его жуткие глаза были тусклыми, в них плескалась злоба, скрывая неуверенность за маской контроля. И единственным признаком его неуравновешенного состояния были расширяющиеся от частого яростно дыхания змеиные ноздри.***
Гарри остался лежать на полу, тяжело дышащий и холодный. Прикосновения Волдеморта более не отвлекали его, и возвращение к реальности и остальным чувствам было болезненным. Гарри вздрогнул, ощутив неприятное покалывание в истерзанных губах и острую боль в порезе от осколка вазы на руке. Но ещё более болезненным был разрыв физического контакта, бушующая жажда прикосновений в его шраме, которая так сильно отличалась от разрывающей агонии, с которой он был знаком. Тлеющая боль в самом центре его естества, словно от пустой раны, в которую сначала погрузили острый нож, а после — резко вытащили. Но тёмный круговорот мыслей Волдеморта не оставил его вместе с теплом прикосновений. Казалось, будто его связь с разумом Тёмного Лорда стала только сильнее. Удары чужой ярости и ненависти к себе проскальзывали в мыслях Гарри, и, сосредоточившись, он понял, что может отделить и ухватиться за каждое отдельное чувство. И продвигаясь дальше, мог понять источник, что вызывал эти ощущения. И то, что Гарри нашёл, было запутано и ужасно. Ненавидящие, насмешливые слова осуждали Волдеморта за то удовольствие, которое он позволил себе почувствовать в прикосновениях Гарри. Тёмная, злая сила прорастала в разуме Волдеморта, яростно нашёптывая: «слабость»… снова и снова, забрасывая его единственным словом, будто камнями. Гарри медленно поднялся, игнорируя неприятную боль в плечах. Он попытался аккуратно встать на ноги, чтобы не напороться на один из многочисленных осколков стекла, усеивающих пол вокруг. Сердце гулко застучало в груди парня, когда он осторожно подошёл к Тёмному Лорду. Наверное, он сошёл с ума. Гарри следовало бы развернуться и убраться подальше отсюда, пока Волдеморт ещё стоял к нему спиной. И всё же, вопреки здравому смыслу, его пальцы уже парили около лопаток Тёмного Лорда, едва касаясь кончиками тканей чёрных мантий. Сопротивляться неистовому, абсурдному желанию прикоснуться, заключить-в-объятия становилось всё сложнее. Но рука Гарри дрогнула и опустилась, мимолётно черкнув ладонью по одежде Тёмного Лорда. Жар гнева Волдеморта, горькая ирония ситуации передались и парню. — Желание счастья — не слабость, — слова прозвучали резче, чем он хотел. Гарри смягчил свой тон, нервно сжимая и разжимая кулаки: — Ты слаб только потому, что боишься этого.***
Ты слаб. Волдеморт закричал, — издал пронзительный, бесчеловечный вопль — после чего тисовая палочка рассекла воздух, порываясь уничтожить, раздавить издевательские голоса… порываясь доказать, что он, Лорд Волдеморт, ничего и никого не боится. — Как ты смеешь?.. — прошептал Тёмный Лорд, внезапно очень тихо и удивительно спокойно. И, как только он встретился с дерзким, вечнозелёным взглядом, Волдеморт вновь ощутил уже знакомое жжение яростной тёмной магии под своей кожей и чувство правильности того, что она подсказывала ему сделать… — Crucio! Мальчишка закричал, когда заклятие добралось до него; закричал, когда оно выгнуло его тело; закричал, когда упал спиной на мокрый ковёр, на влажные шипы роз и осколки разбитого стекла. Его тонкая одежда окрасилась цветом алой крови. Волдеморт жадно впитывал взглядом представшую перед ним картину, тихо смеясь — безрадостно и совершенно безумно, зловеще. Пытка, чужая мука побеждала вой голосов в голове, перенаправляя весь его страх и ярость на агонию другого человека. «Я — Лорд Волдеморт! Я не боюсь!» — Слаб здесь только ты, Гарри, не я, — прошептал он, нависая над парнем и, наконец, прекращая действие непростительного. Поттер поднял на него взгляд. Его расширенные зелёные глаза казались совершенно обнажёнными, беззащитными без очков, которые слетели с него, пока он извивался в боли на покрове из битого стекла. — Счастье — не слабость… — прохрипел он. — Страх… не слабость. А мне… мне жаль тебя. Безволосая бровь взметнулась вверх, когда Волдеморт посмотрел на задыхающегося, истекающего кровью парня на полу. Его бледные губы сжались. — И кого же из нас нужно жалеть больше? Лорда Волдеморта или раненого, безоружного ребёнка у его ног? — Тёмный Лорд усмехнулся — натянуто и злобно — и его магия, будто под водой, отлевитировала Поттера по воздуху над битым стеклом, повинуясь командам тисовой палочки. Поттер был его Хоркруксом, его одержимостью, владением. Он не нуждался в содействии мальчишки, его жалости или ошибочной привязанности. Лорду Волдеморту никогда не нужна была ни одна душа — даже его собственная. Его замкнутая, таинственная натура приписывала любые проявления мнимой доброты в действиях Поттера… (ласка на его скулах, тихий, нежный шёпот… мягкие прикосновения к задней части его шеи…) … к простым неудачным, заведомо провальным манипуляциям мальчишки. Холодная ярость заполнила собой пропасть, образовавшуюся после разрыва их скоротечной связи. Волдеморт проверил, не нанёс ли серьёзных ран плоти, в которой хранилось его сокровище, взмахнул палочкой, останавливая кровотечение Поттера и грубо сбросил мальчишку вниз по каменным ступеням в подвал, с хлопком запирая дверь. Ещё один взмах палочки — и комната была приведена в порядок. Волдеморт слышал, как мальчишка болезненно взвыл, ударяясь о твёрдый холодных камень, но не придал этому значения. Тёмный Лорд всё ещё стоял, тяжело дыша, убийственным взглядом глядя на запершуюся дверь. А затем он развернулся и быстрым шагом покинул гостиную, всё ещё пылая от ярости. Поттер будет умолять о прощении до тех пор, пока силы не оставят его. Но Лорд Волдеморт не прощал.