Дни и ночи

Драккон серебрился по каменным перекатам – наверху рев реки превращался из гневного рокота в успокаивающий шелест, похожий на шепот колыбельной. Шла третья неделя лета, но жара стояла такая, будто сбежала на небосвод прямиком из середины утешника – долго смотреть на отражение светила в воде Зевран не мог, что уж говорить про прямой взгляд ввысь. Раскалено-белое, как свежеотпечатанная монета, солнце держалось близко к зениту, тени были короткие – даже протянув руку как можно дальше, Ворон едва разглядел чернильный огрызок на сыпучем скате обрыва. Не больно в общем-то и хотелось. Он отполз от края, похрустел довольно спиной – показалось на миг, что трещат так не затекшие от дремы кости, но схватившаяся жареной коркой кожа, – и сунул меж зубов горький кончик ковылевой метелки. Лелиана почему-то улыбнулась и, перекусив слишком жесткий стебель василька, вплела короткий огрызок в уже почти законченный венок. – Это для него?.. – Зевран подбородком качнул на растянувшегося между ними Стража. Мокрые после купания пряди спутались с одуванчиковой буйной порослью, такие же мохнатые солнечно-желтые макушки щекотали босые пятки и бока – он лежал в траве, запрокинув руки за голову и расплывшись в довольной сонной улыбке. Лелиана в ответ сделала страшные глаза – страшно круглые, в смысле, даже обычную городскую ворону ей такими напугать не удалось бы, – и ловкие ее пальцы протащили меж узелков стеблей еще один цветок. Ворон невольно залюбовался – и простые васильки в ее руках смотрелись, как сапфиры в оправе, впрочем… Разве могло это отвлечь его от расспросов? Зевран разве что венок на своей голове поправил, в который раз удивившись, как без единой примерки угадала бард размер, и снова расплылся в коварной улыбке. – Дай угадаю, васильки потому, что синие, как глаза, да? – И вовсе нет, – шепотом, много более громким, чем спокойный голос Ворона, огрызнулась Лелиана и густо, в тон паре маков, пристроенных у нее на коленях, зарделась. Она потупила взгляд, чтобы спрятать это, и потому только Зевран, перекатив по губам стебелек, заметил дрожь ресниц Стража. А вот это уже было интересно. Он не удивился бы, притворяйся Айвэ спящим нарочно для того, чтобы Лелиана могла закончить плести венок втайне от него, будто бы сюрприз, и все же, иногда совестливость долийца становилась так велика, что грешно было держать себя в руках. Зевран вытащил травинку изо рта и, затаив дыхание, осторожно пощекотал путанный узор валласлина на лбу. Страж вздрогнул. Ворон вздохнул с довольной улыбкой садиста, мазнул ковылевой метелкой под носом, под дернувшимся подбородком и, наконец, под ухом – это оказалось последней каплей. – Зев, о твоей бессовестности должно складывать легенды, – пробормотал Айвэ, поежившись, будто за воротник (ныне отсутствовавший, потому что рубашка сохла на ближайшем ивовом кусте, хлопая рукавами на ветру) ему уронили то ли горсть гусениц, то ли ворох солнечных зайчиков. – О твоей тоже, – едко поддел Ворон и, осмелев, провел длинную дорожку ковылем от плеча по ребрам, перечертив морщинистые шрамы ожогов. – Мы тут шепчемся, а он, понимаешь ли, заснувшую принцессу из сказки строит… Айвэ вскрикнул и резко сел, только чудом – Зевран едва успел отклониться, – не поймав Ворона под руку на месте преступления. – О, вы только гляньте, гроза гарлоков, победитель Архидемона и просто Наш В Доску Герой боится щекотки! – Ну, боюсь, – пытаясь бороться с улыбкой и проигрывая ей по всем фронтам, буркнул Айвэ, проводил взглядом пыточную травинку, которую Зевран вновь сжал в зубах, и со спокойным сердцем рухнул обратно в траву. – И, кстати, не перегибай палку, Архидемона еще побить надо. – Вот этой палкой, которую я перегибаю, и побьешь, – расплылся в довольной ухмылке Ворон и осторожно улегся рядом на живот. – Подумать только, еще пара недель – и снова заживем, как нормальные люди. Никаких больше армейских формирований, налогов на алкоголь, комендантских часов, недовольных фермерских рож… Создатель, да ведь настанут лучшие времена! – Лучшие времена умеют только наставать, а длиться долго – не их прерогатива, – с грустью поджала губы Лелиана. В ответ Ворон только фыркнул, выплюнув ковыль, и, опершись на локти, активно зажестикулировал в воздухе. – Я почти оскорблен, милая бард! Не ты ли нам пташкой заливаешься про золотые века былых королей по вечерам? Лучшие времена настают и длятся ровно пока ты готов считать их лучшими. И уж поверьте, – он выдержал трагическую паузу, – после ночевок в орзаммарских гостиницах я буду считать лучшими любые времена, в которых мне будет доступна кровать с подушкой не из камня. – Тебе лишь бы о кровати думать! – возмутилась, перекусывая очередной стебель, бард. Но на этот раз шутливо – кулачок ее попал по плечу Зеврана, точнее, Зевран позволил ей попасть. Айвэ улыбнулся, почувствовав на животе тень ее движения, и прикрыл глаза. Дружеский спор тек над его головой, голоса – нарочито веселый зеврановский, меняющийся оттенками от сарказма к искренней радости Лелианы, – кутали еще одним маревом поверх густого медвяного аромата. Луг полнился жизнью – под кустами ивы трещал о своем коростель, над макушками ромашек жужжали деловые шмели с оранжевыми сумками, забитыми пыльцой, а стоило перевести взгляд выше – в глазах рябило от серебристых бликов, скользивших по крыльям галдящих чаек. Утром Стэн и Логэйн, конечно, ворчали, что даже если у них все хорошо и по плану сейчас – это не означает, что хорошо и по плану будет после, – но Айвэ точно знал, что не зря отдал отряду целый день на ничегонеделание. После денеримской суеты, сырости Драккона, эльфинажной нищей вони так здорово было просто лежать в траве, вслушиваясь в шелест ветра в травяных стеблях, в перепалку друзей, в собственное спокойное сердцебиение, ровное, как ритм речных волн. Был замечательный день, солнечный, горячий, золотой – почти как монетка, как раз хватило бы заплатить за небольшой кусочек счастья. И даже Мор, гудевший напоминанием в головах, будто отступил – Айвэ едва вспомнил о том, что ждет их в Редклифе, и тут же забыл, обратно растворившись в летней безбрежной безмятежности. Он еще успеет задуматься обо всех ужасах битвы – ночью, когда придут кошмары и вернутся все до единой мысли о каждом его промахе. А пока так сладко дышалось полной грудью… – И что, ты правда не хочешь вернуться? – в голосе Лелианы поровну было удивления и открытого неверия, настолько откровенного, что Айвэ, помедлив, все же разлепил склеенные жарой, как воском, веки. Кажется, с кроватей вообще Зевран перескочил на хвалебные оды кроватям в Антиве, а оттуда и до планов на будущее оказалось недалеко – всего пара вопросов. – Я хочу вернуться, – подчеркнул своим тоном Ворон, – но не сразу. Что я забыл в Риалто? После Тальесена, конечно, я в полной безопасности, но безопасность, знаешь ли, скучная подруга в жизни. – Уверена, до веселья, как его понимаешь ты, гораздо ближе – всего лишь шагнуть в подворотни любого крупного города. – О, нет-нет, – Зевран со смехом покачал головой, одуванчиковая маковка при этом мазнула его по носу, – ты опять не поняла. Веселье – это хождение по грани. Надо чувствовать баланс, чтобы в меру сочетать приятные факторы – вроде вина, кроватей, дивных пейзажей и прелестных собеседниц, – и опасность. Риск подворотен имеет хоть что-то общее с приятным? Лелиана рассеянно согласилась – на середине рассуждения отвлеклась: один василек никак не слушался и все норовил выбиться. Наконец, она вправила его в венок, пригладила кончиками пальцев синеву взъерошенных лепестков и, еще раз оглядев работу, новую улыбку адресовала уже не собеседнику: – Ну вот, готово. Примеришь? Айвэ покорно приподнялся на локте и склонил макушку. Венок улегся не сразу – без гребня кончики, подсохнув, опять начали буйно виться, превращая его голову в воронье гнездо, – но Лелиана всего лишь разок пригладила встопорщившиеся у висков пряди, поправила задевавший кончик уха василек – и убрала ладонь слишком уж суетливо. – Удобно? – Более чем, – Айвэ сосредоточенно кивнул и, опасаясь примять все ее труды, обратно не лег – сел, скрестив ноги в лодыжках, и в новом положении сбегать от разговора точно стало невозможно. – Так что, Зев, собираешься путешествовать? – Да. Видишь ли, год жизни с тобой показал, как много нового и интересного пропускаешь, если посвящаешь жизнь одним лишь убийствам, – с непринужденной легкостью – мол, и как я раньше мог заблуждаться, – Ворон пожал плечами. – И мы почти сошлись с Лелианой во мнении, что Орлей, пусть прекрасен, все же неподходящее место для таких залетных птах, как я. – А жаль, – бард вздохнула, – хотела бы я тебе показать Вал Руайо. Золотые купола Великого Собора, улицу Королей со статуями, фонтаны на центральной площади… Ой, а знаете, как красиво в городском парке вечером, когда на лодках – их носы расписаны в виде лебедей или драконов, – зажигают фонарики? – Пф, нашла, чем удивить, – Зевран потянулся с видом все той же пренебрежительной скуки. – В Риалто не какой-то там пруд, настоящее море, и не то недоразумение с пеной цвета дерьма, что зовется морем в Денериме. О нет, там море золотое от огней прибрежных таверн, и в нем плавают не какие-то там лодки, а корабли, роскошные каракки из Ривейна, торговые фрегаты принцев… – Ворон зажмурился и вдруг добавил с укоризной. – И вода там летом – парное молоко. Первой засмеялась Лелиана, а потом подхватили и эльфы: даже Зевран, только что обиженно косившийся за край обрыва, захохотал в голос. Солнце прогрело отмели, но на глубине Драккон оставался ледяной, как характер Ферелдена, рекой, на середину которой сунуться рискнул только Айвэ. Да и то, вылез через пару минут, отфыркиваясь и кусая посиневшие губы – потому и был отправлен печься на солнце раньше всех настолько, что успел придремать. – Это ты, дорогой Ворон, еще не знаешь ничего о Халамширале. Императорский дворец считается одним из самых красивых во всем Тедасе. – Спорим – потому что все, побывавшие в резиденциях антиванских принцев, предпочли остаться в Риалто навечно и никогда не возвращаться на варварский юг? – Может, они не возвращались, потому что получали заточку под ребро? – с хитрым прищуром поддела Лелиана. – И к слову, не обязательно распространяться только о красотах Антивы и Орлея. Еще ведь есть Неварра… Улицы Камберленда, галереи искусств, лучшие музыканты со всего света… – И Ривейн. Если кто и готов оспорить красоту Антивы – только Ривейн, уж прости, Неварра со своим культом строгих линий не сравнится с тем, что строили и украшали века народов – каждый со своим… Айвэ слушал неизменно молча с неизменной же улыбкой, будто подплавленной солнцем – так легко было держать ее на лице, даже когда он, заскучав, потянулся разграбить цветочные запасы Лелианы. Бард слишком увлеклась спором – строгий академичный подход или буйное творчество без ограничений, – солнечные зайчики запутались в ее рыжине, и Страж, покосившись на свою увенчанную васильками тень и на Зеврана с одуванчиками в волосах, потянулся за охапкой колокольчиков. Нечестно, что она одна осталась без венка. – А я говорю, Ривейн! – Только после Камберленда! – Слушайте, а почему бы нам не побывать и там, и там? – успев связать в основу несколько колокольчиков и продолжив плетение ромашкой, пробормотал Айвэ. И неуверенно пожал плечами, когда на него молча уставились две пары глаз. – Ну, по-моему, это логично. Если я что-то все же прослушал… – Нам? – Зевран приподнял удивленно бровь. – Ты тоже собираешься?.. – отзеркалила его жест Лелиана и даже не дернулась, когда Страж забрал остатки колокольчиков прямо с ее коленей. – Ты же хотел возвращаться в клан, как только все закончится! – Я хочу, – кивнул сосредоточенно Айвэ. – Обязательно. Но сейчас я даже не знаю, где они. Хранительница собиралась вести нас… Их как можно дальше на север, возможно даже – море в этом году спокойное, – в Марку. И я подумал, что все равно после всего случившегося я не смогу остаться с кланом надолго. Я же Страж. Мне в любом случае придется заниматься делами Ордена. – И дела Ордена предполагают шастание по всему Тедасу в компании бывшего Ворона и бывшей послушницы церкви? – Почему нет, – ничуть не оскорбившись сарказму Зеврана, снова пожал плечами Айвэ. – Порождения Тьмы уберутся глубоко под землю. Конечно, если Стражи решат воспользоваться моментом и добить их, я приму в этом участие, но судя по опыту прошлого – после Мора следует долгое мирное существование. В любом случае, мне придется добираться в Андерфелс… А туда ведет много дорог. – И потом он говорит, что совсем не умеет хитрить,– восторженно присвистнул Зевран. Лелиану больше волновала конкретика – она с легким смущением покосилась на половину сплетенного венка и тут же вздернула нацеленный прямо на Стража взгляд. – И куда ты хочешь в первую очередь? Колокольчики и ромашки чередовались почти сами собой – Айвэ наощупь легко отделял жесткие стебли последних, поэтому покосился на макушки луга, на безмятежный горизонт в пятнах чащ и фермерских полей. На самом деле, после рассказов Зеврана ему ужасно хотелось увидеть своими глазами Антиву – даже долийская, кровная нелюбовь к городам отступила на задний план, потому что Риалто в изложении Ворона был городом исключительным во всех отношениях, – но он не хотел обижать барда. – В Марку, – твердо сказал Страж. – Говорят, каждый город Марки – это как маленькое государство. Можно посмотреть на все и понять, что нравится больше. – Виком, – задумчиво протянул под нос Зевран. – Это, конечно, плохая замена Риалто, но лучше, чем одна лишь моя болтовня. – А Тантерваль похож на Орлей! – восторженно воскликнула Лелиана и тут же сникла под скепсисом Ворона. – Ладно, он похож на все самое скромное и простое, что есть в Орлее. – Сойдет, в общем, – согласился Зевран. – Только в Киркволл соваться не надо, препоганейшее местечко. Спорить никто не стал – Лелиана, кажется, согласилась, а Айвэ знал слишком мало, чтобы возражать. И потом, сам собой венок почти сплелся. Он затянул последний колокольчиковый стебель, поправил ромашку, торчавшую вверх, словно усик насекомого, и протянул результат барду. Она опять порозовела, склонившись, чтобы долийцу было удобнее пристроить венок на ее макушке – Айвэ расстроенно цыкнул зубом (чуть не рассчитал, стоило сделать побольше), заправил за ухо прядку вместе с листочком колокольчика и безмятежно улыбнулся тому, как восторженно принялась ощупывать обновку Лелиана. – Так значит, путешествие, – Зевран перекатился с живота на спину, примяв одуванчики на затылке, положил под голову руки. – Кто бы мог подумать, на что мы решимся. А как остальные? – Огрен отправится к Фельзии, – пробормотал, щурясь на солнце, Айвэ, и чуть удобнее оперся на ладони за спиной, запрокинув голову. – Стэна зовет Кун. Винн собирается помирать вот уже пятый месяц, но я обещал Ирвингу вернуть ее в Кинлох живой и здоровой, так что не отвертится. – Шейла? – Ну, – Страж усмехнулся, – будем надеяться, обещанной королевой награды хватит, чтобы она не забывала платить за всех растоптанных куриц. А если будет забывать, я расстроюсь. – Как будто ее это остановит, – пробормотал под нос Зевран. Насчет Хуана все и так было ясно – отправится с хозяином, – а вот имя Логэйна никто не решался произнести долгие полторы минуты, пока вороний хриплый карк не отвлек их. Птица прокружилась в небе, разогнав чаек над обрывом, и тяжело приземлилась на ивовом кусте – под ее весом хрупкие веточки прогнулись, засеребрившись листвой под рывками балансировавших крыльев. – Ведьма твоя, – шмыгнула Лелиана носом. – Следит, небось… – Делать Морриган больше нечего, – рассеяно отозвался Айвэ, но взгляд перевел. – Не она это. Ворон моргнул блестящим глазом, Страж ответно улыбнулся и чуть пожал плечами, на что птица, распахнув широко клюв, каркнула особо громко, будто высказывала свое «фи», и вспорхнула обратно ввысь. Определенно, это была именно ведьма – Айвэ узнал перья с яркой прозеленцой в левом крыле, но делиться открытием не стал. – А что, кстати, с ней? Отпустит тебя, захомутованного? – хмыкнул в жемчужные зубы Зевран и лениво, будто бы устав печься на солнце в одном ракурсе, приподнялся на локтях. – Не знаю, – совершенно спокойно мотнул головой Страж. – Я был бы рад, согласись она составить нам компанию. Но она… Такая нервная последние дни. – Трусит, – Лелиана фыркнула. – Нет, скорее, – Айвэ сгорбился, обняв колено, – предчувствует. После матери как сама не своя… В немой поддержке Зевран похлопал его там, до куда дотянулся – по локтю. Отвоевывать у Флемет свободу ее дочери отправились вчетвером – Зевран, Винн, Алистер, – и теперь первые двое вынуждены были хранить тайну единственного обмана Стража, который грыз его порою сильнее кошмаров с Архидемоном. – Все будет в порядке, – пообещал Ворон, и почему-то от слов его стало легче. Айвэ улыбнулся невесомо, все так же всматриваясь до кругов от слепящего солнца перед глазами в вороний вольный полет над рекой, и кивнул. – Конечно, в порядке. Как еще может быть, когда закончится Мор. Надо все же поговорить с Морриган о будущем… если она позволит. Иногда Айвэ казалось, что ведьма много больше не-человек, чем он – она никогда не мечтала, не планировала попусту, и если на прямые вопросы отпиралась, что не любит строить воздушные замки, где-то внутри Айвэ казалось, что она действительно боится. И как же паршиво было понимать, что даже год тесной дружбы – и любви, – не помог ей преодолеть этот ужас. Если бы он только мог помочь чем-то, кроме вот таких оканчивающихся ничем разговоров или обычной поддержки. Если бы она доверяла больше… Хотя, о каком доверии речь после прощенной Флемет? Особо резкий порыв ветра пригладил ровной волной травяные макушки и словно бы выдул тень тоски из стражевской груди. В такой день даже грустить не получалось – он посмотрел на солнце сквозь прищур, на горизонт, окутанный золотым сиянием, и опять разулыбался, потому что, пусть и не получилось за год, у них впереди столько еще времени, чтобы придумать, как сделать счастливыми всех. В конце концов, разве в Ривейне не полно своих ведьм, о которых рассказывают иногда сказки пострашнее, чем про дочерей Коркари, и не заинтересуется ли их знаниями Морриган? Айвэ только пришел к этой замечательной идее, как у основания холма раздался торжествующий лай. По склону несся, сбивая тяжелыми лапами макушки одуванчиков, Хуан, вывесив язык на бок и вскидывая в галопе выпачканный в грязи зад – и где в такую жару умудрился отыскать лужу? – Тебе опять его мыть, – констатировал Зевран. – Вчера купал. Он мне не простит, – Айвэ рассмеялся, протянул руки – и миг спустя пес опрокинул его на спину, навалился лапами на плечи и принялся вылизывать лицо так тщательно, будто тоже считал, что хозяину не повредит стать немного чище. – Тебя спасать? – деловито осведомился Ворон под смех Лелианы, усилившийся, когда Страж, едва набрав воздуха – мабари обладал немаленьким все же весом, – смог выжать нечленораздельное «врод-уй!-не-аргх-Хуан-нет-не-ндо». – Точно? – Да уж, – бард смахнула с колена каплю собачьей слюны, – мабари, который спасет от всех бед, но потом убьет своей любовью. Хорошая легенда бы вышла. – Ну так пиши, – махнул рукой Зевран, указывая на кутерьму из восьми конечностей, двух голов – одна в венке, – и одного хвоста. – Вот тебе наглядный материал. – Я не материал, – кое-как пропыхтел, все же выбравшись из-под обожания Хуана, Айвэ, поморщился от нового приступа смеха и, приобняв мабари за шею, подтянулся и сел. – Я самостоятельная личность. – И что же этой личности хотел сказать ее пес? – Что у тебя, Зев, шутки дурацкие абсолютно. Он не одобряет, – хмыкнул Страж, встрепав согласно залаявшего мабари за ухом. При ближайшем рассмотрении шкура пса вся оказалась в отметинах травяного сока, налипших пестринах одуванчиковых лепестков и даже рыжеватой глинистой грязи тракта, который они покинули вроде как день назад. Еще до последней помывки – определенно, у Хуана был талант. – Ты от Логэйна? От Стэна? Нет? От Винн? – на вопросы пес уверенно лаял или мотал лобастой башкой, а на последний восторженно завыл, запрокинув голову. Еще минуту спустя мабари достаточно выразил свою любовь, чтобы позволить хозяину подняться на ноги – и вообще-то это было нелегко, потому что обожание пса было в прямом смысле слова сногшибательным. – Скорее всего, обед готов. Она сегодня кашеварит, – предположила, также вскочив, Лелиана, Зевран просто довольно закивал в такт радостным гавкам мабари – идея действительно была превосходная. – Значит, нам стоит пошевелиться, – согласился Айвэ и, выгадав миг, подцепил ошейник железной хваткой. Пес понял, к чему клонится дело, заскулил, просительно завиляв хвостом, но Страж остался непреклонен. – Нет, и речи быть не может. Обед не пропадет, если мы потратим пару минут, чтобы тебя отмыть. Нет, даже не проси. Хорошо, так и быть, сегодня без мыла, но только если обещаешь не превратиться в комок грязи до завтра. – Как ты его так хорошо понимаешь? – удивилась Лелиана. Айвэ почесал пяткой лодыжку с налипшей травинкой, поправил лихо сбитый псом на бок венок и смущенно кашлянул. – Не знаю. Боюсь, оферелденился. Ну что ж, вода не ждет? – и вся компания, посмеиваясь, отправилась к обходному спуску с обрыва.