DiaDop AU

      Вода струилась по всему телу, подобно огненной жидкости, обжигая кожу и придавая ей приятный вишневый оттенок. Было что-то приятное в ощущениях того, как горячая вода делала плоть более чувствительной. Тысячи мелких «ожогов» заставляли его чувствовать онемение — в плечах, вдоль спины, у кончиков пальцев ног. В течение десяти минут боль постепенно покидала костяшки рук; на смену ей приходило лишь лёгкое покалывание.       Он стоял под душем уже довольно долгое время, позабыв обо всем на свете. О том, что он окончательно не растворился в воде, напоминали лишь горячие капли, стекающие к его соскам. Кожа вокруг пирсинга порозовела. Губы онемели. Доппио уставился на кончики своих пальцев, похожих на изюминки.       День подходил к концу, а новостей, которые бы могли успокоить молодое, такое многострадальное сердце Доппио, по-прежнему не было. Он пытался позвонить в резиденцию Джостаров в надежде, что трубку возьмет мистер Брандо (он-то уж точно мог знать что-нибудь о происходящем). Как назло, ему ответил Джорно — последний человек, с которым Доппио хотел разговаривать. Очевидно, новость о том, что он расхреначил зеркало и был отстранен от занятий, мигом распространилась по школе, как лесной пожар. Как только Джорно начал расспрашивать юношу и читать ему нотации невыносимо тошным тоном, Доппио сразу же сбросил вызов.       Вот ему еще не хватало общаться с Джорно и его крысиной натурой.       В течение всего дня он просто сидел у окна своей комнаты, наблюдая за ливнем и бурей, что бушевали на улице. Хах, будто полная надежд безутешная жена, ожидающая возвращения мужа со страшной войны. В доме напротив было пугающе тихо — все огни погасли. Будто в тихом склепе.       И такая же тишина была в телефоне. Ни сообщений, ни пропущенных от Триш.       Лишь убивающее его молчание.       Будучи обычным подростком, Доппио оказался совершенно не готов к такому. Он не знал, как справляться с давящей на него тишиной. С чем угодно, но только, блять, не с этим! Тишина ничего не значит, тишина — это пустота. Пустота, что царила в голове юноши и вела за собой в опасном направлении. Он прокручивал в мыслях миллионы сценариев — черно-белые, с оттенком сепии, как в старых грустных фильмах. Доппио закусил губу, глядя на то, как дождь с ветром ломились в оконное стекло в попытках разбить его. Буря.       Ага, судьба. Ободряющий знак подаешь.       «And there’s no remedy for memory, your face is like a melody, it won’t leave my head…»       (И нет никаких лекарств от воспоминаний, а твое лицо подобно мелодии, что не выходит у меня из головы…)       В комнате тихо зазвучала очередная песня из его плейлиста. Доппио не потрудился сменить её — какая-то дико печальная попса служила ему горьким напоминанием о суровой реальности. Иногда он задавался вопросом, не мог ли его телефон предварительно рыться в голове, добавляя в случайный режим песни, подходящие под настроение.        «…but there’s no you, except in my dreams tonight…»       (… но тебя рядом нет, лишь в моих снах этой ночью)       Да не мог Дьяволо умереть. Доппио продолжал твердить это, словно молитву.       Просто невозможно.       Такой, как он, не мог погибнуть под колесами рандомного идиота. Доппио — вполне. Это было в его стиле — быть сбитым первой попавшейся машиной. Но никак не Дьяволо.       Вечер наступил незаметно — Доппио и не заметил из-за всех своих размышлений, от которых в итоге голова пошла кругом. Небольшого дуновения ветра через щелку в окне хватило, чтобы мальчик вздрогнул. Он встал со стула, от которого его зад не отлипал в течение последних нескольких часов и пополз в душ. Так он и простоял под ним, выйдя оттуда в состоянии вареного овоща.       Это заняло у него целых 40 минут — он не особо беспокоился о счетах за воду, которые потом бы свалились на их семью.       Ступая на вымокший пол, Доппио завернулся в пушистое белоснежное полотенце и, весь дрожа, быстро пробежал в свою комнату. На мгновение юноша пожалел, что так долго сидел практически в кипятке — холодная температура в доме резко контрастировала с температурой его собственного тела. Мальчишка поспешил к гардеробу и выудил оттуда толстую, теплую шерстяную толстовку с двумя маленькими пушистыми шариками, свисающими с воротника.       Он посмотрел в зеркало и скривил губы в разочарованной ухмылке. Слова, что сорвались с уст его матери утром, прокручивались в голове Доппио как дурное предзнаменование. Иногда он и правда одевался как ребенок. Иногда специально вызывающе, чтобы привлечь к себе внимание. И хотя мама была не права, когда винила себя во всем, Доппио отчасти мог её понять.       Иногда он одевался и выглядел как чертов 13-летний малолетка.       Было ли это плохим признаком? А может, ему это нравилось?.. Наверное, раз весь его шкаф был переполнен пушистыми свитерами, короткими топиками, шортами, едва прикрывающими зад и разными милейшими побрякушками. Это был его собственный стиль — что же тут поделать? Он не хотел меняться. Даже если мать призывала его повзрослеть.       В нем же, в конце концов, не было ничего, кроме милой мордашки — его вечной красоты.       Телефон, лежавший на кровати, внезапно зазвонил, чем чуть не довёл Доппио до инфаркта. Кинувшись на матрас (будто бы этот жест мог спасти ему жизнь), мальчик схватил мобильник и уставился на экран. Там сияли пять заветных букв, о которых он думал весь день.       «Триш».       Юноша взял трубку и сразу же вскрикнул: — Триш?! — Да я это, я… Нахрена ты мне звонил 37 раз? Совсем беда с башкой? — голос девушки звучал тихо и раздраженно. Стандартная, присущая ей язвительность разбавлялась, как казалось, смертельной усталостью. — Ты где?! Почему не была на уроках?       Она молчала целую секунду, после чего проронила: — Я в Атланте. — Атланте?! — завопил Доппио. — Какого хера?! Что ты там забыла?! С тобой все хорошо?! — Да нормально… Я в порядке, не переживай. Просто… Уф… Появились небольшие проблемы. Не думаю, что это телефонный разговор.       Доппио прикусил губу. Он не хотел делать поспешных выводов (этого дерьма хватало в голове), но, если Триш была в Атланте… Этому могло быть только одно объяснение. Случилось что-то действительно серьезное. — Нельзя… По телефону? — сконфуженно уточнил Доппио. — Почему? Триш, слушай… Я… Думаю, что знаю причину. Не уверен, но… — Что? Что тебе известно? — в голосе Триш мелькнуло сомнение. — Джорно сказал, что твой отец в больнице, — Доппио ещё сильнее закусил губу и зажмурился, молясь, чтобы все это оказалось только глупой шуткой.       Триш снова притихла. Секунды шли неумолимо долго, и Доппио чуть ли не всхлипнул: — Триш?.. — Здесь я, — девушка нервно выдохнула. — Джорно… Чёртова сплетница. — Так это правда? Триш, он… Он в порядке? — после очередной затянувшейся паузы, юноша нетерпеливо и злобно пробормотал: — Может, уже будешь отвечать как-то побыстрее? — Может, ты не будешь мне грубить? — Триш цокнула. — Вижу, тебе до сих пор не все равно на отца. Не так ли? — Это… Неважно. Просто ответь мне. Пожалуйста. — Как же иногда бывает трудно отказать тебе… — хмыкнула девушка. — Старик оказался на удивление крепким. Повредил ребро, сломал лодыжку. Ну и там, и сям пара синяков-ушибов. Он выжил, блять, после столкновения с грузовиком. Охуеть и не встать. А вот машине настал конец. Груда металлолома, — Триш злобно усмехнулась. — Собственно, поэтому я здесь. В госпитале, которым заправляют его дружки. В ебучей Атланте. — Это ты его привезла?.. — поинтересовался Доппио, не скрывая удивления и облегчения в голосе. Дьяволо был жив-здоров. Ну, как здоров — раненный и побитый. Но живой. — Фигню не неси, — мальчик не мог этого увидеть, но был уверен, что в этот момент Триш закатила глаза в своей обычной манере. — О нем заботится его организация. А мне тут нужно пошататься пару дней. К концу недели вернусь во Флориду. Ни с того, ни с чего, ему вдруг потребовалось меня видеть, стоило только очнуться.       Доппио радостно улыбнулся: — А я говорил, что ему не все равно на тебя. — … Я слишком сильно устала, чтобы спорить с тобой. — Ладно-ладно, извини, — затараторил Доппио. — Так он поправится? — Да куда денется. Ему сделали операцию, вправили кости. Выживет, — Триш вздохнула так тяжело, словно надеялась на скоропостижную кончину отца. — Так зачем ты звонил мне аж целых 37 раз? Только ради старика? — Я о тебе тоже беспокоился! — возмутился юноша.       Триш, судя по всему, не поверила. — Ага… Ясно. Ладно, поговорим обо всем, когда я вернусь. — Угу. Я хочу поговорить с тобой. — дрожащим голосом прошептал Доппио, ощущая, как напряжение медленно покидает его. — Правда, очень хочу.       Девушка лишь снова вздохнула: — Ладно, я отключаюсь. Очень сильно хочу спать. А ты… Ты бы воздержался от того, чтобы так сходить с ума по моему отцу. Это отвратительно. И, честно говоря, очень жалко.       Доппио шмыгнул носом, сильнее прижимая трубку к уху: — Спасибо тебе, Триш.       В ответ девушка молча повесила трубку. Доппио глубоко вздохнул и вжался в простыни, прикрывая глаза и облегченно улыбаясь. Он перекатился на живот, обнимая белую мягкую подушку и зарываясь в неё лицом. Пахнущая лавандой ткань успокаивала его; дыхание постепенно становилось ровным и мирным.       Господи, он никогда так не нервничал.       Но все же, это казалось невероятным. Дьяволо выжил после столкновения с грузовиком. Нет, конечно, теперь он знал всю ситуацию — мужчина был за рулем, и Мазерати, предположил мальчик, скорее всего, приняла весь удар на себя. Обидно. Доппио любил эту машину и все воспоминания, оставленные в ней. Но, если учитывать все обстоятельства… Её потерю можно было пережить.       Он жив.       Мальчик усмехнулся, снова сжал подушку и повернулся на другой бок, гадая, надолго ли Дьяволо застрял в Атланте. Он должен был спросить об этом Триш, однако спросить означало признать, что он всё ещё сильно любит Дьяволо. Ох, по правде говоря, Триш была далеко не дурой. Гораздо умнее, чем любая девчонка-подросток. Теперь она, должно быть, сложила все кусочки паззла и пришла к выводу, что Доппио все ещё любит ее отца. Что было плохо и хорошо одновременно: хорошо, потому что ему не нужно было снова возвращаться к этой теме, и плохо, потому что Триш наверняка поднимет её еще не раз. В конце концов, в планы Доппио входило заставить её привыкнуть к мысли, что он будет трахаться с её отцом в ближайшем будущем.       Непростительная мысль мелькнула у него в голове — через пару дней, а может, и недель (в худшем случае), Дьяволо вернётся. Раненный, только-только вышедший из больницы, ослабший и такой уязвимый для любых намерений Доппио. Он будет нуждаться в заботе и ласке. По крайней мере, именно этого Доппио ожидал. Он должен был воспользоваться случаем и прокрасться к нему в постель.       Какой же мужчина откажется от милосердной, прекрасной медсестрички, которая безвозмездно лечит его?       Доппио покраснел, чувствуя какой-то дикий прилив смелости. Он даже был удивлен подобным мыслям. Воспользоваться слабостью Дьяволо и тем, что он нуждается в заботе? Черт, как же низко.       Но должно сработать.       Триш, как и обещала, вернулась в конце недели. Но, так как Доппио всё ещё находился под домашним арестом, ему пришлось дожидаться следующих выходных, чтобы встретиться с ней. Он вернулся в школу в пятницу — и по лицам его одноклассников было заметно, что он стал «местной звездой». Практически все шептались и сплетничали о том, что он сделал.       «Ну, — думал Доппио, — дерьмо случается», но, когда он ловил на себе пристальные взгляды школьников, это откровенно смущало его. И бесило. И, если уж быть честным с самим собой, разбивать зеркало было идиотским и очень детским поступком.       Неудивительно, что мама начала читать ему лекции о взрослении. Доппио избегал её почти всю неделю — делал вид, что занят уроками или притворялся спящим. Трудно было заговорить с ней о собственных сожалениях. Особенно, когда ты ничуть не гордился своими действиями.       Ну да ладно. Через недельку-другую все позабудут об этом и найдут другой объект для сплетен.       Во всяком случае, после домашнего ареста он научился ценить свою «школьную жизнь», которой пренебрегал до этого.       Спустя неделю, как закончилось его наказание, Доппио сидел на футбольном поле во время ланча в компании любимых сэндвичей. Неожиданно к нему подошел Бруно: — Хэй, — брюнет склонился над ним, придерживая свой контейнер с обедом. — Могу подсесть?       Доппио удивлённо вскинул брови, отодвигаясь в сторону: — Да, конечно. Что-то случилось, Бруно? — Ничего такого, — мягко ответил парень, усаживаясь рядом и открывая контейнер, в котором находились ровно порезанные различные фрукты. — Но ты теперь на слуху у всей школы… Сам понимаешь.       Мальчик нервно выдохнул: — Заебись приехали. И ты тоже будешь допрашивать? — А уже кто-то пытался? — Некоторые попросту не могут сдержать любопытства. Ну, знаешь ли. Я сделал это не потому что мне в голову ударило. — Знаю, — кивнул Бруно, удивляя этим мальчишку. — Ни один человек в здравом уме не захочет просто так изрезать себе все руки, — он мимолетно взглянул на перевязанную ладонь Доппио, в которой юноша держал свой сэндвич с индейкой. — Да и ты не первый, я думаю. Старшая школа может кого угодно довести до ручки.       Доппио опустил голову, тихо произнося: — Ты говоришь прямо как заботливая мамочка. — Наверное, я тот самый типаж «друга-мамаши», — тряхнув волосами, Бруно улыбнулся, но, спустя пару секунд вновь стал серьезным. — Тебя что-то беспокоит? Знаю, Триш — единственная, с кем ты делишься секретами, но ее сейчас нет… Так что, я подумал, может, тебе захочется поговорить с кем-нибудь еще?       Ох… Это было очень мило с его стороны — предложить помощь Доппио. Из всех друзей, за исключением Триш, Бруно был вторым, с кем он говорил больше всего. И как только у Бруно получалось быть таким заботливым? К тому же, умным, интеллигентным и даже, по-своему, мудрым. Причина, по которой он, отпрыск из довольно бедной семьи, смог учиться в столь элитной школе, заключалась в его стипендии. Он получил её благодаря многообещающим оценкам, когда закончил государственную среднюю школу. Бруно не хвастался этим, но Доппио знал — парень подавал заявки на множество стипендий и, как минимум три, ему одобрили.       Бруно был тем самым человеком, на которого можно было положиться. Но только не в таких делах. Парень близко общался с Джорно и верил в сказки блондина о том, что Дьяволо якобы имел делишки с мафией, а вся эта жизнь за городом — лишь ширма, за которой скрыта ужасная истина. К сожалению, Джорно был очень близок к правде — теперь Доппио знал это.       Как же хреново было осознавать, что эта кукла Барби была ближе к разгадке личности Дьяволо, чем сам Доппио.       Он даже не знал, какое именно положение занимает мужчина в своей организации. Вздыхая, Доппио улыбнулся и похлопал Бруно по плечу: — Ты очень добрый, правда. Просто… Это не та тема, о которой я могу так свободно говорить. — Уверен? — попробовал надавить Бруно, поджимая губы. — После того, как ты поругался с Триш — ну, сразу после твоего дня рождения, ты немного отдалился от нас всех… И я правда волновался. — Нормально все, — юноша пожал плечами в ответ. — Просто накопилось много всего. — Если что-то беспокоит, ты можешь открыться мне. Я не стану осуждать.       Ага, конечно. Еще как станешь, подумал Доппио с грустной улыбкой на губах. Конечно, он бы с радостью поделился всем наболевшим, но никак не с Бруно. Можно было беседовать с ним о чем угодно, но, если бы брюнет узнал о его связях с Дьяволо, их дружбе бы настал конец. Сумасшедшие отношения с Дьяволо, наркотики… Справедливая натура Бруно, протестующая против наркотиков, просто не вынесла бы таких новостей. Много лет назад Бруно потерял кого-то из своей семьи из-за связей с наркоманами, и теперь детские страхи не переставали мучить парня. Он начал заниматься волонтерством и помогать наркоманам в реабилитационных центрах, посвящая этому все выходные.       Но если Доппио чему-то и научился в последнее время, так это делиться с окружающими своими проблемами и просить у них помощи. Тогда он не знал, что делать, но теперь был уверен в своем решении. Мальчишка рассказал Бруно о затруднительном положении Прошутто — без имён, без подробностей о мафии, клубах (и его участии в этом), и, по мере того, как он подходил к концу истории, лицо Бруно становилось все мрачнее. — Конечно, он может приходить на наши собрания. Мы всегда будем рады принять… — пробормотал Бруно, тяжело вздыхая. — Таких молодых, как он, много. Может, он мог бы найти там поддержку.       Брюнет попытался улыбнуться — получилось крайне грустно. — Так больно видеть, что кто-то нашего возраста оказывается втянут в это все… Они могли бы двигаться дальше, справляться со своими проблемами без этой дряни. — Ага, — ответил Доппио, поникнув в лице. — Не знаю, сможет ли мой друг прижиться в таком месте… Ну, просто он… Довольно вредный. — Не беспокойся. У меня есть листовка с собой в рюкзаке. Могу отдать после обеда. — Спасибо, Бруно. — И это все, что беспокоило тебя?       Доппио хотел было открыть рот, чтобы соврать, но он попросту не смог этого сделать. Что-то было такое пронзительное в голубых глазах Бруно — что-то, что заставляло говорить только правду. — Ну, это одна из проблем, — неуверенно шепнул юноша.       Чуть ли не сверля дыру в несчастном Доппио, Бруно будто пытался залезть к нему в самую душу и узнать все секреты юноши. Мальчику лишь оставалось надеяться, что у его друга не было такой сверхспособности. — Слушай, я не хотел бы давить на тебя… — Бруно подозрительно замешкался. — Но… Я говорил с Джорно, и он, конечно, просил тебе об этом не рассказывать. Но я не могу. Ты мой друг, и я беспокоюсь за тебя.       «Да господи, блять, ты боже», — подумал про себя Доппио. Он определенно задушит эту блондинистую суку.       Прежде, чем сказать, Бруно глубоко вздохнул: — Ты как-то связан с отцом Триш?       Доппио моргнул: — Я… Чего? — Так да или нет? — Нет, конечно же! — воскликнул Доппио, нервно смеясь и задумываясь о том, каким хером Джорно догадался об этом. — С чего такие выводы? — Джорно сказал, что ты сильно запаниковал, когда он попал в больницу. Значит, тебе не все равно на этого мужчину. Я подумал, что это повод поговорить с тобой. — Бруно нахмурился. — А что не так? Мне казалось, я пришел к верному выводу. — Да как бы нет, ну… Эм… Мне крышу сорвало, потому что я начал волноваться за Триш. Я испугался — вдруг она тоже попала в аварию, и потом, ну… — соображай быстрее, твою мать! — И я… Подумал… А, вдруг бы её отец погиб… И её бы забрали в приют?       Вроде бы получилось убедительно. — Не знаю, как это все работает. У нее же нет никого, кроме отца. И я так расстроился, разозлился, разбил зеркало…       Бруно открыл было рот, чтобы заговорить, но остановился и уставился на Доппио. Розововолосый мальчик сглотнул, и снова эти чертовы рентгеновские глаза сверлили его душу. У Бруно была «эта самая штука», как у настоящей мамы — эта способность знать, когда их дети лгут. А для Буччеллати все они были детьми. Через несколько секунд он вздохнул: — Я понимаю. Я рад, что вы не делаете ничего глупого, например, не преследуете этого человека и не пытаетесь собрать о нем информацию. Я знаю, что ты любишь Триш, как и все мы, но пытаться защитить её таким образом — это худшее, что ты можешь сделать.       Доппио спешно кивнул, решив согласиться с тем, как именно интерпретировал Бруно его реакцию. Даже, если она была слишком наигранной и неуместной. Уж лучше так, лучше не рисковать и не попадать под подозрения. — Я бы никогда не стал связываться с Дьяволо. — Хорошо, — брюнет слабо улыбнулся.       Остаток обеда прошел молча. Доппио все это время пытался успокоить себя, выстраивая теории по поводу состоявшегося разговора. Скорее всего, способность Бруно распознавать ложь дремала в это самое время. Или его вранье звучало максимально убедительно. В остальном, ему понравилась эта беседа. Теперь он мог предложить Прошутто помощь (и, зная этого человека, быть посланным на три весёлых буквы). И теперь его вспышка гнева была воспринята как забота о Триш и любовь к ней.       Замечательно.       Пусть думают так. В любом случае лучше, чем все будут знать, будто Доппио беспокоится о сорокалетнем старике, который умудрился сломать себе лишь ребро и запястье. Доппио усмехнулся про себя, когда Бруно ушел — в сопровождении Леоне, на секундочку. Наконец-то они смогли разрулить свои проблемы, пробиться сквозь очень (о-о-очень!) толстую стену недопониманий и неуместного гнева и, черт возьми, наконец-то стянуть друг с друга трусы.       И все же… Как же так Дьяволо умудрился попасть под грузовик, раздолбать свою машину в хлам и остаться почти невредимым?       Может, его защищала сама Судьба?       В груди Доппио внезапно разлилось тепло.       Триш согласилась прийти к нему домой в понедельник после занятий.       Тем временем Доппио сфотографировал брошюру, которую ему дал Бруно и отправил на почтовый ящик Прошутто. Прочитано. Тотальный игнор в ответ — этого Доппио и ожидал. Тяжело вздыхая, он надеялся, что Прошутто хотя бы рассмотрит этот вариант. Бруно также упоминал, что в этом центре оказывается помощь матерям-одиночкам. В принципе, подходило под ситуацию блондина.       На выходных он просто валялся в кровати, катаясь по ней туда-сюда, как какая-нибудь водоросль, и отсчитывал минуты до следующего дня. Совершенно нечего делать, когда ты под замком. Доппио надеялся, что мать сжалится над ним, но женщина оставалась непреклонна в своем решении.       И только когда прошла неделя, он наконец-то оказался на свободе.       После уроков он встретил Триш у ворот. Он улыбнулся ей — в ответ получил кривую улыбку, больше похожу на гримасу. Подростки сели в автобус и поехали домой вместе, молча обмениваясь наушниками. Пока они проезжали мимо огромных бизнес-центров, и пейзаж сменялся тихой красотой пригородов, фоном у них играли Florence and the Machine.       Вокруг них витало какое-то странное напряжение. Доппио с подозрением и опаской покосился в сторону Триш — было видно, что её что-то беспокоило. Доппио начинал нервничать, его ладони вспотели, а из груди пытались вырваться отчаянные крики.       «Она что-то знает, — думал юноша. — Что-то точно знает. Наверняка».       Для него, далеко не самого умного подростка или того, кто мог бы отстаивать свою правоту, потерять уверенность в себе было проще простого.       Но то был наивный Доппио, оставленный в прошлом — жарком, летнем прошлом. Сейчас он не мог позволить себе такую роскошь, как попытка размякнуть. Он вынул наушник из уха Триш, тем самым напугав её. Девушка была слишком занята рассматриванием маникюра. — Идём, — буркнул Доппио, поднимаясь с сидения.       Триш моргнула: — А мы уже дома? — Выйдем на остановку раньше. Хочу пройтись. — Прогуляться? — фыркнула девушка, кривя губы в недовольной гримасе. Будто бы прогулка для нее являлась чем-то непреодолимым. — Я как бы сидел дома все это время, — пояснил Доппио. — Хочу размяться.       Доппио предложил остановиться у круглосуточного магазина, чтобы купить чего-нибудь перекусить, но, когда они подошли к зданию, Доппио застыл как вкопанный. Триш продолжала идти как ни в чем не бывало. Юноша одернул ее за руку, и девушка, перепугавшись, чуть не уронила телефон. — Ты что творишь?! — воскликнула Триш. — Погоди ты! Иди сюда, — и Доппио потащил ничего не понимающую девушку за большой серебряный пикап, прячась за него. — Голову не высовывай! Не дай ему увидеть нас! — обеспокоенно шептал мальчик. — Чего? — несмотря на возмущение в голосе, тем не менее, девушка послушно наклонилась и села на корточки. — О ком ты говоришь?       С такого расстояния, и, к тому же, из-за разницы во внешности, Доппио мог ошибиться. Но не в этот раз — юноша узнал его тело с первых же черт. Неуклюжие, длиннющие конечности, тощая фигура. Джинсы, низко свисающие на заостренных бедрах. Он прижимал к уху телефон, внимательно слушая собеседника и, к счастью, не подозревая о том, что за ним наблюдали двое подростков.       Только один человек подходил под такое описание. — А ты не находишь странным, что Массимо Вольпе ошивается в нашем районе? — Вольпе? — Триш удивлённо уставилась на Доппио, пока тот продолжал глазеть на мужчину. — Вот этот мужик? — Ага. — Чушь какая-то. Ну, да, они похожи по телосложению. Но у него короткие волосы. И какие-то неопрятные, — попыталась возразить Триш. — А у Вольпе они длинные.       И действительно, Доппио тут же вспомнил его светлые волосы цвета земляники, прямые и сальные, касавшиеся середины спины. Мужчина, стоявший у входа в магазин, походил на него во всем, кроме длины волос; если волосы Вольпе были длинными и прямыми, у этого мужчины была взъерошенная, очень короткая стрижка.       Но это был он — вне всяких сомнений. — Может, подстригся?       Триш взглянула на него так, как на законченного параноика и была уже близка к тому, чтобы высказать это вслух, тем самым закончить их маленькое шпионское приключение, как вдруг мужчина выругался, повесил трубку и, развернувшись на каблуках, твердо зашагал к мотоциклу. Оба подростка поморщились, увидев его лицо. Скулу украшал большой синяк, один глаз заплыл, как и губы.       И несмотря на такое плачевное состояние лица, оно сработало как опознавательный знак. Однозначно, это был сильно избитый Массимо Вольпе.       Выражение отвращения промелькнуло на лице Триш. — Или его обстригли.