***
У меня интересная работа, вам так не кажется? Для тех, кто ещё не знает, я — психиатр. Работал в частной клинике дяди, у меня был свой кабинет, клиенты, репутация. Эту работу я совмещал с практикой в психиатрической больнице друга моего дяди, и там у меня тоже своя важная роль, и часто «особые» клиенты из клиники переезжали в эту больницу, где мне ничего не мешало полноценно заниматься своими исследованиями и проявлять свою власть. В конце концов мне пришлось оставить клинику дяди, так как работа на два места отнимала много времени и мешала. Я не злоупотребляю своей властью над чужим человеческим сознанием, ведь я достаточно «умный мальчик», как говорят мне с самого раннего детства, если не с рождения. Я основательно занимаюсь только интересными случаями, все остальные меня не интересует, я просто помогаю выздороветь тем унылым людям и отпускаю их восвояси. Зато они уходят довольные и рассказывают всем обо мне, прибавляя положительных отзывов моей репутации, а я думаю: «Какая скука!». Итак, я делаю всё, чтобы продвигаться в своих исследованиях и считаться настоящим профессионалом своего дела. Не будем о том, что всё это в прошлом, а я сижу за решёткой. Агнес была моей первой. Спасибо, дорогая, ты внесла огромный вклад в… Науку, так сказать. Это был ценный опыт, я многое извлёк из твоего семейного счастья. Ну, или не совсем счастья. Передайте это её мужу, он тоже очень помог. Они все такие разные, порой чувствую себя Господом Богом во плоти, распоряжаясь их судьбами. Люди так легко ведутся на внешность, а обаяние человека ещё больше сбивает их с толку. О, я всегда был чудным добрым мальчуганом, смотрел своими ясными детскими глазами на всех и невинно улыбался, а меня нахваливали и поглаживали по головке: «О! Он такой чудесный, милый, добрый, отзывчивый! Такая чистая душа! Ах, какой же ты славный мальш!». А в это время малыш, то есть я, мысленно расчленял хомячка, которого толстая тётенька подарила мне на день рождения. Через два дня хомячок пропадёт, малыш будет опечален, а выпотрошенное животное закопано возле реки. Таким я был, таким и остаюсь. Людей легко одурачить, и я покажу вам ваше несовершенство. — Присаживайтесь.***
Они приходят ко мне за помощью, они жаждут найти утешение, и я с радостью даю им то, что нужно. Когда всё это началось? Когда я стал таким? Когда ангел в моём непорочном детском сердце превратился в дьявола? Когда Сатана в моём хрупком теле победил Бога и стал править всем? Я не знаю. Быть может, я всегда был таким, и тьма с рождения обитала в моей душе. Она родилась со мной и росла, росла, росла. Вы считаете это ужасным, а я прекрасным, вы называете это наказанием, а я — благословлением, и я помогу вам выпустить ваших демонов точно так же, как выпустил своего. Уверяю, вам понравится. — Что вас тревожит?***
Я помню, как впервые заинтересовался психологией, которая впоследствии подтолкнула меня к делу всей моей жизни — психиатрии. Это было всего одно слово. Зачастую так всё и бывает: одно слово, один жест, один взгляд, одна улыбка, один вздох… И весь привычный мир со своими устоями катится ко всем чертям, низвергая тебя в Бездну, или же вознося на Небеса. Образно говоря, я атеист. Мальчишкой, уже многим позже после того случая с хомячком, я гулял на детской площадке, возясь со стайкой ребятишек и девчонок примерно моего возраста, но не склада ума и характера. Они были слабовольны и подчинялись мне, как более мудрому и сильному. Если человек имеет волю, стадо инстинктивно чувствует это и тянется к нему. Посмотрите на своих детей в группе, а если у вас их нет, то на толпы детей вокруг: потенциал видно с детства, вокруг прирождённого лидера собираются все. Я командовал, все дружно слушались и носились по площадке, мамаши степенно, как им и полагалось по «статусу», словно голуби, стайками высаживались на лавочках и обсуждали то, что только могут обсуждать «матери». Я пробегал мимо одной такой птичьей сходки, как вдруг услышал слово, привлёкшее моё внимание. -…дидактогения*. В чистом виде. Звучит потрясающе приятно, не находите? Это позже я открыл для себя прелесть звучания всех этих многочисленных терминов, а пока несмышленый и поражённый, я мысленно упивался тем, как звучит это слово в моей голове. Дидактогения. Естественно, я вознамерился узнать его значение и направился прямиком к мамашам. Они хмурили лоб, тяжело вздыхали и, с сокрушенным видом, качали головами. Одна из них всхлипнула. — Какой кошмар! Бедная моя дочь. Темноволосая женщина, из уст которой так вольно вылетело вмиг пленившее меня слово, лишь пожала плечами, словно отмахиваясь от всех, и ровным голосом произнесла: — Приведи её ко мне в пятницу. Посмотрим, что с этим можно сделать. Эта женщина стала моей первой Наставницей, перед которой я весь трепетал, и пред которой преклонялся. Но через восемь месяцев она умерла от СПИДа, которым наградил её вечно пропадающий в дальних рейсах муж… До сих пор во мне всё закипает от ненависти. Если бы она была со мной, то её бы точно не ждала такая участь. Мне не понять, почему такая женщина была женой этого блудливого скота? Были бы мы одного возраста… Сожаления. Я подошёл к ней и спросил: — Что такое «дидак…тогения»? Я запнулся, впервые произнеся вслух пленительное слово, и разочаровался. Из моих уст оно прозвучало грубо, коряво и без должного шарма. Мамаши вытаращились на меня и ахнули, Наставница улыбнулась и пояснила. Я присел возле её ног и принялся расспрашивать, слушать. Она очень интересно и приятно всё рассказывала, а сколько новых слов я узнал. Правда, практически всё забыл и ворочался ночью, не в силах избавиться от неприятного чувства в желудке из-за того, что не записал в тетрадь все те слова, которые она произносила. Но в будущем я заучил их все, и даже больше. Стайка детей и мамаш сгрудилась вокруг нас и некоторое время слушала, но им быстро наскучило то неизведанное и непонятное знание, которым одаривала меня наставница, сама того не зная, прокладывающая дорогу к моему будущему. Мы сидели одни, закат, она на лавочке, я на земле возле её ног, слушая чарующие слова. Сам я не люблю произносить все эти профессиональные термины, потому что они теряют свою привлекательность и очарование, звучат неестественно, фальшиво. У других тоже не получается произнести их так, как это делала Наставница. Сразу возникает ощущение, что эти люди понятие не имеют, о чём говорят. У Агнес в её юные годы выходило выговаривать слова похоже с Наставницей. Она вообще всегда говорила нежно и певуче, это и влекло меня к ней. Я часто просил её произнести то или иное слово (дисфория или же фрустрация), и она с упоением тут же отзывалась, лаская мой слух, но во всём этом сквозило полное незнание понятий, и не ощущалось никакой глубины. Как будто Агнес говорила полнейшую тарабарщину по типу «абракадабра». Даже когда я объяснял ей значение слов, и она повторяла их, я видел, что она всё равно ничего не понимала и была совсем далека от этого. У неё был чарующий голос, приятный тембр, но не было того знания, понимания и осознания, как у Наставницы. А ещё меня всегда сбивал и забавлял неизменно кокетливый тон Агнес, которого никогда не было у мягкой и понимающей Наставницы. Но такой уж была Агнес. Наиболее близкой к образу Наставницы была Сандра. Юное создание, она была приятна во всех отношениях, у неё был красивый ровный голос, а главное, она знала, о чём говорила. И это ласкало мой слух. Хотя по неопытности, которую она справедливо за собой признавала, Сандра остерегалась лишний раз назвать диагноз или же синдром, прежде чем не убеждалась, что он верен. Разве не мило? Сандра была умна, намного умнее Агнес, хотя с Наставницей ей было не сравниться. Но уверен, она могла бы, проживи ещё лет шесть-семь, и наберись должного опыта. Но моя птичка навлекла беду на свою умную и вездесущую головушку. А жаль. Мне правда жаль. Я думаю, что любил её. Но видимо всех, кого я когда-либо любил, постигает один и тот же конец. Наставницу, Агнес, Сандру… Как там поживает Мария? У меня и к ней остались тёплые чувства. Они даже теплее, чем были к Агнес. Спрашиваете, кого я любил сильнее, а кого слабее? Я об этом никогда не задумывался, но давайте разберёмся. Довольно занятный вопрос. Конечно, любил я сильнее всех Наставницу. Она всегда была умной и понимающей женщиной, у неё был мягкий и приятный голос, всегда рассудительный тон, и вся она сама была мягкой и приятной на вид. Её лицо не обладало никакими грубыми чертами, но не было в нём и ничего выразительного. Всё было плавным, равномерным. На втором месте, без колебаний отвечу, Сандра. Она была наиболее близка к Наставнице. Самым главным отличием… Я не назову неопытность и молодость девушки, не думайте, потому что Наставница тоже когда-то была неопытна и молода, а встретил я её уже в зрелом возрасте, когда у неё была пятилетняя дочь, сам же я был одиннадцатилетним мальчишкой. Познакомься я с Сандрой лет на шесть позже, чем это произошло на самом деле, уверен, различий между этими двумя женщинами были бы почти незаметны. Я не затрагиваю внешний фактор. Конечно, внешне они сильно отличались, они даже разных национальностей, но меня волнуют исключительно их личности. Именно к личности человека, его уму, скрытым и явным возможностям я всегда тяготел, только это меня всегда по-настоящему и привлекает в человеке. Ах, что-то я разошёлся в мыслях. Я завёл речь о различиях между Сандрой и Наставницей. Сандра была полна энергии и энтузиазма, она была словно неиссякаемый источник заряда, и мне нравилось видеть, как это источник увядает с помощью моих стараний. Отчасти. Отчасти мне было жаль. Правда. Сандра была необыкновенна и полна воодушевляющей жизненной энергии. Наставница была спокойна и размеренна во всём. На третьем месте Мария. Она совсем не глупа и приятна, нежна и сострадательна. Её душа тянулась ко всем обиженным и ущемлённым, желая помочь им, обогреть. Понять, принять и простить. Эти качества были и у Наставницы с Сандрой, это их объединяло больше всего. А Агнес… Да-а-а, это единственный случай, когда я повёлся на оболочку. Агнес была глупа, ещё раз глупа и пуста, хотя и не дура. Просто она была «образованной и сообразительной пустышкой», очаровательной, популярной. Шарм её был неиссякаем и пленил верно и надолго. Даже после того, как она вышла замуж и остервенилась, меня всё равно к ней влекло. От того и хотелось ещё сильнее её поломать. Как-то мне даже удалось во время сеанса гипноза урвать немного её тело и успокоить животную жажду обладания женской плотью. Конечно, она ничего не помнила. Дарису, когда Агнес погибла, а он сам оказался всецело в моей безграничной власти, я почему-то об этом не сказал. Хотя нестерпимо хотелось поглумиться. Что ж, такая у меня натура. Вот и разобрались в том, кто же больше меня волновал в чувственном плане. Я пишу так причудливо, что становится смешно. Всё в прошлом, Сандра мертва, а её действия привели к тому, что я в тюрьме и пишу что-то вроде нелепой исповеди тому, кто погрузился в её тайны и прихлопнул меня, как таракана. Я знаю, у вас есть дочь, и хочу дать совет: берегите её, но не опекайте, иначе кто знает, чем это для вашей семьи обернётся.***
Тут так много людей, и все они до невозможности скучны и унылы. Я вижу столько потенциальных жертв, но мне не хочется выворачивать их. Мои «детишки» были намного занимательнее. Но, думаю, если мне сильно наскучит, можно парочке и показать их изнанку. Вспоминаю Сандру, когда я видел её в последний раз: она была словно загнанный зверь, а в глазах засела такая тоска, что мне даже стало не по себе. Она так сдавленно прошептала: «Может ты уже остановишься? Хватит, оставь людей в покое». А зачем мне оставлять их и лишать себя такого удовольствия? В начале я написал, что являюсь Богом, но на самом деле так не считаю. По крайней мере сейчас. Был бы я Богом, не оказался бы здесь. Я мог остановить Сандру, я знал всё, что она делает, так почему я не прекратил её трепыхания сразу? Может, я просто устал, но понимал, пока у меня есть свобода, я буду продолжать делать то, что привык: выводить и развивать новые способы и техники гипноза, препаратов и управления человеческим разумом. Я понимал, что стоит мне оказаться в… Клетке… Но нет, и здесь я могу продолжать свою деятельность, хотя моё бездействие доказывает то, что я и правда устал от всей этой людской грязи, мне надоели их грехи, я просто хочу… Отдохнуть. Но я вообще изначально хотел рассказать о другом. О том, как я стал тем, кто сломал судьбы многих. И остановился я на любви к Наставнице. Мы стали видеться почти каждый день. Она сидела на лавочке и говорила, говорила и говорила, а я с упоением и трепещущим сердцем в груди ловил каждое её слово. Наставница стала моим персональным Богом, она была единственной, кому я возносил свои молитвы мрачными ночами в минуты отчаяния. Я был не совершенен, я был не идеален, а она покрывала все земные грехи и искупляла их одной своей улыбкой. Иисус сделал это однажды ценой своей жизни, Наставница же делала это неоднократно, даря миру не кровь, а улыбку. Когда стало холодать, мы приходили к ней домой и сидели на кухне. Она заваривала невероятно вкусный чай, мы ели испечённые ею пироги и говорили. Она всегда со смехом звала меня «мой ученик», а я с восхищением называл её «Наставницей». Она никогда не говорила со мной как с ребёнком, как с кем-то, кто ниже её, младше и, соответственно, глупее. Для неё я всегда был равным, она говорила со мной по-взрослому и объясняла многие вещи. И всегда это было нежно. Однако вскоре она умерла. Угасла прямо на глазах. Я однажды пришёл к ней в больницу и увидел, как Наставница агонизирует. То, что было от Наставницы, куда-то исчезло, передо мной предстала незнакомая женщина. Я закричал и в ужасе убежал, прибежал в парк и рыдал там, сидя под деревом, там я пробыл до поздней ночи. Через несколько дней Наставница умерла, я не пошёл на похороны, это было выше моих сил, я не хотел видеть её такой. На следующий день пришёл её муж, и было видно, что ему тоже недолго осталось, но этот скот прожил на пять месяцев дольше Наставницы, и я не понимал, почему жизнь так несправедлива? Почему эта ужасная болезнь сожрала её, а ему дала ещё время наслаждаться жизнью? При виде этого мерзкого лица во мне закипела злость, а он поставил у моих ног коробку и пренебрежительно бросил: — Ты тот пацан, с которым она постоянно зависала? Вот, она завещала всё это барахло тебе, — он сплюнул и собрался уйти, а я, не помня себя от ярости, с криком набросился на него и принялся колотить изо всех сил. Он пытался отшвырнуть меня, но я впился зубами в его руку, пониже плеча, да так сильно, что ощутил во рту привкус крови. И я вспомнил, что эта зараза больна, что этой болезнью он убил Наставницу. Я отскочил и принялся отплёвываться. Выбежал мой отец, но тот… человек с отборной бранью убежал. Я побежал полоскать рот и долго боялся узнать, что заразился от этой твари, и что он убьёт меня так же, как и её. Это было бы унизительно. Я бы с радостью принял такую смерть от Наставницы, но не от этой сволочи. Но я был здоров и больше никогда не видел то животное, только слышал про его смерть. Его похоронили рядом с ней, и ночью я пришёл на кладбище, разворошил его могилу и ушёл, свершив своеобразный акт отмщения. Может это мелочь, может это глупо, может несерьёзно, но я сделал всё, что возможно было совершить моими детскими силами. Самое противно то, что люди жалели эту паскуду, сочувствовали ему, обвиняли в его смерти Наставницу. — Конечно, она гуляла от него, муж-то вечно в рейсах, а женская плоть порочна. Какая женщина устоит от соблазна? Это ещё в «Декамероне» говорил Джованни Бокаччо, там даже монахини со строгой абатиссой предавались разврату! А что уж тут… А он был хорошим человеком, возвращался к любимой жене, а она даже и не тосковала по нему. Куда ей было, когда то с одним, то с другим… Вот и подцепила заразу эту, и ему передала, бедняжке. Вы думаете, почему она так рано умерла, раньше него? Потому что она первой и заразилась! Потому что её иммунитет был слабее, уроды. У Наставницы никогда не было любовников, хоть она и знала, что ей изменяет муж. А этот скот всегда улыбался и был со всеми вежлив, но никто не знал, какая грязь царила в его сущности. И тогда я решил, что стану тем, кто будет вытаскивать грехи человеческие на белый свет. Однако это было туманное желание, я ещё не совсем тогда понимал, что и каким образом буду вытаскивать. В той коробке, что принёс её муж, были книги по психологии и психиатрии, она завещала мне то, чему не успела научить, и я стал заучивать их наизусть, а потом приобретал новые, и погрузился полностью в мир людских страстей. Я был умён, очарователен и зол на весь мир. Во мне изначально таилась склонность к жестокости и подлости, я знаю это, но пока их не разбудили, они не особо себя и проявляли. Возможно, я мог бы вырасти хорошим человеком, даже не подозревающем о той тьме, что жила в моём подсознании, но жизнь сделала своё дело и вскрыла мою суть.