***
Вызов к Капитану застал врасплох. Брок и успел только отмыться после миссии, как натолкнулся на хмурого адъютанта, почти прозрачного от чрезмерной нагрузки. Их было четверо, но неуемному потоку энергии Роджерса и того было мало. Рамлоу кивнул Роллинзу в ответ на вопросительный взгляд и мысленно перекрестился. Вызов на самый верх не обещал ничего хорошего: либо обязанностей подкинут, либо выговор объявят. Но для отказа не было ни малейшего повода. Вопреки пропаганде ЩИТа, Капитан не ютился в глубоких подвалах. Его апартаменты располагались на самом верху многоэтажного здания. Приложив ключ-карту к терминалу лифта, адъютант пропустил Брока вперед, а сам остался внизу, проводив визитера ничего не выражающим взглядом. Такой прием заставлял нервничать еще больше. Личный лифт Капитана отличался простотой и какой-то старомодностью. Темные деревянные панели, скрывающие стены из стального листа толщиной не менее пяти сантиметров, и натертое до блеска зеркало в тонкой серебряной оправе, наверняка антиквариат. К счастью, никакой музыки, никакого фокстрота, как можно было ожидать, зная, на какие годы пришлась юность лидера Гидры. Только мрачная, гнетущая тишина. Чем выше поднимался лифт, тем меньше было жизни вокруг: за несколько этажей до цели жилые и офисные помещения заканчивались и размещались сверхсекретные склады, доступ к которым имели немногие. И до Рамлоу дошло, что прямо сейчас, практически ночью, он оказался единственным представителем хомо сапиенс здесь. Роджерс не в счет.***
Из лифта напряженный Брок, никогда ранее тут не бывавший, вышагнул прямиком в кабинет. Так что, едва только двери открылись, он имел счастье лицезреть Роджерса во всей его монументальной красоте. Тот стоял, опираясь бедром на массивный стол черного дерева, в своей излюбленной черной форме с изображением Гидры на груди. И можно было поспорить на что угодно, что на ней вы не найдете ни одного следа от пули или другого оружия, ибо Капитан Гидра никогда не ошибается: его нельзя застать врасплох, обмануть или очаровать. Он совершенен, холоден и всесилен. — По вашему приказанию прибыл, — дрогнувшим голосом произнес Брок. — Хайль Гидра! Последние звуки еще продолжали вырываться из его горла, а он уже вжимался лицом в ближайшую стену, придавленный сзади навалившимся тяжелым телом. Руки зафиксировали в жестком захвате, от которого в запястьях что-то предупреждающе хрустнуло, штаны затрещали по швам под действием чужих рук. Атака была стремительна, Капитан — силен, но тактические костюмы не зря разрабатывались лучшими оружейниками Гидры: они с блеском выдержали первый напор, дав Броку время сориентироваться и принять решение. Выкручиваться из хватки суперсолдата, рискуя целостностью пястных костей, было бессмысленно, но сдаваться Рамлоу не собирался. Не для того он годами пахал, в том числе над собой, чтобы закончить одноразовой шлюхой, пусть и под хозяином Гидры. Любовники и любовницы у Роджерса никогда не задерживались. Прицельный удар пяткой в болевую точку на голени, на мгновение ослабивший хватку напавшего, позволил Броку освободиться и развернуться к опасности лицом — и вместо ожидаемого ответного удара, пули или окрика получить… улыбку. Если подумать, улыбка была самым сногсшибательным и безотказным оружием в арсенале Капитана. При виде нее он застыл столбом, неверяще уставившись на мягкий изгиб губ, на блеск белоснежных зубов, на едва заметную ямочку на щеке. Его можно было брать тепленьким — он бы сейчас и в пасть тигру голову сунул, если бы Роджерс продолжал улыбаться. — Не сопротивляйся, — донеслось до него как сквозь толщу воды, в то время как сам он зачарованно наблюдал за движением прихотливо изогнутых губ одного из самых жестоких и загадочных существ на планете. — Сделаешь только хуже. — Я служу Гидре всей душой! Но быть подстилкой — никогда, — еле собрав в кучу расползающиеся мозги, выдавил он из себя. — Твои желания меня не интересуют. Я готов спустить тебе некоторые вольности, — в холодных голубых глазах напротив застыла доброжелательность, точь-в-точь как у людоеда, милостиво разрешающего своей жертве выбрать: быть ей сваренной или съеденной заживо. — Но до определенного предела. Мне нравится твоя решимость и твое бесстрашие. Так что иди сюда. Сам. — Ни за что! — отступать было некуда, но от этой стены он отойдет только в бессознательном состоянии. Или трупом. — Ладно. Снова почти неуловимое глазом движение, и Брок распростерт на полу. Придавлен, как тысячетонным прессом — не шевельнуться. Только смотреть в потемневшие глаза своего насильника, чувствуя, как сдается одежда под напором могучих рук, и он остается голым и беззащитным. Даже укрывшись за семью замками в секретном ядерном бункере, разве сможешь ты спрятаться от вездесущего Капитана Гидра? — У тебя нежные губы, — произнес Роджерс, задумчиво проводя по предмету своего интереса кончиками пальцев. — Ты красиво двигаешься, я сразу заметил. Уверенно, четко. Ты бы на меня бросился, я знаю, было видно по позе. Открой, — он надавил на губы, пытаясь проникнуть дальше. — Не хочу портить тебе лицо, — он вздохнул и осуждающе сдвинул брови, потому что Рамлоу разжимать зубы не собирался. — Но могу ведь и передумать. Ударю так, что… Вот молодец! Брок зашипел, едва только прохладные пальцы оказались во рту, и что было сил прикусил наглых захватчиков. До крови. До красной, как у обычного человека, крови Капитана Гидры, стекавшей по подбородку, мешавшейся со слюной. — Как хочешь, значит, без подготовки, — медленно произнес Стив, с каким-то новым, маниакальным интересом всматриваясь в светло-карие глаза человека под собой. А потом резко закинул ногу Брока себе на плечо, ладонью пострадавшей руки пройдясь по своему до предела возбужденному члену, и стал вдавливаться внутрь. Размер у него был немаленький, и больно стало так, что Броку, до этого дня гетеросексуальному представителю человечества, казалось, что его разрывают на куски в самом стыдном месте, что в него медленно, но неотвратимо загоняют толстый металлический штырь, раскаленный докрасна, таким горячим был Капитан. Внутри горело и жгло. Казавшийся огромным член резко входил в него глубоко-глубоко и медленно выходил, продлевая агонию. И так продолжалось снова, и снова, и снова, пока боль не слилась в одну огненно-мучительную симфонию, грозившую выбросить его из реальности. Заметив, что жертва начала уплывать, Капитан впился в до сих пор испачканные кровью губы болезненно-острым поцелуем. Не жалея, кусал открытый в безмолвном крике рот, смешивая их слюну и кровь еще и тут, ставя свое клеймо. И даже позволял кусать в ответ, потому что своему человеку можно позволить все. — Мой! Ты слышишь? Мой! Мой… — доносился до Брока яростный шепот, вбивающий каждое слово мощными толчками прямо в душу. — Мой! Мой…