***
Двери за спиной оглушительно захлопываются, а старый, потрёпанный временем автобус уносится по тёмно-серому асфальту обратно в центр города. Феликс в последний раз проверяет злополучное сообщение в чате и глубоко вздыхает: не так он ожидал провести скучные выходные. Он отлично помнил, что сегодня день рождения Джэхёна, но никак не думал увидеть приглашение. Феликс заранее решил при встрече в школе передать подарок через Хёнджина, но его планам помешало внезапное сообщение, которое, словно снег в июле, загорелось на экране два дня назад. Феликс до последнего верил, что старший не вспомнит о нём, что никто не додумается его пригласить. Ему казалось это вполне закономерным, ведь он почти ни с кем не общается с тех пор, как ушёл из команды. И теперь каждая мысль о празднике, где он вновь окажется в кругу бывших (?) друзей, вызывает непроизвольный стыд, что заставляет его нервно проверять текст по несколько раз: вдруг ему показалось, и в паре предложений говорилось о чём-то другом. Небольшой частный дом встречает Феликса приглушённой музыкой, что доносится с заднего двора. На пороге его принимает улыбающийся именинник, на голове которого красуется разноцветный колпак, а на щеке — нарисованное маркером сердечко. Феликс неловко здоровается и отдаёт Джэхёну подарок, ожидая увидеть на чужом лице признаки отвращения. Каково же его удивление, когда вместо отвращения он видит искреннюю благодарность. Друг, по всей видимости, замечает растерянность гостя, а потому дружелюбно обхватывает того за плечи и, радостно о чём-то щебеча, ведёт к остальным. Феликс не в состоянии сопротивляться: он просто повинуется и заведомо начинает нервничать от предстоящей встречи. Порывисто отвечая на болтовню довольного Джэхёна, он изо всех сил пытается скрыть внутреннее волнение. По мере того, как они приближаются к стеклянной двери, ведущей на веранду, музыка и характерный смех становятся громче. Феликс теряется, различая среди шума отдельные голоса. Ему становится не по себе от осознания, что находящиеся снаружи люди веселятся, ни на что не обращая внимания, и сейчас он выйдет к ним, нарушив чужой праздник. Перед глазами красным цветом вырисовывается картина обращённых к нему разочарованных взглядов. В голове крутится одна единственная мысль: ему здесь не место. — Чувствуй себя как дома, — расслабленно проговаривает Джэхён, открывая перед Феликсом дверь. Как только Феликс видит устроившихся в разных частях двора парней, он понимает, что «как дома» он почувствует себя лишь в собственном доме. Он неловко спускается по лестнице, натянуто улыбаясь, когда болтовня вокруг прекращается и все оборачиваются. Феликсу хочется провалиться сквозь землю, но его желания разрывает в клочья вскочивший с травы Джисон, который, словно реактивный, бежит прямо на него. Он не успевает даже подумать, когда друг сгребает его в крепкие объятия, а вокруг раздаются одобрительные возгласы и приветствия. — Теперь это точно похоже на тусовку года! — громко заключает Джисон, обхватывая Феликса рукой. — Мы уж подумали, ты не придёшь. Феликс растерянно проводит рукой по волосам, еле заметно улыбаясь. — Как я мог не прийти, — сдавленно отвечает он, почти шёпотом. Его сажают на расстеленное покрывало в алый цветочек и вручают заботливо открытую банку колы, которую он до умопомрачения обожает. Со всех сторон слышатся непрекращающиеся вопросы и шутки. Феликс, удобнее устраиваясь с краю, пытается ответить на всё. Сидящий сбоку Хёнджин начинает улыбаться, когда примечает, что друг медленно успокаивается и уже вступает в диалог. Феликс ловит его радостный прищур и еле заметно взмахивает головой, намекая, чтобы тот даже не думал дразниться. Он оглядывается на окруживших уличный гриль парней и громко выдыхает, когда видит среди них Чанбина, руководящего действиями Вонпиля, на долю которого сегодня выпала роль повара. Феликс рассматривает их всего пару секунд, с досадой поворачиваясь обратно к болтающим друзьям. Мало-помалу стеснение отходит на задний план, и Феликс начинает чувствовать внутреннее умиротворение, граничащее с немой радостью. Чрезмерно шумный Джисон пытается спорить с невозмутимым Сынмином по поводу финального эпизода популярного шоу талантов; Хёнджин с ухмылкой следит за их разговором, то и дело подсаживаясь ближе к Сынмину; сбоку слышатся недовольные комментарии Минхо по поводу включившейся песни: он, причитая, обвиняет именинника в совершенной ошибке предоставить выбор Вонпилю. Феликс обращает внимание на всех, и внутри рождается давно позабытое ощущение защищённости. Словно многолетние холода отступили, и на их место пришли тёплое солнце и мягкий зной. Он вновь и вновь ловит себя на мысли, что именно этого ему не хватало. Глупых бесед, расцветающих улыбок и дружеской атмосферы. Феликс старается пропустить это всё через себя, как можно сильнее насладиться забытыми ощущениями и восстановить разбитые моменты, старается напомнить себе, каково это — быть среди тех, с кем разделены общие воспоминания. Ведь Феликс осознаёт, что это едва ли не последний вечер, когда он может провести время в кругу сокомандников. Рано или поздно их пути разойдутся окончательно, и Феликс останется в одиночестве. Пока есть возможность, он хочет запомнить их такими, какие они есть, дабы не позволить памяти остыть. Взор невольно натыкается на худощавую фигуру, что стоит рядом с капитаном. Феликс заинтересованно выпрямляется, пытаясь разглядеть лицо незнакомца — видимо, это и есть тот самый Чонин. На матче Феликсу не удалось рассмотреть его как следует, потому он приходит в некоторое замешательство, когда наконец может наблюдать его вблизи. Сейчас он кажется младше, нежели чем тогда, на поле. По сравнению с Чанбином, он довольно высокий, хотя в фигуре всё ещё проступает подростковая нескладность. Когда он улыбается, Феликс замечает едва поблёскивающие брекеты, которые делают его внешность чересчур невинной. Хёнджин, что всё это время, словно притаившийся зверь, следит за Феликсом, сразу же улавливает чужое настроение. — Чонин! Иди к нам! — до скрежета сладким голосом подзывает он. Сынмин одаривает его нечитаемым взглядом, а Джисон размахивает рукой, поддерживая идею. Чонин с удивлением оставляет пышущий дымом гриль и неспешно бредёт в сторону покрывала. Он приближается немного скованно, отчего Феликс сразу же проникается к нему родительским снисхождением, но не перестаёт обращать внимание на каждое движение, чтобы в полной мере воссоздать в голове образ нового знакомого. Чонин не выглядит отталкивающим, скорее наоборот — приветливым. — Познакомься, это Феликс, про которого ты столько слышал, — представляет Хёнджин, когда тот подходит ближе. — Феликс, это Чонин, он на первом году обучения в старшей школе, — поворачиваясь к другу, проговаривает он. — Уверен, вы найдёте общий язык! Феликс встаёт, приветствуя, как и ожидалось, младшего. На лице Чонина появляется приятельская улыбка, отчего на его щеках проступают глубокие ямочки. Феликс думает, что он очаровательный, отчего невольно и сам улыбается в ответ. — Рад познакомиться. Надеюсь, они не обижают тебя? — усмехаясь, Феликс протягивает ему руку. Чонин на мгновение впадает в некоторое замешательство, но тут же отвечает на рукопожатие. — Нет-нет, они хорошие, — поспешно заверяет он; в его голосе слышатся хриплые нотки, свидетельствующие о том, что скоро тембр станет грубее. — Я тоже рад знакомству. Парни одобрительно усмехаются, соглашаясь, что они и правда хорошие. Чонин садится с ними, и Феликс старается как можно незаметнее разглядывать его светящийся взгляд и угловатые движения. В голове мелькает неприятная мысль о том, что этот милый парнишка отныне занимает его позицию, отныне играет в паре с Чанбином. Но он всячески прогоняет непрошенные доводы, невольно обращая взгляд к стоящему у широкой жёлтой клумбы Чанбину, угольные волосы которого прикрывает его любимая чёрная кепка. Феликс замутнённым взором бродит по его тёмной одежде, скрещенным на груди накачанным рукам, размеренной позе и невозмутимому лицу. За всё время, что они здесь находятся, Феликс ни разу не поймал на себе чужой взгляд, словно тот полностью игнорирует его присутствие. Но даже напущенная холодность не может заставить Феликса отвернуться и больше не оказывать ни одного знака внимания. Он соврёт, если скажет, что не хочет, чтобы старший перестал делать вид, будто безнадёжно слеп. Последний раз, когда Феликс слышал низкий голос Чанбина, был два месяца назад, посему сейчас он неистово пытается услышать его вновь. Будто это способно ему помочь. На самом деле так будет только хуже, ведь Чанбин говорит не с ним. Феликс никогда не испытывал столь странное чувство, будто между ними не несколько несчастных метров, а самый настоящий Тихий океан, который он не в силах переплыть. Будто, если Феликс попробует произнести чужое имя, то тут же забудет, как дышать. От тяжких размышлений его отвлекает громкий крик Вонпиля, оповещающий о том, что мясо готово. Парни сию же секунду вихрем поднимаются с мест, чтобы собственными глазами посмотреть на блюдо дня. Они радостно раздают друг другу пять и, судя только по виду прожарки, дают повару наивысшую оценку. Феликс неуверенно бредёт к гудящей толпе, не слишком волнуясь о кулинарных способностях бывшего сокомандника. На его памяти Вонпиль готовил столько раз, что уже не остаётся никаких сомнений. И всё же он не может перенять всеобщего ажиотажа. Сквозь перебивающие друг друга голоса, Феликс слышит. Буквально слышит, как запрокидывается чужая голова, расширяются зрачки и из горла вырывается несвойственно высокий смех. Ему не нужно видеть, чтобы знать, как Чанбин смеётся. Он заучил это с первых месяцев знакомства. Заучил настолько, что спустя недолгий промежуток времени стал ловить себя на том, что делает точно так же. Но теперь он запрещает себе не просто повторять, но даже думать об этом. Шумная компания быстро перемещается к накрытому столу, где уже ждут услужливо расставленные Минхо банки пива — никакого вина, шампанского и прочего «недоалкоголя». Как только первая порция опустошается, Феликс вспоминает о том, как обычно заканчивались все их попойки: большая часть приходила в буйство и начинала разносить всё на своём пути, а другая — засыпала в самых неожиданных местах. Но насмешливая улыбка Джэхёна быстро развевает опасения Феликса: сегодня они примерные подростки, которые пьют не больше двух-трёх банок, ибо никому не хочется на утро отчитываться перед родителями именинника. Для них счастье уже в том, что семья Джэхёна предоставила целый дом в их распоряжение. Стол моментально заполняется истошными разговорами и периодическими дискуссиями. В воздухе раздаётся аромат жареного мяса, пенистого пива и взросления. Феликс старается несильно привлекать к себе внимание, предпочитая больше слушать, нежели чем вступать в перепалку с оживившимся после первого же захода Минхо или чересчур остроумным Чангюном, у которого постепенно развязывается язык. Ему приятно видеть всю команду в сборе, разделять общий праздник. Но в то же время он помнит, что здесь на одного человека больше привычного количества. Помнит, что теперь он лишний. Кроме общих кубков и медалей, стёртых коленей и растянутых лодыжек, фотографий и воспоминаний, у них больше ничего нет. Отныне у них разные дороги, разное будущее. Когда дело доходит до тостов, Феликса словно по голове ударяют. Он никогда не был хорош в подобных вещах, а он даже не подумал о том, чтобы заготовить какие-нибудь фразы. С некоторым волнением слушая поздравления парней, он судорожно пытается подцепить из них какие-то слова, чтобы совсем уж не опозориться. Джэхён сидит во главе стола и не скрывает своего торжества при виде разглагольствующих друзей, от которых в иной ситуации тёплых слов не дождаться. Кто-то желает счастья, здоровья, новую приставку, а кто-то — приобрести нормальные ноги, чтобы в защите не было дыр, и наконец повзрослеть. Феликс смирно дожидается своей очереди и, немного успокоившись под действием алкоголя, приподнимается со своего места. На него обращаются выжидающие взгляды, а со стороны Джисона и Хёнджина доносится нечто, похожее на «только не желай хороших оценок», отчего Феликс усмехается, вспоминая свой прошлогодний тост. В голове ворох смешавшихся мыслей, из которых он пытается вытащить самое важное: — Я желаю, чтобы этот год был лучше, чем все прошедшие, — он игнорирует нахальную улыбку досаждающего Хёнджина, которого тут же по руке бьёт Сынмин, и обращает всё внимание на внимательно слушающего Джэхёна, — чтобы ты всегда стремился к собственной мечте, какой бы грандиозной она ни была, и не терял себя, когда придёт время сложных решений. Парни с некоторой заминкой аплодируют, и Феликс садится обратно, закатывая глаза, когда неугомонный Хёнджин проговаривает: — А за год ты неплохо подтянулся. И где только понабрался? — Феликс бросает на него угрожающий взгляд, отчего тот усмехается ещё сильнее. Джэхён благодарит Феликса, немного задумавшись о значении чужого поздравления, но быстро переключается, когда подходит очередь Мунбина. Феликс вздыхает с облегчением, осматривая остальных. Внутри что-то резко сжимается, когда он натыкается на внимательный взгляд Чанбина. Старший неотрывно смотрит прямо на него. Его отчуждённое лицо ничего не выражает, отчего создаётся впечатление, будто он пытается изучить сидящего за другим концом стола. Феликс не может отвести от него глаз, не понимая, что происходит в чужой голове. Феликс не может отступиться, потому что это первый раз, когда Чанбин не пылает к нему ненавистью.***
В гостиной оказывается намного теплее, чем снаружи, из-за чего Феликс удовлетворённо выдыхает, когда по коже перестают бегать мурашки. Парни решают перебраться в дом, ибо время уже довольно позднее, а воздух становится холоднее. На смену барбекю приходят чипсы и дикие игры в приставку. Феликс смотрит на ажиотаж со стороны, не желая попадать под горячую руку воодушевлённого победой Хёнджина, который теперь уговаривает всех поиграть против него, дабы доказать свою неуязвимость в мортал комбат. Феликс медленно допивает оставшуюся в стакане колу и надеется, что друг не вспомнит про него, когда других противников не останется. На кухне гремят тарелки и новые бутылки пива, которые достали откуда-то из заначки на чёрный день. С каждым часом парней уносит всё больше и больше, отчего создаётся ощущение, что ещё немного и дом превратится в руины — как это обычно и происходит. Когда местный игровой турнир начинает надоедать, кто-то из младших предлагает опробовать настольные игры, которые нетронутыми столько лет лежали в шкафу под телевизором. Кто-то сломя голову вырывает монополию, кто-то — уно. Но большая часть решает сыграть в мафию. Феликса даже не спрашивают, будет ли он играть, ему просто всовывают первую попавшуюся карточку. Не то чтобы он против, но и явного желания не выказывал. Парни садятся в круг на большом мягком ковре, предварительно убрав стол куда-то ближе к коридору. Ведущим единогласно выбирают Сынмина, который уж точно не будет подсказывать — в отличие от ухмыляющегося Хёнджина и подвыпившего Джисона. Последний раз они играли в мафию прошлой зимой, когда после тренировки решили пойти в анти-кафе, чтобы отпраздновать наступление каникул. Феликс не проникается игрой, а потому никак не реагирует на роль доктора. Остальные же наигранно переглядываются, дразнясь. Первые раунды проходят достаточно спокойно, если не учитывать, что Минхо убивают в самом начале, из-за чего он начинает громко ругаться на Хёнджина, которого считает мафией. Феликс специально игнорирует просящие жесты друзей, когда подходит его очередь выбирать. Он следует лишь своему внутреннему чутью и старается не повторять свой выбор. Дважды ему удаётся спасти мирных жителей от мафии и маньяка, из-за чего парни начинают напрягаться, посматривая на миролюбивого Сынмина, которому абсолютно до лампочки, что они думают. Чангюн оказывается комиссаром, и его отправляют за решётку, из-за чего среди парней начинается настоящая истерика. Игроков остаётся всё меньше и меньше, напряжение растёт. Во время ночного голосования мафии Феликс внимательно следит за движениями вокруг и еле сдерживается, когда различает странный шорох со стороны Чанбина, который по неосторожности задевает стоящее сзади кресло, из-за чего оно сдвигается. «Днём» об этом звуке громко кричит Джисон, но капитан всячески отмахивается, говоря, что это была случайность. Феликс ничего не говорит, но в голове держит мысль о том, что Чанбин почти не двигается во время игры, находясь в одной позе. Когда через два раунда убивают чересчур активного Джисона, в игре остаётся одна мафия. Раздосадованный «мирный житель» забирает с собой скучающего Минхо и уходит наверх, напоследок говоря о том, что во всём виноват Чанбин. Старший никак не реагирует на чужую выходку, с нечитаемым выражением лица оборачиваясь к оставшимся парням. Феликс понимает, что если сейчас они не смогут посадить мафию, то игра закончится проигрышем. Посему начинаются бурные обсуждения. До последнего момента молчавший Феликс наконец заявляет о своих мыслях, что настораживает Юту, который всю игру старался понять, мафия тот или нет. Впервые за весь вечер Феликс чувствует некую силу в своих руках. Он смотрит на выжидающего Чанбина и ощущает, как тот пытается мысленно заставить его замолчать. В этом и состоит шутка их отношений — они умело распознают настрой друг друга. И если Чанбин находится в шаге от победы, то Феликсу нужно лишь протянуть руку, чтобы доказать старшему, что он не слабак. Феликс — единственный, кто может одержать верх над неприкасаемым Чанбином. Никто в этом мире не смеет посягнуть на уверенность капитана, но Феликс провёл с ним достаточно времени, чтобы найти лазейки в столь сложном механизме. Феликс должен напомнить Чанбину, что он всё ещё знает, как с ним бороться. Пусть это и маленькая глупость, детская шалость, но Феликс как никогда осознаёт, что даже столь несуразное поражение может значить нечто большее, чем простое стечение обстоятельств. Чанбин не говорит ничего, никак не прерывает чужие доводы, но в то же время всем видом пытается показать, что ему всё равно. Будто не на его лице пару секунд назад сияло торжество, которое открывалось в его озорном взгляде, тонких-тонких морщинках вокруг губ, едва заметно покрасневших кончиках ушей. Его предвкушение не бросается в глаза — сидящие вокруг парни понятия не имеют, как много можно разглядеть, едва присмотревшись. Но Феликс знает. А потому озвучивает свои мысли, касающиеся старшего, и вверяет решение в руки остальных, ибо понимает, что он скорее наблюдатель, нежели чем полноценный участник. Чанбин оказывается в тюрьме, а парни разражаются громкими возгласами. Феликс невинно улыбается, ни на кого конкретно не смотря, и допивает остатки колы. Взгляд непривычно теряется в приглушённом свете. Позади раздаются пьяные голоса и льющаяся из колонок музыка. Феликс осторожно поднимается по тёмной лестнице, думая лишь о том, как бы не свалиться и не сломать себе шею, ибо, видимо, в доме Джэхёна не существует выключателей. Голова начинает пухнуть от раздающегося внизу шума, из-за чего Феликс с облегчением выдыхает, когда оказывается на втором этаже. На самом деле его послали найти Чонина, ибо среди компании младшего не оказалось, а заботливые друзья не могут оставить его без присмотра. Впервые за весь вечер Феликс чувствует себя по-настоящему свободным, когда оказывается в темноте небольшого коридора, в конце которого виднеется зашторенное окно. Сейчас его никто не видит, никто не наблюдает и не размышляет над его поведением. Он один. Вина слишком сильно давит на плечи, чтобы он мог, ни о чём не волнуясь, находиться среди остальных. Сколько бы его ни отвлекали от раздумий, от нависающих мыслей, через какое-то время он снова и снова возвращается к тому, с чего начал этот день — с чувства вины. Сбоку слышится неясный шорох, отчего Феликс, подпрыгнув на месте, оборачивается. Без света почти ничего не видно, но зрение начинает привыкать к темноте, и Феликс мало-помалу различает сидящую на полу фигуру. Он удивлённо прищуривается, подходя ближе: рядом с закрытой дверью сидит Чонин, голова которого откинута к стене, а руки мерно обхватывают согнутое колено. На мгновение Феликса одолевает смятение, он пытается сообразить, всё ли с парнем хорошо, не нужна ли ему помощь. Сразу начинает вспоминать, сколько парнишка выпил за вечер. Но в голову ничего, кроме невинной банки пива, не приходит. Феликс аккуратно подходит ближе, отчего Чонин резко распахивает глаза, а его взгляд двигается с потолка на задумчивое лицо старшего. — Ты в порядке? — спрашивает Феликс, садясь рядом. — Чего тут сидишь? Чонин промаргивается, а после протирает рукой глаза. — Мне нужно было… — он неуверенно оборачивается к запертой двери, — я оставил свои вещи в комнате, — от непонятного смятения он начинает путать слова. — Но, когда я пришёл, внутри оказались Минхо и Джисон… Феликс приподнимает брови, не сразу понимая, на что младший намекает, а после переводит взгляд на дверь. — И давно ты так ждёшь? — примерно такого развития событий он и ожидал, ибо красноречивых взглядов, какими весь день одаривали друг друга Джисон и Минхо, было достаточно, чтобы понять, к чему всё идёт. И ведь не первый раз уже такое. Но Чонин новенький в их компании, а потому не знает отличительную черту отношений этих двоих. Феликсу с одной стороны смешно, а с другой грустно, что младшего до сих пор не посвятили в тонкости общения их команды. Хотя, глядя на Чонина сейчас, когда он еле-еле оправляется от смущения при объяснении столь несуразной проблемы, Феликс осознаёт, что дело явно не в парнях. Ян Чонин просто ещё ребёнок. — Не знаю, — он вздыхает. — От усталости я задремал, поэтому не следил за временем. Феликс только-только замечает, как на самом деле устало выглядит младший, какие у него впалые щёки и, скорее всего, зияющие синяки под глазами — в темноте не разглядеть. И ему становится по-дружески жаль его, внутри снова просыпаются присущие родителям чувства, словно Феликс обязан заботиться об этом ребёнке, с которым у них всего год разницы. Наверное, в этом и состоит очарование Чонина: ему не нужно стараться, чтобы расположить людей к себе, и Феликс по-доброму завидует ему, ибо самому сложно сходиться с окружающими. — А ты почему здесь? — помолчав, тихо спрашивает Чонин. Феликс усмехается. — Тебя искал: парни волнуются, что ты пропал, — в глазах младшего теплится изумление. — Кажется, вы неплохо сошлись. Чонин неоднозначно покачивает плечами, смахивая чёлку со лба. — Я рад, что попал в такую потрясающую команду, — он странно поглядывает на Феликса. — С кем-то мы подружились, а с кем-то пока не очень. Феликс расплывается в понимающей улыбке. — С Чанбином, да? Чонин вновь смущается от того, что его раскусили. — С ним… — он пытается подобрать подходящие слова, — непривычно. Я бы сказал, да, непривычно. Знаешь, это чувство, когда не понимаешь, что на самом деле думает человек, как будто его выражение лица не вяжется с мыслями? Ах, конечно, ты знаешь. Вы ведь были довольно близки. Феликса пробивает это «были близки». Интересно, как много знает Чонин об их прошлом? Наверное, достаточно, чтобы сознавать, что отныне Чанбину и Феликсу противопоказано даже одним воздухом дышать, не то что разговаривать. Внутри начинает неприятно покалывать, но Феликс игнорирует противное ощущение тоски, снисходительно качая головой. — Думаю, со временем ты поймёшь его, — Феликс и правда надеется, что Чонин сможет сблизиться с капитаном, иначе их несостоявшаяся связь будет мешать до самого конца. С Чанбином нужно либо иметь доверительные отношения, либо — не иметь никаких. Младший согласно кивает, вновь погружаясь куда-то в свои мысли. За дверью происходит нечто, напоминающее апокалипсис. Феликс морщится, стараясь не представлять, что там творится, а Чонин непонимающе озирается на старшего, ища поддержки. Феликс встаёт с пола, подходя к двери, чтобы понять, как долго будет продолжаться эта «встреча». Как только он наклоняется, из комнаты вырывается характерный стон, от которого у него краснеют уши, а младший подпрыгивает на месте. Становится очевидным, что они здесь надолго. А нарушать чужое уединение никто не вызывается. Феликс возвращается обратно, не желая оставлять младшего в одиночестве. Единодушно промолчав о возможности спуститься вниз, они тем самым уславливаются остаться. Никто не протестует, когда им приходится делить тёмный коридор, заставленный по углам тумбочками, холодную стену, от которой со временем начинает болеть спина, и невысказанные друг другу вопросы о прошлом, что крутятся на языке, но не произносятся, ибо они не друзья, чтобы обсуждать столь личные темы. Феликсу кажется, что с Чонином легко найти общий язык, но есть ли в этом хоть малейший смысл? Скорее всего, это первый и последний раз, когда им доводится остаться наедине и говорить о чём-то, кроме футбола. Феликс решает, что у них нет причин, чтобы сближаться: лучше младший окончательно вольётся в команду и не будет думать о лишнем, нежели чем размышлять о неудачнике-нападающем, который из этой самой команды сбежал. Относительная тишина успокаивает, и парни замолкают, размышляя о своём. Феликсу никогда не представлялся случай оказаться на вечеринке, но при этом быть вне её. Так вот как на самом деле чувствуют себя люди, которые не могут насладиться весельем, что находится у них прямо под носом. Они просто не способны прочувствовать атмосферу, ибо она не для них — они здесь лишние. И Феликсу горько осознавать, что впервые в жизни он ощущает себя не в своей тарелке среди тех, кого считал собственной семьёй. Остаётся лишь смириться с внутренней борьбой и отпустить. Теперь у него новый этап, другое состояние, иное будущее. И люди, что были в прошлом, должны остаться там. Ведь в будущее не берут рваные фотографии. Чонин делает глубокий вдох, от которого Феликс пугается, но быстро приходит в себя, когда слышит робкое извинение. Чонин кажется слишком светлым, таким необычным для столь тёмного коридора. И Феликс невольно вспоминает, как впервые увидел его во время товарищеского матча. На поле младший выглядит совершенно иначе, от его детской скованности не остаётся и следа — Чонин преображается в настоящего игрока. Когда Феликс увидел его игру, он осознал, что мир не стоит на месте, вселенная не замирает, а движется только вперёд. Вещи, места, люди будут меняться так же резко, как и погода в начале осени. Никто не сможет предугадать, в какой момент один человек уйдёт, а в какой момент человек сломается, словно самая обычная вещь. На лестнице загорается свет, отчего парни непонимающе оборачиваются. В глазах рябит от внезапного перехода. Мгновение — и в доселе угрюмом коридоре зажигаются лампочки. Феликс жмурится, пытаясь понять, кого к ним занесло. Раздаются тяжёлые шаги, и из-за угла выходит явно недовольный Чанбин, в руках которого опустошённая наполовину бутылка пива. Младшие, сами того не сознавая, поднимаются с пола при виде хмурого капитана. Чанбин, чья кепка куда-то исчезла, а волосы растрепались, подходит к ним, оглядывая сначала одного, а потом второго. Его движения расплывчаты, что свидетельствуют о высоком уровне алкоголя в крови. — И чего вы здесь сидите? Мы уже решили, что тебе плохо, — Чанбин обращается к Чонину, игнорируя притаившегося Феликса. — Там… — мямлит Чонин. Феликс бросает на него секундный взгляд, прежде чем взять дело в свои руки. — Минхо и Джисон заперлись в комнате, а Чонину нужно забрать свои вещи, — его голос становится ниже, чем обычно, отчего кажется, будто он пытается испытать старшего. Чанбин с недобрым прищуром осматривает его, в то время как Чонин тихо взвизгивает от сказанного Феликсом выражения. — Ясно, — вздыхает капитан. — Держи, — он вручает Чонину бутылку. Чонин с ужасом оборачивается к молчащему Феликсу, взглядом моля о помощи. Но Феликс никак не реагирует, заинтересованно наблюдая за действиями их спасителя: Чанбин, не церемонясь, распахивает дверь, отчего та ударяется о крашеную стену. — Кроликам на выход, — язвительно восклицает Чанбин. Младшие неуверенно подходят ближе, но если Чонин не решается заглянуть внутрь, то Феликс нисколько не смущается, когда становится свидетелем голого торса Минхо и слетевшего с катушек Джисона. Кровать противно скрипит от быстрых передвижений, что прерываются яростными возмущениями. — Со Чанбин, какого чёрта! — почти в истерике кричит он. Капитан пропускает чужой возглас мимо ушей. — Правила есть правила — никто не трахается на вечеринках, — парирует он. Из глубины помещения доносится нечто, похожее на рык. А через секунду Феликса отпихивает от двери разъярённый Джисон, который, схватив свои вещи, движется в неизвестном направлении. Минхо закатывает глаза и подходит к Чанбину, проговаривая почти в лицо: — Ты даже не представляешь, что обломал, — и выходит следом за Джисоном. Лицо Чанбина остаётся расслабленным, его совершенно не интересует, что он там кому испортил. Он оборачивается к притаившимся младшим: — Так что тебе нужно было? — ему явно скучно. Чонин пулей влетает в комнату и хватает стоящую на полу сумку. Чанбин профессионально забирает у него бутылку из рук, даже не останавливая. Щёки Чонина пылают всеми оттенками красного, отчего на фоне невозмутимого Чанбина он выглядит комично. Младший выбегает в коридор, нечаянно закрывая за собой дверь, из-за чего в комнате устанавливается гробовая тишина. Феликс стоит в стороне, рассматривая истерзанные в пух и прах простыни, от белизны которых осталась лишь сплошная помятость. Одеяло комом валяется на полу. Феликс аккуратно приподнимает его, молясь не найти под ним ничего компрометирующего, дабы потом не зеленеть, выбрасывая это в мусорку. Но по периметру ничего нет. Неужели Чанбин и правда остановил их перед самым интересным? Феликс морщится. — Нравится? — Феликс, не веря собственным ушам, вскидывает взгляд от кровати. — Нравится подслушивать за другими, пока они удовлетворяют друг друга? Взгляд Чанбина мутный, но в то же время нахальный и осуждающий. Если бы он был трезвым, то ни за что на свете не стал бы говорить с Феликсом. И тот прекрасно это понимает, а потому издевается: — Да ты раскусил меня, — его губы искажаются оскалом. Чанбин подмечает чужую перемену. — Что ж не присоединился? Чанбин пытается задеть, уколоть. Сам того не понимая, он пытается надавить на Феликса. Вот только зачем — его пьяный мозг не скажет, даже когда протрезвеет. — Чонина было жалко оставлять, — Феликс ненавидит то, как быстро заводится с одного неприятного полуслова. В этом и состоит проблема их отношений: Чанбин слишком острый на язык, особенно, когда не отдаёт себе отчёт в действиях, а Феликс ненавидит проигрывать, а потому старается укусить ещё сильнее. — Вот как. Он больше ничего не говорит, комната вновь затихает. Феликс смотрит куда-то сквозь старшего, сваливая мысли в котёл с негодованием, раздражением и досадой. Пытаясь перевести внимание на уборку оставленного друзьями кошмара, он не замечает, как Чанбин допивает бутылку и ставит её на компьютерный стол. Не замечает, как тот возникает в метре и смотрит на его затылок с застывшим чувством презрения и странной приязни. Он чувствует лишь чужой запах, что окутывает его в тот самый момент, когда старший разворачивает его к себе лицом и бросает на лежащий позади матрас. Глаза Феликса удивлённо распахиваются, стоит ему коснуться лопатками мягкой поверхности, а над собой увидеть склоняющегося Чанбина, лицо которого не выражает ничего хорошего. Когда чужая рука оказывается рядом с шеей, а вторая — над головой, Феликса пробирают мурашки, ибо в воздухе начинает витать давно позабытый запах зимней свежести и сумерек. Именно так пахнет Чанбин, когда оказывается в непозволительной близости, когда дыханием опаляет нежную кожу, когда наклоняется к его уху и медленно, почти по буквам, проговаривает одну единственную фразу, от которой в животе Феликса всё скручивается в трубочку, а руки начинают неметь: — Больше никогда не попадайся мне на глаза.