***
В столь раннее время гостиница продолжает спать. Многочисленные окна занавешены, и солнечные лучи не могут пробиться внутрь. На небе лёгкая облачность и редкие самолёты. Парни, заучившие алгоритм действий наизусть, мерно бегают вокруг корпуса, умудряясь при этом разговаривать друг с другом. — Тренер уже успел пожалеть, что поселил вас вместе, — с насмешкой и лёгкой одышкой вещает Хёнджин. Сегодня он решил убрать вечно растрёпанные волосы в хвостик, из-за чего выглядит по меньшей мере забавно. Феликс кидает на него секундный взгляд и ничего не отвечает. — Вы вообще-то удивительные: только у вас могло получиться так резко помириться, а после этого вести себя как ни в чём не бывало, — продолжает рассуждать он, чем привлекает внимание бегущего рядом Сынмина. — Ты говоришь об этом уже который день. Не надоело? — спрашивает он и почти закатывает глаза. Хёнджин с разинутым ртом поворачивается к младшему и несколько секунд не может подобрать подходящие слова. — Я никак не могу поверить! Ты вообще в курсе, какие между ними ожесточённые споры были, чуть ли не до драки?! — не сбивая темп, возмущённо взмахивает руками он. Сынмин морщится. — Прекрати драматизировать. Чуть позади слышится смешок, и через секунду с правой стороны от Феликса возникает довольный Джисон. — А то ты не знал, что так всё и закончится, — с явной насмешкой в голосе проговаривает он. — Как будто ты знал! — недовольно восклицает Хёнджин. Они так громко рассуждают на тему отношений капитана и нападающего, что Феликс невольно оборачивается, надеясь не увидеть позади Чанбина. Краснеть перед ним из-за глупости друзей не хочется совершенно. И видеть, как парни в лихорадке пытаются избежать гнева старшего, — тоже. На лице Джисона появляется нездоровое торжество. — Мне Минхо теперь денег должен, как думаешь? Феликсу кажется, что ещё секунда и его голова просто взорвётся. Он недоверчиво глядит на друга и резонно хмурится. — Вы что, постоянно спорите из-за меня? — спрашивает он с явным укором. Джисон едва заметно пожимает плечами и принимает мечтательный вид. — Ну, не только из-за тебя, — он усмехается. — В прошлый раз я выиграл благодаря тому, что Сынмин, как и всегда, не мог повысить на меня голос. Хотя я очень старался его довести, — для достоверности он несколько раз кивает головой. — Так ты специально доставал меня, как ненормальный! — на Сынмина находит осознание. Он прожигает улыбающегося друга убийственным взглядом, и тот, сам того не понимая, начинает ускоряться. Феликс предусмотрительно отходит в сторону, чтобы не столкнуться с чересчур активными для столь раннего времени друзьями. Он провожает удаляющиеся фигуры и обречённо вздыхает, когда вновь слышит сбоку надоедливый голос Хёнджина. — Ещё слово, и я прибью тебя, — прерывает на полуслове Феликс и даже не смотрит на растерянного друга, который поднимает руки ладонями вверх в сдающемся жесте. — Ладно-ладно, я просто хотел сказать, что сзади нас твой ненаглядный, — Хёнджин на секунду замолкает. — И он, по всей видимости, очень хочет, чтобы я исчез, — торопливо добавляет он и машет непонимающему Феликсу рукой, убегая вперёд, вслед за остальными. Феликс хмурится, глядя на широкую спину друга, и думает, что тому следовало бы научиться изъясняться по-человечески. Он оборачивается, не совсем понимая, где именно должен быть Чанбин, и вздрагивает, когда замечает капитана буквально в нескольких метрах. Они встречаются взглядами, и старший без слов равняется с ним. После бесполезной перепалки с парнями, у Феликса сбивается дыхание, поэтому ему становится трудно разговаривать. — Сколько? — глухо спрашивает Чанбин. — Пять. — Семь, — слыша чужие неровные выдохи, без вопроса отвечает он. — Уже? — удивлённо повернувшись, восклицает Феликс. Чанбин едва заметно кивает, намекая, чтобы тот не разговаривал и сосредоточился на восстановлении дыхания. — Ага, — очевидная усмешка. — Пока ты болтал с Хёнджином и Джисоном о наших отношениях. Феликс хочет возмутиться и сказать, что в обсуждениях он участвовал лишь в качестве наблюдателя. Но Чанбин прерывает его и прикладывает палец к своим губам, напоминая о дыхании. Он совершенно не выглядит раздражённым или недовольным, скорее его просто веселит эта ситуация. Кому, как не ему, знать об удивительной способности парней говорить, заставляя окружающих краснеть и закрывать лицо руками, лишь бы ничего не видеть. И какие небылицы они могут напридумать, знает не понаслышке, а потому лишь дразнит чуть смущённого младшего. Ставить друг друга в неловкое положение — идиотская традиция их команды; а в случае с Хёнджином и Джисоном, — цель всей жизни. Но Феликс обещает себе, что отомстит. Десять кругов изнуряющего кросса перестают быть эквивалентом наказания, стоит оказаться рядом с Чанбином. Потому что тот одним своим присутствием умудряется перетянуть мысли Феликса с усталости и отсчитывания заветных кругов на себя. И становится легче. Они сохраняют молчание, концентрируясь на беге, но Феликс не перестаёт мельком глядеть на старшего и рассматривать его сосредоточенное выражение лица. В обычной жизни Чанбин весёлый, буйный и скрытый до своих настоящих чувств. Но здесь, в футболе, он превращается во внимательного, ответственного и гордого лидера, который не позволяет своей команде отлынивать от работы. И чужая уверенность в собственных действиях заставляет Феликса гордиться тем, что они и правда одна команда. Да, он совершал множество ошибок. Да, он оступался. Да, он грезил мыслью оставить всё, что когда-то окружало его изо дня в день. Но теперь он сполна осознаёт важность и ценность всего, что способен держать в своих руках. И отныне никогда больше не пожелает отпустить свою дорогую ношу. Потому что жизнь показала, чего стоит один необдуманный поступок, чего стоят неосторожно брошенные слова. Но также она показала, что всегда есть второй шанс. Она показала, что даже самые страшные ошибки можно исправить. Ведь никогда нельзя сдаваться, если в душе, мешая дышать, пылает сопротивление. Ведь никогда нельзя сдаваться, если сердце кричит навстречу настоящему. Настоящим желаниям. Истинным мечтам. Феликс невольно бросает взгляд на задумавшегося капитана и ловит себя на мысли, что Чанбин — и есть непосредственная часть всех его мечт и желаний. От осознания такой, казалось бы, очевидной вещи Феликс не может сдержать улыбку. Ведь Чанбин буквально в десятках сантиметров и настроен по отношению к нему лучше, чем когда-либо. Потому что в этих трёх месяцах он тоже потерял часть себя. И за эти три месяца он тоже осознал, как дорога каждая проведённая вместе минута, осознал, как много младший значит для него. Долгие недели одиночества и взаимного презрения открыли им глаза на важность обретения дорогого человека. Полные боли дождливые вечера напомнили им, как важно понимать друг друга, как важно уметь чувствовать чужие страхи. Часы, что они провели вдали, пытаясь забыться, только умножали в них желание остаться вместе навсегда. Мечта Феликса — то самое будущее, в котором все они счастливы и добиваются своих целей, в котором ему не нужно просыпаться с надеждой о чудесах, потому что они случаются благодаря их совместным усилиям, то самое будущее, в котором он больше никогда не покинет Чанбина. Перед глазами предстаёт, казалось бы, такой далёкий день, когда Феликс и Чанбин неожиданно встретились ранним утром в парке. В тот момент они не смотрели друг на друга и считали, что эта глупая случайность не стоит ничего. И ненавидели друг друга. И желали навсегда забыть. Феликсу неприятно даже вспоминать то ощущение при виде невозмутимого старшего. Его обдавало холодом и бросало в пучину самобичевания. В те короткие минуты они игнорировали существование друг друга и двигались в совершенно разные стороны, пытаясь уйти от общих проблем. Бесконечная параллель их встреч и расставаний рисуется в голове Феликса. Он снова сравнивает то, что было, и то, что есть. И если раньше ему становилось плохо от осознания изменений, то сейчас на его лице расцветает счастливая улыбка. Потому что они снова идут вместе по одной тропе. Если бы ещё месяц назад ему сказали, что он вновь сможет оказаться с Чанбином в непосредственной близости без каких-либо волнений о последствиях, он бы не поверил своим ушам. Потому что происходящее в данный момент — казалось откровенно невозможным. Но Чанбин здесь, облегчённо выдыхает, когда они наконец заканчивают бесконечный кросс, и хлопает по плечу потерянного в мыслях Феликса, тем самым возвращая на Землю. Они медленно бредут обратно в здание и обмениваются понимающими взглядами — у них есть ещё немного времени, чтобы провести его наедине. И плевать на злорадно улыбающегося Хёнджина позади.***
Заходя в соседнюю комнату, Феликс никак не ожидает встретить тишину. Он недоуменно осматривается и проходит из небольшой прихожей в спальню, где на дальней кровати лежит читающий книгу Сынмин. От шума захлопнувшейся двери друг поднимает глаза от очередного справочника по биологии и удивлённо кивает, заметив Феликса. — А где Джисон? — вполне резонно спрашивает гость, осматривая плохо заправленную вторую кровать, и садится рядом с подвинувшимся парнем. Сынмин аккуратно кладёт закладку и убирает книгу в сторону. Феликс невольно обращает внимание на неторопливость чужих движений и в очередной раз дивится спокойной ауре младшего. Рядом с Сынмином все мысли проясняются, он вызывает какое-то потаённое уважение, не говоря ни слова. Хочется ему довериться. Поэтому Феликс искренне любит проводить с ним время, ибо тот никогда не давит и кажется одним из самых надёжных людей. — Получил сообщение и улетел к Минхо, — усмехается Сынмин и специально оставляет для Феликса место. Феликс осторожно ложится рядом на твёрдую кровать и молчаливо смотрит в потолок. После долгих тренировок ему просто хочется тишины, дабы привести мысли в порядок. Но Чанбин ушёл, а находиться одному чересчур одиноко. Сегодня пасмурнее, чем обычно, поэтому на него находит типичная хандра. Сынмин молчит тоже, потому что понимает его состояние и не хочет нарушать чужое пространство, лишь осторожно переворачивается на бок и подпирает рукой голову, смотря на мягкий профиль друга. С улицы доносятся отдалённые голоса и рёв уезжающей машины, а ещё — запах влажности и вечерняя прохлада. Одинокий светильник на стене несколько раз моргает, из-за чего по стенам прыгают причудливые тени; Феликс ловит их взглядом и вздыхает. — У вас всё хорошо с Хёнджином? — без предупреждения спрашивает Феликс, чем заставляет Сынмина нахмуриться. Феликс в принципе не часто спрашивает его об отношениях, потому что Хёнджин неплохо докладывает и сам. Но в последнее время он молчит, и это начинает беспокоить. — Вроде да, — он не совсем понимает, с чем связано чужое любопытство. — А что? Феликс продолжает смотреть в пустой потолок и пожимает плечами. — Не знаю. Хёнджин какой-то, на удивление, спокойный, — честно поясняет он, даже не думая утаивать. Сынмин усмехается. Не насмешливо, но понимающе. Он всегда знает, что происходит с окружающими, а уж тем более с самыми близкими. Сынмин из того типа людей, которые предпочитают сохранять молчание и просто наблюдать за чужим поведением. Три года назад он был первым, кто заметил, что между нападающими происходит что-то неладное. И ни разу не ошибся. И не сказал ни слова. — Всё нормально, — он почти смеётся. — С ним всё, как всегда. Он просто не хочет тревожить, пока ты разбираешься с Чанбином. Феликс приподнимает брови и непроизвольно поворачивается к другу. — Мы давно разобрались? — с вопросительной интонацией отвечает тот. — Мы помирились и снова вместе. Сынмин снисходительно улыбается и глядит на него с некой родительской мягкостью, какая обычно появляется, когда дети говорят глупости. Феликс непонимающе хмурится. — Я имею в виду, пока вы разбираетесь со своими неуёмными чувствами, — он немного отодвигается, чтобы лучше видеть друга. — Вы даже не представляете, как выглядите со стороны, — и вновь улыбается. Но уже поддерживающе. — Как? — неуверенно спрашивает Феликс. На лице Сынмина появляется игривая усмешка. — Как люди, которым только-только разрешили делать то, что они очень хотят. Феликс внезапно смеётся. — Я думал, будет абстрактнее. Сынмин растерянно бегает глазами по его лицу, а потом тоже смеётся. И в комнате становится светлее. — В вашем случае всё более, чем очевидно. И даже Хёнджин это понимает. Поэтому ждёт, пока ты вновь станешь открытым к разговорам, — Феликс не уверен, что старший хоть раз заикался о своих намерениях при Сынмине. — Хотя раз ты здесь, значит, ты уже вполне готов вернуться в прежний ритм, — и улыбается с едва заметной жалостью. Феликс почему-то широко улыбается и чувствует внутри странное облегчение. Он и правда скучает по вечно болтающему Хёнджину. И безумно хочет, чтобы всё вернулось на круги своя и все дорогие люди были вновь рядом. Сынмин улыбается в ответ, и Феликса накрывает внезапной любовью к своему другу. Он так сильно ему благодарен за всю помощь и поддержку. Повернувшись корпусом к младшему, Феликс осторожно обхватывает его руками за шею и заставляет свалиться на матрас. Сынмин удивлённо выдыхает и мягко обнимает в ответ. — Спасибо, — искренне говорит Феликс. Сынмин несильно хлопает его по спине и бросает взгляд на дверь. — Ну-ну, — снисходительно проговаривает не привыкший к подобным порывам со стороны друга Сынмин. И всё же ему приятно чувствовать, что Феликс в порядке. В этом мире не так много по-настоящему хороших людей, и потому Феликс не может поверить, что достоин того, чтобы часть из них окружала его. Он счастлив от осознания, что его друзья — действительно его друзья, а не те полузнакомые, которые могут предать в любой момент. Ведь жить, зная, что вокруг находятся те, кто обязательно придёт на выручку, те, кто не осудит, те, кто не оставит в одиночестве перед ликом проблем и страха, становится в разы легче. Феликс уверен в каждом из своих друзей. И потому не беспокоится, если вдруг понадобится попросить перевязать его раны. Потому что они сделают это без колебаний. Феликсу понадобилось время, чтобы окончательно убедиться в надёжности окружающих, но отныне он больше не сомневается. Ведь если вокруг есть люди, которые бескорыстно готовы помочь, то не нужно бежать от них в тень. В темноте будет лишь страшнее. Феликс, чувствуя, как на душе светлеет, неожиданно сжимает Сынмина крепче, отчего тот издаёт нечленораздельный звук и щипает друга за бок. Феликс дёргается и ослабляет хватку, но Сынмин продолжает издеваться над ним и переходит на щекотку, из-за чего Феликс буквально скатывается в приступе нервного смеха на пол. От неожиданного приземления он удивлённо выдыхает, и Сынмин улыбается его растерянности. В момент их крайнего веселья на пороге комнаты появляется весьма задумчивый Хёнджин. Он смотрит на друзей с некой подозрительностью, отчего останавливается в нескольких метрах от кровати. Но заметив, как Феликс тщетно пытается забраться обратно на кровать, а Сынмин упорно ему мешает, Хёнджин прыскает от смеха. — Что вы делаете? Феликс оставляет попытки подняться и оборачивается на вошедшего друга. — О Хёнджин! Хёнджин смотрит на него, как на дурака, и подходит ближе, не решаясь садиться на кровать Джисона. — Давно не виделись. Почему ты на полу? Сынмин, никем не замеченный, смущённо отворачивается. Хёнджин бросает на него внимательный взгляд и выдыхает. — Сынмин начал меня щекотать! — возмущённо поясняет Феликс. — Ты первым начал меня душить, — повернувшись обратно и скинув с себя наваждение, спокойно отвечает Сынмин. — Это были объятия! Крепкие, дружеские объятия! — обиженно дуется Феликс; привычная хандра пропадает без следа. — Правда? — усмехается Сынмин. — Мне показалось, ты захотел меня убить. Феликс поворачивается к нему и смотрит, словно на предателя. Его отвлекает внезапно появившийся силуэт. — Кто сказал «убить»? — закрывает за собой дверь вернувшийся Джисон. Парни оборачиваются к его довольному лицу и одновременно кривятся. — У тебя засос на шее, — с укором констатирует Хёнджин. — На половину шеи, если быть точнее, — поправляет Сынмин. Джисон удивлённо приподнимает брови и подходит к зеркалу над небольшим столом. Феликс с усмешкой наблюдает за тем, как тот оттягивает ворот футболки и внимательно осматривает повреждённую кожу, а после специально нажимает на синяк пальцем, проверяя. На его лице возникает довольный оскал. — Да неужели, — говорит он сам себе. Феликс бросает взгляд на отвращённого Хёнджина и натягивает гримасу неприязни. Раньше у Джисона если и были засосы, то они всегда были небольшими, едва заметными. Но в этот раз его шея похожа на целое минное поле, и выглядит это не слишком приятно. Если, конечно, не считать укусы за трофей, как поступает Джисон. — Кажется, Минхо перестарался, — заговорщическим тоном, явно дразнясь, говорит Хёнджин и садится рядом с Сынмином на кровать. Джисон фырчит и поворачивается к парням лицом. — Вы просто завидуете, — парирует он. — О да. Очень, — почти закатив глаза, проговаривает Сынмин. Появление непоседливого друга приводит его в некоторое раздражение. Хёнджин усмехается. Феликс решает не вступать в заведомо провальную дискуссию. — Вам же слабо, — Джисон скрещивает руки на груди и опирается поясницей на стол, с вызовом смотря на равнодушного Сынмина. Сынмин едва заметно наклоняет голову, а после поворачивается к насторожившемуся Хёнджину, отчего тот сразу же находит его взгляд. — Слышал? — повторяет Сынмин, и Хёнджин смотрит на него, как на ненормального, осторожно кладя руку на колено. — Какая жалость, что нам слабо специально показывать окружающим свою бурную половую жизнь. Хёнджин несколько секунд оторопело рассматривает Сынмина, после чего, видимо, придя к какому-то заключению, усмехается. — Мы, конечно, могли бы… — начинает говорить он, с глупыми искорками в глазах приближаясь к младшему. — Нет, — твёрдо прерывает его Сынмин, отчего Хёнджин моментально отклоняется назад и убирает руку с чужого колена. Кажется, на лице младшего появляется порицание. Феликс продолжает сидеть на полу и смотреть на этот цирк с нескрываемой брезгливостью. Почему его друзья такие? Ему становится почти стыдно, но он тешит себя мыслью, что Сынмин всё ещё остаётся самым адекватным в этой комнате. — Я же сказал, — глумится Джисон. — А ставить друг другу засосы не значит кричать о своей половой жизни. — Ты прав, — усмехается Сынмин. — Гораздо эффективнее кричать в прямом смысле. — А ты знаешь толк, — ухмыляется Джисон, у которого слишком хорошее настроение, чтобы вступать в перепалку. От него за километр несёт гордостью за свой внешний вид. — Не забудь закрасить своё клеймо, любовник, — проговаривает Феликс, продолжая сидеть на полу. Джисон осматривает его с усмешкой на губах. — Непременно, — и прыгает на свою одинокую кровать. От скрипа парни морщатся. Через примерно двадцать минут бесполезных обсуждений планов на оставшееся лето, во время которых выясняется, что никто, в общем-то, не знает, чем заняться после сборов, в дверь коротко стучат, а после в проёме появляются Минхо и Чанбин. Они оба осматривают сидящих на кроватях парней и не спешат заходить внутрь. Минхо опирается боком на дверной косяк и пропускает капитана чуть вперёд. — Отбой, парни, уже одиннадцать, — оповещает чуть помятый от недосыпа Чанбин. Феликс ловит на себе его красноречивый взгляд и уже собирается вставать, сбрасывая с себя ноги разложившегося Хёнджина. Минхо, отчего-то очень весёлый, заглядывает в комнату. — Хёнджин-и, пора спать, — зовёт он, из-за чего Хёнджин глубоко вздыхает и смотрит на Сынмина почти с мольбой. Но тот лишь кивает, чуть заметно хлопая по спине, а после переводит внимание на развалившегося на соседней кровати усмехающегося Джисона. Феликс, немного качаясь от резкого подъёма, бредёт навстречу ждущему капитану. Чанбин секундно оглядывает его и кладёт руку на спину, провожая из комнаты. Его ладонь кажется невероятно тяжёлой, и почему-то Феликсу только сильнее хочется от неё заснуть. Сонливость нападает чересчур внезапно: пока они разговаривали о всякой ерунде, желание спать ощущалось не так сильно. Феликс машет друзьям на прощание и аккуратно выходит в коридор, сопровождаемый старшим. Чанбин расспрашивает о том, что они делали вечером. И Феликсу кажется всё это каким-то волшебством. Потому что именно по чувству единства со всей командой он скучал больше всего. И теперь он вновь ощущает себя родным, имея возможность говорить со всеми обо всех. Ведь именно так себя ведут в семье — докладывают информацию друг о друге? Минхо и Хёнджин выходят следом, желая остальным спокойной ночи. — И всё-таки нечестно, что вас поселили вместе! — кричит через весь коридор Хёнджин, когда Чанбин и Феликс скрываются в своём номере.***
Летним ветром под футболку задувается запах травы. Солнце периодически скрывается за пышными белыми облаками, отчего на несколько блаженных минут становится прохладнее. Феликс полной грудью делает вдох и ощущает небывалую лёгкость от мысли, что погода позволяет не бояться за перегрев и солнечный удар. Он без какого-либо интереса катает ногой мяч, то и дело обводя самого себя и повторяя финты; за бесконечные недели тренировок его тело более-менее вернулось в прежнюю форму, и теперь он чувствует себя куда увереннее, чем раньше, — острая мышечная боль по утрам окончательно исчезла. Феликс глядит себе на ноги и случайно замечает, насколько его бутсы потрепались, — он так часто играл, что они покрылись чёрными полосами, словно паркет от неугомонных детей. И на душе почему-то от этого наблюдения становится приятно, будто прямо перед ним находится результат всех его трудов; он сам себе напоминает, как много сделал за последнее время, и наполняется светлым облегчением, словно воздух наполняется теплотой в начале весны. По полю привычно разносятся десятки голосов. Во время перерыва парни разбредаются по арене, пытаясь восстановиться после изнуряющих упражнений. Феликс же, по какой-то неведомой причине, ощущает себя полным сил и пытается хоть немного отвлечься, пока остальные лежат лицом в газон и глотают литрами воду. Столь странное поведение преследует его уже несколько дней кряду: утром ему в разы удаётся легче вставать, чем прежде, и глаза не слипаются на пробежке; после тренировок он будто бы наоборот набирается ещё больше энергии и чувствует себя превосходно. По какой-то причине жить становится легче; и мучить себя каждодневными отработками — отраднее. Феликс не догадывается, что с ним произошло. Но в то же время он сознает, что подобная энергичность не нова — он когда-то уже испытывал столь сильный подъём духа. Остаётся лишь удивляться. Правда, всякий, кто имеет хоть какой-никакой опыт, понимает в чём дело. Сынмин вот почему-то снова загадочно усмехается. Умиротворённую тишину прерывает звучный свист тренера, предупреждающий о начале второй части тренировки. Феликс с неким вдохновением возвращает мяч на своё законное место и трусцой бежит к команде. Как только он подходит к шеренге друзей, Джисон обдаёт его насмешливым взглядом, словно говоря: «и откуда только в тебе столько сил?». Феликс слегка толкает его в бок и всячески игнорирует последующие недовольства, концентрируясь на голосе тренера, который распределяет их на парные упражнения. Он искренне радуется, когда ему в пару достаётся Чонин. И тот, кажется, тоже. У них было не так много возможностей тренироваться вместе, а потому они одаривают друг друга дружелюбными улыбками и бредут в другой конец арены, пиная перед собой мяч. Феликс незаметно рассматривает лучистого младшего и приходит к вполне закономерному выводу, что тот отлично вписался в их коллектив — за последний месяц он действительно сблизился с парнями, и Феликс не может не радоваться чужому успеху. С самого первого дня он видит в Чонине нечто, делающее его едва ли не ребёнком, но от этого только привлекательнее. С ним хочется дружить, и Феликс ловит себя на мысли, что практически не замечает былой скованности и неуверенности в чужих движениях. Чонин явно преобразился за прошедшее время, и Феликс уже не представляет команду без него. Если поначалу у него и проскальзывали сомнения или даже ревность, за которые теперь он себя отчаянно ругает, то отныне он всей душой готов встать за своего нового сокомандника. К сожалению, им так и не удалось сблизиться, рассказать друг другу о себе, но Феликс с уверенностью может сказать, что рано или поздно они обязательно окажутся в одном тёмном коридоре снова, — и поделятся друг с другом своими секретами. — У тебя отлично получается! — хвалит младшего Феликс, когда они удачно заканчивают «стенку» и забивают зазевавшемуся Юте гол. Чонин благодарит его с нескрываемым облегчением и каким-то едва различимым восхищением. Феликса чужая реакция откровенно удивляет, но он быстро свыкается с мыслью, что они оба думали о судьбе друг друга слишком много, чтобы быть равнодушными. И в который раз он убеждается, что рад вернуться в команду, которая отныне пополнилась Чонином, потому что иного варианта он уже просто не представляет. Они пришли практически одновременно, а потому негласно держатся друг за друга. Феликс предлагает проделать упражнение ещё раз. А потом ещё раз. — Ладно-ладно, Джисон, только замолчи и оставь меня в покое, — отмахивается от назойливого подростка тренер. — Все, у кого ещё есть силы могут сыграть товарищеский матч! Что? Между старшими и младшими? — он смеряет Джисона недоверчивым взглядом. — Только потому, что сегодня последний день. Хорошо. Между старшими и младшими. Делитесь! Джисон победно хлопает в ладоши и практически прыгает вокруг уставшего от подобных представлений мужчины до тех пор, пока его едва ли не за шкирку оттаскивает нахмуренный Минхо. Феликс без интереса провожает удаляющуюся к трибунам пару и поворачивается к довольно улыбающемуся Хёнджину. Тот моментально обхватывает его за плечи и облокачивается всем своим телом, из-за чего Феликс угрожающе качается, пытаясь вернуть точку опоры. — Как думаешь? Мы ведь уделаем их, — говорит он, воинственно кивая на стоящих в нескольких метрах переговаривающихся старших. Феликс смотрит на него с некоторым замешательством. — Давай! Мы уделаем их! — Хорошо. Мы уделаем их, — снисходительно повторяет он. Хёнджин поджимает губу и одаривает Феликса почти разочарованным взглядом. — Нет, не так! — хнычет он. — Чанбину пора на пенсию, а у нас лучшая новая связка, — Хёнджин говорит уверенно, пытаясь внушить данную мысль младшему, но всё равно боязливо оборачивается, чтобы проверить, не стоит ли капитан поблизости. Феликс злорадно усмехается. — Ты и Чонин! А значит, мы точно победим. Правда, Сынмин? — спрашивает он, ища поддержки у стоящего рядом безмятежного друга. Сынмин вздыхает и согласно кивает головой. И Феликс на мгновение ловит в его глазах усталость. Не от физической нагрузки, но от активности Хёнджина. Феликс понимает. — Вот видишь, — сладко улыбается Хёнджин, не отпуская Феликса из плена своих длиннющих рук. — А ещё с нами неугомонный Джисон, который почему-то в последнее время пытается насолить Минхо, так что мы в двойном выигрыше, — насмешливо наблюдая за непонятной сценой между парнями у трибуны, проговаривает он. К ним неуверенно подходит Чонин, и Феликс сразу же подзывает его ближе, чтобы обсудить тактику игры. У их команды действительно есть все шансы одержать победу, а значит, они должны постараться. На противоположной стороне поля формируется команда старших, Феликс ловит на себе беглый взгляд Чанбина и с некой насмешкой кивает ему в ответ. Капитан, отвлекаясь от разговора с Джэхёном, удивлённо приподнимает брови, а после — предостерегающе закусывает губу. Между ними пробегает невидимая для остальных искра, и в воздухе накапливается былое напряжение. На их лицах отпечатывается то самое желание обойти друг друга. И Феликс чувствует, как внутри вновь загорается дух соперничества, — и становится до оглушительного ярко от солнечных лучей, что пробиваются сквозь белоснежные облака; волосы развеваются на внезапно поднявшемся прохладном ветру. Побеждать и держать за руку, чтобы не потерпеть поражения. Арена погружается в давящее безмолвие, и парни расходятся по своим позициям, одаривая друг друга испытывающими взглядами. Силы примерно равны, и сказать на чьей стороне будет перевес — тяжело, оттого по командам распространяется мелкое напряжение. В ходе жребия первыми разводят младшие, а потому Феликс и Чонин, переглядываясь, встают в центр. Они смотрят друг на друга с доверием, и Феликс подбадривающе улыбается, игнорируя внимательный взгляд на своём теле, что бродит сверху вниз, пытаясь предугадать. По полю, словно громовой удар, разносится свист, и в голову резко ударяет адреналин. Феликс отдаёт пас назад, поджидающему Хёнджину, и ускоряется вперёд, сосредотачиваясь на матче. В прошлом у них уже была подобная игра, которая закончилась несколькими травмами и победой в пользу старших. Поэтому сейчас у некогда проигравших внутри просыпаются гордость и желание взять реванш. За каких-то пару минут к парням возвращается вся энергия, которую они потратили за целый месяц. Они просто обязаны сегодня победить, чтобы наконец отомстить нахальным старшим за последующие насмешки. И несмотря на то, что они — одна команда, между ними тоже существует взаимная тяга к соперничеству. Сыгранность младших проявляется в их быстром умении ориентироваться и подстраиваться к каждому действию друг друга, в их способности читать по одному взмаху руки дальнейший план действий, потому что они провели бок о бок слишком много времени, чтобы не чувствовать тот самый дух, что объединяет их в единое целое. Феликс обходит Джэхёна и пытается пробиться ближе к штрафной зоне, но, видя перед собой преграду в виде Чангюна, отдаёт пас Чонину. За три года, что Феликс профессионально занимается футболом, в их команде нечасто бывали пополнения. И даже в этот раз, когда он собственной персоной послужил для прихода нового игрока, он думает, что всё случилось только к лучшему. Потому что, видя уверенные движения младшего, который без особого труда открывает счёт, Феликс понимает, что тот создан для того, чтобы быть с ними в одной команде. Какая-то часть его души на мгновение ликует от осознания, что если бы всего того кошмара не произошло, то и Чонина бы рядом не оказалось, и приходит к выводу, что вся та боль стоила того, чтобы в будущем у них на полке наконец оказались те самые кубки, о которых они мечтали столько лет. Слыша ликующие возгласы сокомандников и поддерживающие аплодисменты старших, Феликс решает, что вместе с Чонином у них отныне есть все шансы победить на следующем турнире. К окончанию первого тайма старшая команда всё-таки сравнивает счёт, отчего по полю гремит раздосадованный голос Джисона и надменные смешки Минхо. Парни напрягаются ещё сильнее, чем прежде, когда до окончания игры остаётся не больше пяти минут, а счёт так и не сдвигается. Феликс истекает потом от бесконечного бега и ощущает, как правую ногу тянет от нескольких неудачных ударов. Рядом с ним стоят такие же измождённые парни, на лице которых тем не менее отпечатывается рьяное желание вырвать у старших заслуженную победу. Они не могут позволить им удерживать первенство второй год подряд, а потому Сынмин осторожно подходит к Феликсу и шепчет дальнейший план действий: он ссылается на такую же усталость старших, на ушибленную ногу Вонпиля и не такую хорошую сыгранность Чанбина и Мунбина, — и приходит к выводу, что им нужна молниеносная атака. Феликс глядит на главного стратега их команды с неким уважением и в то же время с сомнениями: он никогда не проделывал подобного с Чонином. Но заметив свирепый взгляд младшего, он всё же соглашается и решается довериться окружающим. Чонин кажется надёжным, а Сынмин никогда не ошибается в своих расчётах. Тайм-аут заканчивается так же внезапно, как и начинается, а потому парни за долю секунд возвращаются на свои места, готовясь к нападению. Сначала это кажется невозможным, пока мяч остаётся во владении Чанбина, который уверенно раздаёт пасы и бежит вдоль фланга; Джисон старается его остановить, но выходит из ряда вон плохо, потому что он попросту не поспевает за быстрым капитаном. В конечном итоге мяч оказывается в опасной близости к воротам младших, и Мунбин предпринимает попытку забить. Но в самую последнюю секунду вратарь ориентируется и ловит пушкой летящий в девятку мяч. Младшие агрессивно хлопают и готовятся к ответной атаке. Феликс на мгновение смотрит на возвращающегося ближе к центру капитана и сглатывает от напряжения, а после внимательно осматривает позицию Чонина и делает шаг назад. По свистку мяч залетает на вторую половину поля, и его тут же забирает Хёнджин, рост которого отлично служит для высоких прыжков. Защитники пытаются помешать слишком активным младшим, но те ускользают от них, и мяч оказывается у Чонина. Чем ближе они приближаются к воротам, тем сильнее свет сужается на одной единственной точке. Феликс за всю жизнь не одну сотню раз видел подобное зрелище — готовящегося вратаря, развевающуюся на ветру сетку позади, могучие перекладины, но всего пару раз он чувствовал, что от происходящего зависит его судьба. Чангюн изо всех сил старается догнать разогнавшихся нападающих, но не успевает ничего сделать, когда в ногах Феликса оказывается чёрно-белый мяч, а в следующую секунду — вратарская сетка вздымается от резкого удара. Гол. Финальный свисток сливается с гулом, что раздаётся в голове Феликса. Довольные крики, аплодисменты, поздравления, громкие голоса, — всё, сливается в один-единственный звук. Звук победы. Феликс удивлённо выдыхает, когда чувствует, как со спины его обхватывают длинные руки Хёнджина, а следом над ухом раздаётся такое пронзительное: — Мы уделали их! Я же говорил! Феликс смеётся и ощущает, как внутри окончательно что-то лопается, и становится легче дышать. Они и правда победили. Позади оглушающе кричит Джисон, у которого вконец сносит голову: он чуть ли не обожествляет Феликса и одновременно издевается над чуть нахмуренным Минхо, который скрещивает руки на груди и, видимо, чем-то недоволен. Но, когда он смотрит на улыбающегося Феликса, тоже не может сдержаться от радостной усмешки и подбадривающего кивка. Феликс ощущает, как всё тело наливается внезапной усталостью и ноги подкашиваются от пронзительных эмоций. Ему хочется попросту свалиться на зелёную траву и отдышаться, но вокруг, толкая друг друга, плотной толпой встают парни и изо всех сил кричат от радости за своего сокомандника. Нечто чарующее проявляется в том, как лицо Хёнджина преображается улыбкой, как Сынмин с гордостью хлопает его по плечу, как Джисон буквально танцует вокруг и не может перестать болтать от нервов, как Минхо, обливаясь потом и оттягивая ворот футболки, с восхищением оглядывает сию процессию, как Чонин, светящейся фигурой, стоит рядом и мило смеётся, как парни наперебой поздравляют друг друга с победой. И как Чанбин, который вальяжно бредёт через всё поле, смотрит прямо в глаза Феликса и всем своим видом говорит о собственном торжестве и восторге. Феликс обнимает друзей в ответ и глядит на капитана с замиранием сердца, когда Чанбин подходит ближе, кладёт ему руку на плечо и ощутимо сжимает в знак уважения. Феликс не может сдержаться, когда видит на чужом лице нисколько не сомневающуюся полуулыбку, а следом — полный взгляд упоения и ликования. Впервые за всё их знакомство Чанбин счастлив остаться побеждённым. Всеобщая радость заставляет Феликса на мгновение почувствовать, как к глазам подкатывают слёзы. Но он изо всех сил их сдерживает, лишь сильнее стискивая прилипшего Хёнджина. Кажется, что их крики гулом отдаются во всём городке, но никто даже не пытается успокоиться. Потому что они заслужили кричать о своей победе. Чтобы в будущем кричать ещё громче.***
Предпоследняя комната в левом крыле отличается от других, и Феликс, честно, не понимает, почему. Быть может, из-за наличия постоянно смешивающихся запахов одеколонов, дезодорантов и ещё чего-то терпкого; разбросанных по всем углам разноцветных вещей, от которых с первого взгляда начинает рябить в глазах; непонятно откуда взявшегося кактуса на подоконнике в красном горшке; странных пятен неизвестного происхождения на стене; сломанного кресла в самом углу, около окна; или треснутого зеркала над столиком, где лежат обрывки листов, бесконечные лекарства и ярко-зелёного, вырвиглазного, цвета кепка. Но скорее всего дело лишь в жителях этой комнаты. Феликс лежит на одной из кроватей и, откинувшись головой, смотрит на ходящего вдоль помещения Хёнджина, который усердно пытается собрать свои вещи. И что-то роняющий в ванной Минхо ему явно не помогает, а только ругается на весь белый свет. — Так где, говоришь, вы в итоге нашли бутылку? — повеселевшим тоном спрашивает Феликс, наблюдая за тем, как Хёнджин поднимает с пола оставленные носки и боязливо к ним принюхивается. Он морщится и отбрасывает их в сторону, видимо, решив, что они принадлежат Минхо. Поднявшись, Хёнджин поворачивается к выжидающему другу и вздыхает. — За шкафом, — в этот момент из ванной выходит Минхо. — Походу кто-то из наших заныкал. И совершенно не обязательно было снова рыться в моих вещах, — недовольно рычит Хёнджин, оборачиваясь к равнодушному другу. Минхо игнорирует чужой настрой и проходит мимо. — Нужно было убедиться. Феликс смеётся с вытянувшегося лица Хёнджина, который аж передёргивается от раздражения. — Ну и как, убедился? — Минхо раскладывает свои футболки на кровати, а после складывает их в дорожную сумку, не обращая никакого внимания на болтовню соседа. — И в итоге твои поиски увенчались успехом только благодаря мне. Херовый из тебя сыщик, — бросает Хёнджин, возвращаясь к своему барахлу. Минхо дьявольски усмехается, и Феликс заинтересованно ждёт продолжения. — Твои трусы с ананасами того стоили, поверь. Хёнджин вздрагивает и почти роняет взятую секунду назад со столика книгу. — Нет, я же говорю, ты извращенец! — всё же поворачивается он к своему оппоненту, и Минхо смеряет его насмешливым прищуром. — Не бойся, мне понравилось. Феликс перестаёт следить за чужой перепалкой и уходит куда-то в свои мысли. Действительно, сегодня их последний полный день. Завтра днём они уже поедут обратно домой, в душный Сеул с заполненными улицами и плавящимся асфальтом. Здесь, рядом с морем и тишиной, находиться куда приятнее, и от того время бежит в разы быстрее. Феликс буквально пропускает тот момент, когда их месячные сборы успевают подойти к концу. Ведь в начале казалось, что четыре с половиной недели будут тянуться до ужаса долго. Но по итогу они пролетели за какую-то микроскопическую секунду. И Феликсу становится тяжело на душе от осознания скоротечности времени, ибо чем значимее моменты, тем быстрее они подходят к концу. Прямая пропорциональность, которая заставляет задуматься о смысле жизни и о том, что, в сущности, за данное количество минут нужно успеть сотворить, прежде чем они иссякнут. Кажется, ещё только вчера они заезжали в свои номера и пытались свыкнуться с ненавистным режимом сна, а уже сегодня — пакуют свои чемоданы и готовятся распрощаться с полюбившимся местом. Феликс как никогда осознаёт, сколь сильно не хочет покидать этот городок. Потому здесь он чувствовал себя свободным и ещё более приближённым к окружающим людям. Здесь он вновь вернулся к прежнему себе. Но с завтрашнего дня они окажутся в привычной обстановке, и Феликс глубоко в душе хочет, чтобы сегодня запомнилось, чтобы оно стало не просто хорошим воспоминанием, но поистине особенным. Не нужно спрашивать остальных, чтобы понять, что они тоже безмерно хотят продлить пребывание в этой гостинице, продлить изнуряющие тренировки, чтобы по вечерам так же собираться в чьей-нибудь комнате, играть на гитаре, обзываться, заставляя друг друга выполнять дурацкие желания, пить кока-колу из ближайшего магазина и прятать пустые бутылки в мусорный бак за гостиницей, дабы тренер не заметил. Все они привыкли к подобному ритму жизни, когда они могут общаться с близкими людьми каждую минуту и не задумываться о разлуке, когда барьеры растворяются и отношения становятся чище и доверительнее, когда смех не покидает их комнаты и они проводят каждый миг с улыбкой. Сборы — это нечто большее, чем простые тренировки и разработка тактики к ближайшему турниру, это то, что объединяет команду, то, что делает их сплоченнее и напоминает о нерушимой связи. И, глядя на одновременно закатывающих глаза друзей, Феликс внезапно разражается смехом. Просто потому что он понимает, как на самом деле сблизились эти двое за прошедший месяц. — Ну и что ты ржёшь? — хмурится Хёнджин. — У парня трудные времена — кровь от мозга отлила, — констатирует Минхо, позабыв о недавнем споре. Феликс с удивлением вспоминает, что и правда лежит головой вниз, а потому переворачивается на живот, моментально чувствуя головокружение. Он смотрит на недоумевающих друзей и решает, что они действительно общаются иначе, чем раньше: Хёнджин и Минхо никогда особыми отношениями не отличались, но сейчас, подкалывая друг друга, они одновременно передают чужие вещи и аккуратно откладывают в сторону всё, что им не принадлежит, чтобы ненароком не повредить. Быть может, Минхо странноватый, вечно себе на уме, чересчур прямолинейный и за словами в карман не лезет, но он всё же по-своему заботится о местами слишком громком младшем. И Хёнджин, который любит разводить драму на ровном месте, заливисто смеяться с глупых шуток и красоваться перед зеркалом, в свою очередь тоже поглядывает на Минхо с неким теплом. И никто никогда не думал о столь неоднозначном дуэте и не догадывался, что вместе они могут создать столь необычную атмосферу взаимных шуток, показного раздражения и своеобразного единения. Феликсу приятно видеть своих друзей вместе, пусть они даже и не догадываются о том, как выглядят со стороны. — Алло, очнись, — нетерпеливо машет рукой Хёнджин застывшему другу. — Ты вообще здесь? — Реально кровь отлила. Может, у него кислородное голодание? — закрывая дорожную сумку, насмешливо спрашивает Минхо. — Да-да, я просто вспомнил, что нужно собрать ещё кое-какие вещи, — откровенно врёт Феликс, потому что его чемодан готов с двух часов дня. Парни переглядываются. — Ты же сказал, что всё собрал, — с неким укором, который обычно присущ Сынмину, проговаривает Хёнджин. — Сказал, — поднимаясь с кровати и видя перед глазами характерные синие круги, снисходительно отвечает Феликс. Минхо вновь уходит в ванную, а Хёнджину ничего не остаётся, кроме как отпустить резко одумавшегося друга. — Ладно, — он подкатывает к шкафу свой чемодан. — Передавай Чанбину пламенный привет, — и подмигивает. На лице Феликса появляется недоумение, смешанное с каким-то отвращением. Нахмурившись, он качает головой и выходит в коридор. Он медленно бредёт мимо чужих номеров и вконец осознаёт, что его вещи и правда давным-давно собраны, а внезапное желание оставить друзей надиктовано резким выводом о том, что им не стоит мешать. С таким же успехом он может посидеть и в собственном номере, только рядом с Чанбином, который, вроде, никуда не должен был уходить. А потому приходит к заключению, что лучше парни будут продолжать собачиться и собираться, чем он будет периодически прерывать их своим смехом. На самом деле он всячески пытается отделаться от мысли, что хочет провести ещё немного времени наедине с Чанбином, ибо той пары часов, что они переворачивали шкаф и разносили все тумбочки, явно не хватает, чтобы унять предвкушающее сердцебиение. Феликс едва заметно улыбается, вспоминая, как они вместе боролись с неожиданно сломавшейся молнией на рюкзаке Чанбина и закончили свои попытки тем, что свалили со стола стакан с водой, что упал точно на стопку одежды, которая теперь висит на батарее. Возвращать былой порядок вещей — приятно. Но придавать им новые краски — куда приятнее. И Феликс, как ребёнок, радуется от мысли, что в их отношениях с Чанбином тоже произошли изменения: они стали гораздо терпимее к ошибкам друг друга. А потому Чанбин даже не разозлился на неуклюжего младшего и просто одарил его снисходительным вздохом, от которого тот нервно рассмеялся. Но молнию они всё же починили.***
Небо медленно превращается в тёмно-синее полотно с едва заметными точками вдоль горизонта. С моря дует тёплый ветер; из-за чернеющих облаков выходит пятнистая луна. Внизу, рядом с небольшим закутком для уличных посиделок, стихают последние голоса. Феликс без особого внимания прислушивается к удаляющейся группе людей и глядит на распростёртую улицу, на которой невысокими маленькими зданиями стоят жилые дома. Фонарей в этой части городка больше, но всё равно недостаточно, чтобы осветить весь переулок. Феликс, понимая, что сегодняшняя ночь — последняя, когда он может в полной мере насладиться свежестью прибрежного воздуха, красотою притихших аллей и убаюкивающей тишиной отдалённости от суеты, пытается запечатлеть в своей памяти каждый уголок открывающегося вида. Он опирается руками на балконное ограждение и с вдохновением оглядывает окрестности, подмечая из раза в раз всё новые и новые детали, которые делают это место прекраснее. С лёгкостью на душе Феликс готов сказать, что очарован здешней атмосферой, ибо за всю жизнь ни разу не встречал столь пленительного города. Здесь хочется остаться на века. Позади раздаются осторожные шаги, и Феликсу не нужно оборачиваться, чтобы понять, кто к нему идёт. Через пару растянувшихся секунд его талию медленно обхватывают чужие руки, а в нос ударяет запах мяты и летнего зноя. Чанбин останавливается за его спиной и льнёт ближе, кладя подбородок на широкое плечо. От нежных прикосновений Феликса пробивает на дрожь, и он судорожно выдыхает, чувствуя себя в плену тёплых объятий. Становится до неимоверного тесно внутри, и Феликс думает, что благодаря присутствию Чанбина запомнит ночной пейзаж в миллионы раз ярче. Ощущая приятное дыхание на своей шее, Феликс сглатывает и кладёт руку поверх чужой, что покоится на его талии. На мгновение его взгляд приковывают малочисленные звёзды, и Феликсу кажется, что они начинают взрываться, — так сильно трепещет его душа. Чанбин нарочито медленно ведёт носом вдоль смуглой шеи Феликса, заставляя того покрываться мурашками от желанных ощущений. Он осторожно поднимается выше и, растягивая момент, мягко целует в чувствительную кожу. Феликс выдыхает и непроизвольно сжимает чужую руку сильнее, подставляя шею под всё новые и новые поцелуи. Кто бы мог подумать, что столь скрытный до проявления знаков внимания человек окажется настоящим ценителем прикосновений и мягких объятий. Феликс ни за что на свете не расскажет миру об их сокровенном секрете. Потому что Чанбин, который способен целоваться ночами напролёт, остаётся таковым лишь для него. Его образ для окружающих совершенно не вяжется с реальностью. — Посмотри, как красиво, — на выдохе шепчет Феликс, из-за чего Чанбин останавливается и принимается следовать за чужой рукой. — Видишь? Вот там море. — Тот самый пляж? Феликс утвердительно кивает головой. — А вот там должно быть кафе, в которое мы ходили все вместе. Чанбин нехотя разъединяет руки и становится рядом с Феликсом, опираясь на перила и смотря в густую темноту. Феликс рефлекторно делает шаг навстречу, из-за чего их плечи сталкиваются. — Хочешь пойти погулять? — с неким азартом в глазах спрашивает Чанбин. Феликс удивлённо вскидывает брови, но не может скрыть предвкушающую улыбку. — Но у нас же отбой. Чанбин смеряет его игривым взглядом и едва заметно усмехается. — И? У тренера есть дела поважнее, — мужчина всё-таки решился на серьёзные шаги по отношению к своей новой знакомой. Феликс смеётся. На самом деле он бы согласился при любом раскладе. Потому что запомнить каждый сантиметр вокруг — хочется, а с Чанбином проделать подобную вылазку будет в разы веселее. — Ладно, — кивает он. — А спускаться мы как будем, не по главной лестнице же? — и, морально подготавливаясь к «приключению», находит чужую руку и переплетает пальцы. Чужая инициатива забавляет Чанбина, и он позволяет себя улыбнуться. — Сбоку есть пожарная. Минхо сказал, что с ней всё нормально, — поясняет он, делая шаг к балконной двери, и утягивает Феликса за собой. — А он откуда знает? — недоуменно спрашивает тот, хотя примерно представляет себе ответ. Чанбин заходит в комнату и, дождавшись, когда младший последует его примеру, закрывает дверь. — Догадайся. Феликсу не нужно прикладывать особых усилий, чтобы представить себе возможную последовательность событий. Всё вполне очевидно, а потому он лишь понимающе ухмыляется и следует за Чанбином на улицу. Едва сдерживая истеричный смех от абсурдности их выходки, они выходят на территорию гостиницы и, крепко держась за руки, бредут по высеченной из камня дорожке вглубь. Обернувшись на корпус, Феликс замечает, как в окнах друзей продолжает гореть свет и сквозь занавески видятся чужие тени — этой ночью не спит никто. Чанбин подталкивает его вперёд, чтобы быстрее скрыться в темноте. Они заходят за здание бассейна и, словно маленькие дети, садятся на холодную траву, спиной опираясь на панельную стену. Отсюда открывается неплохой вид на улицы, но самое главное — здесь можно без опасений любоваться небом. Неясное притяжение не отпускает Феликса, и он рефлекторно прижимается к старшему, стараясь унять своё трепещущее сердце. Их плечи сталкиваются, и Феликс осторожно обхватывает своими руками чужую, просто потому что так удобно. Ему всегда хочется оказаться к Чанбину как можно ближе, поэтому он, будто маленький котёнок, пытается скрыть свою потребность в ласке и заботе в аккуратных прикосновениях. Чанбин нисколько не против, а потому услужливо позволяет младшему делать всё, что ему вздумается. Долгая разлука обострила их потребности в тепле, и обычных касаний становится недостаточно, чтобы унять просящие вздохи и голодные взгляды. Феликс изо всех сил пытается восполнить утерянное время, прижимаясь к чужой груди, но по какой-то причине легче не становится. Желание слиться с Чанбином воедино лишь растёт, и Феликс смотрит на него с некой обречённостью. Словно говорит, что теперь они оба до конца своих дней обязаны быть вместе и дарить друг другу украденные минуты. Чанбин в молчании смотрит на него в ответ и медленно ведёт взглядом от глаз, скрытых трепещущими ресницами, щёк, покрытых летними веснушками, до пухлых губ, что едва заметно приоткрыты в ожидании. Феликс горит под чужим взором и не может смириться с мыслью, что его сердце продолжает биться, словно заведённое. Будто они снова вернулись в ту далёкую весну, когда только-только учились любить. Ведь спустя столько времени он должен был привыкнуть, должен был свыкнуться с заполоняющими душу чувствами, но сейчас, внимательно следя за спокойной мимикой старшего, за его покрытыми ночной пеленой глазами, за его медленно заживающими губами, Феликс приходит к выводу, что Чанбин имеет над ним слишком много власти, чтобы найти в ней покой. Сколько бы лет ни прошло, сколько бы месяцев они ни провели вместе, Феликс, в отличие от Чанбина, никогда не сможет удерживать себя от неясных порывов и нервных взглядов в чужую сторону. И Чанбин угадывает его особенность, а потому старается смягчить волнение Феликса медленными прикосновениями к едва заметно покрасневшим щекам. Феликс судорожно выдыхает и доверительно смотрит в чужие глаза, стараясь найти в них ответы на леденящую душу вопросы. Как много мы упустили, ненавидя друг друга? Что было с тобой, пока я страдал в отчуждении? Ведь ты тоже? Страдал? По мне? Феликс кладёт руку на чужое плечо и рвано дёргается навстречу, пытаясь прочитать истину в потрескавшихся радужках. Чанбин ловит нетерпение, что разрядом проходится по воздуху, и предостерегающе наклоняется ближе, потому что тоже. Потому что не скрывает, что страдал не меньше и теперь хочет залечить горькие воспоминания. Теряясь в глубине карих глаз, Феликс подаётся вперёд и обхватывает старшего за шею. Он касается губами чужих и закрывает глаза, полностью вверяя себя в объятия Чанбина. Их дыхание смешивается, и тела сближаются за считанные секунды. Чанбин отвечает на поцелуй с каким-то нетерпением, а потому на мгновение прикусывает чужую губу и хмыкает, когда слышит тихий-тихий выдох. Феликс забывает обо всём на свете: о красивых звёздах, ради которых они оказались в столь позднее время на улице; о тревожащих мыслях и вопросах, что тенью бродят за ним по пятам. Единственное, о чём он может думать, — чужой язык, что ощутимо проходится по нёбу, а после сталкивается с его собственным. Рядом с Чанбином время теряет свой ход, и становится до одурения хорошо. Феликс рвано стонет в чужие губы, когда руки старшего оттягивают его волосы. Внутри происходят болезненные катаклизмы, словно ураганы, цунами и штормы охватывают его стучащее в агонии сердце. Феликс чувствует, как медленно сходит с ума от чужого напора и жара; он вытягивается, стоит чужим рукам властно забраться под его футболку и начать хаотично бродить по чувствительным бокам. Чанбин знает, куда нужно надавить, чтобы довести младшего до исступления, и нещадно этим пользуется, обхватывая тонкую талию и подталкивая Феликса к себе, из-за чего тому ничего не остаётся, кроме как оказаться на чужих подтянутых бёдрах. Чанбин отрывается спиной от стены, дабы Феликс смог обхватить его шею и громко пролепетать неразборчивые слова прямо в поцелуй. Его руки пожаром расходятся по и без того огненной коже, и Феликс ощущает, как буквально плавится от того, как Чанбин рвано касается его груди. Ещё мгновение, и он просто задохнётся от переполняющих чувств, и Чанбин до невозможности удачно отстраняется, переходя на шею и позволяя начать дышать. Его губы оставляют дорожки поцелуев, словно цветы распускаются в начале весны, переливаясь на солнце. Феликс бьётся в истерике, переставая сдерживаться и хватаясь за чужие волосы в ответ; ему плохо и душно. Как только чужие зубы смыкаются на незащищённой коже, а пальцы впиваются в истерзанные бока, Феликс выразительно стонет от боли, не в силах сдерживать реакцию собственного тела на прикосновения Чанбина. Они оба порывисто дышат и не могут перестать издеваться друг над другом, потому что до умопомрачения хочется напомнить всё самое яркое, чего они были лишены. Чанбин оставляет шею младшего в покое, будучи уверенным, что теперь там будет бордовым пятном гореть синяк — словно некий символ, и отклоняется, пытаясь поймать затуманенный взгляд Феликса, что окончательно теряется в пространстве. Они смотрят друг другу в глаза, точно ищут нечто сокровенное, и Феликс с трудом фокусируется, топя глубоко внутри желание в эту же секунду вновь впиться в чужие губы. Ему так отчаянно не хватает Чанбина, словно он сумасшедший, у которого недостаток человеческого тепла и внимания. Именно так он себя ощущает, стоит Чанбину ослабить хватку и внимательно оглядеть его лицо. Они рассматривают друг друга, одновременно борясь с опускающейся темнотой, и пытаются разглядеть изменения в лицах напротив. Феликс сглатывает, когда на замену жуткой жажде приходят невысказанные слова. Им всё ещё не представлялась возможность обсудить всё, что произошло в те ужасные три месяца. И, чувствуя тянущее томление и одновременное желание высказаться, Феликс опускает плечи. — Ты даже не представляешь, как сильно я скучал по тебе, — хрипло шепчет он, чуть сжимая футболку старшего. Чанбин распознаёт чужую перемену и аккуратно берёт ладонь младшего в свои руки. — Я знаю, — тяжело выдыхает он и одаривает его понимающим взглядом. Феликс не может разгадать, что в эту самую секунду творится в его душе. Ему не грустно, но почему-то до боли хочется высказать всё то, что столько месяцев копилось и убивало его изнутри. Чанбин сохраняет молчание, позволяя собраться с мыслями, и мягко оглаживает его миниатюрные ладони. — В тот вечер, — опуская взгляд на чужую грудь, начинает Феликс, — как только я вышел из твоей квартиры, я начал плакать прямо на лестничной клетке, — тяжело вздыхая, рассказывает он и живо представляет в воображении тот ужасный день. — Мне было так страшно. Я думал, что поступаю правильно, но всё равно не смог сдержаться. Чанбин открывает рот, чтобы что-то ответить, но замолкает, стоит Феликсу продолжить свою мысль: — Помнишь, я сказал, что ты не сможешь меня понять? На самом деле, это я себя не понимал, — Чанбин покрывается мурашками от надломленного взгляда Феликса, когда тот наконец смотрит ему в глаза. — Мне казалось, что я ничтожество и команде будет в разы лучше без меня. Я был уверен, что приношу лишь вред и мы никогда не победим, если я продолжу из раза в раз совершать ошибки, — его голос с каждым словом становится всё более надрывным, словно вот-вот и он расплачется; Чанбин инстинктивно пытается его успокоить, сильнее сжимая руку. — И стоило мне наконец принять решение, как ты сразу же попытался меня отговорить. Да, мы не так хорошо друг друга понимали и слишком часто ссорились, но в тот момент мне казалось, что ты поддержишь меня. Почему-то я решил, что ты разделяешь моё мнение, — Феликс ловит чужой взгляд и устанавливает зрительный контакт, от которого в душе Чанбина всё переворачивается. — А когда ты вместо того, чтобы согласиться, начал переубеждать меня, я умудрился разочароваться в тебе. Чанбин, ты пытался остановить меня, а я, как последний идиот, обесценил все твои попытки, посчитав, что ты не желаешь меня понять. И я не виню тебя за то, что ты ненавидел меня. Потому что виноват в этом только я. Слова рождаются с огромными усилиями, и Феликс ощущает, как ломается под их тяжестью, но вместе с тем, как в его глазах скапливаются слёзы, ему становится легче. Словно он избавляется от последних оков, что держат его сердце в заточении. Чанбин не говорит ни слова, внимательно слушая всё, что тревожит младшего. Он здесь, готовый в любой момент подхватить, если Феликс упадёт. В прошлый раз у него не получилось, и теперь они вместе расхлёбывают боль друг друга. — После того, как я ушёл, я не мог спать по ночам и сорвал все медали со стен, потому что видеть их было невыносимо. Ты знаешь, я ненавижу чувствовать себя слабым, но в то время я каждый день только и думал о какой-то своей неполноценности. И самое страшное, что рядом не было никого, кто мог бы меня вразумить, потому что я попросту всех прогнал, — Феликс невесело усмехается. — Мы порвали наши отношения; я не подпускал к себе Хёнджина, даже не задумываясь о том, как ему было больно; я игнорировал все ваши сообщения, сразу же их удаляя. С каждым днём я запутывался всё сильнее и сильнее. И сейчас, вспоминая об этом всём, я чувствую себя таким идиотом, — он облегчённо выдыхает; его голос смягчается, а по щеке спускается одинокая слеза. — Но знаешь, если бы не вы, я бы никогда не осознал, насколько ошибался, — Чанбин порывается стереть его слёзы, чуть заметно хмурясь. — Я не могу даже описать, как сильно благодарен вам всем за то, что вы приняли меня обратно. Мне кажется, в конце концов я бы просто сошёл с ума без вас. Побито глядя на старшего, Феликс разрешает себе улыбнуться, избавляясь от внутреннего давления. Под огромным впечатлением от чужого монолога Чанбин срывается и обнимает Феликса за шею, прижимая его к себе и пытаясь согреть в своих руках. Феликс удивлённо выдыхает ему в щёку и дрожащими руками хватается за крепкую спину. На мгновение ему кажется, что он слышит стук чужого сердца. — Я… мне с самого начала стоило рассказать тебе обо всём, но было слишком… страшно, — в растерянности лепечет Феликс, сбитый с толку от порывистого дыхания, что раздаётся за ухом. — Прости меня ещё раз и спасибо. Проходит несколько секунд, и Феликса начинает нервировать установившееся молчание. Чанбин крепко держит его в своих объятиях и не позволяет двигаться, но при этом не говорит ни слова. — Чанбин? — непонимающе зовёт Феликс. Чанбин делает глубокий вдох. — Ты всё время говоришь, что виноват, но ведь я не лучше, — хрипит он. — Я был готов снова возненавидеть тебя из-за своей обиды и даже не попытался нормально поговорить после того, как ты ушел. И то, что было на вечеринке, и то, что было тогда в раздевалке, мне правда жаль, — Чанбин медленно отпускает Феликса из объятий и смотрит прямо в глаза. — Прекрати винить себя. Я понимаю, что это тяжело. Но всё закончилось. Теперь ты снова с нами, и я снова извиняюсь перед тобой, — на мгновение его лицо напрягается, и он хватает Феликса за плечи. — Слышишь? — он встряхивает недоумевающего младшего. — Больше никогда даже не думай, что твои промахи способны поставить крест на общем будущем! — глаза Феликса несоразмерно расширяются. — И больше не вздумай уходить из команды! Чанбин пытается подавить внезапный приступ горечи, а потому повышает голос, и Феликс невольно смеётся с его попыток разрушить установившуюся атмосферу. Внезапное осознание порождает восхищение: Феликс, сам того не подозревая, распознаёт в мимике Чанбина нечто неизвестное, то, что никогда раньше в нём не видел. Сначала он не понимает, присматривается, но, наткнувшись на серьёзный взгляд, в конце концов приходит к выводу, что за три года их знакомства Чанбин и правда изменился. Нелюдимый, борзый и враждебный Чанбин, который в то же время преображается рядом с близкими людьми, обретает новые черты. И Феликс впервые распознаёт одну из них и чувствует, как грудь затапливает нежность, словно он открывает старшего с новой стороны. Три года назад Чанбин скорее бы отрезал себе язык, нежели чем сказал нечто подобное. Три года назад Чанбин бы развернулся и осыпал дерзкими шутками, но ни за что бы не позволил себе даже подумать о столь важных словах. Чанбин научился прощать. Чанбин научился просить прощения. Если честно, то за всё время их отношений Чанбин стал буквально другим человеком. Феликс расцветает, ощущая, как из чужих глаз медленно исчезает напряжение. Они оба начинают улыбаться. И Феликс смотрит на Чанбина, как на главную ценность своей жизни, чувствуя, как все самые тяжёлые, тёмные и удушающие воспоминания теряют свою силу, рассыпаясь на мелкие осколки. Слёзы высыхают. На горизонте душ просыпается самый яркий и красивый рассвет. — Больше никогда, — доверительно проговаривает Феликс. — Обещаю. Чанбин ему верит. В конце июня на небе не так много звёзд, они крохотные и раскиданы по всему горизонту, отчего легко перекрываются облаками. Температура понижается, и временами поднимается прохладный ветер; Феликса пробивает на дрожь, ибо чужое тепло уже не спасает. Они продолжают сидеть на холодной земле и не могут остановиться, рассказывая друг другу всё, что случилось за прошедшие месяцы: о травмах, заваленных тестах и полученных двойках, о внезапных встречах и фантастических снах. Сегодняшняя ночь становится по-настоящему откровенной, ибо в те часы, что являются самыми тёмными перед рассветом, они открывают друг другу свои души, ведая о секретах и переживаниях. Феликс искренне смеётся, когда Чанбин вещает о своих глупых одноклассниках, незаслуженных наказаниях и поездке в Пусан с двоюродным братом. Они изо всех сил отгораживаются от плохих воспоминаний и рассказывают только хорошее, и Феликс окончательно забывает обо всём, что творилось с ним ещё каких-то сорок минут назад. Чанбин буквально заставляет его заливисто хохотать и без остановки улыбаться. — Тебе холодно? — заметив, как сильно младший прижимается, резонно задаёт вопрос Чанбин. — Хочешь вернёмся? Феликс отрицательно мотает головой. — Не хочу обратно, — отвечает он и встаёт с травы, разминая затёкшие мышцы. Феликс на мгновение замирает, а после расцветает в предвкушающей улыбке. — Как насчёт зайти в бассейн? Чанбин удивлённо приподнимает брови и хмыкает, поднимаясь со своего места. — В тебе проснулся нарушитель? Благодаря долгим разговорам у Феликса поднимается настроение, отчего ему хочется совершить какую-нибудь глупость. Последний день всегда несёт за собой желание сотворить вещи, которые делать запрещено. И Феликс почти уверен, что остальные тоже не собираются проводить эту ночь в кроватях. Так почему же им нельзя? — Мы уже нарушаем всё, что только можно. Чанбин усмехается. — Как твоему капитану, мне стоило бы отказаться… Феликс закатывает глаза. — Кто первым предложил выйти на улицу? — он снова ёжится от поднявшегося ветра. — Тем более это несложно, — два года назад они уже открывали дверь в бассейн, только делали это утром и в составе шести человек. В течение нескольких секунд они мысленно пытаются друг друга переубедить, но в итоге Чанбин проникается чужой идеей и весело кивает головой. — Ладно. Помнишь, как взламывать замки? — снисходительно проговаривает он. Стоит им оказаться внутри, как в лёгкие моментально забивается едкая хлорка; Феликс с непривычки кашляет, но быстро привыкает. Бассейн нисколько не изменился за столько лет: вдоль дорожек тянутся разноцветные ограждения, которые не раз ломались на глазах спортсменов; в самом конце помещения находится небольшой отдельный закуток с высокими трамплинами, от которых сразу же замирает сердце. Здесь в разы теплее, и Феликс чувствует небывалое облегчение, когда пальцы рук едва ощутимо покалывает от перемены температур. Он подходит к бортику и садится на корточки, дотрагиваясь до прохладной воды. Чанбин подходит ближе и повторяет за его движениями. Здесь до ужаса тихо, из-за чего их голоса расходятся эхом, смешиваясь с чуть различимым гулом фильтров. Ночью бассейн кажется куда приятнее для посещений, ибо тихая атмосфера успокаивает. Феликс поворачивается к задумавшемуся Чанбину, по лицу которого нельзя понять, о чём тот думает, и медленно, чтобы не спугнуть, двигает рукой, брызгая водой. Капли попадают на чужую белую футболку и щёки, из-за чего Чанбин вздрагивает и недовольно ворчит. Феликс смеётся и предостерегающе отходит в сторону. — Нет-нет, не надо, — сквозь улыбку лепечет он, когда Чанбин догоняет его и таким же образом обрызгивает водой. Они резвятся, как самые настоящие дети, и громко кричат друг на друга, совершенно забывая о приличиях и возможности быть пойманными. Феликсу просто нравится ловить на себе игривые взгляды старшего и пытаться ускользнуть от его цепких рук. Они толкаются и сразу же ловят друг друга, беспокоясь о мокрой плитке. И что-то в этом моменте кажется фантастическим, нереальным: то, как они искренне улыбаются, вновь ощущая близость; то, как их футболки мокнут и тканью липнут к груди; то, как из огромного панорамного окна льётся лунный свет, и вода начинает блестеть. Чанбин ловит Феликса за локоть и тянет на себя, из-за чего тот издаёт испуганный вскрик, поскальзываясь, и моментально хватается за чужие плечи. Их взгляды находят друг друга, и Феликс, не сдерживаясь, льнёт к старшему. Он мягко оглаживает чужую шею ладонями и пальцами забирается во влажные волосы; прикасается губами к щекам, а после к победной усмешке. И поцелуй выходит не таким, как прежде, — не диким, ненасытным и просящим, а мягким и тягучим, словно растаявшее мороженое летней жарой. Феликс нежно сминает его губы и выдыхает, когда чужие руки оказываются на его спине, притягивая ближе. Их мокрые тела сталкиваются, и Чанбин хмыкает прямо в поцелуй. У Феликса было не так много опыта в отношениях с другими людьми, но одно он может сказать наверняка — Чанбин потрясающе целуется. Настолько, что невозможно оторваться или уж тем более остановиться, чтобы сделать вдох. Феликс готов прикасаться к чужим губам до скончания веков, потому что то, как их дыхание смешивается, то, как кожа прикасается к коже, то, как чужой язык дразняще медленно проходится по его собственному, заставляет его буквально перерождаться. Внутри огнями горит душа, и становится до бесконечности тепло. И хочется всё это тепло подарить Чанбину, который инстинктивно оттягивает его губу и сразу же улыбается в извиняющимся жесте. Вселенная будто бы останавливается и сужается до мельчайших размеров. Течение времени замедляется, и Феликс забывает обо всём на свете, что не касается Чанбина. У него трепещут ресницы и дыхание становится прерывистым. Чанбин дотрагивается до его талии, словно до хрупкого стекла, которое может в любой момент разбиться, — слишком много любви, слишком много ласки. Их пару никто никогда не называл спокойной, умиротворённой или уж тем более нежной, потому что им всегда было проще доказать друг другу свои чувства путём резких, обрывистых и терпких движений. Но такими они бывают лишь в моменты полной страсти, когда сила перебарывает чувства, и хочется доказать другому своё превосходство. Сейчас же, когда их души переживают самую настоящую весну, им хочется дарить друг другу лишь всё самое приятное, то, что способно доказать искренность их глубокой связи. А потому Феликс осторожно отстраняется, наблюдая за тем, как ясные глаза напротив приоткрываются, и целомудренно осыпает чужие губы повторными, почти детскими поцелуями. Чанбин усмехается, не сопротивляясь. А стоило бы. Феликс, в зрачках которого на долю секунды мелькает предвещающий беду огонёк, тянет Чанбина сильнее, делает шаг назад и толкает старшего в воду. Чанбин не успевает сообразить и падает в бассейн, из-за чего Феликс довольно смеётся и отклоняется в сторону, не решаясь подходить к бортику. По всему помещению разносится шум выливающейся воды. Через долю секунды Чанбин выныривает и поправляет мокрые волосы, гневно глядя на веселящегося парня. — Ну и как это называется? — недовольно спрашивает он. Феликс из последних сил игнорирует просвечивающий через футболку пресс старшего. — А нечего было подталкивать меня! — дразнится он. — Давай соври, что не хотел столкнуть меня первым. Чанбин смотрит на него, как на предателя, но всё же усмехается, понимая, что его поймали с поличным. Он брызгает на Феликса водой, из-за чего тот безуспешно пытается отойти в сторону. Между ними завязывается очередная война. Спустя каких-то пять минут Феликс оказывается таким же мокрым, как и находящийся в воде Чанбин. И никого из них не волнует, каким образом после всего этого сушить вещи. Кого вообще интересуют мирские заботы, когда вокруг тишина, спокойствие и бассейн в личном пользовании? Чанбин, прожигая младшего внимательным взглядом, подплывает к лестнице, собираясь вылезти. Феликс делает осторожные шаги ему навстречу. — Всё? — с насмешкой спрашивает он. Чанбин прокашливается. — Да, — он выглядит немного потрёпанным и уставшим от столь внезапного заплыва. — Дай руку, — и протягивает Феликсу беззащитную ладонь. Феликс смеряет его недоверчивым взором и подходит ближе, держась за перила лестницы. Чужая рука холодная, противно мокрая и пахнет хлоркой, но Феликс берётся за неё крепко. Он уже хочет помочь Чанбину вылезти, как вдруг теряет равновесие, и Чанбин утягивает его за собой обратно в воду. За секунды падения Феликс успевает прийти к мысли, что капитану верить нельзя от слова совершенно, а ещё, что глубина в этой части бассейна и правда внушительная. Он ударяется об поверхность воды и на мгновение теряется в пространстве. В следующую же секунду чужие руки обхватывают его тело и вытягивают наверх. Феликс кашляет и раздражённо ударяет Чанбина по плечу. — Кажется, я отомстил? — невинным тоном спрашивает Чанбин, на лице которого горит усмешка. Феликс смаргивает капли с ресниц и смотрит на него с неодобрением. — Один-один, если тебе так угодно, — тем не менее с веселыми нотками проговаривает он и резко надавливает на чужие плечи, пытаясь старшего утопить. Выходит из ряда вон плохо, и Чанбин моментально стискивает его тело, не давая тому возможности толкнуться из воды. Феликс устало фыркает и скрещивает ноги за чужой спиной, прижимаясь ближе. Чанбин победно усмехается, стоит Феликсу оказаться в паре сантиметров от его лица. — Перемирие? — с издёвкой спрашивает он. Феликс, выдержка которого изрядно потрепалась, закатывает глаза и кладёт ладони на чужие плечи. — Заткнись. Чанбин усмехается прямо в его губы и подхватывает Феликса, заставляя дёрнуться. Они снова возвращаются в ту атмосферу взаимного соперничества и проверок на прочность, и Феликс, в качестве наказания, игнорирует горящее в глазах старшего желание, а потому продолжает глядеть на него с полуулыбкой. Он коварно закусывает губу и намеренно провоцирует Чанбина, не отвечая на его поползновения. Странно пытаться с кем-то играть, когда буквально держишься за него руками, обхватываешь ногами и прижимаешься к торсу всем телом, но Феликс не из робкого десятка, а потому стоически выжидает, что же предпримет его на самом деле нетерпеливый парень. Не дожидаясь разрешения, Чанбин впивается пальцами в чужие упругие бёдра, из-за чего Феликс удивлённо выдыхает и приоткрывает рот в протесте. Между ними не остаётся ни миллиметра личного пространства, и Феликс медленно ведёт ладонью вниз, дотрагиваясь до очерченных ключиц, ногтями проходится по тонкой коже и забирается под мокрую футболку, надавливая на чужой напряжённый пресс. В отличие от Чанбина, он не так часто позволяет себе пренебрегать одеждой, но получает от этого удовольствия ничуть не меньше. Феликс усмехается, когда замечает мурашки, оставленные собственными прикосновениями. Чанбин утробно рычит и буквально впивается в чужие непослушные губы, которые тут же растягиваются в довольной улыбке. Феликс почти смеётся, не спеша отвечать, потому что ему слишком сильно нравится доставать Чанбина подобными выходками. И даже несмотря на то, что ему до одурения хочется с ним целоваться, он продолжает терпеть и издеваться. Потому что так просто простить свою оплошность он не способен — Чанбин тоже должен пострадать. Кажется, все вещи, чей ход когда-либо был нарушен, возвращаются на прежнее место. И Феликс распахивает глаза, когда внезапно чувствует странный толчок, и ошалело смотрит на закрытые веки Чанбина, который в конце концов всё же умудряется утянуть его в долгий и ненасытный поцелуй. Феликс ловит себя на мысли, что чужая двойственность сводит его с ума. И ничего не остаётся, кроме как в знак отмщения укусить Чанбина за и без того пострадавшие губы. — А со своей девушкой ты так же целовался? — неровно дыша, спрашивает Феликс, когда они наконец отстраняются друг от друга, и бросает на старшего издевательский взгляд. Чанбин снисходительно усмехается. — Только с тобой, — и утягивает его в новый, ещё более откровенный и глубокий поцелуй, на который тот еле-еле успевает отвечать, внутренне разгораясь. И по какой-то причине Феликс уверен, что Чанбин не врёт.***
Последний завтрак сопровождается усталыми и одновременно грустными вздохами. Кажется, будто кремовые стены становятся в разы красивее, улыбчивый персонал — доброжелательнее, а еда — в миллион раз вкуснее. Команда до последнего оттягивает момент ухода, чтобы как можно лучше запомнить каждый уголок гостиницы. Несмотря на то, что ровно через год они снова окажутся в родных стенах, прощаться всё равно больно. И парни дружно кланяются в знак благодарности. Феликс, устало хлопая глазами после беспокойной ночи, оглядывает корпус с какой-то щенячьей преданностью. Специально ищет окна их номеров, чтобы после улыбнуться. В этом месте они провели месяц бесконечных тренировок, глупых споров, радостных вечеров и счастливых улыбок. Феликс чувствует, как внутри что-то ноет от мысли об отъезде. Но стоит ему обернуться на своих друзей, как он осознаёт, что увозит с собой гораздо больше значимых вещей, нежели чем оставляет. Джисон непоседливо крутит ручку своего чемодана и без интереса слушает разговор Минхо и Чангюна, каждые пять секунд поглядывая на дорогу с какой-то жалостью. У него сияют круги под глазами и волосы чуть растрёпаны из-за периодического ветра; Минхо практически не обращает на него внимания, увлечённый спором о химических реакциях с глицерином, и Джисон слушает его с нескрываемой болью. Если не присматриваться, то можно и не заметить, как на шее младшего расцветает тот самый трофей в виде багрового синяка. И эту угрюмую картину будит подошедший Чонин, который держит в руках бледную панаму и, несмотря на явную грусть в глазах, светит глубокими ямочками на щеках. Он подсаживается к Джисону, отчего тот сразу же приободряется и начинает вещать о великом: комиксах, компьютерных играх и сериалах. Никто даже не успевает заметить, в какой момент Джисон и Чонин становятся настолько близкими, чтобы обнимать друг друга за плечи и радостно хохотать. В это же время Хёнджин сидит рядом с Сынмином на лавочке и, мило улыбаясь, рассказывает о планах родителей после их приезда. Кажется, они собираются посетить свадьбу его двоюродной тёти, и Хёнджин ненавязчиво зовёт Сынмина поехать с ними. И его нисколько не беспокоит, что тот в общем-то не является членом их семьи. Посему Сынмин яро пытается ему напомнить об этом, но выходит явно неудачно, и в итоге ему приходится согласиться при условии, что родители Хёнджина не будут против. Феликс смотрит на людей, которые являются его второй семьёй, и не может сдержать гордую улыбку от осознания, что может звать их собственными друзьями. Он вновь и вновь убеждается в том, что нет ничего прекраснее, чем иметь рядом тех, кто всегда готов подставить плечо помощи, выслушать и утереть слёзы. Феликс счастлив, зная, что вокруг него находится столько верных и понимающих людей. Отныне он больше никогда даже не подумает оставить их. Феликс собирается с лёгкостью на сердце следовать данному обещанию. Всего в каких-то несчастных метрах от вдохновлённого Феликса стоит такой же заспанный и помятый Чанбин, который тем не менее внимательно наблюдает за младшим и подмечает каждое его движение. Феликсу не нужно оборачиваться, чтобы знать. Давным-давно позабытый запах обивки заставляет Феликса вздохнуть от наплывающих воспоминаний. Он глядит в удаляющийся с каждой секундой горизонт и ощущает, как наполняется новыми силами для того, чтобы двигаться вперёд. С каждым метром, что отделяет их от гостиницы, он понимает, что приближается к чему-то важному, чему-то что вновь изменит его жизнь. Но на этот раз — только в лучшую сторону. Автобус гудит от непрекращающихся обсуждений из-за уже начавшейся ностальгии по загруженным дням. Может ли такое быть? Когда впечатления проясняются по мере того, как дорогое сердцу место отдаляется, может быть всё. И Феликс со смехом выслушивает доселе неизвестные истории о том, как поздней ночью, распивая то самое пиво, парни почти валились с балкона от смеха; как Джэхён своровал футболку Мунбина, и они бегали по всему номеру друг за другом, в итоге разбив торшер; как Юта забыл ключи от номера и пытался собственными силами отпереть захлопнувшуюся дверь. В груди рождается бесконечная галактика, состоящая из любви и нежности, и Феликс покрывается мурашками. Иногда чёрные полосы в жизни просто необходимы; проблемы, разочарования и боль — необходимы. Чтобы после них видеть мир в тысячи раз ярче, чтобы постигать то, что не дано понять в обычной жизни. Ведь в конце страшного, жуткого и убивающего коридора всегда находится та самая приоткрытая дверь, из которой льётся белый прожектор света. Ведь самое тёмное время суток — прямо перед зарёй. Ведь весна не может случиться без предшествующей зимы. И всё самое красивое, важное и ослепительное постигается лишь сквозь боль и утрату. Феликс на мгновение кличет себя ненормальным, потому что внезапно приходит к выводу, что три месяца страданий стоили того, чтобы сейчас в полной мере ощущать витающее в воздухе тепло, чтобы наконец постичь ту ценность его настоящего. Все трудности обязательно окупятся. Главное — не сдаваться. Феликс больше не жалеет о своих ошибках. Потому что они привели его туда, где он чувствует себя нужным, где он — должен быть. С широкой улыбкой он оглядывает самых близких людей в своей жизни и ощущает себя так, будто может свернуть горы рядом с ними. Он и правда способен на это; они все способны, находясь вместе, совершить чудо. Переведя взгляд на сидящего рядом Чанбина, Феликс даёт себе обещание бороться до конца, ради новых начал. Он осторожно находит чужую руку и переплетает их несоразмерные пальцы. На мгновение на лице Чанбина появляется игривая усмешка, и он поворачивается к Феликсу, улыбаясь. Смотря на отражение в бездонных глазах Чанбина, Феликс как никогда чувствует уверенность в собственных силах. Отныне он явственно видит то самое будущее, в котором они крепко держат золотую мечту и искренне гордятся тем, что могут называть себя одной командой. Если сегодня вас преследует неудача, это ещё не значит, что завтра не взойдёт солнце.