Дылда и однорукий

Мира не услышала, что он ей сказал, но, судя по тому, как красноречиво они после этого друг на друга смотрели, сказал он ей что-то очень впечатляющее. Затем её леди нехотя, с заметным волевым усилием, оторвала взгляд от своего гостя и посмотрела на Миру: — Всё хорошо. Можешь идти. — Точно, леди Тарт? — Точно. — Как скажете, леди Тарт. Она смотрела, как Мира удалилась, тихонько закрыв за собой дверь. Потом прикрыла глаза, пытаясь совладать со своими мыслями. Он был здесь. Он был здесь. Он стоял совсем близко. Он слишком громко дышал. Он дышал. Боги, святые боги, он дышал. Дышал! — Садись, - неожиданно приказным тоном сказала она, кивая на один из стульев за столом. Эта комната называлась переговорной, и Бриенна всю свою жизнь совершенно не понимала, зачем она им в доме нужна, с кем они собираются переговариваться. Её отец всегда настолько спокойно вёл дела, что даже незнакомые ему люди, явившиеся в дом по какой-то причине, сразу становились дражайшими гостями. Зачем им, в таком случае, была нужна специальная комната, устроенная для дипломатических переговоров, Бриенна не знала. Но вероятно, именно в этом моменте и заключалось предназначение этой загадочной комнаты. Когда Джейме дошёл, прихрамывая, и послушно сел за стол, Бриенна ещё немного подождала, пытаясь собраться с мыслями. Затем села напротив с нарочито напускным спокойствием, но всё её выдавало - дрожащие пальцы, бегающие глаза, сбивчивое дыхание. Встретились взглядами. Её взгляд был смятённым и недоверчивым, его – влюблённым и виноватым. — Говори, - наконец, сказала Бриенна. — Хорошо, - поспешно ответил он. - Скажи, что именно ты хочешь услышать. Я всё скажу. — Хочу услышать, почему ты уехал к Серсее прямо из моей кровати. Джейме опустил взгляд и послушно кивнул. — Подробно. Чтобы я всё поняла. И начни с момента пораньше, пожалуйста. — Если с момента пораньше, - не раздумывая, начал Джейме, глядя на столешницу, - то я родился близнецом. Бриенна раздражённо цокнула языком. Джейме поднял на неё удивлённый и чуть испуганный взгляд - «чем я успел тебя расстроить?». И Бриенна, увидев этот взгляд, смущённо отвела глаза. Он не издевался. Он действительно хотел начать с момента пораньше, чтобы она всё-всё поняла. — Что-то не так? — Нет, всё так, - поспешно ответила Бриенна, всё ещё стесняясь поднять на него взгляд. - Расскажи. Я не знаю, каково это – быть близнецом. Джейме задумчиво посмотрел на неё. Это была фраза, которую ему уже давно хотелось от неё услышать. «У вас есть братья или сёстры, моя леди?». И на долгие годы она оставила этот вопрос без ответа. «Ты – единственный ребёнок». «Я же сказала, что да». «Ты не говорила». «Говорила!». А он очень хорошо запомнил, что она ему не говорила. Так же, как она не знала, каково это – быть близнецом, он не знал, каково это – быть единственным ребёнком. Никогда не соперничать за любовь отца. Никогда не задаваться вопросом, почему с тобой всё в порядке, а твой любимый брат родился со слишком уж заметным физическим недостатком. Никогда не чувствовать того, что он всю жизнь чувствовал к Серсее. — Это… - попытался начать он, но остановился, качая головой. - Это слишком сложно объяснить. Это… как будто всё, что ты делаешь, ты делаешь не только за себя. Как будто у тебя есть не только ты сам, но и другая версия тебя, которую ты не можешь контролировать. Но думаешь, что можешь. Он чертовски боялся поднять на неё глаза. Ему было стыдно как никогда. Он решил ей рассказать всё, абсолютно – даже то, что он и сам себе никогда внятно не рассказывал. Он знал, что это будет нелегко, но не мог представить, что настолько. — Ты не захочешь меня видеть, если я расскажу, - выдавил Джейме, с ненавистью глядя на столешницу. — Я не захочу тебя видеть, если не расскажешь. Он чувствовал, как его позвоночник обвивает какая-то мерзость. И она подступает всё выше и выше. — Тебе будет больно. И эта мерзость мешает дышать. Мешает даже держать спину прямо. — Мне уже больно. Но если ты сейчас остановишься, мне будет больнее. И эта мерзость закипает. И долбится в стенки кожи. — Ты не захочешь… И расширяется. Постоянно расширяется. Вот-вот выйдет наружу. Вот-вот… — Хватит за меня решать! Я хочу! — Ладно! - в тон ей крикнул Джейме, чувствуя, что вся эта мерзость взорвалась и теперь неконтролируемо расплескается по комнате. - Хочешь? Ну так получай! Я всегда её любил! Всегда! Джейме в слепой ярости вцепился взглядом в Бриенну, совершенно при этом не воспринимая её лицо. — Я ещё имени своего не знал, а уже её любил! Я ещё лица её не запомнил, а уже её любил! Нас клали вместе в одну колыбель. Нас вместе пеленали, вместе укачивали. Ну как я мог её не любить? Как?! Бриенна смотрела на него. Но он этого не замечал. Он не замечал ничего, кроме расплавленной, кипящей гадости, через все края выходившую наружу. — Всю жизнь! Всю жизнь в одной комнате, в одной кровати, и она… Она всегда рядом. Всегда рядом! Как копия меня, только лучше! Ни одного дня детства я не провёл, не думая за нас двоих! Он кричал, на каждой фразе почти подскакивая на месте. — И вдруг, нате – ах ты маленький мерзавец, а ну убирайся из её кровати! А какого ж дьявола, мне кто-то объяснил?! Нет! Нет, седьмое пекло, никто не объяснил! Ни единая блядская душа мне не объяснила! Всю жизнь, всю жизнь в одной колыбели, в одной кровати, и вот так здорово – нельзя! Пошёл прочь! А какого хрена?! Будто… Будто этого я захотел! Будто это я так выбрал! Будто это я себя сам в младенчестве завернул в одно с ней одеяло! Будто меня вообще кто-то спрашивал! Его передёрнуло от всего того, что он озвучивал и осознавал. Но вся эта мерзость уже отлетала от него, как масло на раскалённой сковороде. Он говорил, странно корчась, передразнивая чей-то тон. — И вдруг – убирайся! Убирайся! Нельзя! А почему?! А почему?! Да не смей даже спрашивать! Убирайся! Убираться куда? Убираться из своей комнаты? Убираться из своей постели? Убираться от самого себя, только в шёлковой сорочке?! Да как бы не так! Это моё место! Всегда было моим местом! У меня нет другого! Он с силой провёл руками по лицу, и даже не представлял, насколько это пугающе выглядело со стороны с одной ладонью и одной культёй. Но в этот момент ему было всё равно. Он совершенно не замечал ни свою культю, ни свою Бриенну. В этот момент он был целиком поглощён этой кипящей, шипящей мерзкой гадостью. — Я всегда так жил - есть не только я! Есть ещё она! Она! Она… Моя копия. Моя сестра. Моя близняшка. Моя любовь, моя семья, моя королева… Кто же виноват в том, что я весь свой блядский мир заключил в одном человеке?! Ну вот кто?! Может, я? Может, она? Может, мать, породившая нас на свет вместе? Может, отец? А может, вообще Тирион, который всегда! Всегда интересовал отца больше, чем мы с Серсеей! Всегда его рост его увлекал больше, чем всё наше существование с ней. Семеро, ну или сколько вас там, если бы он просто оставил его в покое и дал ему жить, то может, и заметил бы? Как не хотим даже заговорить ни с одним другим блядским человеком, кроме друг друга! Может, и заметил бы, как она на его глазах стянула с меня сорочку! Ну вот кто виноват, кто?! Он схватился за голову и опустился к столу, потому что эта кипящая мерзкая жижа давила его своим весом. — И я всегда думал: ты можешь контролировать её. Можешь. Можешь понимать её. Можешь чувствовать её. Мочь-то можешь, только вот кого – её? Моего близнеца? Мою любовницу? Мою сестру? Мать моих детей? Мою королеву? Кого, кого ты можешь контролировать? Кого – её? Вопрос повис на какие-то секунды в тишине, и Джейме истерически рассмеялся: — А никого, чтоб его так! Никого! Она - другой человек! Она - не моё отражение в зеркале, и не моя тень! Как я могу её контролировать, если она - другой человек?! Да никак! Она не то, что через море меня не почувствует, я в соседней комнате от боли заору - она и ухом не поведёт. Откуда эти блядские мысли, что мы друг друга чувствуем? Что это вообще было - очередная навязанная мне байка про близнецов или очередная выдуманная мной сказка? Он продолжал истерически смеяться, и, вкупе с выступающими на его глаза слезами, это выглядело по-настоящему пугающе. — Всю жизнь условия! Всю жизнь какие-то блядские уморительные условия! Я люблю тебя, люблю, но только если ты будешь молчать. Люблю тебя, но только если ты будешь всегда рядом. Да, конечно, я люблю тебя, но только если ты вступишь в королевскую гвардию и никогда не сможешь жениться. Я люблю тебя, но только если ты перестанешь столько времени проводить с Тирионом. Люблю тебя, только ты потерпи, что я выхожу замуж за кого-то другого. Я люблю тебя, только если ты убьешь кого-то. Я люблю тебя, только если ты выполняешь мои приказы. Я люблю тебя, только никогда, никогда я тебе не буду этого показывать. Ну что это вообще такое? Это и правда была любовь?! Смех продолжался, только он становился каким-то более мрачным, и менее истерическим. — А потом вдруг! Что значит – ты не хочешь делать так, как я говорю? Ой, ну тогда я тебя не люблю! Ну, видят Семеро, типичная тактика семьи. Что она, что отец – если ты не выполняешь мои приказы, я тебя больше не люблю, ты мне больше не сын, ты мне больше не брат, ты мне больше не наследник… Да в пекле я видал подчиняться их приказам, боги, всю жизнь одни условия и приказы! Он чувствовал, как по его щекам бегут слёзы, и понимал, что конкретно эти слёзы не по нему, не по Серсее и не по отцу, а по Тириону. Всю жизнь он ему очень сопереживал, но никогда не понимал, что он чувствует. Теперь, кажется, он начал представлять. — И я… Я… Он судорожно вдохнул, потому что остатки мерзкой жижи всё ещё выходили, а он уже устал от неё. — Я всю жизнь таким и был. Я сделаю… что угодно, только не оставляйте меня. Я буду тем, кем вы хотите, только любите меня. Я убью, предам, солгу, что угодно – только будьте рядом, не бросайте меня одного. Всю свою жизнь я… цеплялся за них, как приставший к господину попрошайка. К отцу. К Серсее. Особенно к Серсее. Боги, до чего я дошёл… Он хаотично перебирал мысли, вспоминая эпизоды жизни, за которые ненавидел себя. — Но я всегда думал, что так правильно. Так и должно быть. Никто и никогда не примет меня, только она. Никто и никогда не почувствует меня, только она. Никто и никогда не поймёт меня. Только она. Только она, только она, только она… Мой мир уже был сведён к одному человеку, а тут я уже и свои мысли потерял, потому что во всех мыслях только она, только она, только она… Как яд, расползающийся по каждой капле крови в теле. Он закрыл глаза и глубоко вдохнул. — А потом… Заполонявшая его чёрная жижа ушла. Она выкипела из него, вылилась, и просто испарилась. Эта жидкая мерзость, столько лет душившая его, наконец отступилась и исчезла, будто её и не было. — А потом ты. Он отдышался, потому что совсем сбил дыхание в истерике. Вытер слёзы, которые слепой пеленой застилали его взгляд. И увидел, наконец, Бриенну. Она сидела напротив, испуганно вжавшись в стул, крепко обхватив свои руки на коленях. Она смотрела на него распахнутыми испуганными глазами. Из них бежали слёзы. Она сжала губы и печально изогнула брови. Боги. Святые боги. Как она была красива. Джейме потерялся в мыслях. Когда мерзкая жижа, вскипев и испарившись, наконец из него ушла, он почувствовал такую лёгкость, что даже голова закружилась. — Я… Я… - совсем тихо пробормотал он. - Я не знаю до конца, зачем я к ней поехал. Я правда наверняка не знаю. Но когда я понял, что это конец, я понял, что должен сделать что-то. Иначе она так и будет отравлять мои мысли всю жизнь. Прокрадываться туда, куда её не звали, и портить всё, что есть. Разве это было бы честно – если бы я постоянно думал о ней? А что… А вдруг… А вот если… А вот мало ли… Боги, ведь я же изменился, разве она не могла? Если уж для меня нашлось место, нашлось прощение, нашлось принятие… Может, и для неё найдётся, она ведь мой близнец, она ведь по идее тот же самый человек? Я… Я… Я уже знал, что это не так. И всё равно. Всё равно. Я раз за разом возвращался к этому в мыслях. Бриенна тяжело вздохнула. Ей и впрямь было больно. Она и впрямь не хотела этого слышать. Но она знала, что надо – это как когда прижигают рану. Надо перетерпеть всю эту боль, чтобы потом не стало хуже. — И когда я решил уехать… Я понимал, что иначе никак. Я не смогу всю свою жизнь провести с этими мыслями. Они меня мучают. Мне от них больно. Я не хочу думать о ней, когда я рядом с тобой. Я не хочу вообще больше думать о ней, но для этого… Для этого мне нужно было в последний раз убедиться. Она - не я. Она другой человек. Я ничего никогда не смогу с ней сделать. Я никогда не смогу принять её такой, какая она есть. Она никогда не сможет принять меня таким, какой я есть. Она уже никогда не исправится. Редкие слёзы мерзко щекотали его щёки и собирались в бороде. — И я… Я приехал. Я её нашёл. Она даже выглядела почему-то совсем не так, как я её запомнил. Она уже… впала в безумие. Не знаю даже, на что я рассчитывал. Она думала, я приехал её спасать. Думала, я кинулся ей на помощь. А я что? Я… Я был бы готов ей помочь. Я был бы готов её спасти, правда. Если бы я увидел, что могу. Если бы видел, что её можно спасти. Если бы увидел в ней хоть каплю… Хоть каплю… Я не знаю, чего-нибудь. Он сквозь слёзы смотрел на Бриенну. Она не сводила с него взгляд. — Но даже в этот момент. Даже перед лицом смерти. Даже в этом… дьявольском огненном кошмаре. Я не увидел в ней ничего, кроме злобы и безумия. Ни грамма того, что я себе придумал. Только тёмную, отравляющую злобу, только слепящее, жгучее безумие. И я… Она… Он почти перешёл на шёпот. Слова давались тяжело. — Она сказала, что я умру с ней. Что мы умрём вместе, как и пришли в этот мир. Он глубоко вздохнул и прошептал: — А я сказал, что умру в руках женщины, которую люблю. И это не она. Он замолчал, и на какое-то время всё окутала тишина. Он перевёл взгляд на столешницу, потому что перед его глазами очень ярко вставала картина смерти Серсеи. — Она… Она… На меня кинулась… Что… Предатель и… Всё такое. А люди в безумии очень страшны, - прошептал он. - Правда. И я… В общем… Он закрыл рукой лицо и глубоко вздохнул. — Даже когда через неё прошёл клинок. Даже когда она поняла, что это конец. Я не увидел ничего. Я не увидел ни капли сожаления или раскаяния. Он убрал руку и прошептал: — Я снова увидел только ненависть и страх смерти. Вот и всё. Даже в самые последние моменты. Но… - он снова тяжело вздохнул. - Это то, что мне нужно было увидеть. Иначе я бы никогда это не отпустил. Он замолчал. Повисла тишина. Поднимать на неё взгляд он не решился. Он не был уверен, что она теперь захочет его видеть. Когда он умирал, он только о ней и думал. Когда он понял, что выживет, он тоже думал только о ней. Ничего постороннего не проникало в его мысли. Только Бриенна Тарт. Бриенна Тарт и её изумительные голубые глаза. Её нежные мягкие руки. — Каждый выбор, который я сделал в жизни, был неправильным, - тихо сказал Джейме. - До того, как я встретил тебя. Он слышал, как она всхлипывает, но всё равно боялся поднять глаза. — Оставить тебя одну в Винтерфелле тоже было неправильным выбором, но… - он сделал паузу и глубоко вдохнул. - Я хотел, чтобы это было последним в моей жизни неправильным выбором. — Неправильно было не оставлять меня одну, а сказать всё то, что ты сказал, - Бриенна плакала, но голос у неё был твёрдым. Она злилась. Слава богам. Пусть лучше она злится, чем совсем ничего к нему не чувствует. — Я не хотел, чтобы ты слишком переживала, если я не выживу. — Это не сработало, - резко ответила она. Джейме затравленно на неё посмотрел. Всё верно. Все эти чёрные одежды на Тарте посредь бела дня. Она носила по нему траур. Она весь месяц носила по нему траур, думая, что он умер в резне вместе с Серсеей. Но он с её кровью на клинке выкарабкивался в те места, которые, на его взгляд, были безопасны. То, что его не завалило при обвале, и то, что Тирион нашёл его раньше, чем он скончался от кровопотери, было чудом. И он хорошо помнил, что, отключаясь в одном из коридоров, вспоминал Бриенну. «Что ты делаешь?». «Умираю». «Ты не можешь умереть. Тебе надо жить». И хорошо помнил, что первой мыслью, когда он очнулся в лазарете, было: «Что с Бриенной?». «Милорд предупреждал, что вы спросите. Просил передать, что всё хорошо, она в Винтерфелле». «Слава Семерым. Я должен ехать к ней. Должен сказать, что я жив». «Я бы так не торопился с выводами, милорд». И ему казалось, что выжил он только потому, что не хотел умирать без неё. Не хотел, чтобы её последнее воспоминание о нём было таким ужасным. Не хотел, чтобы его последним воспоминанием о ней были её слёзы. — Так ты вытолкнул Брана из башни из-за неё? Её голос вырвал его из воспоминаний о горящем, рушащемся городе. Он поднял на неё взгляд. — Да, - с нескрываемой горечью в голосе ответил он. - Он застал нас с Серсеей. Она испугалась, что он всем расскажет. Бриенна в смятении сдвинула брови и отвела взгляд. — А мне ведь это тогда казалось абсолютно правильным поступком, - с горькой усмешкой выдавил он, хватаясь за голову. - Боги, кем же я был. — Но Бран… - в замешательстве протянула Бриенна, вспоминая поведение мальчика в Винтерфелле. — Он сказал, что… всему было предназначено так сложиться. Бриенна вздохнула. Встала из-за стола, прошла несколько нервных шагов туда-сюда. — И про Риверран ты говорил серьёзно? Джейме покачал головой. — Я не знаю. — Не знаешь? Ты вырезал бы сотни невинных ради неё? Джейме вздохнул. — Нет. Бриенна возмущённо выдохнула, пытаясь сдерживать слёзы. — Тогда что за... Что за бред ты наговорил? — Я не мог просто так остаться, - резко сказал он, вставая из-за стола. - Она же заказала меня наёмнику! И если бы я сказал, что еду убивать её, разве ты бы не вскочила тут же на лошадь и не поехала вместе со мной? А ведь для тебя там было во сто крат опаснее, чем для меня. Он стал медленно подходить к ней. Она смотрела на него не то в гневе, не то в смятении, не то в каких-то других чувствах. — Но ты же мог бы мне всё объяснить, - сквозь слёзы выдавила она, глядя, как он приближается. — Ты отговорила бы меня. Ты ведь и так меня почти отговорила. Она очень старалась сдерживать слёзы, но не могла. — Знать, что ты считаешь меня хорошим человеком. Знать, что ты хочешь, чтобы я был рядом. Бриенна, клянусь, это всё, чего я бы в жизни хотел, - он остановился прямо перед ней, заглядывая в её лицо. - Но я не мог остаться, позволяя своим мыслям отравлять нашу жизнь. Я должен был с ней покончить. На его глаза снова выступили слёзы. И он облегчённо выдохнул: — Теперь я с ней покончил. Бриенна смотрела на него. Джейме смотрел на неё. Она истерично всхлипнула, повторяя его облегчённый выдох. Джейме аккуратно притронулся ладонью к её щеке. — Я знала, что должна тебе верить, - проплакала она, проводя щекой по его ладони. Джейме подошёл вплотную, чтобы она была ближе. Ближе. Ближе. Он слишком долго пробыл вдали от неё. — Потому что я знаю, что ты хороший человек. Я знаю, что ты изменился. Он прикрыл глаза, переваривая её слова. — Мне жаль, что тебе пришлось убить сестру, - прошептала Бриенна. - Но будь она проклята, если хотела отнять тебя у меня. Джейме покачал головой. — Нет. Нет. Никто нас друг у друга не отнимет, - прошептал он. Она упала головой на его плечо, переходя на рыдания. Он обхватил её талию и прижал к себе, утыкаясь носом в её волосы. Бриенна была истерически счастлива. Джейме был истерически счастлив. Они, наконец, были счастливы.