Through the Night

- Это была почетная отставка, - Йен прижимал пистолет к виску, его руки дрожали, и Микки замирал от того, что тот может случайно нажать на курок. - Но это неправда, - его голос стал глухим и охрипшим. Йен покачал головой из стороны в сторону, и слезы потекли по его лицу. Безумие, пробежавшее волной по его телу, на мгновение повергло Микки в ужас. Он схватился за ствол, чтобы отвести его, но отшатнулся от боли.Тот обжигал руки жаром. - Разве ты этого не чувствуешь? - слова слетали с губ Йена, а не с его собственных. И пронеслась мысль, что это ужасно странно, потому что это он хотел спросить, почему тот держал раскаленный пистолет, который должен был обжечь ему руку… Только посмотрев вниз, на свое тело, он понял, что был единственным, кого подстрелили. Микки проснулся в панике. Его тело словно вырвалось из сна быстрее, чем разум это понял. Он скинул с себя тонкое, колючее одеяло и уставился на голую кожу в поисках пулевых отверстий. Все, что он увидел - выразительные синяки по форме длинных пальцев, начинающие наливаться на бедрах. Йен подвинулся к нему, все еще спящий, но явно бодрствующий в своем сне. Его тело подергивалось, а кожа была горячей и раскрасневшейся, как будто от лихорадки или после образцового, качественного секса. - Черт возьми, Галлагер, - он дрожащей рукой провел по рыжим волосам и снова уронил свою голову на подушку. - Ты меня убьешь нахрен когда-нибудь. Бледные веки дрогнули, и он обнаружил, что смотрит прямо в глаза Йену. Что-то пронеслось по зрачкам, окруженным серо-зеленой радужкой, и Микки пожалел, что у него не было больше времени, чтобы разобрать, что же так стремительно в них исчезло. - Привет, - от утренней хрипотцы в его голосе Микки захотелось свернуться калачиком внутри себя. - Плохие сны? Йен отрицательно покачал головой. - У тебя? Он облизнул внутреннюю сторону нижней губы. - Нет, - они оба были отстойными лжецами. Пока он еще более или менее ходил в школу, Микки занимался там проектом по естествознанию - вырастить растение в темноте, под коробкой. Единственным доступным источником света был маленький квадрат, вырезанный сбоку, и он помнил, как считал, что росток, безусловно, загнется без солнца. Три недели спустя он ворвался в класс и сорвал коробку, потому что ему было паршиво от убийства этой безобидной зеленой херни в полной темноте, но росток не сдох, он тянулся к свету. Он искривился, скособочился и, практически, завязался в узел вокруг какого-то сорняка, но все еще был жив. Солнце заглядывало через жалюзи окна рядом с ними, и Микки думал, были ли они похожи на это глупое уродливое растение. - Я скучал по тебе. Он закрыл глаза и позволил себе опьянеть от слов. Его рука потянулась к животу Йена, и он хотел сказать так много, но это могло бы все разрушить. Он не умел быть красноречивым и поэтичным на словах, а ими можно было убить. Кулаки могли тебя подвести, а вот слова - нет. Йен придвинулся ближе и почти замер, вздыхая от его прикосновений. Это напомнило ему самое начало. Когда все было таким отчаянным и хрупким, напропалую, без понятия примет тебя или отвернется другой. - А это что? - Микки обнаружил, что его голос упал до шепота. Он даже не знал, что способен шептать. Йен положил руку на его ладонь, которой Микки прослеживал следы глубокой резаной раны под ребрами. Они изучали шрамы друг друга всю ночь, пока у обоих не осталось другого выхода, кроме как перестать задавать вопросы. - Война. - Что случилось? Тот пожал плечами, и Микки не мог не заметить, как напряглись его мышцы. - Порезали. Микки не знал, почему, но чувствовал, как что-то изменилось прямо сейчас. Как будто он пролистал последние страницы и заметил, что на них кто-то умирает, но еще не разобрал кто именно. --- - Похоже, ты с утра в настроении, - Фиона улыбнулась ему и продолжила готовить завтрак для Карла и Лиама. - Хорошо выспался ночью? Йен схватил тост с тарелки Карла и рассмеялся, увидев, как тот нахмурился. - Да, есть немного. Фиона просияла, и ему стало неловко от того, сколько радости это ей доставило. - Ну здорово, продолжай в том же духе, малыш. На этот раз он улыбнулся еще шире и кивнул. - А где Дебби? - О, она осталась с друзьями вчера вечером. У какой-то шлюхи, парни в очередь у ее дверей выстраиваются. Надеюсь, вернется домой без ЗППП. - Сестринский секс - мерзость, - Карл отложил вилку и встряхнулся, как собака, выбрасывая эту мысль из головы. Ему хотелось посмеяться. - И это моя реплика, - он дружески выставил Карлу средний палец и повернулся, чтобы вернуться наверх. - Ой, Йен, подожди! - позвала его Фиона. - Мэнди звонила, хочет выйти пообедать с тобой и ребенком. Я сказала ей, что ты все еще потерян для мира, но может тебе стоит пойти. Выбраться из дома. - Да, конечно, звучит здорово. Вообще-то, нет. Он вернулся в свою комнату и стоял, уставившись на смятые простыни на кровати. В воздухе все еще висел запах Микки. Лип, в основном, переселился в дом Милковичей, поэтому редко ночевал здесь. Карл часто отрубался на диване, без сомнения, под хмельком и не в состоянии добраться до комнаты, а Лиам был в той фазе, когда хотел спать в постели Фионы, которая могла заставить его ночных чудовищ рассеяться. Ближе к понятию "собственная комната" Йен в жизни не стоял. Он отбросил рубашку в сторону и стал рыться в поисках более чистой. В зеркале возле двери отражался шрам, которым Микки так заинтересовался за несколько минут до того, как выскользнуть из дома. Теперь Йен провел по нему рукой. Шрам был адски уродливый, скрученный, как будто кожа нарочно не хотела заживать правильно, просто чтобы еще больше подчеркнуть воспоминания. - Что случилось? - Порезали. Когда у тебя так много шрамов, ты начинаешь их ранжировать. Лучший способ их помнить. Этот был вторым в его списке, после того, от пинка Микки по лицу. - Какого хрена ты делаешь? - он не мог думать, кругом стоял такой оглушительный гул и повсюду были тела. Человек, кричавший на него, истекал кровью, и он не мог ему помочь. - Ты что, крышей поехал? Он не знал, что мина все равно взорвется. Все было напрасно. Почему он вообще думал, что войной можно вышибить войну, как клином? Его глаза зажмурились, и он уверенно протянул руку к себе. Он упал на колени и дал устроиться в ладони рукояти ножа, лезвие которого теперь любовно и точно вонзилось в кожу. Последнее, что он увидел перед тем, как потерять сознание, были веки его единственного здесь друга, которые закрылись с трепетной дрожью. Йен хмуро посмотрел на себя в зеркало, прежде чем натянуть новую рубашку через голову. По пути к двери он понял, что на самом деле это рубашка, которую он купил Липу на Рождество несколько лет назад. Мысль о том, что он должен вернуться и надеть свою, боролась с пониманием, что он уже так долго притворялся своим братом... что, кажется, только эта вещь и была самой подходящей.