Through the Night

- Ты знал, что разговариваешь во сне? - Йен подложил один локоть под голову, как импровизированную подушку. Микки медленно моргнул, оглядывая комнату вокруг себя. Это была его комната. Они лежали вдвоем в обнимку в его постели, голые. Волосы Йена торчали озадаченными прядками ровно настолько, чтобы напомнить ему, что раньше они были немного длиннее. Потихоньку тот укоротил их - поначалу вообще сбрив, так и кричало об армии. Забавно, потому что это было не единственной вещью, которая заставила Микки нарушить свое собственное правило: не говорить о такой гей поеботе, как одежда и волосы. Это было прямо перед его уходом. Микки понял, что больше не может определить, были ли волосы Йена длиной, предписанной инструкциями или просто его рыжая башка наконец-то нашла свой бритый почти под ноль стиль. Это напугало его, напугало до чертиков на самом деле. Он даже спросил, и Йен просто отшутился, сказав, что Микки становится параноиком. Может, так оно и было. - Нет, не болтаю я во сне, - Микки откатился от него. - Моя голова меня нахуй убьет. Кровать прогнулась и застонала, когда Йен перевернулся на спину и вытянул руку. Ладонь улеглась широко растопыренными пальцами вверх, и Микки рефлекторно двинулся, чтобы ухватиться за них. У Йена были мозолистые руки, и это ему нравилось, это убеждало его в том, что он не может разрушить его, ударить слишком больно. Мозолистые руки показывали опыт, это было практическое и убедительное доказательство того, что ты всю свою жизнь боролся и выживал. Их одежда была беспорядочно разбросана по полу, и он действительно не помнил, как вернулся сюда. Он чувствовал это - тень прошлой ночи, что-то копошилось на краешке сознания. Он чувствовал себя живым и голодным от того, что проснулось внутри него, и он мог чувствовать каждую точку на себе, к которой, он знал, прикасался Йен. Он просто не мог вспомнить. Микки посмотрел на свою руку и почувствовал, как сильно сдавил ладонь Йена, но тот даже не вздрогнул. Он просто смотрел Микки прямо в глаза и не показывал никаких признаков боли. Он быстро отпустил хватку и моргнул, успокаивая мельтешение в глазах. - Перестань мотаться по койке, меня от этого тошнит. Йен засмеялся и так затих, что стал похож на статую. - Тебе не следовало так много пить. - Мне? Это шутка, да? Когда я зашел, ты сам уже был в лоскуты. Он зашел и выпал… На уровень за пределами "надраться" - где-то между полным эмоциональным позорищем и потерей сознания. - Кто такая Стелла? - голос Йена прошептал имя, и Микки почувствовал, как у него внутри все сжалось. Есть очень специфическое чувство, когда ты знаешь, что вот-вот настанет полный пиздос. Ему это всегда представлялось близким к тому самому моменту, когда все потрясения жизни мелькают перед глазами, за исключением того, что ты не умираешь после этого, так что результат еще хуже. У тебя рвется нутро, и ты наблюдаешь, как твои спрятанные, постыдные куски собственной сути выпадают прямо на вечеринке со стадом детей, которые с любопытством растаскивают эти ошметки. За исключением того, что никто не вернет тебе ни кусочка, и каждый сопливый пиздюк захочет, чтобы ты объяснил, а что это такое, и почему у тебя есть, и для чего нужно. - Никто, - он на мгновение проигнорировал тошноту и двинулся быстрее, чем тот, кто активно пытается не блевануть, хотя уже должен бы. - Ты вчера кончил, пока та девица тебя танцевала? - Ты когда-нибудь расскажешь мне о ней? - Ты когда-нибудь расскажешь мне о нем? Микки толкнул Йена, почти скинув его с кровати. Шрам под ребром как раз попал под тычок и покраснел от соприкосновения. Это был ужасный шрам. - А я хочу, чтобы ты сказал мне, почему вернулся, - он чувствовал свою истерику. Покрывало, накинутое на них, вдруг стало душно давящим, Йен уставился на него широко раскрытыми глазами, беззащитно голый и сантиметр за сантиметром, открывающий все больше своей наготы под сползающей тканью. - Откуда у тебя этот шрам? Йен положил руку на свою кожу, она была мягкой и уязвимой, как тайна, которую он хотел сохранить для себя. - Я же тебе рассказывал. В его голове запищал пронзительный зуммер, подсказывающий ему, что это неправильно. Что-то было не так, и минное поле, полное избитых и раненых Йенов Галлагеров, которые часто вторгались в его кошмары, теперь было испещрено красными флажками. Каждый из них отмечал эти поверженные тела, прямо там, где должен был быть этот чертов шрам. - Я тебе не верю. Слова тяжело повисли в воздухе, прежде чем он остался один в своей комнате - голый и не понимающий, кого из них на самом деле тут поимели и кинули. --- Когда Йен вошел на кухню Милковичей, в глазах Липа не было и следа удивления. Кофейная кружка в руке брата, казалось, почти машинально двигалась от стола ко рту. - Загулял допоздна? Йен поднял бровь. - Наверное, - он двинулся вперед, чтобы пройти мимо стула Липа и схватиться за дверь. - Если ты уйдешь прямо сейчас, Йен ... клянусь Богом, я серьезно... Казалось, что по его позвоночнику провели кубиком льда. Йен знал, что Лип приберегал такой тон только для действительно серьезных моментов, для моментов, когда ему казалось, что все полетело к чертовой матери. Его брат ненавидел ошибаться, потому что почти никогда не ошибался. Вот в чем проблема быть гением. Те редкие случаи, когда кому-то реально удавалось обмануть старшего Галлагера, и были его полетами прямиком в ад. - В чем дело? Лип грохнул кружку с кофе на стол, и Йен наблюдал, как он медленно разливается, пока его притиснули к стенке. Кулаки, почти рвущие его накинутую рубашку, рубашку Липа, дергались от гневных спазмов. На лице брата было так много всего написано, что он почти пожалел его. Он хотел искренне извиниться за все, что тот чувствовал, потому что Йен не мог просто сесть и выдать ему объяснение привычным, человеческим способом. И Лип не прибьет его за это, в этом и проблема. Лип отпустил его и запустил руки в свои волосы, снова и снова, чтобы успокоить нервную дрожь, бегущую по его телу. Йен выскользнул через заднюю дверь, так же как и вошел. --- - Давно пора зад поднять, - Лип стоял перед дверью Микки, и тот чуть не кувыркнулся назад в свою комнату от шока. - Какого хрена? - его сердце бешено заколотилось в груди. - Из-за какой ерунды ты заявился с утра пораньше, как в жопу ужаленный? - Полдень уже, - поправил его Лип. Микки оглядел свою комнату, внезапно забеспокоившись, что там остались какие-то следы пребывания младшего брата кудрявого мудака. Лип должен был увидеть, как тот уходил. Но ничего не было, никогда не оставалось ничего, что указывало бы. - Ну, если ты не возражаешь, я бы хотел, блять, пойти перекусить, - он оттолкнул Липа и заволновался, услышав за собой шаги. - Микки, - Микки сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. - С Йеном что-то не так. Он фыркнул. - Да что ты… - Ты видел его, тот мерзкий шрам, которым он теперь щеголяет? - он не ответил, а засранец Лип продолжал испытывать свою удачу. - Послушай, я знаю, что ты трахаешь моего брата уже много лет, так почему бы тебе просто не собраться с духом и не признать… Удар эхом отразился от стен, когда кулак Микки врезался в лицо Липа - Мэнди сегодня устроит грандиозную бучу. Он обхватил рукой чужое горло и ждал, когда что-нибудь остановит его. Но Лип даже не пытался блокировать. Просто словил по морде и все. - Ты же видишь шрам, Микки? Рассматриваешь его, ебаный в рот? - голос бойфренда сестры срывался и хрипел от нехватки воздуха. Микки медленно разжал пальцы и сделал подламывающийся шаг назад к столу. Его рука упала вниз на край, не давая телу свалиться, и приземлилась на что-то мокрое, разлитое по столешнице. Лип уставился на него, и у него было время, чтобы ухмыльнуться той гаденькой ухмылочкой типа "что я говорил", но он этого не сделал. Вместо этого он подошел и налил ему чашку кофе из дерьмово выглядящей, приткнутой в углу кофе-машины - не той, которой пользовалась Мэнди. В этот момент для Микки встали на свои места ровно три вещи. Во-первых, Лип был достаточно хорош для его сестры. Во-вторых, он, оказывается, не так уж и любит кофе, как он привык считать, и в-третьих— Этот шрам был уродливее, чем он сначала подумал.