Through the Night

Номер был дерьмовый, единственно что встал им в тридцатку за ночь. Микки стремался, что Йен спросит его, что они тут делают, а он не сможет промямлить и наполовину что-то вразумительное. Но тот не спросил, пусть они всегда стояли и смотрели друг на друга с противоположных сторон стеклянной стены - эта штука змеилась трещинами и расколами, и их слова и чувства воспринимались с совершенно отчетливой ясностью. Микки хотел переспать с ним. Он хотел, чтобы они трахались до тех пор, пока не останется ни одной мысли в голове. Он хотел, чтобы они уничтожили друг друга самым приятным способом, потому что оба будут этого хотеть и шептать, задыхаясь: "Пожалуйста… сильнее… еще…". -О чем ты думаешь? Йен уставился на него, склонив голову набок как раз настолько, чтобы выглядеть задумчиво, а не глуповато, как щенок. Темно-фиолетовые синяки образовали дугу вокруг его брови, а на губе запеклась засохшая кровь. Это было чувство, которое Микки никогда не мог полностью преодолеть - видеть силу своей собственной руки и свидетельства боли. Казалось, что собственные костяшки стучатся в мозг с каждым ударом пульса, приговаривая: "Ты видишь, что ты натворил?" Он стиснул зубы и ощутил, как его челюсти виртуально пытаются сцепиться и прикусить ему язык и разум. Они пытались защитить его от того, что вот-вот должно было вырваться у него изо рта, но он просто не мог сдержаться. - Ты уходил столько же раз, сколько я. Руки Йена, которые до этого были плотно скрещены на его собственной груди, крепко обнимая себя, начали падать по бокам. - Что? Микки дергало. Он сел, но слишком резко и слишком близко к краю кровати, так что норовил соскользнуть на пол. - Ты тоже уходил каждый раз, когда я уходил. Я знаю, ты думаешь, что это был я, но ты ... – он обвиняюще ткнул пальцем в сторону Йена, чтобы подчеркнуть свои слова. - Ты тоже это делал. - Я никогда не говорил, что ты- - И когда это было важнее всего! - Микки услышал, как у него взвился голос, как будто ему было не все равно. Ему было не все равно. Очень. - Когда я в общем-то говорил тебе. Когда я пытался найти способ просто произнести это. - Он хлопнул в ладоши, и эхо странно громко отдалось в маленькой комнате. - Уже испарился. Вот так. Йен не пошевелился, не сел рядом с ним – даже особо не дернулся. - И все же мы здесь. - Мы здесь, блять, - резко ответил Микки. - Потому что ты позвонил мне. Ты каждый вечер вытаскивал меня из постели, чтобы я слушал, как ты болтаешь бог знает о чем. Бред какой-то по большей части. Потом у Мэнди и Липа оказывается ребенок! - он знал, что его колено прыгает вверх и вниз. И старая комната жалобно поскрипывает стенами на каждое глухое "бум, бум, бум" его ступни о вытертый ковер. - И мой отец умер, за что ... - у него вырвался резкий смех, - мы все должны быть благодарны, но ... - Но что? Микки медленно поднял голову, которая упала в его руки во время этой ебанутой огромной тирады. Вкус сожаления, страха и желчи снова начал смешиваться в его горле. - Но я ни хрена не знаю! Меня все время наизнанку выворачивает, я не могу удержаться от того, чтобы протянуть руку и просто… - он услышал хруст в голове и подумал, что похоже сломал себе зуб. Йен подошел и встал между его раздвинутых ног, слишком близко. Слишком блядски близко. - Просто хочешь убить меня. Микки поднял голову. Парень перед ним повзрослел. Правда. Он все еще выглядел юным и совершенным, несмотря на все изъяны, оставшиеся от того, что он никогда не давал сдачи – но он стал старше. И Микки мог сказать это, потому что он не был какой-то дерьмовой, принципиальной сучкой, которая не замечала, как чьим-то глазам стало на все поебать. Это было не тупо, если это было правдой. Потому что глаза не лгут, именно поэтому он обращал на них внимание. Всегда. - Я хочу спасти тебя. Стук в дверь заставил их обоих вздрогнуть. Йен тут же напрягся, и Микки опять заморочился угадывать сколько же у рыжего было происшествий на войне, сколько он держал внутри себя, за семью замками. - Кто это? - Микки практически видел, что творится у него в голове. Планы того, как он сбежит из комнаты в случае необходимости. Как он уложит того, кто бы ни входил в дверь. Это заставило его задохнуться. Еще один стук, полудикие глаза. Микки проглотил свою словесную гордость, прежде чем физически передвинуть мужчину перед собой в сторону и встать. - Я заказал обслуживание в номер, пока ты был в ванной. Помираю с голода. --- Еда была дерьмовая. Он вроде как знал, что так и будет. И Микки не романтик; просто легко поддается сожалениям. - Ты расскажешь мне об этом? - Стелла стояла в дверях квартиры, скрестив руки на груди, с мокрыми после душа волосами. Перед Микки громоздилась кучка затушенных сигарет, и еще одна горящая свисала с его губ. - О чем? Она переступила с ноги на ногу, заведенная от гнева и напустила на себя вид - "давай без фокусов". - Я отпускаю одно невинное, хреново замечание о том, как было бы здорово, если бы у нас было обслуживание в номер, а ты пробиваешь дыру в стене,- он снова сосредоточился на сигарете. - Так ты собираешься рассказать об этом? -Нет. - Ты когда-нибудь чувствовал себя сумасшедшим? - голос Йена был мягким и тихим. Он не сводил глаз с недоеденного рогалика, который держал в руках. - Да. Йен пошевелился, и его мышцы напряглись и сжались с каждым движением. - Я сам себя порезал. Слова были произнесены шепотом и взяты в заложники окружающими их стенами. Как будто сама комната не хотела их слышать – хотела связать и оттолкнуть, как дурное воспоминание. И вдруг Микки стало невероятно ее жаль. Из-за каждой жуткой, леденящей детали, которая вторглась в уши этих стен против их воли. Это была трагедия. - Да, я знаю. Йен смотрел на него широко раскрытыми глазами. - Я не пытался покончить с собой, - крошка повисла в уголке его рта, и Микки хотел ему сказать. Хотел выдать речь, чтобы он вытер рот, а не сидел, как глупый ребенок и вообще это отвратно, но он этого не сделал. - Я клянусь, Микки, я не то, что... - он практически выкашлял остальную часть предложения. - Потенциальный суицидник или вроде того. Микки смотрел на то, как странно Йен дрожал. Яркий румянец поднимался по его шее, там он появлялся только после того, как они оба кайфовали после оргазма или из-за безумной ярости. - Я никогда такого не говорил. - Нет, но ты так думаешь, - Йен фыркнул и откусил еще кусочек. - Я тогда просто хотел убить то, что было внутри меня. Я хотел убить тебя - ты вырос внутри, чтобы занять каждую гребаную частичку, как будто я никогда не был самим собой, в первую очередь, и я думал… Боже, я, пиздец, как боялся… Микки потянулся за сигаретой. - Ты, пиздец, как боялся, что это могло быть обманкой, как будто что-то заставило тебя поверить, втянуло… - Йен молчал, ожидая окончания исповеди, как какой-нибудь мальчишка, из любопытства залезший в церковь. - Получается… не знаешь, ты ли хочешь этого или это хочет тебя, а это ... это большая разница. Было почти 6 утра. Скоро обе альфа-волчицы их стай проснутся, чтобы позаботиться о младших детях, и хотя они были взрослыми - взрослыми мужчинами, больными от горя, любви и желания - их быстро найдут. - Я жил не один в Нью-Йорке, - в его голосе прозвучали нотки отчаяния. - Там была девушка - Стелла.