Through the Night

В девятом классе у Йена была экскурсия в тюрьму. Накануне вечером они с Липом раскурили косяк и он так живо помнит, как был убежден, что его из-за решеток не выпустят. Что сейчас ниоткуда появятся собаки и вцепятся в него, вынюхивая оставшиеся следы травки, все еще прилипшей сладковатым запашком к его одежде. Он думал, что с больницами то же самое. Такое замирающее, гаденькое чувство, которое вьется вокруг и говорит, что никуда ты не уйдешь. Они все поймут и покажут тебе, как ты болен. Интересно, могут ли медсестры определить на глазок, что у него недавно было сотрясение? Микки двигался с какой-то роботизированной точностью, которой Йен никогда раньше не видел. Это было забавно, потому что Микки всегда любил притворяться, будто он полностью контролирует свои эмоции, но всегда выдавал себя. Каждое резкое движение, слишком быстро брошенное слово, разбивший тишину траха у стенки стон, мелькнувшая слеза и сорвавшийся удар – все это было от его острой неспособности не чувствовать. Но это было что-то новое, вроде заученного наизусть маршрута или отрепетированного сценария. Интересно, сколько раз он поднимался по этим коридорам в ее комнату только для того, чтобы его снова прогнали прочь? – Как думаешь ... - Йен прочистил горло, следуя за Микки по извилистым коридорам. - Как ты думаешь, я бы ей понравился? Микки рассмеялся. - Шутишь? Она бы, блять, по тебе с ума сходила, - медсестра бросила на них взгляд, без сомнения, из-за мата и, вообще, неуместности их вида. Они выглядели чуждо, как принадлежащие другому кругу, словно незнакомцы вторгшиеся в чье-то "безопасное пространство". Йен решил, что это немного парадоксально, потому что все они незнакомцы в новом месте, в конце-то концов, и людей всегда определяют их связи. Семья привязывает тебя к твоей реальности, а реальность, ну, ко всему остальному. - Мне жаль, что я не знал ее. Микки резко остановился и он чуть не врезался в него. - Вот здесь. Они стояли перед закрытой дверью с выцветшими цифрами, висящими почти криво. Он не мог сказать, был ли это художественный выбор курсива или просто еще одно раздолбайство. --- Комната казалась меньше, когда рядом с ним был Йен. Стало и тише и как-то громче одновременно. Все попискивающие машины, соединенные с ее практически безжизненным телом, отзывались эхом, словно насмешливое напоминание о несостоятельности. Несостоявшейся способности дышать самой и, самое главное, его несостоявшегося права позволить ей умереть. Йен посмотрел на него, прежде чем проскользнуть мимо и подойти ближе к кровати. - Она вроде бы похожа на Мэнди, - он повернулся, и Микки почувствовал, как его сердце сжалось, вместе с картинкой, которую зрение стремительно превращало в серый туннель. - Так же было, да? Когда ты впервые увидел ее. Она напомнила тебе Мэнди. Напряжение начало обволакивать его горло. - Сейчас она выглядит для меня просто мертвой, - он чувствовал на вкус слова, которые хотел сказать, и они давили и рвали к хуям его горло. Потому что это было ужасно… запредельно ужасно, что эта мысль просто пришла ему в голову, не говоря уже о том, чтобы укорениться и вырасти. - Я хотел бы просто убить ее – просто вытащить вилку, но я не могу. Йен нахмурился и выпрямился. - Все хорошо, Мик. - Я, буквально, блядь, НЕ МОГУ! - он ударил кулаком по матрасу рядом с ее ногами. - Это последнее, что я мог бы сделать для этой суки, которая вгрызлась в мою жизнь и сделала ее сносной. Она смогла сделать так, что я чувствовал, что рядом со мной возможно счастье, и это бесило меня по-страшному, потому что это было неправдой. Это был ее собственный хуевский фантастический мир, где я был каким-то гребаным спасителем.- Слезы наконец-то пролились, и он яростно вытер их. - Как будто я стоил ее потраченного времени, и я даже не могу убить ее – я даже не могу, блядь, прекратить все это. Слова дрейфовали в пустоту вокруг них, и ничего не происходило. Ни одна молния не ударила в Микки за то, что он пожелал смерти одному из своих лучших друзей, которые у него когда-либо были. Йен не плюнул на него с отвращением, только машина пискнула, показывая , что произнесенных слов недостаточно. В комнате воцарилось спокойствие, и Микки провел рукой по лицу. Его татуированные костяшки внезапно показались ему горько пророческими - отъебись. Все, что ты когда-либо любил, разъебет тебя с улыбкой. Такие взаимные чувства, любить - больно. Идеальная уловка - 22. Надо полюбить, чтобы почувствовать боль, но сначала придется узнать ее, чтобы быть уверенным, что вы когда-либо любили. Он вышел из комнаты первым, чувствуя, как спотыкается о вес собственного тела, которое тащит за собой, как вечный груз. Йен задержался возле кровати Стеллы, и ему не нужно было оборачиваться, чтобы знать это или дать свое собственное больное одобрение. Ровный гудок машины, приковывающей ее к этому охреневшему миру, к этой чертовой больнице - он должен был считать свои вдохи, чтобы тоже не перестать дышать. - Если бы тебе пришлось выбирать одно из своих чувств, которое ты потеряешь, что бы ты выбрал? Он свернул крышку с бутылки пива и бросил ее в раковину. - Легко - нахуй запах. Она ошеломленно уставилась на него. - Но если ты не можешь чувствовать запах, то и вкус тоже, они же так связаны. Это глупо, добровольно отказаться от двух чувств, когда нужно выбрать только одно. - Да, но я ни за что не хочу быть способным нюхать чего-то и не чувствовать его вкуса. Это просто… - он сделал глоток. - Мазохизм. Стелла захлопала в ладоши и вскрикнула. - Бравушки! Плюс очко за умное слово! - Отвали, - но улыбка тронула его губы. - Ладно, от чего бы ты отказалась? - От мозга, чтобы не приходилось больше думать. Он закатил глаза. - Это даже не чувство. - Сказал идиот, который отказался от двух. Мимо прошла медсестра и улыбнулась ему. Микки продолжал считать вдохи, пока дверь в склеп Стеллы оставалась закрытой. 1...2...3… Раздался тихий щелчок, и Йен спокойно прошел мимо него, Микки последовал за ним, позволяя теперь уже ровному звуку плоской линии монитора, просачивающемуся из ее комнаты, исчезнуть в подсознании. --- Он хотел что-то сказать - поблагодарить, спросить, не попадут ли они в ад. На самом деле у них уже, вероятно, была бронь на билеты первого класса, какой смысл теперь переживать, пересчитывая грехи? Когда они добрались до места, Йен сунул нос в каждый уголок и ощупал все вещи в квартире Микки. Тот был потрясен тем, что это все еще его квартира. Прошел всего месяц с того первого телефонного звонка, но все же... он почему-то считал, что кому-то это место для ночлега понадобится больше, чем его цепляние за идею когда-либо вернуться. - Это квартира прямо дыра дырищей, - Йен рассмеялся. Микки посмотрел на свою кровать и увидел, что она все еще не прибрана, грязные простыни смяты и будто принадлежат совсем другой жизни. - Я, вообще-то, знаю. Йен продолжал расхаживать вокруг, как будто он был в музее. Поднимал газеты, чтобы уложить их обратно. Искал больше физических доказательств того, что именно это место поглотило Микки и держало его в темноте в течение долгих 5 лет. - Что это за звук?- Йен прислушался внимательнее и это было плип плоп плинк. Снова и снова и снова. Микки перед ним рванул вперед и с такой силой ударил по раковине, что наверняка отшиб ладонь. - Ты, блядь, издеваешься надо мной, - прошипел он. Йен подошел к тому месту, где он стоял, и лениво потянулся, чтобы повертеть нижнюю часть под носиком крана. Тот тут же перестал капать. -Он просто немного разболтался, его нужно было затянуть. Его просто нужно было затянуть – капающая раковина, которая сводила его с ума и почти заставила Стеллу искать себе другой угол, потому что с его вспышками гнева по этому поводу даже она не могла справиться. Та самая капель, которая не давала ему спать по ночам, отсчитывая все способы, которыми умирал в его голове Йен. Чертова капель, которая убедила его, что он сумасшедший, и это его заслуженная карма. Капли, которые, как он думал, мерили все его прошлые и будущие проебы. Протечка, которую можно было исправить… Кран, который Йен Галлагер затянул… и капель - вовсе не были злобными монстрами; они просто немного разболтались.