***
Фриск резко села. Дыхание у неё сбилось, поэтому дышала она через раз. Сердце бешено стучало в грудной клетке. Голова гудела, словно около неё только что ударили в гонг. В ушах стоял звон, который не желал уходить даже после того, как она судорожно помотала головой. От этого всё стало будто бы ещё хуже. Она не понимала где находится. «Неужели меня снова украли? Ещё и на опыты, видимо», — подумала Фриск, чувствуя под собой холодную неприятную клеёнку. При этом на неё было накинуто что-то вроде простыни или тонкого пледа. Вокруг было привычно темно — так же темно, как и всегда было в комнате Санса, где она и засыпала в последний раз. Но внезапно слева от себя она увидела одну белую перевёрнутую душу и непонятного призрака, который нескоро вспомнился ей. Глаза в ужасе раскрылись, только вот это было скорее рефлекторно, ведь не позволяло ей видеть что-то большее. Руки затряслись, и вдруг всё, что она должна была чувствовать и слышать, нахлынуло на неё волной. В руку было воткнуто что-то больное и мешающее. Хотелось вытащить это или сорвать, но Фриск опасалась делать это, вдруг оно могло привести к ужасным последствиям?.. Шум в ушах дополнился неприятным писком, который удивительно похоже повторял её сердечные удары. Этот противный звук эхом разбивался в черепной коробке. Фриск попыталась избавиться от всех этих чувств и легла обратно. Как оказалось, под ней была даже подушка. Только вот ощущения были непонятными и непривычными, словно чего-то не хватало. Рука рефлекторно потянулась к невероятно облегчённой голове. От ужаса она чуть было не закричала в голос, но пришлось зажать себе рот. Наружу вырвался только немой крик. Волос на голове не было, только материя, похожая на бинты или марлю. «О Всевышний! Что со мной произошло, кто эти два монстра? Где я? И чт… что это за чертовщина?! Успокойся, Фриск, успокойся, ты уже говоришь с собой — это не приведёт ни к чему хорошему… Не буди лихо, пока оно тихо, попытайся уснуть, а завтра сбежишь… как-нибудь», — после этих раздумий она попыталась лечь более естественно, как только могла. Вскоре пищащий звук стал просто белым шумом на фоне, ещё и стабильным — под него слепая и уснула.***
Пробуждение выдалось тяжёлым. Голова была как будто налита свинцом и продолжала гудеть. Вокруг происходило какое-то движение, поэтому Фриск позволила себе открыть только один глаз в настолько узкую щёлку, чтобы визуально казалось, что она всё ещё спит. Она увидела только смутные очертания каких-то тумбочек, и то из-за тусклого света те были еле-различимы, а также передвижения той самой белой души и уже знакомого призрака. Кем он является, Фриск точно помнила, но вспомнить, по иронии судьбы, не могла, как бы сильно не напрягала мозги. — Пап, не начинай, я не собираюсь возвращаться в науку и прочую подобную ерундистику. Захрена оно мне? — Внутри что-то как будто оборвалось. Казалось, что она точно путает, и это не может быть он. — Ну слушай, ты вытащил её вчера. Я не знал, как вообще можно было додуматься до этого. Ученик превзошёл учителя! — Тут шестерёнки начали крутиться чуть усерднее, и осознание того, кто перед ней сейчас ходит, определённо пугало. — Кто бы мог подумать, что всё окажется сложнее, чем мы думали. — Если бы кто-то не пытался вернуть ей первичное зрение, то может и не пришлось бы локти кусать, — язвительно ответил знакомый голос, после чего фыркнул, будто с усмешкой. — Ты ночью, кстати, ничего подозрительного не слышал? — Нет. Знаешь, после такой работы даже недозомби хочется спать. — Знакомая персона переместилась за спину Фриск, поэтому она уже не могла наблюдать за ним. — Странно то, что она никак не очнётся… Хотя ладно, она в принципе много спит, как я понял. — Это точно, — это звучало как добрая усмешка, прежней язвительности будто и не было. «Это точно… чёрт, да это его голос! Не может быть, как, что… что случилось? Как я здесь оказалась? Что со мной?! Я не могу даже спросить сейчас, вдруг он злится на меня за то, что я сделала? Стоп. Он… он жив! Жив! Быть не может, значит, я была неправа? Как же замечательно, что я была неправа. Быть неправой так… легко? Но вот… простит ли он меня? Наверное, нет, я ведь безнадёжна», — столько мыслей и эмоций сразу смешались в голове Фриск, что сердце начало вновь бешено биться где-то внутри, даже непонятно, на уровне груди или во всём теле разом. Дрожь от волнения и удивления прошлась по каждой клеточке кожи. Это не укрылось от слуха учёных — кардиограф запищал как сумасшедший, выдавая очнувшуюся с потрохами. — И что это такое? — Фриск от неожиданности попыталась изобразить, что всё ещё спит, с такой отдачей, что забыла, что дышать она всё ещё может. Да и Санс приблизился к её лицу — это было понятно по прохладному дыханию где-то на уровне носа. Однако стойкости слепой можно было удивиться — её лицо не дрогнуло ни в одном мускуле. Самообладание было на уровне, даже в ситуации, когда она готова была наплевать на конспирацию и просто вскочить, чтобы убедиться в том, что он настоящий и действительно живой. И как будто для того, чтобы разрушить её сомнения, он коснулся её руки только подушечками пальцев и слегка провёл вверх, чтобы проверить, в сознании ли она. Судя по тому, что кожа покрылась мурашками — рефлексы работали великолепно, но она, что было для него странно, всё ещё спала или вовсе была без сознания. — Всё-таки спит, — даже как-то раздосадовано пробормотал Санс. Но кардиограф всё ещё отрицал факт того, что Фриск сейчас находится сознанием где-то не здесь. — Снится что-то не то, что ли? И только он хотел проверить ещё что-то, как дверь в палату распахнулась словно сильным порывом ветра, ведь за ней никого не оказалось. Однако Гастер отчаянно ударил себя по лбу, поэтому стало понятно, что ураганом в их семье был не только Папайрус. — Со вчерашнего утра тут торчите, не надоело? Я понимаю, что вы провели ахренеть какую сложную операцию, но можно же уже отвлечься наконец от этого! А с вашей флегматичной аурой ей и покоя никакого нет, ну-ка смылись отседова по-хорошему! — Но как?! — возмущённым голосом чуть было не прокричал Гастер, но вовремя себя осёк. — Наоборот, сейчас нужно смотреть за её состоянием тщательнее, и вообще ты ничего не понимаешь, женщина!.. — Я тебе сейчас дам женщину! Ты за «женщину» сейчас таких звездюлей отхватишь, поэтому ушли отсюда быстренько, пока я не такая злая, какой могу быть! — учёный всё ещё возмущался, не унимаясь и поражаясь строптивости жены. — Да у неё сейчас может сердце отказывать, а ты предлагаешь нам уйти?! И что тогда будет? — Ничего, нас будет трое, — раздражённо съязвила Сара. — Всё, давайте на выход, жопки подняли и гоп-гоп! Я останусь и прослежу, если что — позову. Я уж точно тише вас обоих буду. — Гастер вновь ударил себя по лбу, после чего в привычном жесте потёр переносицу, не снимая очки. — Санс, твоя мать даже после нашей смерти меня в могилу загонит. Пошли, иначе от меня тут и мокрого места не останется. — Отец схватил сына за запястье и вывел из комнаты так быстро, что тот не успел даже пискнуть. На прощание Сара состроила мужу милую мордашку и помахала, будто на прощание. В замочной скважине заскрежетал ключ — их закрыли. Однако дверь была не то чтобы звуконепроницаемая, поэтому звуки шагов, что отлетал от стен коридора, было слышно и внутри. Как только всё стихло и ничего не предвещало слежки, призрак подскочила к подопечной — Глаза можешь открывать, они ушли, — как-то встревоженно, шёпотом протараторила она. — Вот дуболомы, только о своей науке и думают. Сильно струсила, да? Фриск недоверчиво приоткрыла один глаз. Когда она увидела знакомое лицо, то вопросов было много, но она решила задать самый важный в данный момент. — Где я? — её голос хрипел и был едва-различимым. — Ну… как тебе объяснить. Ты сейчас находишься в лаборатории Гастера под землёй в Подземелье, — она будто выдержала комичную паузу и продолжила. — Так стало понятнее? — Признаться, нисколько. Фриск села, слегка касаясь виска, надеясь, что это спасёт её от остаточного шума в голове. И после того, как она всё же открыла глаза полностью — смогла рассмотреть призрака напротив неё. Сара была непривычно весела и активна, чего в прошлую встречу с ней слепая не наблюдала. Да и вообще, с чего бы этой девушке появляться здесь?.. — Я вот вообще не разбираюсь в этой их науке, но, кажется, мой сын гений, — будто не замечая ступора подопечной продолжала Сара. — Сын?.. Детали паззла стали складываться, воспоминания о единственной встрече с этой странной белокурой девушкой всплывали в памяти. Понимание ситуации наконец снизошло на гудящую голову Фриск. И это можно было легко прочитать по её вытянувшемуся лицу. Сара сначала недоумевающе покосилась на странное поведение Фрик, а потом слишком медленно протянула незамысловатое: «А-а-а» — как будто что-то для себя поняла. — Ты ведь ничего не помнишь? — В ответ ей покачали головой, и, словно в подтверждение себе, призрак повторила этот жест, отводя голову немного в сторону. — Ну в общем, Фриск. Краткий курс по прошедшей неделе я тебе устраивать не хочу, потому что ты, по факту, страдала. — Да что вообще происходит? Почему я здесь и каким чёртом ваш сын это… это… это тот, кто я думаю? — дёрганно и быстро прошептала слепая, как будто боялась, что это секретная информация. Сара комично сложила ладони вместе и кивнула. — Тогда… что?! То есть он, — она запнулась, страшась даже спрашивать про это. — Он жив? — Ага, — призраку нравилось то, насколько Фриск по-доброму нелепая, поэтому она предпочитала разговаривать с ней не так серьёзно, как хотела изначально. — Слушай, если я буду рассказывать всё, то выйдет слишком долго. Если говорить кратко, то один небезызвестный тебе полудурок повредил твою голову, поэтому у тебя было что-то сродни амнезии. Очень жаль, кстати, в последние дни С… Но она не успела договорить. Увлечённые диалогом, они не заметили быстрой поступи за дверью, а затем и звука ключа. Поэтому, когда дверь распахнулась, обе девушки удивлённо повернули головы на влетевшего в помещение Гастера. — Нет, Сара, ты как хочешь, а я не могу оставить… — он резко захлопнул за собой дверь и опешил, что обычно было ему не свойственно. — Умная юная леди? — несколько глуповато улыбнулся учёный. — Так значит, ты проснулась, — уже мягче добавил он и подошёл к жене, в то время как Фриск опасливо отодвинулась к противоположному концу койки. — Здравствуйте… — недоверчиво пробормотала слепая, разглядывая теперь и смутно знакомого парня лет двадцати на вид. — Вы выглядите слишком молодо для того, чтобы быть отцом… его. Поэтому позвольте узнать, кто вы. — Ах да, мы же по твоей версии виделись только один раз. Чёрт, нужно было показаться хотя бы пару раз. Наверное, глупо, но мы и вправду родители этого полудурка. Некогда живые, а теперь что-то не очень. Прости, я сейчас от того, что ты всё-таки смогла выжить, веду себя максимально непрофессионально, но знала бы ты, какое это чудо вообще. — А-а-а, — непонимающе протянула Фриск, пытаясь вспомнить, когда она виделась с отцом Санса, и вдруг в памяти всплыли какие-то обрывки. «Не беспокойтесь, я не буду важен в вашей жизни, да и, скорее всего, вы ещё узнаете обо мне, но после нашей встречи навряд ли забудете», — будто красной лампочкой загорелось в голове у слепой. И сейчас она словно прозрела и уже более осмысленно смотрела на стоящих перед ней призраков, которые выглядели слишком молодо для привидений, а тем более родителей братьев. Сара умерла в двадцать шесть — это Фриск помнила. Но по её нынешнему смеющемуся лицу сложно было бы дать ей хотя бы двадцать. Но взгляд леденящих душу глаз вскрывал абсолютно все карты. Он не был совсем пуст, но где-то на дне чувствовалась горечь от всех ушедших столетий. Белые волосы сливались с бледной кожей, отчего она казалась невзрачной молью. Но при этом даже сейчас её поза выдавала в ней смелую и решительную при жизни девушку, которая как будто в любой момент была готова ворваться в бой. Сколько лет Гастеру, Фриск не знала. Всё, что она помнила о нём — тот хороший, но крайне бессмысленный диалог. На вскидку она действительно дала бы ему все двадцать, но не больше. Удивительно, как взгляд чёрно-янтарных глаз приковывал к себе внимание. Он смотрел вроде добро, но при этом ощущалась вся стойкость и прагматичность монстра. Его халат был белоснежным и идеально выглаженным даже при том, что Гастер вечно двигался. Прямые брюки, галстук, рубашка. Такая же бледная кожа и такие же белые волосы, как у Сары. И очки. Прямоугольные. Весь он был угловатым, но при этом к себе располагал. — Так вы всё-таки их родители… — словно в пустоту проговорила зависнувшая Фриск. — Я, наверное, так глупо себя веду, ещё и тупые вопросы спрашиваю, простите, пожалуйста. И если вы их родители, то… о-о-о… Ох чёрт, простите, правда! — То, что мы его родители, никак сказываться не должно, — Сара улыбнулась и села на кушетку. Гастер последовал её примеру и сел с другой стороны. — Он поступил неправильно, а винишь себя во всём ты. Но ты не подумай, он тут ходил убивался одно время, а потом… — Скелетоны чуть отклонились назад и как-то особенно ухмыльнулись друг другу. — Фриск, скажи, что ты будешь жить с ними дальше, пожалуйста. — А вы? Не может же быть так, чтобы вам было, ну… плевать? — Нет, что ты, — добро улыбнулся учёный. — Мы останемся здесь, потому что понимаем, что уже не управа вам. Наше время вышло ещё очень давно. Просто повезло, что ты… с особенностями, — он чуть склонил голову в бок. — И как скоро мы сможем вернуться домой? — Фриск потупила взгляд. Она расковыряла кожу вокруг ногтей. — Хоть завтра. Но имей в виду — это не отменит постельный режим. И теперь его и вправду не стоит нарушать, — Гастер поправил съехавшие очки и убрал одну руку слепой от другой, чтобы она перестала мучить кожу. — Знаешь, мне кажется, что вам ещё часик не стоит видеться, всё-таки ты только проснулась, у тебя и так шок. А мы же не хотим осложнений, верно? — Она кивнула. — Отлично, тогда я пришлю к тебе Папса, чтобы скучно не было. И Скелетоны встали, как будто по команде. Какими бы разными они ни были, но в этих непохожестях они были удивительно похожи. И Санс с Папсом были на них похожи, настолько, что сейчас поставь их рядом — нельзя было бы сказать, что они из разных поколений. Они ушли. И сразу стало как-то пусто. Тишина была такой громкой, что от неё закладывало уши. Фриск беспомощно упала обратно на подушку, надеясь, что Папс, как обычно, примчит быстро, потому что в такой обстановке она скорее умрёт от скуки и одиночества, нежели от сторонней болячки. На счастье страдающей Папайрус не изменял себе и прибежал максимально быстро. Было слышно из коридора, как он бежит, однако дверь открывалась очень тихо и аккуратно. Фриск приоткрыла закрытые до этого глаза. Как и ожидалось — только парящая в пустоте белая душа. На удивление «больной», теперь ей было гораздо проще понять, кого именно она перед собой видит. От младшего-Скелентона даже пахло иначе. Он был не леденяще-морозным, а пряничным. Как только он вошёл в помещение, всё вокруг стало как будто теплее. Возможно, такую шутку с разумом Фриск играл её мозг, но она хотела верить, что этот славный парниша действительно располагает к себе на ментальном уровне. — Хей, ты ещё не уснула? — даже его голос казался тёплым и приятным. — Нет, привет. — Папс, мягко смеясь подошёл к ней и хотел потрепать по волосам, но вовремя осёкся. — Видела бы ты то, насколько счастливое у меня лицо. Ты вот вроде не родная для меня, но смогла таковой стать всего за… хм, а сколько прошло-то? Кажется, всего месяц, ну чуть больше. А у тебя насыщенная жизнь, слушай. Я начинаю понимать, почему Санс пытался тебя хотя бы немного удержать дома, — и он рассмеялся. Фриск лишь немного улыбнулась. — Если так подумать — за первый день в Подземелье я не только упала сюда, успела упасть в обморок, но ещё и поругалась с… Азриэлем, — она задумалась. — Почему-то хочется пойти снова с ним и Чарой погулять, не знаю почему. Но… ладно, потом я пыталась адаптироваться и познакомилась с тобой. Помнишь, как мы впервые пили чай на кухне? — Как только вернёмся домой, то обязательно выпьем ещё. Уверен, нам будет, что обсудить. — Да, например, я хочу знать, что происходило из того, что я не помню. Ваши родители мне ни черта не рассказали, а я хочу знать, — от былой болезненности не осталось и следа. Интерес брал верх над состоянием тела. — Ну главное, что ты сейчас всё помнишь. Если я правильно помню, с какого момента ты стала как не своя, то мы разве что Санса смогли собрать чуть ли не по частям, — Фриск перекосило, она совсем забыла о том, что он вообще-то был не в лучшем состоянии, когда она видела его в последний раз. — Насколько ужасное у него было состояние? — Прости, но он выглядел даже хуже, чем ты, — он тяжело выдохнул и провёл ладонью по волосам. — Никогда не видел его таким слабым, как тогда. И что мы всё о нём? Я же говорил, что был уверен, что он выживет, ну! А ты-то как? — Да в целом неплохо. Голова ещё гудит немного, но это, скорее всего, пройдёт. Ах да… а где мои волосы? — Папс как будто поперхнулся воздухом. — А-а-ам, я, ну… — начал что-то неразборчиво бормотать парниша, пытаясь придумать, как рассказать эту историю правильно. — Ну в общем, сбривал их я, кхм, — запнулся он. Фриск на удивление спокойно отреагировала, как будто с ней такое происходит если не каждый день, то каждую неделю точно. — Не пойми неправильно, иначе операцию нельзя было бы провести! — Да не оправдывайся, я уже смирилась, что спокойной жизни у меня не будет. На меня никто из вас ведь не злится? Серьёзно, я вашей семье только неприятности несу, кошмар какой-то. Ещё ваши родители те ещё заговорщики, они так и не сказали мне, как там… он, — почему-то каждый раз, когда Фриск пыталась сказать его имя, она запиналась и не могла найти в себе силы на один простой слог. — Да живее всех живых. Никаких неприятностей ты не приносишь. Ну разве что немного. Зато жить веселее! — позитивно чуть ли не пропел Папс. — Когда ты монстр, которому только по нашим меркам шестнадцать, а на деле уже почти сто шестьдесят шесть, становится скучно жить. Каждый день однотипный. Слушай, я ведь обещал, что познакомлю тебя с Андайн! И с Альфис нужно. И с Меттой! Ты не представляешь насколько они классные! — И всё-таки кто-то из вас должен на меня злиться. Слишком слащавая история выходит, — Фриск потёрла переносицу. — Сейчас я буду злиться на тебя, если ты не перестанешь винить себя во всём. И даже Санс на тебя ругаться не будет. Знала бы ты… — в дверь настойчиво нетерпеливо постучали. — А вот он тебе и расскажет. Папс подошёл к двери и открыл её. Фриск ничего особенного не заметила, но в комнате резко стало холодно, как будто вся энергия Папайруса перекрылась чужой, гораздо более сильной. И звучит как большая странность, но мороз был слепой по душе даже больше, чем тепло. В нём кожа рук становилась как будто бархатной и тактильно более приятной. Она не знала, смотрит ли сейчас в глаза, но судя по затянувшемуся молчанию — да. — Братишка, без обид, но смойся. — Папс как-то странно хихикнул и вышел, закрыв за собой дверь. И стало совсем уж холодно. Настолько, что хотелось завернуться в это подобие покрывала (или это всё же был тонкий плед?). Между ними повисла тишина. Он не решался подходить ближе, боясь, что живая и разумная она перед ним — мираж, который от одного шага тут же развеется, и окажется, что всё это время он был в каком-то слишком длинном кошмарном сне. Фриск же боялась пошевелиться. При Папсе она могла чувствовать себя свободней, как будто не боялась, что он о ней может подумать. Здесь же… Нужно заметить, что наш дорогой читатель может быть введён в заблуждение тем, что уже и не помнит, на чём разминулась Фриск с Сансом, и почему же ни один из них не может сейчас просто сказать пресловутое «привет». Эта смута появилась из-за того, что в последние дни былой памяти у них всё было вполне замечательно. Скелетон не боялся чуть ли не напрямую говорить о том, что он действительно чувствует. Просто потому, что понимал, что этого Фриск, скорее всего, не запомнит. Так оно и оказалось. Но тем самым он загнал себя в тупик, где уже вроде как выговорился обо всём, но это и рождало в нём диссонанс, ведь для Фриск она чуть-чуть только что вывела его до состояния расколотой души, а тут он стоит уже живой, здравомыслящий и раскаивающийся за то, что совершил. И со всем ворохом этих эмоций даже дышать становилось сложно, а окруживший их холод этому только способствовал. Наконец Фриск нашла в себе силы и неровно выпалила: — Привет. — Но это вывело Санса из оцепенения, и он наконец подошёл к ней. — С тобой всё в порядке? — Это была лишь часть из того, что его сейчас волновало и интересовало. Он легко коснулся её похолодевшей ладони, которую она рефлекторно попыталась отнять, но вовремя осекла себя. — Наверное, да, — отстранённо промямлила Фриск. От былой смелости не осталось и следа. — Прости меня, пожалуйста, из-за меня снова происходит какой-то ужас, я снова всё порчу только тем, что присутствую в этой жизни, я… — но Санс мягко перебил её, садясь рядом на кушетку. — Не говори так, пожалуйста. Особенно после того, как вчера я вытащил тебя буквально с того света. Ты не представляешь, каких усилий мне это стоило. Никогда не становилось так страшно, как тогда, когда твой пульс участился, причём совершенно внезапно. А потом он резко упал и был на самых низах. В какой-то момент мне даже показалось, что ты перестала дышать. Это действительно было чудо, что ты выжила. Поэтому, прошу, не говори так больше. Тем более ты помнишь, чем это кончилось в прошлый раз. — Да, прости меня ещё раз. Ты был бы цел и не «выглядел хуже, чем я». Это не моя формулировка, честно, — она слегка улыбнулась, Санс поддержал её в этом. — Не извиняйся, я причинил тебе больше боли, нежели ты мне. В то время, когда ты тронулась головой, я был ещё вполне в боевой готовности. Не поверишь, но даже с отцом смог подраться. То, что он меня как соплю по стенке размазал, неважно, главное, что ты слабее меня, и это факт. — Эй! Что за мысли патриархального строя? Ты сейчас закапываешь сам себя, — Фриск наконец не было неловко, она хотела смеяться, но всё равно старалась сдержаться. — Нет, ну согласись, я могу быть сильным, ну? — Всё-таки она не сдержалась и засмеялась в голос от того, насколько неловко глупо звучало это. Кому-то другому за такие слова она бы дала подзатыльник. Но сейчас это ей говорил он, наконец живой и вернувшийся почти домой. От смеха она даже упала обратно на подушку, а затем приложила ко лбу ладонь. — Слушай, силач, а ты умеешь разрядить обстановку. Тебе больше идёт быть смешным, а не сильным, без обид, — она наконец открыла глаза, которые вытерла от выступивших слёз. За всем весельем она даже не заметила, когда он успел захватить её душу. И это было его маленькой осечкой. Она зависла, глядя на него. С тех пор она помнила то, что он был обычным. Ничего особенного. Кроме глаз, конечно. Но сейчас… он был слегка помятый от того, что мало спал в последние дни; челюсть покрыла редкая щетина, которую на первый взгляд и не заметишь. А волосы успели немного отрасти и теперь казались ей ещё более нелепыми и растрёпанными. Взгляд, бывший до этого потухшим, вновь вбирал в себя жизнь, пока Фриск вглядывалась в него. Из-за футболки не было понятно, успел ли он за это время похудеть, но она была готова поспорить, что да. На удивление самой Фриск, спать ей не хотелось, хотя обычно она уже завалилась бы обратно в мир грёз и фантазий. Но этого не хотелось, потому что было чувство, будто её «грёза» уже сидит здесь меньше чем в полуметре. Фриск села обратно. Она не знала, зачем сделала это, но считала, что так была равной ему. Всего мгновение прошло, как она уже была прижата к нему. Обнять его ей удалось только одной рукой: в другой был катетер.***
— Вы не подумайте, что мы вас выгоняем, но мы вас выгоняем, — Сара задорно облокотилась на Гастера, который от её шутки закатил глаза, но улыбку сдержать не смог. Вчера всё кончилось тем, что Фриск весь вечер спорила с Сансом и Папсом на тему того, что им она мешается и вообще не нужна. В какой-то момент в дебаты включилась и Сара, пытавшаяся доказать её подопечной, что та наоборот лучший выбор её сыновей для сожительства. Потом уже даже Гастер, пытавшийся что-то писать у себя в тетрадочке, стал выступать фактически переводчиком с «призрачного» и ругался с ними вместе (в своей манере, правда, и вечно потирая переносицу под очками). Сошлись на том, что Фриск во время операции всё-таки что-то задели, и она стала говорить глупости. На это она обиделась, но вернуться в дом братьев согласилась. Поэтому сейчас они уже прощались с Сарой и Гастером. Решили, что дойдут пешком, пусть и через Хотленд, но Фриск поклялась, что не упадёт в очередной раз в обморок. И раз уж пошли пешком, то и наверх подняться предстояло на этом дряхлом лифте, который, казалось, был готов упасть в любой момент, но попытка не пытка. Лифт-то их довёз, хоть и скрепя дверями, но вот Альфис, чуть не упавшая от вида специфической троицы, мягко говоря, была в шоке от их появления. Бедная учёная и так заикалась, а тут вообще как будто воды в рот набрала. Папс ничего умного не придумал и выдал: — Фриск, а помнишь, я хотел познакомить тебя с Альфис и Андайн? Ну так вот, знакомься… это Альфис! — упомянутая с открытым ртом смотрела на человека. Фриск же неловко улыбнулась из-за того, что для неё это всё ещё была просто белая душа, но помахала. — Здрасьте, — всё, что она смогла промямлить. Глядя на этот театр абсурда, Санс закатил глаза и вытолкал братца и соседку за дверь, а сам попрощался, обещая, что они ещё как-нибудь заглянут к подруге. Учёная поправила очки и рассеянно кивнула, сглатывая подступивший к горлу ком. До границы они, к счастью, дошли без приключений. Возможно причина была в том, что, несмотря на протесты Фриск, Санс всё же взял её на руки, чтобы она не обожгла ноги, но факт остаётся фактом. Со стороны трио выглядело если не странно, то комично. Благо, другим жителям было абсолютно всё равно. Где-то в середине Вотерфолла они разошлись: Папс решил, что слишком давно не виделся с Андайн. Он, конечно, звал с собой и Фриск с братом, мол вот и познакомятся, но Санс как-то опасливо протянул «нет», отчего Фриск стало не по себе. На словах младшего-Скелетона она была воплощением храбрости и доброты, старший-Скелетон его мнения не разделял и наоборот пошёл в обход, лишь бы не приближаться к дому подруги близко. Когда они наконец добрались до дома, Фриск чуть не разрыдалась от счастья. Конечно, это было странно, с учётом, что она не помнила прошедшей недели. Но её настолько погрузили в то, что происходило, что стало даже радостно, как будто она тут не была несколько месяцев, в течение которых её изощрённо пытали и морили голодом. Честно, у Санса эмоции были такие же, но так яро их показывать он не собирался. Разве что он всё-таки поворчал на тему того, что дома даже за неделю стало слишком грязно (удивительно, что он это заметил, обычно на такие мелочи он внимание не обращал). Слепая же отмахнулась и пообещала, что «вот прям через часик» возьмётся за это. Но ни через часик, ни через два она так и не притронулась к ведру с тряпкой. Не то чтобы она была ленивой, но сейчас заниматься этой грязной работой не хотелось от слова «совсем». Всё, что они сделали за эти два часа — разлеглись в комнате (Фриск урвала себе место на кровати, хоть и закашлялась от поднявшейся пыли, Санс же довольствовался креслом). Беседы у них были высокоинтеллектуальные: — То есть ты хочешь мне сейчас сказать, что лысина — это предел мечтаний каждого человека. Я посмотрю, как ты будешь радоваться ей, если твои патлы сбреют, — ворчала недовольная Фриск, которая хоть и смирилась с модной причёской (а вернее, её отсутствием), но всё равно была недовольна. — Я и так не знаю, как я выгляжу, а теперь ещё и это. А вдруг у меня череп неровный, и оно всё кривое? — Слушай, я видел твои мозги, и даже они красивые, — слепая перевела возмущённо-удивлённый взгляд на душу, которая парила где-то слева. — И череп у тебя тоже ровный, успокойся. — Ты умеешь поддерживать, конечно, — она задумалась и выдала саркастичное: — Спасибо! — Ну а что ещё делать? Оно отрастёт, ну… ну месяца за полтора ты уже будешь с какими-никакими волосами… — Именно что с никакими! Ты издеваешься, что ли? Или это был супер-изощрённый способ для того, чтобы я не выходила на улицу ловить приключения себе на пятую точку? Молодцы, план надёжный, как Швейцарские часы! — Ищи во всём плюсы, новые волосы вырастут здоровее твоих прошлых, которые уже облазили… — тут у Фриск уже голова вскипела, и она повернулась к Сансу всем корпусом, опёрлась на руки и привстала. — То есть ты хочешь сказать, что я раньше напомнила облезшую кошку?! Я их хоть и не видела, но щупать доводилось. Такое себе, представляешь? Ты сейчас договоришься, и я реально обижусь! Никогда ты меня теперь на улицу не выгонишь ни под каким предлогом. Признаться, этот диалог Санса не раздражал. Пока его соседка во всю злилась и надувалась как хомяк, он во всю беззвучно и беззастенчиво ржал. Благо, преимущество ввиде слепоты это позволяло. — У нас в Подземелье волшебная вода. Теоретически волосы должны расти быстрее. Внезапно в него прилетела подушка, что удивительно, попала слепая метко и уже готовилась совершить второй бросок, если бы входная дверь в доме не грохнула так сильно, что даже на втором этаже прошла небольшая вибрация. — Ну ёп… — Санс максимально бесшумно сполз с кресла, готовый сражаться. Хотя и понимал, что в Сноудине на него точно нападать не станут. Авторитет слишком высокий. — Ну ни дня покоя. Когда же я смогу нормально выспаться? Он подошёл к окну и открыл его. Примеряя высоту, он кивнул сам себе и, закинув Фриск на плечо, под её возмущённое тарахтение спрыгнул на крышу гаража за домом, а потом по ней скатился на землю. Бежать куда-то он смысла не видел, решил, что лучшая защита — нападение, тем более, что неожиданное. Влетел он в открытую настежь дверь с готовностью потратить все накопленные за несколько дней силы, но очень скоро был готов уже обматерить Папса и Андайн, которые шли к его комнате. — Отлично. Это с тобой кто? Та самая Фриск — упавший человек, названная дочь Леди Ториэль? — Страж махнула красным хвостом. — Чего… — непонимающе протянул Скелетон, который хотел усомниться в том, как представила упавшую Андайн, но потом, вспомнив события месячной давности, состроил кислую мину и сказал: — А, ну да. — Королевская чета Дриимурр вызывает вас прямиком в Замок. Принцесса Чара и Принц Азриэль особо на этом настаивали. В доме повисло молчание. И продолжало бы сохраняться и дальше, если бы Фриск не выпалила громко и чётко: «Блять», — после чего с укором посмотрела в сторону самой холодной ауры, которая стояла рядом с ней. Санс же закрыл глаза рукой, понимая, что поспать ему дадут ещё нескоро.